Текст книги "Слова любви, любви таинственной"
Автор книги: Владимир Паронджанов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Владимир Паронджанов
Слова любви, любви таинственной
Слова любви из замысла и тайны
создали этот дивный Божий мир.
Запретный остров
Старые струны
Были опытны старые струны
В холодке у речной синевы
С той ромашкой, прелестной и юной,
Что меня целовала на вы.
Не в раю, не под дивной смоковницей,
Мне твой голос шептал под луной:
– Я хочу быть вашей любовницей,
Я хочу быть вашей женой.
Мне тогда это было забавно,
Вереницей промчались года,
С этой девочкой, юной и славной,
Мы расстались, увы, навсегда.
И теперь белоснежною горлицей
Ты влетаешь в мой сон голубой:
– Я хочу быть вашей любовницей,
Я мечтаю быть вашей женой.
Налетели осенние ливни,
Разметали красу с тополей,
И слова твоей просьбы наивной
Нынче стали молитвой моей.
Не в раю, не под стройной смоковницей,
Чей-то шепот, как прежде, со мной:
– Я мечтаю быть вашей любовницей,
Я мечтаю стать вашей женой.
Прожил зря или не зря
Я люблю уста желанные,
Чтоб весна – со всех сторон!
Чтоб девчонки были пьяные
И гитарный перезвон.
К черту этих, что с вопросами!
Я люблю, что любят все:
Чтобы звезды под колесами
И – по встречной полосе!
Чтобы губы, губы алые…
Скорость, Господи, спаси…
Чтобы деньги и немалые —
Только спичку поднеси!
Жизнь свою – облей канистрою…
Не догнать и не спасти…
Чтоб залетной тройкой быстрою —
Вдоль по млечному пути.
Русь веселая, раздольная!
Я люблю, чтоб в пол педаль!
Чтоб луна, подруга вольная,
По снегам летела вдаль.
Не поймут сердца усталые
На обочинах шоссе.
Только губы, губы алые…
И – по встречной полосе!
Помнишь юность, помнишь платьице?
Помнишь волю – пей, гуляй!
Солнце по небу покатится,
Хоть ладони подставляй.
Время – тучами несметными…
Прожил зря или не зря?
Над снегами многоцветными
Предпоследняя заря.
Вспыхнут звезды долгожданные,
Я люблю, что любят все:
Чтоб девчонки были пьяные
И по встречной полосе!
Слова любви, любви таинственной
За что казнишь, о Боже правый?
Ни звезд, ни ласки, ни пути…
Клубится ночь над переправой,
И ничего нельзя спасти.
Слова любви, любви таинственной
Растают, как мираж, в стране обманной;
Сначала вдруг исчезнет «мой единственный»,
Потом навеки канет «мой желанный».
И в этот горький миг прозренья,
Миг мрака после синевы,
Все мужество и все смиренье
На помощь призовете вы.
О, где же вы, слова любви таинственной?
И только память купиной неопалимой…
– Разбились наши звезды, мой единственный!
Погасло наше солнце, мой любимый!
И чей-то чуткий взгляд участья,
Когда все прошлое – дотла;
И снова хрупкий остров счастья
Кочует в вечном море зла.
Всю ночь летит по шпалам лес безлиственный,
А в сердце слышен голос, голос тайный:
– Ты был когда-то прежде мой единственный,
Теперь прощай навеки, мой случайный!
Донжуанский список
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Вспоминая то и дело
Донжуанский список наш.
Кто шумливей на насесте?
Кто счастливей под луной?
У кого-то их за двести,
У кого-то ни одной.
Все – и гений, и каналья —
За приманкою числа,
И у Пушкина Наталья
Сто тринадцатой была.
Наших тайн никто не знает,
Тем не менее, всегда
На челе у нас сияет
Эта цифра, как звезда.
Кто поет для нас с эстрады,
Кто сидит за нас в тюрьме —
Всюду цифры, как награды,
Нежно светятся во тьме.
Наша скрытность – не кольчуга,
А дырявый перемет,
Стоит глянуть друг на друга,
Зрячий мигом все поймет.
Кто шумливей на насесте,
Кто счастливей под луной?
У кого их было двести,
Кто ни разу ни одной.
Где отмычки, там и двери;
Из ушей торчит совет,
Но никто из нас не верит
В этот правильный ответ.
Где ж вы, тайные кольчуги
И ночные стремена?
И ножами вольной вьюги
Убиенная весна?
Что открылось в благовесте
За могильной тишиной?
На заклятом лобном месте
Кто счастливей под луной?
Я вам тайны не открою,
Я советов вам не дам,
Кто же счастлив в этом мире,
Я давно не знаю сам.
Никогда не сожалея
О потерянной заре,
Кто там бродит по аллее
В нежилом монастыре?
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Обновляя то и дело
Донжуанский список наш.
Ты не в счет, ты просто ветер
Все, что было, все, что будет,
Бог когда-нибудь рассудит.
Он все знает, он все видит с вышины.
Ветер молит розу: «Дай мне
Рассказать тебе о тайне,
Не моей, а мне приписанной вины».
Но она не отвечает,
Лишь головкою качает:
– Я не верю, понимаешь, и не жду.
Я одна теперь на свете,
Ты не в счет, ты просто ветер,
Ты найдешь себе цветок в любом саду.
Все всерьез: седые пряди
И застывший крик во взгляде,
И ни вздоха, ни намека, ни пути.
Ветер вьется в чистом поле,
Хриплый голос полон боли:
– Неужели ничего нельзя спасти?
Все, что было, все, что будет,
Смерть когда-нибудь остудит —
Только ей я дам последний свой ответ.
И она корить не станет,
Не обидит, не обманет,
Скажет: «Хватит! виноватых больше нет».
После нас на той же сцене
Сотни тысяч поколений
Будут жечь себя и мучить в свой черед.
И в любой душе мгновенной
Вся краса и блеск вселенной
Отразится, просияет и умрет.
Все, что было, все, что будет,
Мир когда-нибудь забудет,
Сам себя и свой итог сведет к нулю.
Только в памяти нетленной
В час крушения вселенной
Прозвенит на миг безвестное: люблю!
– Лишь одну тебя любил я и люблю.
Сломанная веточка
Раскидистое дерево дороги.
И в нем одна лишь веточка сломалась —
Та, что ведет к подъезду твоему.
Девочка моя
Девочка моя, как же ты далеко…
Песни мои болью полны.
И гитарной струне оживить нелегко,
Оживить позабытые сны.
Твой крестик нательный мне к сердцу приник,
Только пальцы цветов не сомнут.
Это шутка твоя нас связала на миг
И распалась цепочка минут.
Девочка моя, как же ты далека…
Да спасет тебя горний рассвет.
Не догонят тебя ни струна, ни строка
В девятнадцать чарующих лет.
Ты свой крестик нательный снимала с меня
И в глаза мне глядела, смеясь.
И февральская ночь закатилась, звеня,
И зарею в полнеба зажглась.
Ты исчезла вдали как напев ветерка,
Только праздник в душе не затих.
Да спасет тебя Бог от меня, старика,
И от песен обманных моих.
Интермеццо
Интермеццо – это музыкальная пьеса,
которая исполняется в перерыве
На обрыве у леса
Ворон хрипло кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звезд.
Кто же здесь верховодит?
Кто подводит итог?
И в президиум входит
Тяжкой поступью Бог.
Все апостолы пьяны,
Все мадонны в слезах,
Под распятьем стаканы
На разгульных ветрах.
С глаз упала завеса,
Ворон снова кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Облака как солдаты,
Как наживка весна,
И кочуют закаты,
И любовь как блесна.
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звезд.
С двух сторон на обрыве.
На кого опереться?
Мы живем в перерыве,
Наша жизнь – интермеццо.
Стюардесса
Чао! От винта! Шеннон – Гавана.
И поднос плывет в твоей руке,
А в бокалах звездная нирвана
И луна на тонком стебельке.
Я в любви все тот же безбилетник,
То аншлаг, то полный перекур.
Привези мне, Ленка, двухкассетник
Из страны далекой Сингапур.
Я на нем поставлю эту пленку —
Ни догнать, ни вспомнить, ни спасти —
Про одну знакомую девчонку,
Что живет у млечного пути.
Ты опять счастливей всех на свете —
Южный пляж, бикини и гламур.
Привези мне, Ленка, южный ветер
Из страны далекой Сингапур.
Под крылом небесные свирели.
Остров Сал – в созвездии твоем.
А потом, как прежде, на неделю
Мы с тобой в Аксаково махнем.
Там, где счастье светится в тумане,
Где живется сладко и легко,
Где ночной мираж гостит в стакане,
И гитарой бредит Шурико.
И опять: Шеннон – Гавана – Лима,
Пересменок, Мальта и Дакар.
Но влечет к себе неодолимо
Этих милых дней родной угар.
Над осанной небо голубое,
И на нем твой след как белый шнур;
Привези мне, Ленка, шум прибоя
Из страны далекой Сингапур.
Гарсиа Лорка
И снова крик: на абордаж!
Ночных потерь, рассветных краж…
Предсмертных улиц след… По чьей вине,
Гарсиа Лорка, свет погас в твоем окне?
В последний раз
Весна цвела гитарным звоном,
И стал напевом похоронным
Расстрелянный рассвет.
Кто дал приказ?
И в тот же миг заката створки
Остановили сердце Лорки
В расцвете лет.
Вот мир щеколд, вот мир дверей,
Вот мир святынь и лагерей,
И стадо цезарей со всех сторон
Гусиным шагом переходит Рубикон.
А во дворце
Крутил усы диктатор Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали,
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты,
И извивались циферблаты,
Простертые в пыли.
Он мог отдать такой приказ
Одним движеньем властных глаз.
И нет свидетелей. Молчит Пилат.
И пьет цикуту не отрекшийся Сократ.
А во дворце
Король и проходные пешки
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Сует себе в рукав.
Художник прав: мы в западне,
А на холсте – жираф в огне.
Продажных улиц блеск опять в цене.
Жираф стоит, как будто спит, жираф в огне.
А во дворце
Всю ночь шумел диктатор Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали,
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты,
И извивались циферблаты,
Распятые в пыли.
Таков наш мир, таков наш крест,
Где взгляд невест как благовест.
Монета падает – подставь ладонь.
Жираф горит, но он не знает про огонь.
Звезда Испании
За море пепла закатилась,
И ночь на сердце опустилась,
И опустел рассвет.
Генералиссимус!
Ты поднял руку на поэта,
И только за одно за это
Тебе прощенья нет.
И снова крик: на абордаж!
Крутой вираж. Пустой мираж.
И стадо цезарей в борьбе за трон
Уже бетоном заливает Рубикон.
А во дворце
Король и проходные пешки
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Сует себе в рукав.
Не сестра, не жена, а ночная звезда
Ты ушла и сказала: «Прощай навсегда!»,
Не дослушав мой тихий ответ.
Ты была для меня как ночная звезда
И чарующий сердце рассвет.
Не сестра, не жена, а ночная звезда
В суете городов-поездов,
Что по лезвию тайны летят в никуда
В нескончаемой смене веков.
Я тебя целовал, а вокруг колдовал
Не иссякший за тысячи лет
И кружился над бездной земной карнавал,
И струился невидимый свет.
Ты ушла незаметно, ушла навсегда,
Затерялся твой призрачный след.
Ты была для меня как живая вода,
Что спасала от боли и бед.
Мы уедем с тобой
Мы уедем с тобой
в бесконечно знакомую даль…
Там, где в зимнем лесу
зажигаются звезды-колдуньи…
В океане надежд
за кормою растает печаль.
Тот, кто ждет, тот поймет,
потому что живет накануне.
Из кассетника льются
вчерашние чувства других —
Прямо в наши сердца;
это смена живых отражений.
По вчерашней лыжне
мы приходим в сегодняшний миг,
И аксаковский лес
принимает минутные тени.
Мы как горные реки
меняем свой путь без труда —
Чтобы наспех забыть
о вчерашней постылой анкете.
И в закатном огне
мы сжигаем свои города.
За рулем бензовоза
охваченный пламенем ветер.
Без нелепых страстей,
без обмана слепых скоростей
Здесь, в обитель снегов,
я вступил как неопытный инок,
И аксаковский лес
принимает минутных гостей,
Исцеляя сердца
тишиною безлюдных тропинок.
Этот вечер плывет,
словно Ноев ковчег, в никуда…
Догоняя обман,
мы меняем рубли на бутылки.
И над люксом взойдет
Шурико как ночная звезда
И уронит в сердца
стон гитары, внезапный и пылкий.
Мы на отмели сердца
пьем воду живого ручья,
Бесконечна как жизнь
анфилада намеченных спален,
Если есть, что налить,
напоследок налейте, друзья.
Каждый миг без любви,
как рассвет без надежды, печален.
Там, где звездная полночь
подпишет февральский указ,
Наш заезд прозвучит
в каждом сердце, как тайная месса,
И в московской тюрьме
этот вечер мы вспомним не раз,
Этот праздничный сон
в нас упавшего зимнего леса.
Жена вернулась наглая
Жена вернулась наглая,
красивая, счастливая,
И странно золотились
следы ее вдали.
И колдовские молнии
по комнате змеились,
И прямо на паркете
тюльпаны расцвели.
Конечно, там роскошные
лужайки и беседки,
Там пальмы и магнолии
ласкает млечный хор,
Там море в белых вымпелах,
но только, если честно,
Не могут эти мелочи
зажечь такой костер.
Ведь что же получается?
Прошло уже полмесяца.
Она посуду моет —
и Шумана поет;
Она выносит мусор —
глаза, как звезды, светятся.
Ведь это ж ненормально,
любой меня поймет.
Как крестный ход с иконою,
как сад порою вешней,
Как душу напоившая
желанная гроза…
И вьются над кострищами
живые души грешниц,
Лишь ангелы безгрешны,
да в церкви образа́.
Бывает в жизни всякое,
когда прямой наводкою,
Когда в незрячих сумерках
мы мечемся, дрожа.
Она вошла как таинство
светящаяся, кроткая,
Да вот беда, споткнулася
о лезвие ножа.
Лунным соком брызнули портьеры
В душу льется дивный белый снег,
И теряет контуры столица.
Все, что было, умерло навек.
В сердце перевернута страница…
Городская тайная тропа
Под ночными крыльями созвездий
Нас уносит в дивный снегопад
В маленьком, как гнездышко, подъезде.
Ах, как манит боль тех милых лет,
Все украли белые снежинки,
С неба льется тихий горний свет
На давно исчезнувшей тропинке.
Гасит свечи свадебный пожар,
Лунным соком брызнули портьеры,
Призрачные тени двух гитар —
Наших февралей секундомеры.
Все смешалось: звезды, снег и свет,
Эта ночь вовек не повторится.
Все, что было, кануло навек.
В сердце перевернута страница…
По дорогам смерти и любви
По закатам со смертельными потемками…
Там, где чудится: прости и оживи!..
Бродят странники со странными котомками
В ожиданьи смерти и любви.
Под знакомыми февральскими снежинками,
У костра, что выжигает все дотла,
Мы его кормили днями-хворостинками,
А в запасе только дюжина была.
Там, где день идет за год, где маски сорваны,
Ты запомни в пляске бешеной реки
Чуть намеченную тонким светлым контуром
Нашу нежность без касания руки.
Отзвенела ночь отвагой шестиструнною,
С бубенцами у победного крыльца,
Чтобы нежностью то млечною, то лунною
Исцелять бессонные сердца.
Но взметнулись звезды юные, случайные,
Заманили в пляску бешеной реки,
И затмили дни и ночи, ночи тайные,
Нашу нежность без касания руки.
То с распятьем, то с отпетыми мадоннами,
То с иконами у Спаса на крови
Бродят странники со странными котомками
По дорогам смерти и любви.
Краски вчерашнего дня
Гитары плач исповедальный
Чужой весны в чужом раю…
Тебя окликнет взгляд прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
О, как легко все потерять!
И только юная фиалка
Гитаре грезится опять,
И гитариста ей не жалко.
По алым лезвиям минут
Матерый волк бежит, хромая.
Где был мой дом – чужой уют,
Чужая пристань городская.
Так пожалейте старика!
Вам поцелуй – такая малость!
Уж сколько лет моя рука
Коленей женских не касалась.
Любви и нежности порыв,
Закатный луч и шелест платья.
Но лишь гитары стертый гриф
Мне отвечает на пожатье.
Чужой весны в чужом раю…
Взгляд промелькнувший… миг прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
Не мужик мне нужен, а возлюбленный
Шаг от волшебства до воровства…
Доли, одиночеством загубленной…
Чьи-то еле слышные слова:
– Не мужик мне нужен, а возлюбленный.
Господи, тебе ли выбирать!
Горький луч зашкаливает бешено.
Каждого прими как благодать,
Кем хоть раз согрета и утешена.
Призрачен архангелов полет
В вечную разлуку, в даль обманную…
Стрелки часовые… крестный ход…
В тайную страну обетованную.
И опять во власти колдовства:
– Дай отпить из чаши не пригубленной!
Горькие, бессонные слова:
– Где же ты, мой милый, мой возлюбленный!
Сколько их пришло из темноты?
Сколько отошло порою вешнею?
Гибельной, смертельной красоты
Свечи пред иконою нездешнею.
Не дано ни вспомнить, ни понять…
С кем ты закружилась, с кем повенчана?
С кем погибнешь, чья там благодать?
Ой ты, злая доля вековечная!
А когда остынет синева,
Вспыхнут над иконою погубленной
Дивные, бессмертные слова:
– Милый мой…
желанный мой…
возлюбленный…
Параскева-Пятница
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой ночи отзвенели.
Ты прости, любовь моя, пьяный перегар,
В сердце только вьюги да метели.
Все, что было, кануло – нет пути назад.
Боль-тоска без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сад,
Юбочки-оборочки твои.
Отзвенят стаканы в первый день весны,
Захлебнутся криком похоронным.
У гитар недаром струны сплетены
С заунывным колокольным стоном.
Параскева-Пятница, свечи у икон,
Ночь-тюрьма без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сон,
Юбочки-оборочки твои.
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой жизни отзвенели.
У престола вечности, как последний дар,
Догорают звездные метели.
У престола вечности, как последний дар,
Гаснут наши тайны и апрели.
Наполеоновские планы
Наполеоновские планы…
Нас манит дерзкая весна.
Сперва нас ждут моря и страны,
Потом нас ждет Березина.
Христос сказал: «За мной, ребята!
Я компас истины нашел».
А Понтий, римский прокуратор,
Ему Варавву предпочел.
Апостол Павел величаво
Рассеет тьму, развеет мрак,
Где инквизитор скажет: «Чао!»
Святой колдунье Жанне Д’Арк.
Когда любой валет трефовый,
Чтоб сердце золотом ласкать,
Мог объявить поход крестовый
И гроб Господень отыскать.
Они с утра войдут и скажут
О новой участи вождя,
И нас к кресту навек привяжут
Четыре ржавые гвоздя.
Упали звонкой славы стены,
Одеты пеплом и тоской,
На островке Святой Елены,
Где лишь безвестность и покой.
Пусть тем, кто верует как дети
Напомнит песенка моя:
Любая истина на свете
Одета в облако вранья.
Мы суетимся, все нам мало,
Растет трава высотных стен,
А там, у дальнего причала,
Нас ждет толпа святых елен.
Наполеоновские планы…
Непоправимая весна.
Сперва моря и океаны —
Потом река Березина.
Любовь на кладбище
Бывает так, о Боже мой,
Что вмиг растает лед.
Любовь на кладбище зимой —
Не каждый нас поймет.
Февраль по пояс навалил,
А здесь – как в майский день:
Среди заснеженных могил
Тюльпаны и сирень.
Сверкает солнце в высоте,
Лучи – во все концы.
А под землею в темноте
Тоскуют мертвецы.
Мы мчимся алою зарей,
И Бог сказал с небес:
– Друзья, им скучно под землей,
Им тоже нужен стресс.
Церквей качаются венцы,
Метелями звенят.
Любовь и смерть, как близнецы,
Закроют нам наряд.
Ты, как мечта моя, светла,
И этот мир для нас.
Тропинка к кладбищу вела
И вдруг… оборвалась.
Февраль по пояс навалил,
А тут звенят ручьи.
Среди заснеженных могил
Весна и соловьи.
Настанет день, когда и я —
Ведь всем нам суждено…
И отнесут меня друзья
Туда, где все равно.
Одно вам завещаю я,
Завет в душе горит:
Пусть кто-нибудь из вас, друзья,
Мой подвиг повторит.
И я пойму из-под земли
В холодный зимний день,
Что надо мною расцвели
Фиалки и сирень.
Земля, как вечный пьедестал,
Мгновенья не вернуть
Для тех, чьим памятником стал
Бездонный млечный путь.
Пусть канет снежная печаль,
Когда в душе весна.
На трех машинах мчится вдаль
Веселая шпана.
Охапки ландышей слепят,
Звенит метель из роз.
Перед иконами горят
Лампады наших звезд.
Церквей качаются кресты,
Весна со всех сторон,
В краю удачи и мечты
Летит наш эскадрон.
Мы мчимся вдаль, и в пол педаль,
И все мы влюблены.
И тает снежная печаль
Под заревом весны.
Бывает так, о Боже мой,
Завет в душе горит.
Любовь на кладбище зимой —
И Бог благословит.
Песня любви
Я проиграл. Обманули цыганские карты.
Стелется дым за порогом моей старины.
Чья это гибель во взгляде влюбленной Астарты?
Чей это пепел на хрупких весах тишины?
Тайна заката из золота соткана.
Старый кассетник, ты жив до сих пор.
Песня любви до конца перемотана,
Завтра последний немой разговор.
Есть у любви эти страшные крайние сроки.
Рушатся стены, и крыша срывается вниз.
Кто этот фокусник, этот насмешник жестокий?
Чей это праздник, и чей это тайный каприз?
Лунная нежность из горечи соткана.
Козыри черви… обманный узор…
Песня любви до конца перемотана,
Тихий прощальный струны перебор.
