Текст книги "Космический корабль"

Автор книги: Владимир Осинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Осинский Владимир
Космический корабль

Владимир Осинский

Космический корабль

До Нового года оставалось еще шесть месяцев или немногим меньше, когда она, наконец, не выдержала и спросила у мальчика:

– Почему... так? Мы играем с тобой там, в роще на холме, и забираемся на деревья, купаемся в речке... ах, какая студеная была вчера вода!.. Нам весело, и мне... да, мне очень весело с тобой. Но... иногда ты словно уходишь куда-то... Я вижу тебя, но так, как будто далеко... где-то... и мне туда не добраться... Почему?!

У девочки вздрагивали губы, она теребила косу, перекинутую на грудь, и смотрела на него широко открытыми вишневыми глазами, в которых были стремление понять, обида и что-то похожее на гнев, хотя какой там может быть гнев в двенадцать лет.

Мальчик не ответил, они молчали, и слышно было, как речка громко перешептывается с громадным темно-зеленым валуном, омывая его, – казалось, они трутся щекой о щеку.

Солнце зашло сразу, ночь... нет, неправда, что ночь _падает_ на землю, – наоборот, летом она поднимается над землей, черно-голубая, высокая, израненная звездами.

Девочке надоело молчание, она обиделась еще больше, но вдруг увидела росчерк падающей звезды и, забыв обо всем, крикнула:

– Смотри, упала звезда! А я опять ничего не успела загадать...

Посмотрела на мальчика и тихо, уже без обиды, просто печально, добавила:

– Вот и опять ты где-то... там. И совсем не думаешь обо мне... Постой! А ведь у тебя этот... _летящий_ профиль! – и честно призналась: – Я прочитала это в одной книге.

Он встрепенулся, как от озноба, сомкнул ладони на затылке, откинул голову, потягиваясь, и улыбнулся. У мальчика были тонкие руки, нежное лицо, а выражение глаз менялось так неожиданно и удивительно, словно у него были их тысячи.

– Когда космический корабль несется в черном вакууме со скоростью, близкой к скорости света, экипаж не замечает движения. И только перед посадкой на планету, при торможении, люди начинают понимать, что такое полет...

Так он сказал вдруг, и на этот раз у него были глаза, каких девочка еще никогда не видела, и что-то в этих глазах испугало ее, однако тут же уязвленное самолюбие взяло верх над растерянностью.

– Опять! – сварливо всплеснула руками маленькая женщина. – Да где ты, интересно знать, живешь – на Земле или там?! – Она пренебрежительно ткнула измазанным тутовым соком пальчиком в небо.

Мальчик внимательно и – во всяком случае, ей так показалось – с жалостью взглянул на нее.

– И на Земле, и там... – ответил он серьезно, и опять у него были _другие_ глаза, и она по-прежнему не могла бы ответить, в чем тут дело, если бы ее спросили.

– Слушай, – решительно сказал он и встал с большого поваленного дерева, где они уже третий месяц подряд почти каждый день встречали вечер. – Я тебе открою одну тайну.

Он стоял перед ней, вытянувшись так, что ноги чуть изгибались плавной линией назад, он смотрел перед собой, словно видел что-то не видимое ею, и она тоже невольно встала.

– Тайну? – переспросила девочка с любопытством и страхом.

Он опять помолчал, и она, уже начиная привыкать к этой странной манере, терпеливо ждала и даже не злилась.

– Я строю космический корабль.

Голос его прозвучал спокойно.

– Ты?!

– Ну, не совсем я... Его строят... Не обижайся, но ты не поймешь... просто потому, что не знаешь. Хотя в известном смысле его строю и я... Да, в первую очередь я!

Девочка растерялась, не зная, что ответить. Конечно, он ее разыгрывает, и главное сейчас – достойно ответить. Что ж, она за словом в карман не полезет...

– И где ты его строишь? – всем своим тоном она хотела показать, что поняла шутку и готова поддержать ее.

– Там, – все так же серьезно он показал рукой.

Внизу, за речкой, светились огни поселка, в котором жила девочка. Ближе к реке, рядом с тополями, лежала ровная зеленая поляна, и с первого взгляда было видно: здесь что-то строится. В аккуратную горку были сложены кирпичи, штабелями громоздились бревна, под грубым навесом хранились свежеоструганные доски.

– Там, – повторил мальчик.

Девочка засмеялась.

– Там, – захлебываясь, повторила она, – там! Но ведь на этой поляне с самой весны строит себе дом тот пенсионер, что каждый день приезжает из города. Он сказал, что обязательно будет встречать в этом доме Новый год...

– Может быть, – сказал мальчик. – Может быть. Но я знаю другое: на рассвете первого января нового года мой корабль стартует с этой поляны в Большой Космос.

– Но почему, – продолжала смеяться девочка, – почему именно на Новый год?

– Потому, – ответил он без улыбки, – что каждый Новый год должен приносить человеку Новое. Уже шестой месяц я думаю о моем космическом корабле, и я решил, что он будет готов к старту в ночь на первое января...

Что-то случилось там, в небе. Три короткие вспышки почти слились в одну, а потом огненная полоса вновь разделилась на три ярких росчерка, и вот они погасли, не долетев до горизонта. Вздохнула роща – вздох этот был легким порывом прохладного ветра. И вдруг девочка _поверила_. А кто он, в самом деле, этот непонятный мальчик? Он появился здесь полгода назад, живет в лесной школе, куда принимают детей, которые давно и, должно быть, тяжело больны... Откуда он приехал? Она ничего не знала и почему-то не решалась спросить, а сам он никогда не говорил о себе. И почему у него _такие_, всегда _другие_, глаза?

Но в это время весело залаяла в поселке собака, ей ответила другая, третья. В лесной школе, не видимой за деревьями, мягки и дружелюбно ударил гонг – сигнал к ужину, – и наваждение оставило девочку.

– Хороший будет дом! – упрямо сказала она, кивнув на поляну.

– Нет, – сказал мальчик. – Космический корабль.

Лето прошло, а осень была еще лучше. Мальчик и девочка, как прежде, встречались у поваленного дерева, и оно всегда терпеливо ждало их на том же месте, только теперь вокруг была не яркая влажная трава, а сухие багряные листья.

Они упали с веток, на которых прожили столько месяцев, но еще не умерли. Они старчески добродушно ворчали, перешептываясь, когда их тревожили две пары детских ног. Мальчик был все такой же тонкий, но почему-то казался крепче, его пальцы, когда он брал девочку за руку, помогая ей перепрыгнуть через ямку или взобраться на валун, уже не обжигали ее руки лихорадочным огнем, – и, понимая, что лесная школа идет ему на пользу, девочка радовалась искренне и простодушно.

Они собирали опавшие листья и плели из них головные уборы индейцев, и тихонько пели вдвоем по вечерам, и бегали наперегонки, и наткнулись однажды на сердитого ежа, чьи колючки были нагружены всякими припасами на зиму; еж не убежал, а долго вопросительно смотрел на них своими глазами-бусинками и только потом пошел своей дорогой, будто уверившись, что эти двое не сделают ему зла.

Они больше не говорили о космическом корабле.

Однажды девочка, смешно округляя глаза, рассказала, что, кажется, в поселке появились воры.

– Пенсионер, который строит себе дом, – драматическим шепотом сообщила она мальчику, – жалуется, что у него пропадают строительные материалы! Вчера, например, пропал большой моток проволоки, его привезли, чтобы построить высокий забор, и вот, представляешь...

– Зачем высокий забор? – удивился мальчик.

– Как зачем? Чтобы на огород не заходили чужие куры... и зайцы из лесу... Он ведь мечтает о большом огороде, где будет расти цветная капуста, и морковь, и...

– Да, – сказал мальчик, – понимаю. Этого больше не будет. Я им скажу.

Они ни разу больше не говорили о космическом корабле. Но иногда девочка замечала, что у него опять _те_ глаза.

Тогда – истинная дочь Евы – она поспешно говорила, теребя его за рукав:

– Посмотри, какая смешная шишка! Наверно, она упала с той сосны и скатилась по склону...

Или что-нибудь в этом роде – и радовалась, видя, что глаза становятся другими и в них опять отражаются веселая речка, красно-золотые листья и ее собственная беззаботная улыбка.

На поляне перед тополями рос большой нарядный дом. Вокруг него как из-под земли вырастали маленькие строения – как объяснила однажды девочка, это были курятник, свинарник, крольчатник и еще что-то.

– Я уверена, – решительно тряхнув косичками, заявила она, – этот пенсионер добьется своего. Уж очень он мечтает о Новом годе в новом доме. И о собственных свиньях – он, говорят, очень любит свиней, и это, пожалуй, понятно – свиньи такие полезные животные!

– Да, – согласился мальчик и невпопад добавил: – Главное, конечно, _захотеть_.

– А ты умеешь хотеть? – лукаво спросила девочка, бросив на него исподтишка взгляд и руководствуясь при этом побуждением, в котором не отдавала себе отчета.

– Умею.

– И потому, – на что-то злясь, мстительно съязвила она, – _строится_ твоя ракета, и ты уверен, что она будет готова к Новому году?

– Да, потому. Только не ракета. Мой корабль не реактивный. Тут совсем другой принцип.

– Ну и пусть! – неожиданно закричала девочка высоким визгливым голосом и сразу стала некрасивой. – Ну и пусть, и лети куда захочешь!

Она побежала вниз, к мостику через речку, уже через минуту о надеждой ожидая, что мальчик бросится ее догонять, но он остался у поваленного дерева, и если б она видела сейчас его глаза, устремленные в туманное небо, то обязательно расплакалась бы еще горше, потому что она и так уже плакала.

На другой день они помирились.

Ребята из лесной школы были приглашены на новогоднюю елку в поселок. Были подарки, бал, Дед Мороз – словом, елка такая, о какой вы каждый год начинаете мечтать задолго до тридцать первого декабря.

Мальчик и девочка не разлучались весь вечер. Они танцевали, смеялись, ели сладости и швыряли друг в друга мандариновыми шкурками.

Потом, немного утомившись, сели рядом у стены и щелкали орехи, и девочка, вдруг почувствовав себя солидной и взрослой, принялась степенно рассказывать ему о том, какой богатый и красивый дом построил себе тот пенсионер.

– У него есть даже телевизор! – с восторгом сказала девочка. – Правда, у нас еще не построили ретрансляционной станции, но он поставил персональную антенну – огро-омную, как мачта!

– Послушай, – негромко заговорил мальчик, – я должен тебе кое-что сказать. – В голоса его была грусть, и девочка невольно притихла. – Должен сказать... – мальчик помолчал. – Скоро нас всех, кто из лесной школы, поведут спать... ведь не все еще выздоровели. Мне тоже придется уйти и... я хочу попрощаться с тобой – наверное, мы больше не увидимся. _На рассвете я лечу_.

Она не ответила – не знала, что ответить. Потом засмеялась. Замолкла. Опять засмеялась. Конечно, он ее разыгрывает. Нет, она совсем не обижается! Это даже интересно, да еще как интересно – словно в книге, которую она недавно прочитала!

– Разрешите пригласить вашу даму? – церемонно спросил мальчик в маскарадном костюме Атоса. Он весь вечер чувствовал себя очень взрослым.

– Сейчас, – сказал мальчик, который строил космический корабль, и протянул девочке руку. – Я оставляю тебе на память подарок. Ты знаешь, где его найти... Ну, прощай.

Девочка с шутливой торжественностью пожала ему руку – она уже привыкла к его манере шутить, засмеялась и пошла танцевать с мушкетером.

Перед рассветом мальчик вышел из ворот лесной школы. Он спустился с холма, на котором она стояла, дошел до старого поваленного дерева, постоял над ним с минуту, потом нагнулся, что-то положил в ямку под ствол, выпрямился, постоял так еще немного и решительно зашагал к мостику, к поляне, где росли тополя и стоял большой добротный дом, окруженный маленькими строениями – свинарником, крольчатником, курятником и еще чем-то.

Люк космического корабля сам открылся перед ним и мягко задвинулся, когда мальчик вошел. Он сел в кресло пилота, откинулся на его спинку (она тотчас чутко подвинулась так, чтобы ему было удобно), закрыл глаза и замер в неподвижности.

Потом, медленно подняв обтянутую серебристой тканью космического комбинезона тонкую руку, протянул ее к панели и мягко нажал на клавишу.

Послышался тонкий и очень, очень высокий звук – его мог услышать только мальчик. Все, кто спал в поселке, а спали все, кроме одной девочки, ощутили несильный плавный толчок – будто вздохнула Земля. Но никто не проснулся.

Девочка, которая не спала, вскочила с постели и бросилась к окну. Высоко в черно-голубом небе первого утра нового года мелькнула едва заметная голубая полоса – чуть ярче и светлее голубизны рассветного неба, и все стало, как прежде.

Примерно к полудню жители поселка, пробудившиеся наконец после долгой и утомительной праздничной ночи, вышли из своих домов прогуляться. Они услышали громкую брань и крики и поспешили к новому большому дому под тополями, откуда доносился весь этот шум.

Новый житель поселка показывал на поваленную дюралевую мачту телевизионной антенны, кричал, что он этого так не оставит, что сначала воровали материалы, а теперь повалили его антенну, ведь ветра ночью не было, а если б и был, то он не смог бы свалить такую замечательную антенну, она ему обошлась в копеечку.

...Девочке сказали в лесной школе, что мальчик выздоровел и потому родители попросили отпустить его домой: вчера пришло письмо, только куда оно делось? Ну, неважно. Он уехал. Странно только, что ни с кем не попрощался. Наверное, очень уж соскучился по дому, встал раньше всех и тихо уехал.

Девочка плакала и кричала, что они ничего не понимают.

Но то, что кричала плачущая девочка, было слишком нелепо, и ее отвели домой и уложили в постель. Она долго болела – видимо, простудилась в то утро, когда бежала в лесную школу без пальто и шапки.

Прошло время, девочка выздоровела и успокоилась – во всяком случае, все видели, что она успокоилась. Потом прошло еще столько времени, сколько полагается, и она вышла замуж за внука того самого пенсионера, который построил в поселке дом. Этот внук и прежде приезжал сюда вместе с дедом тогда, когда дом еще строился, но девочка не замечала его, потому что рядом с ней был _мальчик с летящим лицом_. Да и никто, собственно, его не замечал: очень уж он был благовоспитанный и благонравный, а ведь эти качества для того и нужны, чтобы тебя никто не замечал. Он вырос и стал еще положительное. Он любил смотреть по вечерам телевизор – ведь поваленную загадочным образом антенну давно восстановили – и говорить с женой о жизни и месте человека в ней.

– Главное, – говорил он, – уметь хотеть.

Он ласково гладил ее по плечу и опять смотрел телевизор, и когда он особенно увлекался тем, что видел на экране, жена потихоньку выходила в свою комнату и что-то доставала из заветного ящичка. Это был подарок мальчика, с которым она когда-то играла у поваленного дерева. _Но что именно_ это было – я не знаю. Только каждый раз, глядя на это, она видела что-то, чего никогда не видели другие, и глаза у нее менялись, и если бы кто-нибудь заглянул в них даже днем, при самом ярком солнце, он увидел бы в расширившихся зрачках далекие звезды.