Текст книги "Женщина мира"

Автор книги: Владимир Псарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Пока Настя перебирала в голове все факты, машина уже подъехала к аэропорту и готова была её оставить на произвол судьбы. Влад обещал не спать, чтобы проконтролировать процесс. В Питере на два часа меньше, значит, это вполне себе правда.

Дверь никак не хотела открываться. Таксист вышел и открыл её снаружи. Настя поблагодарила, попросила открыть сразу багажник. Сумка тяжело опустилась на снег. Дальше катим. Пришла СМС о списании за поездку. Да, накапало немало. Через парковку пройти было проще, затем начались бордюры.

Старый терминал в Баландино был совсем маленький, и рейсов он больше почти не принимал. Такие комплексы растыканы по всей стране от Курска до Хабаровска, и постепенно вытесняются современными стеклянными геометрическими фигурами. Рейс в Санкт-Петербург выполнялся именно из нового терминала, который только-только запустили в работу. Он оказался большим, и на практике поверг Настю в шок. С досмотром на входе проблем не возникло, но дальше началось замешательство. Большие табло висели везде, и трудно было определиться, какое именно нужно. А нужно было вспомнить номер рейса, поскольку в Питер вылетали несколько самолетов с разницей в 10 минут. Нашла. Теперь проще. Стойки регистрации известны, но где они? Подключив логику, Настя нащупала направление движения. Вот оно – именно то, что нужно. Предстояло отстоять небольшую очередь. Странно, ведь регистрация шла уже час, а это значит, что многие должны были её пройти. Ничего, несколько минут не решат. Постепенно приходило осознание того, что она воочию сможет увидеть всё, что до этого рассматривала исключительно в Интернете. И приятным бонусом было интересное общество. Во всяком случае, так ей казалось, а во Владе она и не сомневалась.

Наконец очередь дошла и до неё. Женщина за стойкой вежливо попросила паспорт и уточнила пункт назначения. Санкт-Петербург, посадка через полчаса, всё верно. Багаж на ленту – вес в норме. На руки Настя получила свежий талончик, который понесла как президентский адрес, внимательно рассматривая и радуясь ему, как ребёнок. А где находятся пресловутые "гейты"? По пути она остановила одну из сотрудниц зала, чтобы уточнить, куда идти на досмотр. Получив ответ, поднялась на второй этаж. Верхнюю одежду снять, все металлические предметы и электронику оставить в ящике. Несмотря на волнение, Настя прекрасно справилась. Её без проблем пропустили дальше. "Дюти Фри" не показался ей местом выдающимся ничем, кроме цен, и она ушла дальше, к самим выходам. Заранее, пробежав несколько раз туда и обратно, отыскала нужный. Теперь только ждать. По расписанию всего двадцать минут.

Настя занимала время, уткнувшись в телефон. Лента быстро пробегала перед глазами, но взгляд ни на чём не фокусировался. "В сети" почти никого не было – только пара знакомых с Дальнего Востока, и Настя продолжала вращать мир мякотью большого пальца. Фотографии тропических островов, кулинарные рецепты, новости моды. Информации было так много, что почти ничего не задерживалось в памяти дольше, чем на пару секунд. Одни картинки сменялись другими, факты аналитикой, а социальные страшилки забавными видеороликами.

Периодически Настя посматривала на табло в ожидании, когда объявят посадку на её рейс. Время уже приближалось, люди выстраивались в очередь перед выходом к теле-трапу. Настя поспешила занять своё место в этой веренице, чтобы не быть последней. Заглянула в билет. 11F. Что это значит? A, B, C, D, E, F. F. Место у окна? Первый полет и сразу у окна? Правда, кроме огней ничего не получится рассмотреть, но это её всё равно радовало. Тем более, там можно спокойно наклониться на стенку и поспать. А получится ли? Или волнение не отпустит? Минуты тянулись бесшовно, и запланированное время вылета уже прошло. Но ведь самолёт стоит здесь же. Вот он: бело-голубой красавец ловил на себе отсветы от панелей внешнего освещения терминала.

Наконец подошёл какой-то мужчина в форме и открыл двери. Началась проверка билетов. Мужчина быстро сканировал штрих-коды и отрывал корешки, возвращая оставшееся пассажиру. Подала свой билет и Настя, перед этим уточнив, правильную ли она очередь отстояла.

В салоне встретили приветливые стюардессы и указали направление движения. Испытываемый от пребывания на борту восторг был сравним с эмоциями от первого поцелуя.

Настя быстро отыскала своё место. Куртку сняла и уложила наверх. Другие пассажиры создавали неудобства, пытаясь пройти и не задерживаясь ни на секунду. Настя сразу решила забраться к окну, чтобы больше не толкаться и не создавать лишних помех. Пристегнулась, как и учили. Лететь чуть больше трёх часов, и вставать с места ей скорее всего уже не придётся.

Настя рассматривала лётное поле, которое через иллюминатор представилось совсем другим, нежели когда она смотрела на него через окна терминала. Самолёты стояли рядами вдоль эллингов в ожидании дальнего пути. По площадям ездили машины техобслуживания и доставки багажа.

Настя начала ёрзать в кресле от волнения. Пути назад уже не было, дальше надежда только на пилотов и их мастерство. Несмотря на то, что почти весь полёт проходит на автопилоте, от них многое зависело. Они контролировали весь процесс, готовили самолёт к перелёту, настраивали оборудование, выполняли взлёт и посадку, а это – самые сложные элементы.

Слева уселась какая-то китаянка, выводившая Настю из себя чрезмерной активностью, отличавшей всех азиатов от большинства европейцев, и громкими разговорами по телефону. Речь у китайцев интонационная, поэтому тихо говорить они не умеют. Но в чём заключалась причина таких неадекватных жестикуляций, Настя не знала.

Стюардессы, убедившись, что все пристёгнуты, провели плановый инструктаж. Показали, как пользоваться масками и где лежат спасательные жилеты. Настя задумалась о том, зачем они нужны, если полёт проходит над сушей и приводнение куда-либо крайне маловероятно. Но этого требовала процедура. Стройные молодые девушки напоминали роботов – настолько точны и отлажены были все их движения. Настя и сама была бы не против занять их место, но боялась постоянно рисковать своей жизнью.

Наконец все разошлись, свет в салоне был потушен. Пассажиров попросили приготовиться к взлёту и убедиться, что спинки сидений приведены в вертикальное положение.

Несколько минут самолёт ещё стоял на месте. Двигатели то взвывали, то затихали, и каждое изменение тональности пугало Настю. В какой-то момент большая металлическая махина качнулась и начала выруливать по дорожкам к полосе. Один поворот, другой поворот. Остановились. Снова тронулись, проехали немного, развернулись и опять остановились. На этот раз задержка продлилась дольше.

Двигатели загудели, разгоняясь на полную мощность. Настя сжалась, вцепившись рукой в правую ручку кресла. Самолёт взял резкий разгон, легонько подпрыгивая на мелких неровностях взлётно-посадочной полосы.

Настя почувствовала, что пространство смещается и её наклоняет назад. Ещё пара секунд, и салон полностью оторвало от земли. Она явственно ощутила невесомость. Что-то заскрежетало и словно ударилось об днище самолёта – это застегнулись шасси. Всё нормально, ей объясняли. Самолёт лёг на правое крыло. Настя закрыла глаза.

11.

Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Перед аудиторией толпилась большая группа студентов. Кто-то тихо стоял у стенки, что-то повторяя себе под нос, а кто-то оживлённо обсуждал содержание билетов с одногруппниками прямо перед дверьми. Были и те, кто больше не мог говорить об учебном материале, и развлекал себя разговорами на отвлечённые темы. Атмосфера студенческого коллектива в период сессии – самая особенная. Есть коллективы, в которых на волне постоянного стресса и хронического недосыпа развивается общая истерия. В других – люди наоборот объединяются перед лицом общей опасности.

Ася ходила от одного человека к другому, что-то уточняя, не стесняясь вклиниваться в чужие разговоры. «Ась, ну интернет что ли исчез? Ну в самом деле?» – после этой фразы она зацепила из толпы самого умного своего одногруппника, Сашу, чтобы сконцентрировать все свои проблемы в поле только его зрения. Последний был рад возможности самоутвердиться за счёт своих знаний перед девушкой, которая никогда не претендовала на звание самой умной среди одинаково, казалось бы, глупых. Они отошли к подоконнику, разложив по нему тетради.

Телефон мягко завибрировал в кармане халата. Ася удивилась, что Максим сам набрал ей.

– Да, дорогой, – дежурным тоном ответила она, словно дорогим он ей никогда и не был, и отошла от подоконника, похлопав Сашу по плечу в знак скорого возвращения.

На другом конце голос не менее дежурно спросил о делах.

– Да ничего, не волнуйся. До меня очередь ещё не скоро дойдёт. Ты как?

Асю, обычно разговорчивую и весёлую, эта беседа тяготила. Не было желания сейчас отвлекаться от проблемы. Человек заслуживает того, чего своим поведением добивается. Всё зависит от другого: насколько бессовестным окажется его партнёр в своей нерасторопности возвращения этого долга. Совесть Аси, следуя этой логике, просыпалась редко, но была неудержима в эти моменты, не позволяя любви прорваться через заслоны тёмных таможен внутренних предубеждений.

Ася, чувствуя, что желание закончить разговор, в целом, взаимно, пообещала Максиму перезвонить позже, чтобы отчитаться о результатах, даже не зная, захочет ли. Саша покорно дождался её, и, словно не прошло этих нескольких минут, продолжил свой рассказ ровно с того же самого слова, на котором остановился.

Ася ещё не знала, что всё закончится хорошо. Экзамен она сдаст, пусть и на тройку, которая её совсем не расстроит. Жизнь слишком многогранна, чтобы зацикливаться на такой мелочи. Можно подумать, что образование что-то гарантирует, а жизнь – это только бумажка и работа. Сколько спившихся и потерявшихся людей с высшим образованием, и сколько успешных и жизнерадостных людей без него? Но сейчас сердце, независимо от сознания, настойчиво колотилось, сбивая ровное дыхание.

12.

Санкт-Петербург, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Шасси коснулись бетона. Настя облегчённо выдохнула, расслабила плечи. Последние минуты полёта дались ей тяжело. Самолёт ложился то на правое, то на левое крыло, замедлялся, словно замирая в воздухе, даря ощущение приближающейся катастрофы. Уши закладывало, и чтобы избавиться от дискомфорта, приходилось часто зевать.

Настю приехали встречать все. Влад, Денис, Женя. Со всеми обнялась как со старыми друзьями. Уникальное коммуникативное действо, сближающее с первой минуты. Настя была уверена в том, что с плохими людьми Влад не стал бы водить такую близкую дружбу, а потому спокойно доверилась незнакомцам.

Влад по привычке забрал машину в каршеринге. Приготовил несколько красных купюр на случай, если их остановят сотрудники ГИБДД и заинтересуются запахом «перегара» в салоне. Обычная практика на просторах России, не дающая российскому гражданскому обществу вырасти над советской ментальностью. Влада это не сильно смущало, поскольку чувствовал он себя неплохо, но парни изначально советовали вызвать такси, чтобы, как выразился Денис, «не поднимать с пола срок».

По пути обсуждали, куда можно пойти вечером. Влад старался не отвлекаться, сконцентрировавшись на дороге. Через приоткрытое окно он стряхивал пепел, который нагорал быстрее от потоков свежего воздуха, чем он нечастых затяжек.

– Можно просто в центр, погулять, – от Дениса это звучало слишком тривиально. – Если бы было лето, можно было бы уехать в город на всю ночь, и бродить до первых поездов метро, а потом вернуться отсыпаться. Помните? А помнишь, Владос как мы на Сенную водку пить ездили, когда у нас закончилась?

– Денис, нужна конкретика. Прогуляться, конечно, можно, но давайте сразу определимся. Водку на Сенной пить и мочиться в Обводный канал как-то не к месту.

Настю забавляла непринуждённость общения. Она ощущала, сколько историй есть в загашнике у этих с виду простых ребят, едва разменявших третий десяток. Местами она пыталась включиться в разговор, и Влад учтиво просил других не перебивать девушку, чтобы помочь ей влиться в компанию. Нет ничего грустнее для человека, чем отсутствие ответной реакции окружающих, а потому Влад старательно выслушивал все её предложения и замечания.

– А вот Исакий где?

– Адмиралтейская. Самая глубокая, кстати. И Медный всадник там же.

– Там даже не видно вроде низа станции, когда спускаешься?

– Чушь. Там два эскалатора. Но в сумме очень глубоко. Сто метров примерно.

– Там есть кафе напротив, прямо с видом на собор, – напомнил засыпавший на переднем пассажирском Женя.

– Хочу! – уверенно отвечала Настя. – Мне нужна фотография такая. Круто же!? Влад, скажи, нужна?

– И мне тоже, – рассмеялся он в ответ.

Влад забронировал отель и уложил Настю спать. Она жаловалась на тяжесть в голове и заложенность в ушах, а лучшего способа уменьшить негативные последствия перелёта придумать было сложно. Впереди предстоял весь вечер. "Мансарда", улица Рубинштейна, "ахматовские Пять Углов". Сводить на Дворцовую площадь? Самому Владу это место казалось ушедшим в тираж, как и Красная площадь в Москве, которая когда-то не произвела на него никакого впечатления. Виды с открыток порой оказываются настолько безвкусными в жизни, что не вызывают желания прикоснуться к ним снова. То же и о людях.

Влад угрюмо курил в вытяжку, а Денис безуспешно пытался его развеселить. В конечном итоге, он сдался, махнул рукой, и взялся за Женю. Шла третья по счёту сигарета, но остановиться Влад уже не мог. Казалось, он совсем их не считает, а никотин его организм воспринимает как витамины. Сколько Женя его помнил, лицо Влада всегда было стянуто спазмом, а курение даже немного его освежило.

– Казённые?

– Что?

– Лёгкие-то казённые? Или у тебя их шесть?

***

Машины неслись по Невскому в обоих направлениях, размешивая влажный январский снег, тяжёлыми хлопьями осыпавшийся со свинцового поддона, которым был накрыт город. В сумерках он казался ещё страшнее, угрожая обрушиться на суетящихся под ним людей. Сорок шесть. Обувь мокла. Температура поднялась до нуля градусов, но если в Сибири ноль – это чудесно, то здесь, на Балтике, ветер и дождь насквозь пропитывали тебя болью и желанием спрятаться в ближайшем кафе.

Ориентиром служил шпиль Адмиралтейства, сиявший в любую погоду. От него налево вдоль сквера с фонтанами. "Мансарда" оказалась почти до отказа забита людьми, что нетипично для такого заведения. Все лучшие места были, конечно же, заняты. Вид собора был действительно хорош летом в ясную погоду, но не сейчас, поэтому биться за столик у окна не стали. Влад сразу обозначил Насте, что она может заказывать всё, что угодно, и не должна стесняться. В ответ она поинтересовалась, откуда у него на всё деньги.

– Я хочу, чтобы со мной здоровались. Пройдём.

Лампы жёлтого света оттеняли мягкие восточные черты лица девушки. Настя расчесала волосы, выразив надежду, что никто не заметил, как она выглядела до этого. Женя огорчил её, сделав комплимент.

Настя листала меню, мысленно возмущаясь тому, как чайник чая может стоить тысячу рублей.

– А это хоть в рублях?

– Ага, в белорусских.

Настя, заказав ризотто и овощной салат, выбирала что-нибудь мясное. Пока официанты несли блюда, Денис с Женей спустились покурить. Влад не пошёл, чтобы остаться наедине с ней и помочь ей выбрать вино. Но разговор как-то быстро пошёл не в направлении алкоголя. То ли свет так падал, то ли Питер так подбрасывал, но тянуло на душевные личные беседы

– Меня всё-таки очень волнует твоё состояние. Ты какой-то странный становишься, – Настя смотрела на Влада открытыми чистыми глазами, но слегка улыбаясь, чтобы замаскировать беспокойство, которое ей было от чего-то неловко показывать.

– Да как сказать, Насть. Я устал сопротивляться. Что меня поддерживает? Я устал радоваться за людей, которые не радуются за меня. Чувствую какую-то пропасть, какой-то барьер, понимаешь? Всегда. Даже с самыми близкими.

– Владик, я понимаю, а ты нет, – воодушевлённо объясняла ему Настя. – Нас понимает большинство, но мы не видим этого, и иногда настолько сконцентрированы на своём несчастье, что не хотим принимать поддержку или просто не видим её.

– Я знаю. У меня много есть. Но ужасающая пустота.

– Я сама такая. Но я отказалась от этих терзаний, и увидела мир вокруг.

Наивность, с которой это было сказано, растрогала Влада. Грех забавляться над чужими чувствами, но защитный механизм снова сработал как не надо.

– Что у вас с женой?

– НИ-ЧЕ-ГО, – по слогам процедил Влад.

– То есть как?

– Я её совсем не знаю. А она не хочет знать меня. Я прикасаюсь к ней, и думаю, что прикасаюсь к человеку, которого знал год назад, но вот именно её, ту, что передо мной прямо сейчас, я вижу впервые.

– А как Вы поженились тогда?

– К чему такие сложные вопросы?

– Может, удастся найти причину.

– Причину я знаю, Настя, и она меня не красит.

– А что же?

– Я не готов сейчас объясниться.

Настя продолжала сверлить его карими глазами. Глазами, полными любопытства, оттенённого презрением. То, что хранил в своей душе сидящий напротив мужчина, было ей недоступно.

– Но ведь причина не даёт тебе жить, – настаивала она. – Пойми, это только половина пути. Нужно идти дальше.

– Так это и страшно. И стыдно.

– А за что именно?

– Ты когда-нибудь видела, как любовница ставит свечи за жену своего любовника? А я видел, и мне даже не высказать, насколько дорога может быть цена простого секса.

– Девяносто процентов сердца?

– Да.

– Пойми, Владик, – она ласково взяла его за руку. – Я просто хочу тебе помочь. Хороший человек пропадает.

– Я понимаю, и вот именно поэтому я прошу не лезть так глубоко ко мне в душу. Я пока не готов дать ответы на все вопросы кому бы то ни было. При всём уважении, солнце.

Настя закивала и немного отодвинулась от Влада. Она словно физически ощутила эту границу, непреодолимый барьер, через который никто не мог переступить. Понять бы только, кто его так заботливо возвёл.

Официант принёс салат, а Влад из вина попросил что-нибудь испанского, просто наугад. Парни могли вернуться в любую секунду.

– Но когда-нибудь ты расскажешь про свою деструктивную религиозную секту?

– Пущу ли на просторы "внутренней Монголии"? Да. Я думаю, да.

13.

Новосибирск, Российская Федерация. 23 января 2020 года.

Где-то в вышине раздались хлопки. Белые полосы медленно расчертили небо и превратили глухую ночь в полдень. Всё, чего они касались, было обречено. Белый фосфор невозможно потушить, пока есть, чему гореть.

Люди вокруг бегали в ужасе, одежда тлела, мясо съедала химия. Вдох раскаленного воздуха вызывал ожоги легких. Здесь уже не было ни правых, ни виноватых. Никто уже не помнил, какую сторону конфликта занимал.

Могли ли все эти люди подумать, что свой последний танец станцуют здесь? И как это всё было связано с тем, что мама водила их за руку в первый класс, а девочка за соседней партой передавала записки? Как это было связано с первой сигаретой или последним звонком? Зачем их воспитывали, лечили и любили?

Олег почувствовал, как и его что-то обожгло. Кожа на руках стала растворяться, превращаясь в кровавую пылающую кашу. Голова потяжелела, и сознание отказывалось реагировать на боль. Не было истерики. Только отупление. Наступило принятие своей участи.

Олег резко проснулся. Это был сон? Это был всего лишь сон? Тогда почему такой яркий и своевременный? Душа горит или тлеет, разгораясь снова, до тех пор, пока не потухнет окончательно. Смирение приносит с собой смерть личности.

Что выводит вас из "мёртвых петель"? Вы верите в Бога? Вы верите в силу слова? Верите в то, что пришли в этот мир с какой-то миссией? Пусть даже самой тривиальной, но вашей личной? И можете ли сказать, что делаете хоть что-то, чтобы эту миссию выполнить, если видите её? Периодически, нас всех придавливает. Но природа и устоявшийся естественный миропорядок, как бы не чудилось обратное, не знают о вас. Зато знают стоящие за вами. И среди массы людей есть те, кто чувствительнее и слабее. Это не значит, что они хуже. Эти меланхолики, плавающие из одной депрессии в другую, нежные и любящие – нерв общества. Помогая им сохранить душу, вы сбережёте свою. Презрение к слабым и любовь только к весёлым и успешным выстилают вам дорогу в ад.

Предстоял ещё один серый рабочий день. Непроглядная тоска с первых секунд нависла над Олегом. Опохмелившись и выполнив все стандартные процедуры, он вышел из дома и направился к ларьку за сигаретами. Продавщица, подавая пачку, посоветовала зайти заглянуть в соседний за пивом. «Господи, неужели всё так плохо? А дело-то вам какое всем?», – вращал он возмущение в голове.

Синие вагоны неслись по сырым холодным тоннелям без устали, перевозя десятки тысяч людей ежедневно. Раньше Олегу очень нравилось рассматривать пассажиров, угадывать их истории и следить за их настроением. Сейчас они сливались в серую массу, в которой, за отсутствием души, рассматривать было нечего. Ему так казалось. Он сам стал частью этого бесконечного потока и понял о себе: это не индивидуальность, просто алкоголизм гармонично наложился на детские комплексы.

Коллеги в офисе встретили Олега странными взглядами, словно узнали что-то постыдное, которое он тщательно скрывал. Первым делом он налил себе воды из кулера, жадно выпил, немного облившись. Организм потребовал горячего. Пока начальник задерживался, можно было немного побездельничать. Взял пакетик гадкого растворимого кофе из общей коробки и одноразовый стаканчик. Высыпал, залил, занялся поиском ложечек. Картинка тряслась.

Олег продолжал ловить на себе взгляды коллег, но не решался спросить, в чём дело. Усевшись на своё место, он нехотя, вялым движением, включил компьютер. Мерцание дисплея утомляло и без того опухшие глаза. Даже корпоративный пароль он вспомнил не с первого раза, хотя вводил его почти каждый день на протяжении последнего года. Приходилось постоянно переводить взгляд на чашку с кофе или жалюзи на окне, чтобы не начало тошнить. Захотелось чего-нибудь съесть, чтобы перебить эту пустоту в желудке и дать организму силы бороться с интоксикацией. Отчего никогда не находилось времени на это утром?

Олег услышал, как открылась дверь, и чьи-то неторопливые тяжелые шаги. В помещение вошёл директор филиала, взрослый мужчина, под сорок, с уже отчетливо видневшейся залысиной и отвисшим животом, который он в шутку, банально и пошло, называл трудовой мозолью. Мозоль эта была предметом постоянных насмешек его подчиненных, еще не осознавших, что заработать здесь они смогут только её и головную боль с похмелья субботним утром.

– Олег Юрьевич, можно вас? – на ходу позвал мужчина.

– Да, конечно, – зевая и радуясь тому, что хоть несколько минут еще не придется смотреть на эту проклятую таблицу, промычал Олег.

Встал, пошатнувшись, побрёл вслед за своим повелителем, по пути выбросив стаканчик в общий бак и закинув под губу жвачку. С ужасом обнаружил, насколько много их там уже было. "Какой сегодня день недели? Чёрт, да какая разница?"

– Присаживайтесь. Прошу.

– Разрешаете? – Олег еле сдержал зевок.

– Олег Юрьевич. Я бы хотел вас кое о чём попросить.

– Я полностью ваш.

– Чудно. Вот, смотрите. У меня есть чистый лист бумаги, и даже ручку я для вас найду, – мужчина долго копался в ящике стола, не желая отдавать свою, инкрустированную и тяжёлую. – Вот, ага.

Олега сразу напряг такой ход разговора. Он уже представлял, о чём дальше может пойти речь.

– Я бы хотел, чтобы вы написали заявление по собственному желанию. Все мы давно понимаем, что вы не в состоянии выполнять свои обязанности.

– Почему же?

– Вы за последний месяц хоть что-то сдали вовремя?

Олег замялся, пытаясь привести хоть какой-то контраргумент. В голову ничего не приходило. Очень хотелось пить, есть и курить, и эта триада напрочь отбила у него все воспоминания.

– Вот видите. Я всё понимаю, у вас, быть может, тяжелый период, но поймите меня и вы. Нужно работать, а вы не можете взять себя в руки. Конечно, вы ещё две недели у нас потрудитесь, но это формальность. Так положено.

– Кем положено?

Через секунду Олег осознал всю глупость своего вопроса, которая читалась на лице его работодателя. Пятиться было некуда, и он признал свою неправоту.

– Да, я вас понял.

– Знаете, обычно люди просят оставить их, что-то обещают…

– А мне нечего обещать, – перебил Олег. – Я и себе ничего пообещать не могу, поэтому за остальных даже не берусь.

– И правильно! – нотка удовлетворения и капелька уважения чувствовались в голосе. – Правильно!

– Мне можно писать?

– Вы хозяин, – сказал действительный хозяин положения.

Олег долго выводил буквы на бумаге, периодически уточняя форму. В голове крутились мысли о будущем. День начался как обычно, и резко сменил вектор. Ужасно. Получается, коллеги что-то знали, раз так смотрели? А он – нет? Удивительно. Когда-нибудь, нам всем всё простят.

Заявление было окончено, подпись директора на нём незамедлительно поставлена.

– Я свободен?

– Можете занять своё рабочее место. Ещё две недели оно ваше.

– И на этом спасибо, конечно, – простонал Олег, тяжело поднимаясь со стула.

Всё это время он пытался поменьше дышать, чтобы не генерировать испарения этанола. Жвачка не могла полностью исправить положения, поскольку источались они через лёгкие. "И почему же мне снова до сих пор не всё равно?" – подумал Олег, выдохнув, выйдя из кабинета.

Мысленно он уже собирал вещи. Правда, эта информация не успела утрястись, как-то упорядочиться в голове. Он смотрел на других сотрудников, многие из которых сразу же отворачивались, как только ловили его взгляд. Значит, всё прекрасно знали. Вот они, предатели в чёрных плащах. Будут продолжать получать свои тридцать тысяч. Змеи.

Олег мешком опустился в своё кресло, откинулся, уперев голову в ладонь. Нужно было думать, как жить дальше. С одной стороны, такой поворот событий даже обрадовал его. Он жутко устал от всего. Последние резервы были высосаны. Ходить на работу мешали экзистенциальный кризис, так несвоевременно ставший его родителем, и запои. Но даже на последние нужны были деньги, а они обещали скоро закончиться. Про квартиру и говорить нечего. До конца месяца оплачено, а дальше? Что-то заплатят за выход, и может удастся наскрести на следующий платёж. А что кушать? Вспомнились цены и на водку, так безжалостно взвинченные государством. Если Господь хочет наказать, то он лишает разума, а дальше тянутся другие проблемы. Но Олег в глубине души верил, что его снова к нему подключат. Хотя бы витой парой.

14.

Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Аня долго рассматривала узоры на стекле, как в детстве. Как и раньше, они казались ей неповторимыми, уникальными, существующими здесь и сейчас, а на завтра исчезающими навсегда. Руки грела большая кружка с какао, а душу – надежда, что Вадим скоро вернётся.

Детские обиды у взрослых произрастают из детских комплексов, вовремя не закрытых их воспитателями. К ним присоединяются ежедневный стресс и синдром жертвы, требующей спасения или хотя бы поддержки, даже в ситуациях, являющихся абсолютно бытовыми. Многие комплексы не находят выхода в проявлении любви и почти никогда в её принятии, продолжая расти и заполняя в душе отведённое для всех эмоций пространство. Человек воспринимает мир через их призму, каждый раз подгоняет трактовку обстоятельств в драматическое русло и играет на износ. Его легко задеть плохим словом, но почти невозможно добрым, поскольку последнее не вяжется с образом грустного клоуна.

Вадим ушёл уже очень давно, и за это время Аня так и не решилась ему позвонить, понимая, что спровоцирует ассиметричную ответную реакцию. Солнце медленно закатывалось за дома, играя на снегу и на стёклах последними красками. За первой кружкой какао пошла вторая. Грудь сильно сжимало необъяснимое чувство, и только горячее на несколько секунд помогало расслабиться, согревая пищевод.

Присела. Когда комната практически погрузилась во мрак, Аня не спешила зажигать свет. Темнота в этот момент очень точно гармонировала с её опустошённым состоянием, служила фоном для драмы, разыгрывающейся в душе. И чем темнее становилось, тем сильнее она погружалась в себя. Было слышно движение воды по трубам и пульсацию сердца в висках.

Ключ в двери звонко провернулся, раздался скрип тяжёлых петель и на пол легла слабая полоска света. Аня хорошо слышала, как шелестит куртка, но даже не повела ухом, словно поймала настоящий непробиваемый «дзен». Она искренне не хотела шевелиться и нарушать установившееся равновесие. Путешествие по внутренним степям оказалось столь увлекательным, что даже голос любимого не заставил её обернуться. Это была не обида. Это был «дзен».

– Анюта?! Ты не слышишь меня? Аня, я вижу тебя. Аня, – тянул слова Вадим.

Только когда её имя прозвучало в шестой раз, Аня повернула голову и чуть влажными глазами посмотрела на Вадима.

– Ты не слышала меня?

– Нет, слышала, – спокойно ответила Аня. – Просто.

– Что «просто»? Анюта, я тут подумал, – Вадим вешал куртку на «плечики», чтобы убрать в шкаф.

– Что?

– Я подумал, – повторил Вадим, – что у меня ведь отпуск в марте. Давай съездим куда-нибудь. Например, в Калининград. А почему нет? Через Питер, а?

Вадим присел на «корточки» перед Аней, положил руки ей на колени. Его заискивающий добрый взгляд выдавал раскаяние, но извиняться он начал с откупа, а не с самых простых и важных для любящего сердца слов.

– А в Калининграде есть море? – робко спросила Аня.

– Конечно! Правда, Балтийское, и март – это не сезон. Вот в мае бы… Ну в общем! Ты согласна? – Вадим сам был очень воодушевлён этой идеей. – Ты ведь так хотела съездить, развеяться.

– Я никогда не видела море.

– Вот видишь! В марте в Калининграде уже тепло, начинают цвести сады. Нужно только даты уточнить.

Вадим положил голову на колени своей девушки и медленно начал поглаживать её обнажённые бёдра.

– Вадик, ну ты чего?

– Прости меня. Прости меня, пожалуйста, Анечка.

– Ну перестань, – отрезала она, проведя рукой по его волосам.

– Нам иногда так сложно вместе. Я, знаешь, что думал, когда сегодня бродил?

– А где ты был-то?

– Да… Я думал, что мне страшно жить с тобой, но и страшно тебя потерять.