Текст книги "Удар на себя"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Владимир Владко
Удар на себя

1

– Внимание, товарищи командиры!

Высокая крепкая фигура комдива выпрямилась. Блеснули боевые ордена. Комдив держал в руке сложенный листок бумаги. Лицо его, до последней мельчайшей морщинки хорошо знакомое каждому из стоявших перед ним летчиков, было серьезно. Брови чуть сдвинулись.

– Объявляю приказ командования: «В ответ на наглое нападение врага приказываю провести ночной налет на аэродромы противника Т-18 и Т-34, разбомбить их, высадить воздушный десант в тылу врага в районе Буяк-Хорол. Десантной части взять подрывные материалы. Вылет провести сегодня в 2:00. Лететь на максимальной высоте. Истребители сопровождают бомбардировщиков, в случае необходимости принимают удар на себя».

Комдив сложил листок бумаги и внимательным взглядом обвел слушателей. Ни один мускул не дрогнул на их спокойных, уверенных, загорелых лицах. Комдив положил приказ на стол.

– Командование операцией я поручаю полковнику Федотову, – сказал он. – Эскадрильей истребителей командует капитан Рощин. Есть вопросы, товарищи командиры?

Комдив выждал несколько секунд. Все молчали. Тогда он вышел из-за своего большого стола.

– Мне нечего больше добавить вам, товарищи командиры, – не изменившимся, может только чуть-чуть взволнованным голосом сказал он. Советские летчики знают свои машины, знают свой долг. Желаю вам успеха, товарищи командиры! За Родину! За Сталина!

– За родину! За Сталина! – раздались в большом кабинете возгласы летчиков. Комдив стоял у стола с поднятой рукой. Глаза его блестели. Летчики начали выходить из кабинета.

2

Тяжелые бомбардировщики грузно пробегали по земле сотню метров и только тогда отрывались от нее. Дрожащие лучи прожекторов рассекали ночную тьму, расстилали на аэродроме длинные светлые тропы. Бомбардировщики, покачивая огромными крыльями, то полностью попадали на эти яркие дорожки, то, уходя в сторону, вдруг тонули во мраке. В оглушительном реве моторов не было ничего слышно, слова здесь заменялись быстрыми и уверенными взмахами флажков, что трепетали в ослепительном сиянии прожекторов. Рощин видел крепкую, коренастую фигуру Федотова. Вот его друг в последний раз оглянулся, их взгляды встретились. Рощину показалось, что Федотов улыбнулся.

– Будь уверен, Федотыч! – крикнул Рощин, хотя наверняка знал, что Федотов все равно не услышит его. Но тот, словно услышал. Он махнул рукой Рощину, быстрым движением спустил на глаза очки и исчез в кабине. Через мгновение его тяжелый бомбардировщик, подпрыгивая, уже ушел в темноту.

Теперь, поднимались истребители. Казалось, ничто не связывало их с поросшим травой аэродромом. Словно единым мощным прыжком они врезались в воздух, ввинчивались в него, сразу же набирая высоту. Широкие крылья и короткие толстые фюзеляжи делали их похожими на шмелей. Один за другим истребители проскакивали через узкие светлые дорожки и исчезали в густом мраке.

Рощин уверенно держал штурвал. На мгновение его ослепили отблески сияния прожекторов на приборах управления. Затем сразу стало темно. Все было в порядке. Рощину казалось, что он чувствует, как пропеллер с неослабевающей силой тянет вперед вибрирующий корпус истребителя. Вверх, вверх!

Где-то позади и по бокам разворачивались в боевом строю остальные самолеты его эскадрильи. Каким-то шестым чувством Рощин чувствовал их присутствие. Это бодрило, наполняло радостной энергией каждую мышцу его тела.

Сигнальные огоньки бомбардировщиков, медленно набиравших высоту, мерцали уже внизу. Истребители, разделившись на две группы, летели чуть выше и по сторонам бомбардировщиков. Боевое построение было выполнено. Рощин сбавил обороты мотора и на секунду закрыл глаза.

Только секунду позволил себе Рощин держать глаза закрытыми, чтобы почувствовать обостренным слухом ровную и мощную песню мотора. Но он спокойно мог бы держать их закрытыми и значительно дольше. Вылет проходил в строгом и многократно проверенном порядке. Ничто не могло нарушить его привычное течение. А как чувствует себя сейчас Федотыч? Наверное, неплохо. Так же, как и Рощин, он ощущает близость товарищей, знает, что они думают о нем, знает священное правило советских летчиков:

– Один за всех и все за одного!

3

Старший лейтенант Накацуми проснулся от пронзительного звука сигнального звонка. Он сел на кровати, протирая глаза. Что случилось? Неужели вылет? Какого дьявола понадобилось снова гнать их в воздух? Последний раз из сорока самолетов на аэродром вернулось всего шестнадцать. А большевики потеряли не более пяти. Эти черти летают отчаянно, они просто не знают страха. Тогда же, в последний раз, Накацуми едва избежал атаки советского истребителя, который, казалось, готов был протаранить его. Это была жестокая игра на нервах, самолеты неслись навстречу друг другу – все зависело от того, кто дольше выдержит это сближение. Конечно, советский летчик не собирался таранить, ведь тогда погиб бы и он сам. В последний момент он вывернулся бы, тот сумасшедший летчик. Но Накацуми первым не выдержал этой игры на нервах и круто спикировал вниз. А теперь вот снова вылет… Плохая, отвратительная жизнь для офицера императорской армии! И, главное, дьявол его знает, зачем все это нужно…

Но приказ остается приказом. Накацуми посмотрел на часы. Стрелка показывала три часа утра. Опять звонок. Какого черта…

В комнату вбежал запыхавшийся механик Ширута. Вытянувшись, он доложил:

– Приказ эскадрильи истребителей немедленно вылететь навстречу приближающимся советским бомбардировщикам и истребителям, господин лейтенант!

Накацуми не выдержал. Прорвалась ярость человека, которому все надоело, который хочет спать и которого безжалостное командование вновь отправляет навстречу смерти. Он схватил ботинок и бросил его в механика.

– Убирайся к черту! – заорал он – Сам знаю! Убирайся!

А когда перепуганный механик выскочил за дверь, Накацуми принялся одеваться, все еще яростно бормоча:

– Проклятая жизнь! Спишь полуодетый, выспаться не дают… Хорошо начальству, оно не летает, сидит в уютной комнате… только приказывает… Полетел бы какой-нибудь генерал сам попробовал бы, как это – оказаться под пулеметами большевиков, когда только и мечтаешь, чтобы сбежать, чтобы не оказаться в хвосте своих, не принять все пули на себя…

…Серый предрассветный сумрак еще окутывал аэродром. Накацуми мрачно подошел к своему истребителю, яростно оттолкнул ногой железный бак, стоявший у самолета. Несмотря ни на кого из других летчиков, он влез в кабину; однако, никто из них не смотрел и на старшего лейтенанта, каждый был занят своими собственными мыслями. Усевшись поудобнее, Накацуми исподлобья взглянул на опущенный флажок сигнальщика: он, этот сигнальщик, конечно, останется на земле… которая хоть и чужая, маньчжурская, а все же прочная, твердая земля…

Флажок поднялся. Загудели моторы. Накацуми отчетливо ощутил, как заливает его безудержная ярость – не на кого-нибудь конкретно, а на всех. На генералов, спавших в своих спальнях, на механиков и сигнальщиков, что оставались здесь, на земле… и больше всего, конечно, на большевиков, навстречу которым он вынужден был вылетать… отчаянных большевиков, которые лезут напролом, заставляют офицеров императорской армии бежать не оглядываясь, к своим аэродромам, чтобы спасти жизнь…

4

Далеко внизу темнела земля. Небо на востоке порозовело. Оттуда, с востока, быстро приближались облака. Они шли невысоко над землей разорванными клубящимися островками. Через полчаса они будут между самолетами, которые несутся в вышине, и пестрым земным узором. Рощин посмотрел на часы. Четыре часа… однако, как уже светло!

Бомбардировщики и истребители шли все тем же незыблемым строем. Теперь уже можно было видеть земные ориентиры. Рощин удовлетворенно отметил, что курс был выдержан на «отлично». Он посмотрел назад и вниз.

Равными треугольниками плыли в дымчатом утреннем воздухе тяжелые бомбардировщики, широко распластав огромные черные крылья. Они были похожи на гигантских птиц, подобравших когти и несущих в них какой-то груз. Вскоре этот груз упадет на аэродромы самураев – и вряд ли стоило завидовать тем, кто получит с неба этот подарок!..

Часть груза сорвется с тяжелых самолетов чуть позже; эта часть не полетит камнем на землю, а задержится в воздухе, расцветет большими белыми цветками парашютов. Но и эта часть груза окажется на земле, выполняя приказ командования. И это будет, наверное, не менее разрушающим, чем действие ранее сброшенных бомб… самураи получат хороший урок!

Истребители плыли по флангам бомбардировщиков. Рощин знал, что его товарищи на скоростных истребителях умышленно сдерживают обороты моторов, чтобы не оторваться от бомбардировщиков. А хочется, хочется дать газ до отказа, нажать на ручку пулемета!..

Вдруг Рощин почувствовал, как напряглось его тело. Руки крепче сжали штурвал. Вдали, в розовой дымке, выше облаков, приближаясь, появились маленькие черные точки. Они быстро росли, становились более четкими, ясными. Они приближались. Это – самолеты врага! Они вылетели навстречу советским летчикам, чтобы остановить их.

Не оглядываясь, не проверяя, Рощин знал, что не он один заметил приближение врага. Теперь нельзя было терять время! Была дорога каждая секунда. Мотор неистово заревел. Тело с силой втиснулось в спинку сиденья. С каждым мгновением увеличивая скорость, истребитель помчался навстречу врагу.

И одновременно с самолетом Рощина дали полный газ другие истребители. Как яростные шмели, в несмолкаемом гудении моторов, они неслись вперед и вперед, оставляя тяжелые бомбардировщики далеко позади, принимая удар врага на себя.

5

Кто же нападал – самолеты с полосатыми кругами на крыльях или самолеты с яркими красными звездами?

Сначала можно было подумать, что нападают японцы. Ведь советские истребители только защищали свои бомбардировщики, Накацуми же летел для нападения. Уже издали он впился глазами в приближающиеся советские самолеты. Он был готов к атаке.

Но целью японских истребителей были не маленькие юркие шмели, вылетевшие им навстречу, а большие черные птицы – бомбардировщики. Надо было сломить сопротивление шмелей, проскочить мимо и напасть на тяжелые медленные машины.

Накацуми потянул штурвал на себя. Его истребитель круто взмыл вверх. Лейтенант хотел выиграть высоту. Но в ту же минуту он заметил, что так же быстро пошел вверх и летевший ему навстречу советский самолет. Теперь оба самолета приближались, круто взбираясь вверх.

– Ч-чорт! – прошептал Накацуми. – Ну посмотрим!

Короткая очередь трассирующих пуль из его пулемета прошила воздух, почти соединив оба самолета дымным веером. Но истребитель Рощина все так же настойчиво несся на врага.

Не оставалось времени думать. Руки Рощина автоматически нажимали на рычаги. И самолет, покорный этим приказам, с бешеной скоростью мчался вперед, все круче врезаясь в воздух.

Вдруг истребитель проделал сложный переворот. Рощин увидел, как мимо его крылья снова протянулись дымки трассирующих пуль. Эти дымки возникали ближе и ближе, через секунду они были бы на том месте, где только что была голова Рощина. Сбоку выскочил второй японский истребитель. Это он успел подобраться к Рощину и обстреливал его из пулемета. Переворот в воздухе, сделанный совершенно автоматически и только потом осознанный умом, вынес самолет Рощина ниже обстрела. Теперь уже Рощин оказался в хвосте японского истребителя.

Рощин почувствовал прилив энергии. Это было вроде опьянения, радостного опьянения боем, уверенностью в себе, в машине. Начиналась главная часть рискованно игры со смертью.

Первый японский истребитель, избежав встречи с самолетом Рощина, летел к советским бомбардировщикам. Второй шел недалеко от него! Рощин увидел, как японский летчик оглянулся и сразу после этого сделал крутой вираж, чтобы избежать возможной атаки. Решение пришло сразу. На полном газу Рощин кинулся вслед за вторым истребителем. Рука лежала наготове на гашетке пулемета.

6

Японец почувствовал опасность. Сделав крутой вираж, он ушел в сторону, спасаясь от возможного обстрела. Но Рощин видел, что японец одновременно хочет увести его от первого японского истребителя, летевшего к бомбардировщикам. Полный газ! Повторить крутой вираж!

Маленький силуэт японского истребителя появился, наконец, в рамке пулемета – и в ту же секунду Рощин нажал гашетку пулемета. Ручка затанцевала, запрыгала в руке. Длинные темные дымовые следы протянулись к японцу. Секунда, две, три… И вдруг японский истребитель накренился. Из его фюзеляжа показался огонь. Черный дым вырвался из передней части, вьющейся лентой опоясал самолет, растянулся причудливым длинным плащом. Самолет, кувыркаясь, падал. Рощин успел заметить, как безжизненной деревянной куклой выпала из него маленькая фигурка летчика.

– С этим покончено! А второй, летит к бомбардировщикам?..

Японец забирал выше и левее, пытаясь подойти к бомбардировщикам сбоку. Рощин следил за ним и взял направление правее, чтобы оказаться между ним и бомбардировщиками. Больше скорости, больше! Удар на себя!

Пригнувшись к штурвалу, Рощин следил за японцем. Теперь можно было не бояться внезапного нападения второго японского истребителя. Задача была решена правильно. Газу, газу! С радостью Рощин увидел, что расстояние между ним и японцем все уменьшается.

Накацуми заметил погоню. Надо было выбирать. Или напасть на бомбардировщики – однако, тогда он будет полностью отрезан от своих. Ведь остальные японские истребители, отогнанные советскими самолетами, уже повернули назад. И сам Накацуми давно уже бежал бы назад, если бы его не увлекла ярость. Теперь он ругал себя за несдержанность, которая толкнула его на эту глупость.

Есть еще второй выход. Сразу же круто повернуть направо, пройти на высоте над бомбардировщиками, между делом выпустить в них очередь из пулемета – и бежать, скорее назад. Это было целесообразнее. Зачем ему, Накацуми, рисковать, брать на себя больше, чем взяли другие? Разве кто-то подумает выручать его потом? Зачем ему быть храбрее остальных?..

Думать не о чем. Этот второй вариант – единственно подходящий. Только бы уйти от этого отчаянного большевика, что гонится за ним, уже сбив один самолет!

– Справа!

Самолет Накацуми вдруг повернул. Он шел над бомбардировщиками, постепенно поворачивая на восток. Еще мгновение – и можно выпустить очередь из пулемета. Но советский истребитель был уже здесь. Отрезая Накацуми от бомбардировщиков, самолет Рощина несся прямо на японца, заставляя его бежать в сторону под угрозой столкновения.

И снова лейтенант Накацуми не выдержал. Он отдал штурвал от себя. Его самолет швырнуло вниз. В крутом пике он несся к земле, спасаясь от советского самолета, который, казалось, готов был протаранить его. Можно так долететь почти до земли, делая вид, что самолет поврежден, перевернуться, даже войти в штопор. Когда советский летчик перестанет думать о нем, полетит своим путем, можно будет над самой землей выправить полет, спастись…

Но Рощин не пролетела над ним. Он так же круто пошел вниз. Два самолета быстрее камней падали вниз один за другим.

Вот второй самолет, словно коршун, повернулся над первым, ловя его в рамку пулемета. Рощин нажал гашетку. Целая очередь пуль устремилась вслед японцу. Самолет Накацуми перешел в штопор. Ввинчиваясь в воздух, он сломя голову мчался к земле.

– Спасается, обманывает ли?.. – мелькнуло в голове у Рощина.

Лейтенанту Накацуми поздно было спасаться. Из под приборной панели вырвалось желтое пламя, ударило ему в лицо. Накацуми успел перевалиться через борт. Но найти кольцо парашюта и потянуть его он уже был неспособен. Он камнем падал вниз, на чужую землю Маньчжурии.

Последнее, что успели услышать уши лейтенанта Накацуми, были взрывы бомб, рвавшихся на японском аэродроме. Последнее, что успели увидеть его широко раскрытые в ужасном предчувствии смерти глаза, были белоснежные цветы советских парашютов, которые медленно плыли к земле.

* * *

В. Владко. Удар на себе (1939)

Перевод С. Гоголина.

Иллюстрации А. Александрова.

Переведено по тексту опубликованному в журнале «Піонерія», № 10 за 1939 г., стр. 39–42.[1]1
  В 1941 году рассказ включен автором в авторский сборник «Давнiй ворог» (Киев-Харьков: Держлітвидав). Для сборника рассказ был переработан, вместо японских, наши летчики сражались с немецкими. Десант теперь высаживается в районе Грюнвальда, вражеского летчика зовут обер-лейтенант Мерцель, самолеты неприятеля – «Мессершмитты». Упоминаются бои в Югославии и Греции, недобрым словом Мерцель поминает Гитлера и маршала Геринга.
  Изменилось и количество уничтоженных вражеских самолетов в предыдущем бою. Если, в первом варианте "из сорока самолетов на аэродром вернулось всего шестнадцать", то в переработанном – только шесть.


[Закрыть]