Текст книги "История дипломатии. Том 2"

Автор книги: Владимир Потемкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Англо-русская борьба в Средней Азии в 70-х годах прошлого века наглядно иллюстрирует то положение, что «наступала» вовсе не одна Россия. В декабре 1873 г., через несколько месяцев после занятия Хивы русскими войсками, английский кабинет поручил британскому послу в Петербурге заявить царскому правительству, что завоевание Хивы угрожает добрым отношениям между Россией и Англией. Если соседние с Хивой туркменские племена попытаются искать спасения от русских на афганской территории, легко может возникнуть столкновение между русскими войсками и афганцами. Английский кабинет выражал надежду, что русское правительство не откажется признать независимость Афганистана одним из важнейших условий безопасности Британской Индии.

Горчаков заверил англичан, что Россия считает Афганистан лежащим вне сферы её влияния. Однако при этом было подчёркнуто, что русское правительство не признаёт и за Англией права на вмешательство в отношения между Россией и туркменами.

При дальнейших переговорах с Англией Горчаков указывал, что для устранения соперничества между Россией и Англией было бы желательно оставить между ними «промежуточный пояс», или буфер, который предохранил бы их от непосредственного соприкосновения. Таким буфером мог бы служить Афганистан; необходимо лишь, чтобы его независимость была признана обеими сторонами. Тут же русский канцлер подтверждал, что Россия не намерена дальше расширять свои владения в Средней Азии.

Британское правительство отказалось подтвердить признание независимости Афганистана. Оно заявило в октябре 1875 г., что сохраняет по отношению к этому государству полную свободу действий.

Ввиду такой позиции Англии, царь издал 17 февраля 1876 г. указ о присоединении к Российской империи Кокандского ханства. Россия, таким образом, сама воспользовалась «свободой действий» в отношении стран «промежуточного пояса». Англии было несравненно труднее добиться намеченных ею целей. В частности завоевание Афганистана наталкивалось на огромные природные препятствия. К тому же афганцы рассчитывали на поддержку России в своей борьбе за независимость. Эмир уже искал связей с русским правительством.

Своим отказом принять Берлинский меморандум Дизраэли завоевал господствующее влияние в турецкой столице, расстроил европейский «концерт» в Константинополе и поощрил Турцию на сопротивление требованиям трёх императоров.

Болгарское восстание и сербо-турецкая война. Тем временем на Балканах произошли новыесобытия. Почти одновременно с появлением Берлинского меморандума турки подавили восстание в Болгарии. Усмирения сопровождались дикими зверствами. В Филиппопольском санджаке в несколько дней черкесами и башибузуками (иррегулярной кавалерией Турции) было вырезано около 15 тысяч человек; убийства сопровождались пытками и всякого рода надругательствами.

Дизраэли старался как-нибудь затушевать турецкие зверства. Чтобы ещё больше подстрекнуть Порту к неуступчивости, он послал к проливам английский флот; британские корабли стали на якоре в Безикской бухте, неподалёку от входа в Дарданеллы.

Было ясно, что, имея поддержку Англии, Порта отклонит Берлинский меморандум. Невзирая на это, Горчаков всё-таки хотел вручить его Порте. Однако Андраши и Бисмарк уговорили его отказаться от этой мысли.

Между тем Сербия и Черногория уже готовились к вооружённому вмешательству в пользу славянских повстанцев. Представители России и Австрии в Белграде и Цетинье официально предостерегали против этого. Но там не придавали этим дипломатическим представлениям особого значения. Сербы были слишком уверены, что в случае, если Сербия и Черногория начнут войну, Россия, невзирая на официальные предостережения, не допустит их разгрома турками.

30 июня 1876 г. князь Милан объявил войну Турции. В Сербии находилось около 4 тысяч русских добровольцев, в том числе много офицеров, во главе с генералом Черняевым, который был назначен главнокомандующим сербской армией. Кроме того, из России притекала и денежная помощь. Русский царизм затевал опасную игру. Тайно поощряя и повстанцев и сербское правительство, он рисковал конфликтом с великими державами, к которому Россия не была подготовлена ни в военном, ни в финансовом отношении. Само царское правительство крайне опасалось такого конфликта и, тем не менее, вело политику, которая грозила втянуть его в серьёзные осложнения.

Объяснялась такая противоречивая политика шаткостью внутреннего положения правительства Александра II в годы аграрного кризиса, всё большего обнищания крестьянства и так называемого «дворянского оскудения». На этой основе рос дворянско-буржуазный либерализм и всё громче раздавались требования конституции. Усиливалось в стране и народническое движение. В таких условиях царское правительство надеялось внешними успехами укрепить свое положение внутри страны; с другой стороны, именно из-за шаткости своего положения оно боялось обнаружить слабость, отступив перед упорством турок. В конечном счёте мотивы внутренней политики взяли верх.

Рейхштадтское свидание. Сербо-турецкая война усилила опасность общеевропейского взрыва. Если бы победила Турция, вмешательство России стало бы неизбежным. При этом ей было бы не легко избегнуть конфликта с Австро-Венгрией. Если бы победила Сербия, это, вероятнее всего, вызвало бы развал Оттоманской империи. В этом случае вряд ли удалось бы предотвратить жестокую схватку великих держав из-за турецкого наследства. Политика царского правительства во второй половине 1876 г. пытается решить нелёгкую дипломатическую задачу: оказать поддержку балканским славянам, но при этом не столкнуться с Австро-Венгрией.

Первая попытка решить эту задачу после начала сербо-турецкой войны имела место при свидании Александра II и Горчакова с Францем-Иосифом и Андраши в Рейхштадтском замке, в Богемии, 8 июля 1876 г. В Рейхштадте не было подписано ни формальной конвенции, ни даже протокола. Итоги австро-русского сговора были записаны под диктовку Андраши русским послом в Вене, присутствовавшим в Рейхштадте; независимо от этого они были продиктованы Горчаковым кому-то из сопровождавших его чиновников. Эти две записи, никем не заверенные и притом в ряде пунктов расходившиеся друг с другом, являлись единственными документами, в которых закреплены были результаты рейхштадтского свидания. Согласно обеим записям, в Рейхштадте было условлено «в настоящий момент» придерживаться «принципа невмешательства». Если же обстановка потребует активных выступлений, решено было действовать по взаимной договорённости. В случае успеха турок обе державы «потребуют восстановления status quo в Сербии». «Что касается Боснии и Герцеговины, державы будут настаивать в Константинополе на том, чтобы они получили устройство, основанное на программе, изложенной в ноте Андраши и в Берлинском меморандуме». Было постановлено, что в случае победы сербов «державы не окажут содействия образованию большого славянского государства». Впрочем, под давлением России Андраши согласился на некоторое увеличение Сербии и Черногории. Сербия согласно горчаковской записи получала «некоторые части старой Сербии и Боснии», Черногория – всю Герцеговину и порт на Адриатическом море. По записи Андраши, Черногория получала лишь часть Герцеговины. «Остальная часть Боснии и Герцеговины должна быть аннексирована Австро-Венгрией». По русской же записи, Австрия имела право аннексировать только «турецкую Хорватию и некоторые пограничные с ней (т. е. с Австрией) части Боснии, согласно плану, который будет установлен впоследствии». О правах Австрии на Герцеговину в русской записи вообще ничего не упоминалось.

Россия получала согласие Австрии на возвращение юго-западной Бессарабии, отторгнутой у России в 1856 г., и на присоединение Батума.

В случае полного развала Европейской Турции Болгария и Румелия должны были, по русской версии, образовать независимые княжества, по австрийской записи, – автономные провинции Оттоманской империи; по австрийской версии, такой провинцией могла стать и Албания. Русская запись вовсе не упоминала об Албании. Эпир, Фессалию (по австрийской записи и Крит) предполагалось передать Греции. Наконец, «Константинополь… мог бы стать вольным городом».

Рейхштадтское соглашение таило в себе зародыши множества недоразумений и конфликтов.

В августе 1876 г., после того как сербы потерпели несколько поражений, Горчаков предложил Бисмарку взять на себя инициативу созыва международной конференции для выработки условий сербо-турецкого мира. Но Бисмарк вовсе не желал, чтобы России удалось без войны разыграть роль покровительницы славян. Наоборот, он очень хотел, чтобы Россия поглубже завязла в восточных делах. Поэтому Бисмарк отклонил предложение Горчакова. Он всячески провоцировал осложнения между Россией, с одной стороны, и Англией и Турцией – с другой.

Антитурецкая кампания в Англии. В это время обстоятельства вынудили Дизраэли несколько изменить свой внешнеполитический курс. В Англии были, наконец, оглашены сведения о турецких зверствах в Болгарии. Гладстон использовал «болгарские ужасы» как оружие для атаки против Дизраэли. Дело в том, что после Крымской войны Англия, как и Франция, неоднократно предоставляла Турции довольно значительные займы, на которых наживались крупные барыши. Займы выпускались из 5–6 % – на много выше среднего процента того времени – да ещё при 6–7 % комиссионных в пользу банкиров. Один из займов был выпущен по курсу 43,5 за 100. До 1875 г. турецкому правительству на таких условиях было одолжено около 200 миллионов фунтов, т. е. до 2 миллиардов рублей. Эти финансовые операции разоряли Турцию. В октябре 1875 г. разразилось её банкротство. Заинтересованные в турецких займах капиталистические круги Англии были встревожены и возмущены: они требовали от Дизраэли нажима на несостоятельного должника. Но Дизраэли оберегал Турцию: она нужна была ему как орудие против России. Такая политика Дизраэли вызывала крайнее раздражение кредиторов Турции. Гладстон дал им прекрасный материал для агитации. «Болгарские ужасы» стали одним из лозунгов кампании, направленной против Дизраэли.

Затруднительное положение правительства Дизраэли пришлось для России как нельзя более кстати. Русской дипломатии нужно было спасать Сербию. Оказалось, что с регулярной сербской армией туркам удалось справиться гораздо легче, чем с повстанцами в Боснии и Герцеговине. 26 августа 1876 г. князь Милан обратился к представителям держав в Белграде с просьбой о посредничестве для прекращения войны. Все державы ответили согласием. Английский посол в Константинополе передал Порте предложение держав предоставить Сербии перемирие сроком на один месяц и немедленно начать переговоры о мире. Турция сообщила о своём согласии. Однако при этом она выдвинула весьма жёсткие условия будущего мирного договора.

«Европейский концерт» под влиянием России отклонил турецкие требования. Дизраэли этому не мешал. 4 сентября в письмо к Дерби он развил свой собственный план ликвидации сербо-турецкой войны. Мир с Сербией и Черногорией заключается Турцией на основе status quo. Босния, Герцеговина и Болгария получают административную автономию. Дизраэли допускал оккупацию первых двух провинций Австро-Венгрией, а Болгарии – Россией. Наиболее интересной была заключительная часть его плана. «Константинополь с соответствующим округом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт… под защитой Англии»

Вскоре Дерби официально выдвинул английскую программу мира: она полностью воспроизводила письмо Биконсфильда, как теперь стал называться Дизраэли, получивший звание лордаа; В программе Дерби осторожности ради был только обойдён молчанием пункт о протекторате Англии над Константинополем.

Русская дипломатия без труда разгадала истинные замыслы Биконсфильда. Горчаков немедленно выдвинул свой контрпроект. Канцлер принимал автономию для Боснии, Герцеговины и Болгарии; при этом он предусматривал их оккупацию соответственно Австрией и Россией, как это намечалось и в письме английского премьера. Всё это представлялось как будто приемлемым для Англии. Раздражение англичан вызвал лишь последний пункт горчаковского проекта: канцлер предлагал ввести в Мраморное море соединённую эскадру из судов всех великих держав. Ясно, что это ограждало турецкую столицу от притязаний Биконсфильда. Британский кабинет отверг этот пункт русского предложения.

Отклонив проект Горчакова, английское правительство широко использовало его, дабы через прессу устрашить общественное мнение перспективой русского вторжения в Болгарию. Брошена была крылатая фраза, будто появление русских войск в Болгарии и явится началом настоящих «болгарских ужасов». Дизраэли удалось добиться нового поворота английского буржуазного общественного мнения: призрак русского владычества на подступах к проливам вызвал газетные вопли, заглушившие протесты держателей турецких бумаг по поводу турецких зверств.

Австрия ничего не имела против предложения Горчакова ввести в проливы объединённую эскадру. Но зато она боялась появления русских войск в Болгарии, в самом сердце Балкан. Таким образом, завязавшаяся дипломатическая дискуссия ни на шаг не продвинула вопроса о ликвидации сербо-турецкой войны. А между тем успехи турок заставляли Россию торопиться со спасением Сербии.

Миссия генерала Вердера. В этой связи в конце сентября и в первые дни октября 1876 г. Горчаков попытался применить новый метод, чтобы добитьсясоглашения с Австро-Венгрией: он обратился в Берлин.

Герцеговинское восстание застало Германию в довольно тягостном дипломатическом положении – после отпора, данного Бисмарку Горчаковым, Деказом и Дизраэли в дни военной тревоги 1875 г. Обострение восточного вопроса пришлось очень кстати для Бисмарка. Восточные осложнения должны были перессорить Россию с Англией и Австрией. В итоге Бисмарк рассчитывал лишить Францию тех союзников, которые наметились для неё в 1874–1875 гг., и таким образом по меньшей мере закрепить её дипломатическую изоляцию. Вот почему канцлер всячески разжигал пламя, занявшееся на Ближнем Востоке.

Впрочем, восточный кризис представлял для Бисмарка и некоторую опасность. Она заключалась в возможности австро-русской войны. Бисмарк очень хотел русско-турецкой, а ещё больше – англо-русской войны. Но он боялся полного разрыва между обоими своими партнёрами по союзу трёх императоров; это заставило бы его произвести между ними выбор. Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным; в этом случае Австро-Венгрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо пошла бы на полную капитуляцию перед Россией. В обоих случаях это означало бы усилена России, которое Бисмарк находил чрезмерным. С другой стороны, Бисмарку не хотелось и стать на сторону Австрии и против России. Он был твёрдо уверен, что русско-германская война неизбежно осложнится вмешательством Франции и превратится в тяжёлую войну на два фронта.

Бисмарк упорно работал над достижением австро-русского соглашения на основе раздела Балкан на сферы влияния между Россией и Австро-Венгрией. При этом Австрия могла бы округлить свои владения, захватив Боснию, Россия же вернула бы себе Бессарабию, а заодно несколько ослабила бы свои силы войной с Турцией. Бисмарк думал, что и Англия согласилась бы на такое решение при условии, что сама получит Египет. Подтолкнув Англию на захват Египта, Бисмарк надеялся поссорить её с Францией; тем самым предупреждалась возможность повторения английского вмешательства во франко-германские отношения. Так за кулисами Бисмарк осторожно плёл свою сложную дипломатическую сеть.

Как сказано, в августе Бисмарк отклонил проект Горчакова о созыве европейской конференции. Однако он постарался устранить неприятный осадок, который мог после этого остаться в Петербурге. С этой целью канцлер послал в Россию фельдмаршала Мантейфеля в качестве специального представителя кайзера; ему было поручено приветствовать царя во время его приезда на манёвры в Варшаву. Мантейфель передал царю письмо Вильгельма. Кайзер писал, что память о поведении царя с 1864 по 1870–1871 гг. будет руководить его политикой по отношению к России, «что бы ни случилось».

Очень скоро Бисмарку стало ясно, что, посылая Мантейфеля, он, пожалуй, перестарался. В ответном письме Вильгельму Александр II предупреждал, что, «несмотря на всё желание поддержать в восточном вопросе согласие держав, на котором основывается мир, он может оказаться вынужденным занять особую и сепаратную позицию». На этот случай царь хотел знать, может ли он быть уверенным в помощи Германии.

На этот многозначительный вопрос Бисмарк, вопреки всем дипломатическим обычаям, не ответил ничего. В середине сентября через русского посла в Берлине сделано было напоминание о письме царя. Бисмарк снова уклонился от ответа. В конце концов царю надоело ждать. Минуя дипломатический путь, он обратился к военному уполномоченному германского императора в Петербурге генералу Вердеру. Царь попросил Вердера ускорить официальный ответ на его вопрос, будет ли Германия в случае австро-русской войны занимать такую же позицию, какую сохраняла Россия в 1870 г., во время войны Германии о Францией.

Дальше отмалчиваться было уже невозможно. 23 октября 1876 г. германский посол Швейниц получил, наконец, предписание канцлера передать русскому правительству ответ, имевший буквально неисчислимые политические последствия.

«Из внимания к дружеским отношениям трёх императоров, – писал Бисмарк, – мы сначала сделаем попытку убедить Австрию, чтобы в случае русско-турецкой войны она поддерживала с Россией мир. Эти усилия не безнадёжны, судя по всему тому, что известно о намерениях Австрии. Если бы они не увенчались успехом и если бы, несмотря на все наши старания, мы не смогли предотвратить разрыв между Россией и Австрией, и тогда для Германии ещё не было бы оснований выйти из состояния нейтралитета. Но нельзя наперёд утверждать, что такая война, особенно если в ней примут участие Италия и Франция, не приведёт к последствиям, которые заставят нас выступить на защиту наших собственных интересов. Если счастье изменит русскому оружию перед лицом коалиции всей остальной Европы и мощь России будет серьёзно и длительно поколеблена, то это не может отвечать нашим интересам. Но столь же глубоко будут задеты интересы Германии, если возникнет угроза для австрийской монархии и для её положения в качестве европейской державы или для её независимости: это приведёт к исчезновению одного из факторов, на которых основывается европейское равновесие».

Практически этот ответ означал, что Бисмарк не позволит России разгромить Австро-Венгрию.

Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрией. В инструктивном разговоре со Швейницем, перед его отъездом в Петербург, канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзас-Лотарингией. В интимной беседе с одним из близких людей Бисмарк ещё откровеннее формулировал свои замыслы. «При нынешних восточных осложнениях, – заявил канцлер, – единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы ещё раз совершенно разгромить Францию». Уверенности, что такая комбинация удастся, у Бисмарка не было. Всё же он осторожно нащупывал почву – слишком уж соблазнительна была такая перспектива.

Швейниц подробно изложил Горчакову первую часть ответа Бисмарка. «Мы ждали от вас больших вещей, – разочарованно ответил русский канцлер, – а вы привезли нам только то, что мы и так знаем давно». В дальнейшем разговоре Швейниц прямо намекнул на то, что русская гарантия Эльзаса и Лотарингии, зафиксированная в договоре, могла бы коренным образом изменить позицию Германии. Но Горчаков решительно отклонил такое соглашение. «Это принесло бы вам мало пользы – заявил он. – В наше время договоры имеют очень малую ценность». «Однако вы сами только что выражали сожаление, что мы не связаны с вами никаким договором», – ядовито отпарировал Швейниц.

В приведённых дипломатических переговорах нагляднее, чем где-либо, наметилась та расстановка сил, которая постепенно стала определяться в результате франко-прусской войны: Россия и Франция, с одной стороны, Германия и Австро-Венгрия – с другой. В 1876 г. обе эти группировки ещё не нашли своего оформления в каких-либо договорах, однако они уже достаточно отчётливо обозначились на международной арене.

Миссия барона Мюнха. В результате запроса, сделанного царём через посредство Вердера, русское правительство убедилось, что воевать с Австрией – значитрисковать войной с Германией. Следовательно, воевать с Турцией можно не иначе, как предварительно обеспечив себе австрийский нейтралитет. Цена этого нейтралитета в Рейхштадте была только намечена. Надлежало её уточнить.

Австро-русское соглашение представлялось желательным и для Австрии. Дело в том, что австро-венгерское правительство через специального уполномоченного барона Мюнха задало Бисмарку почти тот же самый вопрос, какой царь поставил перед ним через Вердера. Мюнх указал Бисмарку на крайнюю опасность, которую, по мнению его правительства, будет представлять оккупация Болгарии русскими войсками. Канцлер отвечал, что никакой особой опасности он в этом не видит и советует в таком случае Австрии оккупировать Боснию. Если же Австрия захочет противодействовать России, она может договориться с Англией. Бисмарк дал понять, что на Германию Австрии рассчитывать нечего. Хотя Бисмарк и не желал допустить разгрома Австро-Венгрии Россией, он отнюдь не склонен был и воевать против России за балканские интересы Австро-Венгрии. С другой стороны, стараясь предотвратить австро-русскую войну, канцлер вовсе не собирался мешать России начать войну против Турции. Напротив, Бисмарк считал полезным даже разжечь эту войну. Это запутало бы Россию в ближневосточных осложнениях и ещё более испортило бы её отношения с Англией.

Константинопольская конференция. 31 августа 1876 г. на турецкий престол вступил султан Абдул-Гамид II, будущий «кровавый султан», прославившийся армянской резнёй. Это был человек жестокий и трусливый. В то же время он отличалсячрезвычайной хитростью: никто лучше него не умел играть на соперничестве великих держав. Не сумев договориться об условиях мира на Балканах» Державы по инициативе России снова потребовалиу Порты, чтобы она немедленно, не дожидаясь, пока они столкуются друг с другом, заключила перемирие с Сербией. На это выступление «европейского концерта» турецкая дипломатия ответила своеобразным маневром. 10 октября Порта не только согласилась предоставить Сербии перемирие, но и выразила готовность обеспечить его сразу на срок в 5–6 месяцев. Это выглядело крайне миролюбиво, на деле же означало длительную оккупацию сербской территории и затяжку переговоров о мире в расчёте, что обстановка может измениться в благоприятном для Порты смысле. Россия посоветовала Сербии отказаться от столь длительного перемирия. Тогда турки, поощряемые Англией, возобновили наступление. Сербы потерпели новые поражения; положение Сербии стало критическим. Ввиду этого 31 октября русское правительство вручило Порте ультиматум с требованием немедленно заключить перемирие сроком на 4 или 6 недель. Для ответа давался 48-часовой срок. При этом указывалось, что в случае отклонения русских требований последует разрыв дипломатических отношений России с Турцией. Одновременно Россия провела частичную мобилизацию – всего до 20 дивизий. Напуганная Порта поспешила принять предъявленные ей требования.

После достигнутого успеха русская дипломатия сделала ещё одну попытку решить без войны балканский вопрос. В конце октября и в начале ноября в разговорах между английским послом лордом Лофтусом, Горчаковым и царём в Ливадии была выдвинута мысль о созыве международной конференции; в случае её срыва русское правительство заранее оставляло за собой свободу действий. Царь при этом заверил Лофтуса, что Россия не стремится к захвату Константинополя. Против конференции не возражали и прочие участники Парижского трактата. Конференция должна была состояться в Константинополе. Уполномоченным России был назначен граф Игнатьев. От Англии на конференцию прибыл лорд Солсбери, который занимал в кабинете Биконсфильда пост министра по делам Индии. Солсбери считался представителем умеренной группировки кабинета, склонной к соглашению с Россией. По прибытии в Константинополь Солсбери сразу же установил контакт с Игнатьевым.

Конференция открылась 11 декабря 1876 г. Игнатьев играл на ней руководящую роль. Представители держав сошлись на проекте автономии для Боснии, Герцеговины и Болгарии; последняя в угоду австрийцам была разделена в меридиональном направлении на восточную и западную. Россия отказывалась от военной оккупации этих территорий; за введением автономного устройства в каждой провинции должен был наблюдать комиссар, назначенный всеми великими державами.

Но в день, когда конференция готовилась официально объявить своё решение, султан, с благословения английского посла Эллиота проделал ошеломляющий маневр. Прежде всего он назначил великим визирем Митхата-пашу, сторонника конституционного правления. Вскоре после этого, 23 декабря, состоялось заключительное заседание конференции; на него в первый раз были допущены представители турецкого правительства. Внезапно во время заседания его участники были оглушены артиллерийскими салютами. Изумлённые делегаты не успели опомниться, как турецкий представитель, министр иностранных дел Саффет-паша, поднялся со своего кресла. «Великий акт, – торжественно провозгласил паша, – который совершился в этот момент, изменил форму правления, существовавшую в течение 600 лет: провозглашена конституция, которой его величество султан осчастливил свою империю». Труды конференции были объявлены Саффетом совершенно излишними: ведь конституция уже дарует все необходимые реформы. На этом основании Турция отклоняет решения конференции. Английский посол Эллиот был душой разыгранной комедии; с ним Биконсфильд вёл личную переписку через голову лорда Солсбери и своего министра иностранных дел. Русский делегат предложил силой принудить Турцию принять решение держав. Но Солсбери получил из Лондона категорическое предписание отклонить всякое давление на Турцию.

Конференция пребывала в крайнем смущении. От угроз она перешла к просьбам; Порте было предложено принять её проект хотя бы в урезанном виде. Но явная слабость держав лишь раззадоривала турок. Порта вторично отвергла предложения конференции. Чтобы кое-как «спасти лицо», державы ответили отозванием своих послов из Константинополя. Этот шаг, однако, не означал разрыва дипломатических отношений: в турецкой столице оставлены были поверенные в делах. Таким образом, вся демонстрация оказалась холостым выстрелом. Бисмарк советовал русским начать войну против Турции. Он рекомендовал им при этом не церемониться с Румынией и обещал посодействовать достижению полюбовного соглашения с венским кабинетом.

Будапештская конвенция. После неудачи миссии Вердера и Мюнха, т. е. ещё осенью 1876 г., между Россией и Австрией начались переговоры относительно позиции Австро-Венгрии в случае русско-турецкой войны. 15 января 1877 г. в Будапеште была, наконец, подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралист Австро-Венгрии в войне против Турции. В обмен Австро-Венгрии предоставлялось право оккупировать своими войсками Боснию и Герцеговину. При этом Австро-Венгрия обязывалась не распространять военных операций на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а Россия – на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Австро-Венгрия давала, впрочем, согласие на участие Сербии и Черногории в войне на стороне России.

Дополнительная конвенция предусматривала ожидаемые езультаты предстоящей войны. Территориальные приобретения в Европе ограничивались: для Австро-Венгрии – Боснией и Герцеговиной, исключая Ново-Базарский санджак, т. е. территорию, отделяющую Сербию от Черногории; о ней должно было последовать особое соглашение; для России – возвращением юго-западной Бессарабии. Далее подтверждались условия Рейхштадтского договора о недопущении создания большого славянского государства на Балканах, о независимости Болгарии, Румынии, Албании, о судьбах Фессалии, Эпира и Крита, равно как и Константинополя. Обе конвенции – и основная и дополнительная – были подписаны Андраши и русским послом в Вене Новиковым. Теперь Россия могла воевать, но результаты её возможной победы были заранее урезаны до минимума. За нейтралитет Австро-Венгрии Россия уплачивала ей огромную цену.

Франко-германская военная тревога 1877 г. и Лондонский протокол. Между тем восточный кризис вызвал резонанс и на франко-германской границе. После срыва Константинопольской конференции, в январе 1877 г., по своему обычаю используя печать в качестве дипломатического орудия, Бисмарк поднял новую военную тревогу по поводу слухов о концентрации французской кавалерии вблизи германской границы. Вслед за этим канцлер обратился к английскому послу с предложением заключить союз против Франции. Бисмарк заверял, что Франция подготовляет вторжение в Германию и что для предотвращения этой опасности Германия должна принять меры предосторожности. Меры эти, несомненно, будут истолкованы Францией как провокация; возможно, последует война. Канцлер предлагал Англии заключить оборонительный и наступательный союз. Однако британский кабинет, рассмотрев это предложение, отказался его принять.

Результат новой франко-германской военной тревоги был совсем не тот, которого добивался Бисмарк: испугавшись перспективы дальнейшего усиления Германии, кабинет Биконс-фильда неожиданно для Бисмарка возымел желание достигнуть компромисса с Россией. В феврале 1877 г. между русским послом в Лондоне Петром Шуваловым и лордом Дерби начались переговоры они закончились составлением протокола, рекомендовавшего Порте принять реформы, урезанные даже по сравнению с последними;(сокращёнными) предложениями Константинопольской конференции. Граф Игнатьев был послан в объезд по европейским столицам для согласования со всеми великими державами этого нового коллективного выступления «европейского концерта» 31 марта представители шести держав в Лондоне подписали протокол. Однако 12 апреля Порта его отклонила: она заявила, что рассматривает его как вмешательство во внутренние дела Турции, «противное достоинству турецкого государства».

Что касается Бисмарка, то он сообразил, как бы угроза франко-германской войны не привела к англо-русскому, а значит и к турецко-русскому миру. Чтобы предупредить подобную неприятность, канцлер обещал России устроить ей заём в 100 миллионов рублей на военные нужды через близкого ему банкира Блейхредера. Одновременно Бисмарк занял примирительную позицию в отношении французов. В результате Биконсфильду уже незачем было заигрывать с Россией. Так изворачивался Бисмарк, дабы спровоцировать русско-турецкую войну и углубить конфликт между Россией и Англией.