Текст книги "Дорогой дальнею (СИ)"

Автор книги: Владимир Прудков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Скоро очередная получка. Пашка пойдет и распишется в пустой графе. С ним-то самим начальство давно разобралось. За пропавшую корову высчитывают. Конечно, у него и раньше рыльце в пуху было. То мешок комбикорма стащит, то фонарь со столба для освещения собственного двора. Однако насчет уведенной коровы божится, что не причастен. И похоже на правду. Иначе бы давно мясом угостил. Но тогда возникает вопрос: кто его в ту ночь напоил и корову с фермы увел? Когда Иван видел в конторе хитрую, лисью физиономию заведующего Пашкиной фермы, интересная мысль приходила ему в голову. Обычно с дефицитом зарплаты разруливали тем, что сдавали на мясокомбинат часть коров, – это все знали. Так, может, и ту буренку, которая пропала при Пашкином дежурстве, тоже втихаря сдали? Теперь можно предположить, что дальше будет. Когда у Пашки вычеты закончатся, еще одна корова пропадет. А он так и будет всю жизнь задарма вкалывать.

– Что, Паша, пропащую корову до сих пор не нашли?

– Ни рожек, ни ножек, – подтвердил Тютюнник. – На этот раз наш детектив бессилен.

«А ведь раньше всё раскапывал, – подумал Иван. – То-то и оно».

И, видимо, сам черт дернул его сцепиться в поединке с «детективом» Замаевым...

12. Процветание тоже переживем.

Дожди кончились, но было еще сыро, чтобы выезжать в поле. Солнце пока редко выглядывало из-за темных туч. Иван занимался ремонтом до трех часов без перерыва и потом отправился домой. Галина встретила его во дворе. По её виду понял, что опять что-то стряслось.

– Ну что еще? – с настороженностью спросил.

– Участковый заезжал. Тебя спрашивал. Ожидал дома застать, в обед. А ты не пришел. И он сказал, чтоб ты сам к нему зашел... Ой, как он меня напугал! Я ж на огороде была. Потом че-то домой побежала. Дверь открываю, а навстречу мне – шасть! – фигура. У меня сердце обмерло. Я ведь не сразу поняла, что это он. Почему вы такие безалаберные, говорит. Хату не запираете. Опять стащут что-нибудь, а мне ищи. Так, я ему говорю, мы сроду не запирали...

– Сколько в доме он пробыл? – перебил Иван, неприятно ошарашенный этим визитом.

– А я у него спрашивала? Слышала, как машина подъехала, но не обратила внимания. Думала не к нам. Минут пять, может, дожидался, пока я появлюсь...

«Ага, за эти пять минут, он все мог осмотреть, и даже, при желании, несанкционированный обыск провести», – Иван обратил внимание, что дверь в амбар распахнута, и со двора видно, что в ларях – зерно.

– А в амбар дверь кто открыл? Не он ли?

– Вроде я. Курам зерно брала.

– Так он или ты?! – рявкнул Иван.

– Ну, что ты прикопался? – до слез обиделась Галина.

– А то, что он полностью выведал, что у нас есть.

– Зачем? – спросила она другим тоном, почувствовав себя виноватой.

– На случай конфискации имущества, – пробурчал Иван.

Он, правда, тут же придержал себя в своих устрашающих предположениях. Нечего жену пугать, она и так испуганная. Но и сам в безвестности долго не смог усидеть. Умылся, побрился, надел свой новый свитер, с изображением Че Гевары, бородатого революционера, и пошел узнавать, что участковому надо.

Замаев был свой, родился здесь. За глаза его звали Ленчиком. Он учился заочно по «целевому направлению». Иван знал, что это такое. Когда Елена поступала в университет, она сказала: «Не худо бы, папа, получить целевое направление, как у Ленчика. Тогда точно поступлю». Ну, что не сделаешь для дочери. Вопрос надо было решать в райцентре. Он ездил туда, безрезультатно шастал по кабинетам, пока в коридоре к нему не подошел некто серый, безликий, которого и через час не опознаешь, и шепнул: «Цена вопроса тридцать тыщ». Не было у Ивана таких денег. Он вернулся домой и сказал дочери: «Иди-ка ты лучше в педучилище». Но она настырная оказалась. Поступила в университет и без «целевого направления».

Пока у Ленчика на погонах были только две звездочки, но он уже имел свой кабинет в здании сельской администрации. Туда и пошел Иван. Однако еще ближе был дом, где проживал участковый. Может, сидит дома?

Новые железные ворота, за которыми ничего не видно. Иван постучал кулаком. Нет, дома оказалась только жена Ленчика. Вышла – молодая, красивая, с ребенком на руках. Ребенок исследовал мамино лицо. То за нос схватит пухлой ручонкой, то за ухо, а потом запустил руку и пониже, за расстегнутую кофточку. Она и не заметила, что он залез в заповедное место. На молодую Галку похожа – не лицом, а поведением. Для нее дети – всё. И, родивши, все силы, желания, намерения на них переключала.

– Нет, Леня еще не приходил, – ответила на вопрос. – Он поздно приходит.

– Ну, извините.

В сельсовете – ладном одноэтажном доме, огороженном зеленым штакетником – Замаева тоже не было. Иван на всякий случай подергал дверь кабинета – заперта. В коридор вышел Лев Андреич, глава администрации, и пригласил к себе:

– А, Иван Михалыч! Заходи, я как раз чаю наладил.

Не хотелось Ивану пить чаю, но не отказался от приглашения. Польстило, что привечают. Стало быть, пока действует характеристика первого, положительного, толка.

Лев Андреич был приветлив и улыбался. На его столе – новенький компьютер. Над столом портрет президента, а на противоположной стене какая-то картина религиозного содержания. Раньше Лев Андреич был всем известен, как атеист номер один. Попов люто не признавал, называл их опием для народа. И верующих гонял только так, с остервенением. Мать-покойница, царствие ей небесное, натерпелась. А сейчас, когда веру объявили нужным праведным делом, Лев Андреич в первых рядах среди верующих. В церковь, возведенную в райцентре, ездит. Раньше из общества «Знание» лекторов заказывал, которые атеизму просвещали, а нынче со священником дружбу наладил. Один раз тот на собственной тачке к нему в гости приезжал. Иван сам видел, как во дворе у Горячева батюшка сдувал пылинки со своей «Мазды» полой рясы. Те лекции, которые читали раньше, были в деревне с обязательным посещением. Как бы теперь обязательное посещение не ввели и для церковных проповедей.

– Ну, садись, Иван Михалыч, – наливая в кружки чай, сказал глава. – Рад случаю поздравить тебя!

– С чем? – настороженно спросил Иван.

– Ну как же, как же. Ты победитель уборочной страды. Номинант «Дон-1500». Я потом еще официально тебя поздравлю, на нашем сельском празднике в клубе, – Лев Андреич вытянул руку и ткнул пальцем в клавишу. – Я сейчас новую технику осваиваю. Доклад на ней выстукиваю.

Иван хлебнул чая и спросил:

– А вам не зазорно этой штуковиной пользоваться? Вы ведь теперь верующий.

– А кому, как не богу было угодно, чтобы люди эту штуковину выдумали, – легко отпарировал Лев Андреич. – Все с его, божьего позволения.

– Вы тем же богом мою мать попрекали, – не сдержался, напомнил Иван.

– Так я покаялся, – сказал Лев Андреич. С улыбкой сказал, легко, сразу видно, что не злопамятный: не помнит зла, которое причиняет другим. – То было мое великое заблуждение, которое мне навязали. Вообще, если припомнить, в жуткие времена мы жили. Нами крутили, как хотели. Сейчас мы живем в свободном обществе, во что хотим, в то и верим. Инициативу проявляем, увлечены, заинтересованы. И это дает свои плоды. Смотри, как экономика в гору пошла. Наступила пора устойчивости и стабилизации, а там и до процветания рукой подать... Я это красной нитью в своем докладе проведу.

– Да уж, – поддакнул Иван. – Развитой социализм мы пережили, бандитский капитализм тоже и процветание, дай бог, переживем.

Улыбка стерлась с лица Льва Андреича, брови сдвинулись в недоумении. Он погрозил Ивану пальцем и сказал, переходя на вы:

– Нахожу ваше высказывание неуместным.

– Да чем же оно вас так зацепило, Лев Андреич?

– Я давно слышал, что вы много лишнего болтаете. Но полагал, что теперь, вышедши в номинанты, стали благоразумнее в своих высказываниях. Однако теперь вижу, что вас по-прежнему не в ту степь тянет. Каким-то атаманом всем грозите. Уж не Стенькой ли Разиным? – Он перевел взгляд на свитер. – Одного разбойника на грудь нацепил, а другим пугаешь?

– Да вас рази запугаешь, – уважительно сказал Иван.

– Манифесты пишете? – продолжал наступать Лев Андреич. – И куда это вы с ним намерены обратиться? К районным властям?

Иван тоскливо подумал: «И про манифест уже донесли».

– Да уж что там к районным... Поднимайте выше!

– В область?

– В Государственную Думу, – ляпнул Иван.

В их разговоре наступила длительная пауза. Льву Андреевичу, похоже, стало плохо – судя по побледневшему лицу и моргающим глазам. Чем бы кончилось – неизвестно, но тут дверь кабинета приоткрылась, и заглянул участковый.

– А, ты здесь? – сказал он Ивану. – Зайди в мой кабинет.

В кабинете Ленчик по-хозяйски повесил на плечики китель. Иван ждал, боялся торопить.

– Я по поводу твоего заявления.

– Тю. Я уже забыл, – Иван вспомнил заявление, которое написал месяца два назад. По правде сказать, он и в самом деле забыл про кражу «Москвича». – Ну и че, нашли мою лайбу?

– Нашли.

– И где?

– В леску, с дальней стороны свалки. Правда, от него одна рама осталась.

– И на том спасибо, – усмехнулся Иван. – А кто угнал-то?

– А сам не догадываешься? – Ленчик насмешливо посмотрел на него.

– Без понятия.

– Ну, прикинь. Никто ничего не видел, не слышал. Так не бывает. Я сразу предположил, что кто-то из твоих же. Ну ты, естественно, отпадаешь. Остается единственная кандидатура.

– Ванька? – выдохнул Иван.

– Да. Я его вызывал на рандеву. И в два счета расколол. Разумеется, он не один действовал, а с сообщниками. И вот тут погорячее. Его дружкам-то уже по четырнадцать. Вполне подросли до того возраста, когда в колонию можно отправлять. «Бизнесмены», черт их подери! Медные провода, алюминивые фляги – все, что плохо лежит, тащут.

– И мой с ними?

– Разберусь. Но машину увел он. «Сообщники» за дорогой дожидались. Покатались вволю, пока бензин не кончился, и бросили. Твой сын не хочет выдавать своих дружков. Может, боится их. Прямо, как партизан держится. Ни выпороть, ни задержать его, я не имею права...

– Ну уж я-то его выпорю. Мне разрешения не надо.

– И вот еще что, – закончил Ленчик. – Когда я выехал в лесок удостовериться, твой дружок Тютюнник как раз последнее колесо откручивал.

Тут Иван пошел в разнос.

– Ну, а чего ж ты, такой расторопный да сметливый, до сих пор не можешь вычислить, кто у Пашки корову увел? Может, тебе свою версию подкинуть?

– Не твоего ума дело!.. Кстати, откуда у него зерно появилось? Не подскажешь? Ведь никому еще не выдавали.

Обоим все стало ясно. Постояли друг против друга, как быки перед свадебным сражением, и на том закончили разговор. Иван повернулся и пошел к выходу. Ленчик окликнул.

– С заявлением твоим что будем делать? – Он пододвинул к краю стола лист бумаги с заявлением. – Крутить дальше или как?

Иван взял бумажку и смял в кулаке. Так с ней и вышел, не зная, куда бросить.

У палисадника администрации стоял «Жигуль» седьмой модели. На нем курсировал участковый. Как раз такая машина, какую ему, Ивану, герою жатвы, должны вручить за участие в номинации «ДОН-1500».

Он спорым шагом направился к дому. Заглянул в сарай, в летние постройки, на огород. Ваньки нигде не было. Но кругом все вычищено, прибрано, чуть ли не вылизано. Это взбесило еще больше. «Вот и вся причина его сознательности».

– Где Ванька? – спросил у Галины.

– К бабушке и дедушке ушел. С ночевой отпросился. А ты че на него такой сердитый? Из-за того, что он с сыном Льва Андреича подрался?

Час от часу не легче. Нашел с кем драться. Скверно это. И вообще все скверно. Насчет городских событий неясно. И Пашка, друг, свиньей оказался. А главное, сын. Показное его старание; из чувства вины выслуживался.

Иван поиграл желваками. Галина посмотрела на него и попросила: «Ты уж Ваньку сильно не бей, когда он появится». И эта смиренная просьба его утихомирила. «Что это я так распалился?» – спросил себя. Сам виноват. Педагог хреновый. Не сумел, как говорит Тютюнник, морально сориентировать сына. Не вдолбил, что можно красть, а чего нельзя. Кому можно в морду дать, а кому нет. Жизнь подкидывает много вопросов, в которых не только ребенок, но и сам запутываешься...

13. И что у нас с лицензией на воровство?

Далеко упрятали подсолнечное поле. Снег стал гуще, дорога мокрее и хуже. За окошком и в самой машине темнее. Бросят, наверно, этот остаток поля, погода не даст убрать. Возможно и комбайн останется в поле до весны железным памятником.

– Костя, а кто тебе приказание передал, чтоб ты за мной ехал?

– Никто не передавал. Сам Петрович вызвал и распорядился.

– А в кабинете у него кто-нибудь сидел? – Иван замер, ожидая ответа. Сейчас он все-таки «расколет» Костю.

– Двое незнакомых сидели.

– Какие они из себя?! – тотчас спросил Иван.

– Обыкновенные.

Не хочет, жучара, говорить. Растрепался тогда насчет директора, а сейчас закрыл поддувало. Боится, как бы лишнего не ляпнуть.

– Что значит «обыкновенные»? – продолжал допытываться Иван. – Неужели никаких особенностей?

– Ну, один покрупнее, а другой помельче.

«Может, с газеты или даже с телевидения?» – тоскливо предположил Иван, вспоминая, что когда-то раньше, когда колхоз гремел по области, к ним приезжали. Веселые были ребята, общительные. И машина у них своя, заметная, с надписью на весь бок. Правда, тогда не он был героем их репортажей. Но один раз в кадр все-таки случайно попал.

– Они не велели, чтоб я сразу домой заехал?

– Это еще зачем?

– Ну, чтоб побрился, оделся поприличнее, галстук повязал... Или, может, наказывали, чтоб я речь, пока едем, загодя подготовил?

– Какую еще речь? Кому она нужна, твоя речь!

– Хотя да, – согласился с ним Иван, вспомнив «репортаж» из дочкиной тетради. – Они и сами за меня, что надо, скажут и покажут.

Виртуально и параллельно, как говорит Катя. Хоть за штурвалом комбайна, хоть за перископом подводной лодки. Они все могут.

– Никуда она от тебя не денется, – пробурчал Костя, обрывая его мысли.

– Ты про что?

– Ну, про номинацию эту. «Дон – полторы тыщи» или как ее там. Сам же говорил, что не машина, так премия светит.

Ага, задело Костю за живое, и Иван решил раскорябать эту болячку. Может, еще что из него выудит.

– Премия, конечно, хорошо. Но я бы и не отказался, если б и репортаж обо мне сделали. У меня родственников-то много в разных местах, а письма писать недосуг. Вот и весточка была б им всем. Узнали бы, что жив Ванька Ходор! Вон люди в Москву ездят, на телепередачу «Поле чудес», чтобы с экрана привет соседу передать, который через плетень живет. Может, даже медаль мне вручат. А то я давно правительственных наград не получал.

– А что, у тебя разве есть? – скептически спросил Костя.

– Есть, а как же. Орден сутулого, медаль за трудовое усилие, а также за службу в рядах Советской Армии. Я ж в Афгане побывал. Награжден за оказанную интернациональную помощь.

– Все, прежние, отменили, – с видом знатока сказал Костя. – А интернациональная помощь щас называется оккупацией.

– Зато новые учредили. Умные мужики все-таки нами управляют. Спохватились, что люди разные. Одним, как тебе, премия больше нужна, а другим, может, почет и уважение.

– А ты чего добиваешься? – с неожиданным раздражением спросил Костя.

– А мне бы комплексно, – спокойно ответил Иван. – И от премии я б не отказался, и медаль не помешала бы. А еще ведь суперприз разыгрывают. Вообще, лафа. Ты ж молодой, здоровый, Я на твоем месте уже давно б баранку председательской «Волги» бросил и за штурвал комбайна пересел. Может, тоже бы в номинанты вышел. А интересно, что нам, номинантам, в качестве суперприза предложат?.. Случаем, не слышал?

– Не слышал, – проворчал Костя.

Допек он водителя, примолк тот, фыркнув напоследок. Но и сам притих. Как не пыжился, не смешно вышло. Мысли всякие лезут. Может, дошли уже слухи о последних его «выступлениях» до личного секунданта. То бишь до Петровича. Тогда будет тебе суперприз. Уже сейчас неясно, продолжает ли председатель бороться за своего «боксера» в высших спортивных сферах. И, главный вопрос, что там с лицензией на воровство? Не отзовет ли Петрович ее?.. Может, уже отозвал. Жаль, что в письменном виде лицензию не выдают. И время действия не проставляют. Все как-то определеннее было бы.

В прошлом году они совсем без зерна остались. Залезли в какие-то непонятные долги и по осени рассчитывались. Мимо тока машины с зерном шли. На собрании Петрович речь держал перед колхозниками, то бишь акционерами, что так и надо, без вариантов. А то налоговая приедет и за долги всё опишет и арестует. Кто знает, вдруг и в этом году все повторится. Так что с машиной зерна он, Иван, вовремя подсуетился. Ну, а насчет суперприза... что ж, сам, что мог, сделал, выложился полностью. Дело теперь за Петровичем. Пусть он с той же настойчивостью, как «на зеро», на него ставит. Давай, Петрович! Расстарайся, выдай характеристику не хуже, чем на Геббельса!..

Иван примолк. Нечего себя под Геббельса чистить. Однако, растревожив себя, не смог долго сидеть в бездействии. И чуть ли не взмолившись, вновь обратился к водителю:

– Костя, хоть в чем они одеты, эти незнакомцы, ты можешь сказать?

– В плащах.

– В каких плащах?

– В одинаковых. В темных.

– А обувь какая на них? Тоже одинаковая? А головные уборы? Шляпы или что на них? – спросил и замер, ожидая ответа. Сейчас Костя скажет, что они в фуражках с красными околышами.

Но Костя ничего не ответил. «Нет, если менты, то, поди, Костя сразу бы их вычислил», – осадил себя Иван. Хотя и тут не все ясно. Бывает, что милиция на свои операции в штатском выезжает. А если против террористов или вооруженных бандюг, то в бронежилетах и в масках. Но он такой чести, конечно, не удостоится. «А может, Костя специально скрывает? Может, приказали не болтать языком?!»

– Наш участковый их не сопровождал? Не крутился там? – задал еще один наводящий вопрос.

– Ленчик-то? – как бы припоминая, переспросил Костя. – Он же у нас, как Фигаро. Фигаро здесь, Фигаро там. Он всегда и везде крутится.

Опять уклонился от точного ответа. И тогда Иван спросил в лоб:

– А на какой машине эти двое в штатском приехали?

Вот он, момент истины. Если Косте и приказали молчать, сейчас раскрутит. Не удастся ему отмолчаться. Но Костя выкрутился очень простым ответом.

– Там, у конторы, много машин стояло.

Ну, это как водится. У всех «ведущих специалистов» служебные машины. Газики, «Нивы» и прочие. У завскладом своя, «Волга» последней модели. Говорит, удачно вложил ваучер. Иван тоже сейчас член акционерного общества. И ежегодно получает дивиденды. Как-то они с Пашкой Тютюнником подсчитали, что если дивиденды никуда не тратить, а откладывать, то «Волгу» на них все-таки можно купить. За триста лет набежит. Пашка, вместе с ним получавший дивиденды, сказал: «Стимулирует к долгой жизни». Вот завскладом удачнее вложил свой ваучер. Ему не пришлось триста лет ждать. Однако не поделился тайной, мафиози, в какое акционерное общество влез.

14. Армянин Рубик и монгол Чингисхан.

Выбрались на асфальт. В трех километрах справа шоссе вливается в федеральную магистраль, по которой Иван ездил в город, а слева ... слева, не доезжая колхоза, еще будет с километр самого гиблого незаасфальтированного участка. Асфальт здесь укладывали два десятка лет назад. Несколько сезонов трудилась бригада заезжих армян-колымщиков. Они сами и асфальтный заводик соорудили. Кустарный, незавидный, но их трудами до сих пор народ пользуется. Иван был знаком с ними. Хорошие ребята, старательные, они и ему двор заасфальтировали. За бесплатно... ну, не совсем за бесплатно, за услугу. Но об этом и вспоминать зябко. За такую услугу в тюрьму могли намного раньше посадить. А началось всё с обыкновенного, с его стороны, любопытства. Он пошел заказывать асфальт на свой двор и разговорился с бригадиром, с Рубеном. Тот сам не работал, ходил в длиннополом вельветовом пальто и в кепи с громадным «аэродромом». Сейчас бы, конечно, его называли «менеджером».

И начал с искренней похвальбы.

– Вы хорошо работаете, настоящие специалисты.

– Какие мы специалисты, – скромно возразил Рубен. – Мои ребята такие же, как и вы, колхозники. Из наших, армянских кишлаков. Аршак только семь классов закончил. А Вардан до сих пор букварь изучает.

– Я вот удивляюсь, – признался Иван. – Мы б могли и сами все сделать, даже за половину того, что вы получаете. И рады были бы. Почему с нами договор не хотят заключать?

Рубен, прищурившись, посмотрел на него и тайну не выдал.

– Ладно, – сказал он, возвращаясь к деловой части разговора. – Заасфальтируем мы тебе двор. Без очереди. Ты даже копейку не будешь платить. Но окажи и мне услугу.

– Какую услугу?

– Деньги надо получить. Не бойся, не в вашей деревне. Даже не в вашем районе. Никто не будет знать... Ты же честный человек? – поинтересовался он. – Получишь, мне отдашь?

– Мне чужие не нужны.

– Ну, верю, честный. Это у тебя на портрете видно... Дай мне свой паспорт. Я на тебя получку выпишу.

– А че на своих не выписываешь?

– Через чур выходит, заинтересуются. Комиссия, момиссия... у вас чужие деньги любят считать.

Иван, соблазнившись на бесплатный асфальт, съездил в соседний район и получил по ведомости деньги. Действительно много. Очень много. Две таких получки – и можно новую машину покупать. Но, как и обещал, отдал Рубену. Бригадир его в той поездке сопровождал. Домой ехали на такси. По дороге заскочили в городской магазин, и Рубен набрал полную сумку всяких яств. И армянского коньяка в той хате, которую снимали южные братья, выпили. Иван заторопился домой.

– На, – сказал ему Рубен, передавая сумку с яствами (копчености, икра в баночках, дорогие конфеты). – Семью покормишь. Скажи, подарок от дяди Рубика.

Он вышел провожать на крыльцо и, наедине, разоткровеннившись, выдал свою тайну.

– Ты умный человек, но глупый совсем, – сказал он. – Вот слушай, как мы делаем. Я захожу к начальнику. Говорю с ним один на один. Он говорит: смета такая. А я ему говорю: делай смету в два раза больше. Половина денег тебе пойдет, половина мне. И не было еще начальника, который не согласился бы.

– Ну, а если я зайду с таким же предложением к начальнику?

– Он же не самоубивец. Ты – русский, напьешься и всем начнешь хвастать, какие большие деньги получил.

Рубен сдержал свое слово, армяне классно двор заасфальтировали. До сих пор – ровный и гладкий. Оно понятно, старались армянские крестьяне, в поте лица работали. А разговоров-то сколько про них было. Даже, помнится, весной старики после их приезда по-юннатски оживлялись: «Грачи прилетели». А деревенские девки, которым не хватало местных женихов, к зиме ходили обрюхаченные и деловитые, как квочки. Да и сейчас в клубе можно встретить чернявых, горбоносых парней с русскими именами. Первая красавица в деревне, черноглазая Оксана, удачно сочетавшая в себе лучшее от мамки и папки, в позапрошлом году отметила свое четырнадцатилетие и подалась на какой-то конкурс красоты. Про нее долго не было слышно, но теперь, говорят, всплыла где-то в Японии и пользуется большим успехом у тамошних ценителей прекрасного. Стоп! Из головы вылетело! Кате через две недели будет четырнадцать. И тоже не дурна собой. Попросила денег на фотографию для паспорта. А вдруг она в паспорте Анжелкой запишется? И куда-нибудь подастся. Не в Японию, так в этот самый, Манхеттен, в котором хочет делиться секретами с какой-то оторвой. Господи, спаси и помилуй!..

Вот он, этот незаасфальтированный участок. Как бы в придорожную канаву не съехать. Там и утонуть можно. Костя заранее напрягся и сморщился. Выругался по-итальянски:

– О, мама мия... И когда эту кишку заасфальтируют!

– Наверно, когда армяне опять к нам присоединятся, – выдал Иван.

В те, уже дальние годы, в связи с событиями тогдашних лет, раздором и войной, армяне срочно снялись, бросили свой заводик и больше не появлялись. Сейчас они в другой стране обитают. И вряд ли у них есть там что асфальтировать. Страна маленькая; наверно, всю Армению в два слоя покрыли, асфальтом и спермой.

– А че ж мы сами-то? – продолжал ворчать Костя, крутя баранку.

– А то ты не знаешь. Денег нету, а асфальт нынче дорогой, – Иван не смотря на непроходящее напряжение нашел в себе силы хохотнуть. – Разве если начать всей деревней федеральную трассу долбить.

Эту идею однажды выдал рационализатор Паша Тютюнник, уверяя, что федеральную трассу-то найдут чем залатать. Но никто не поддержал его почин. Многие посчитали – шутит. Да и ведь опасно. Гаишники днем и ночью караулят. Иван опять припомнил свою поездку в город; ехали мимо асфальтного завода, суперсовременного, купленного в Италии – это всем было известно, но его трубы не дымили. Понятно, почему: дорого, никто не заказывает. Оставалось только вздохнуть: «Эх, такие бабки отвалили, а все без толку». Впрочем, и это было понятно: значит, кому-то выгодно было этот сверхмодерновый завод приобрести.

Припомнился «менеджер» прошлых времен, горбоносый Рубен в вельветовом пальто. Тогда еще не знали таких слов – коррупция, откат, но сейчас-то Иван просвещенный и может заключить: в этом грехе и он замешен. Даже, можно сказать, пионер, один из первых коррупционеров. Пособник, по крайней мере. А ведь свой «откат», сумку с деликатесами он тогда до дому не донес. Походил мимо свалки, на которой сейчас гнили останки его «Москвича», и, вдруг осерчав, забросил сумку на кучу. Взлетела, напугавшись, стая ворон. Однако постоял, подумал и опять взял сумку. Не гоже такому добру пропадать. Завернул к неким Марфиным, которые жили еще хуже Тютюнника и оставил сумку на их крыльце. Было уже темно. Никто не заметил.

Тогда сошло с рук. Никто фактом получения им «агромадных» денег не заинтересовался. Но что было, то было. И ему ли других осуждать? Мама бы по этому поводу, точно, сказала: «Ты видишь сучок в глазе другого человека, а бревна в своем глазе не чувствуешь».

А тот асфальтный заводик на окраине деревни приказал долго жить. Специальная комиссия из района определила, что на нем работать нельзя. Сплошные нарушения норм труда и безопасности. Даже котел мог взорваться. Как же раньше работали-то? А бог его знает. На свой страх и риск. Да и вообще все это кустарщина, в наш атомный-то век. Нету уже того заводика. Котлован травой зарос, песок и гравий давно растащили. Котел и прочие железяки сдали на металлолом. Может, и его Ванька в той растащиловке участвовал. Денег на мороженое сынок уже давно не просит. С ранних лет свой «бизнес» имеет.

Костя судорожно крутит баранку туда-сюда... Темнеет. Когда-то давно Виталька Стеблов рассказывал занимательную историю. Он еще не был тогда директором школы, и они общались чаще. Так вот, история-то. Про Чингисхана. Будто выехал Чингисхан на вечернюю прогулку в степь, а там, в степи, ему какие-то люди не понравились. Он приказал им встать на колени. Сейчас, говорит, я за мечом съезжу и вернусь, головы вам отрублю. Съездил и отрубил. Они так и стояли на коленях, дожидаясь...

15. Все-таки застряли.

Уже на выходе из опасной зоны, в метре от асфальта, расслабился, съехал с колеи и передними колесами в сплошную жижу попал. Он безуспешно газовал, переключившись на заднюю передачу. Машину стаскивало вниз, в болото. Костя перестал газовать и откинулся на спинку сиденья. Иван вылез из УАЗика и осмотрелся. Без посторонней помощи не выбраться...

На дороге появился знакомый ЗИЛок. Ну, слава богу, Хохлов возвращается с добычей: наломал себе подсолнухов. Он выехал на асфальт и остановился, не заглушив мотора. Ничуть не удивился, что они тут застряли, только крикнул со своей кабинки: «Трос есть?». У Кости троса не оказалось. Хохлов недовольно матюкнулся, надел рабочие рукавицы и полез в кузов.

– Ну, а верхонки-то у тебя есть? – опять крикнул Косте, скидывая вниз толстый, заскорузлый трос.

Но и «верхонок» у Кости не оказалось.

– Аристократ, твою мать... – Суслопаров нашел вторые верхонки и сунул их Ивану, не обращаясь больше к Косте. Они вдвоем распутали и растянули трос.

Костя остался за рулем, газовать и выруливать. Самосвал, как пушинку, выдернул УАЗик из грязи и выволок на асфальт. Иван сам смотал трос, и, когда отдавал верхонки Суслопарову, тот вполголоса, но четко сказал ему:

– Ты держи хвост пистолетом. Если какие сомнения имеешь нащот "Ы", откинь. У меня все глухо – как в могиле.

Он спрятал трос, пнул по шине своего грузовика и, уверенный в себе на все сто, разоткровенничался:

– Ты думаешь, я только с тобой дело имел?.. – Ухмыльнулся. – Если наш колхоз развалится, у меня еще лет на пять вперед зерна хватит. Даже всемирный потоп случится, я не один год продержусь. На том стояли и стоять будем.

Он газанув, обдав гарью, и уехал.

Иван сел в Уазик. Теперь впереди никаких препятствий. Можно с чистой душой являться к карающему Чингисхану.

Проехали мимо первой скотофермы, давно заброшенной. Сняты ворота, выбиты окна, растащен шифер, покосились бетонные клюшки, завалились перекрытия, кучи хлама, а на одиночном бетонном столбе кто-то водрузил коровий череп с рогами. Вот, бывает в американских фильмах, которые часто сейчас идут по телевизору, показывают нашествия марсиан. Наверно, специально, за немалые деньги, сооружают декорации, чтобы продемонстрировать сокрушительную мощь марсианского оружия. Приехали бы американцы к ним – сэкономили бы. Не надо ничего придумывать и сооружать – готовая картина. Какая-то одичалая собака бежит навстречу, склонив голову. Чего это она – от деревни? Сумасшедшая, что ли? Или, наоборот, сильно умная?..

Из дайджестов Кати

На Севере област, близ п. Муромцево, осваиваем новое месторождение нефти. Предстоит большая работа по обустройству площадок. Разбужен край непуганых птиц. Но еще громче их в небе стрекочут вертолеты. В первозданной тайге, где до сих пор хозяйничали медведи, а сейчас инвесторы из Петролиум Ойл, неугасимо вспыхнут факела попутного газа. По трубам диаметром в метр потечет на Запад, на Восток и на Юг наше черное золото. И все мимо нас.

Во Дворце культуры большие предпраздничные хлопоты. На носу «День урожая». Пахнет свежеструганными досками и масляной краской, повешен новый занавес взамен старого, истлевшего. На эстраде спиваются сестры Филиповы. Ждем приезда хорошо известного нам по выступлениям прошлых лет клоуна... (какого? не поняла. На газете в этом месте пятно от машиного масла. Ниже пишут про Вл. Вольф. Жириновского. Но это, конечно, не он. Чёбы он к нам в райцентр приезжал?)

16. Призрак коммунизма бродит по деревне

Первая по пути деревенька. Его родная, он здесь родился и с родителями жил. Тут тоже всюду асфальт, сделанный армянами. Но уже поизносился – с выбоинами, с колдобинами. Ау, армяне, где вы? Приезжайте к нам, работа есть... Не откликаются армяне. Придется так, вихляя и колдыбаясь, катить к неизвестному.