Текст книги "Шуруп"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Большую часть времени Виталий провёл в своей двухкомнатной каюте, в кабинете, перед экранами, изучая подробности дела, которым предстояло заняться на Лорее.

А произошло там следующее.

Фон Платен был совершенно прав, когда утверждал, что во флот вот-вот поступят «Гиацинты» – к моменту памятного разговора курсантов в буфете все шесть машин уже прибыли на Лорею, но ещё не вошли в эксплуатацию. Строго говоря, их расконсервированием, запуском бортовых систем и штудированием документации флотские техники как раз и занимались, почти шесть недель чистого времени. Но штатных экипажей ни один из кораблей ещё не имел, хотя предварительные списки, в том числе и на один молодёжный экипаж, командиру Семёновского полка легли на стол ещё до прибытия струнника с «Гиацинтами». Осталось эти списки утвердить и удачно обкатать новые машины.

Когда курсанты-выпускники сладко храпели после попойки в каптёрке, на Лорее первый «Гиацинт» поднялся в пробный вылет. Вели его два опытных пилота, а помогал им лучший из инженеров-механиков полка.

Через два часа семнадцать минут тридцать одну секунду после штатного отрыва от лётного поля радары, которые всё время вели «Гиацинт», зафиксировали распад корабля на фрагменты, три крупных и семь помельче. Все фрагменты разлетелись прочь от точки последней фиксации цельного корабля и рухнули в тундростепь.

Виталий прекрасно понимал, чем обычно бывает обусловлен распад корабля на беспорядочно разлетающиеся фрагменты. Взрывом, чем же ещё?

Разумеется, пробные вылеты остальной пятёрки «Гиацинтов» отменили. О катастрофе тут же было сообщено командованию флота и Генштабу; оттуда информация оперативно поступила в R-80. Когда документ появился на терминале майора Прокопенко, Виталий как раз выслушивал интересные речи своего покупателя, капитана Терентьева. Ещё на Земле, но уже не в училище, а в глайдере. Но уже тогда был предопределена незамедлительная переброска единственного оперативника R-80 и новоиспечённого стажёра на Лорею. С Семёновским полком руководство училища угадало крепко: Виталию действительно предстояло появиться там сразу же после выпуска, правда под другой фамилией и в общевойсковой форме.

Но это были уже частности.

Оставшееся до финиша время Виталий посвятил изучению матчасти «Гиацинтов» и тут реально было что изучать: во-первых, совершенно новый для глайдеров такого класса форм-фактор мультихалла, то бишь многокорпусника, и до сорока процентов ранее не используемых людьми узлов (читай – новооткрытых артефактов чужих). Последнее оказалось для Виталия сюрпризом – он и предположить не мог, что необкатанные узлы вот так вот с ходу повтыкают в серийные корабли.

Терентьев был информирован лучше, но столь высокий процент необката шокировал и его. Реакция мастера вообще Виталия поначалу смутила.

– Херня какая-то, – пробормотал Терентьев, недоверчиво вчитываясь в сухие строки оперативной сводки на экране терминала. – Либо это туфта, которой маскируют правду из соображений секретности, либо это прямой саботаж и вредительство со стороны разработчиков.

Терентьев подумал и не очень убеждённо добавил:

– Склоняюсь к первому, потому что саботажа на флоте пока не случалось: контингент не тот.

Самыми крупными узлами из необкатанных служили артефакты с каталожными кодами FS-40472. По-хорошему им полагалось выполнять роль связующих ферм между корабельным жилым модулем и тремя двигательными установками, и на первый взгляд они к подобному использованию вполне годились – система капиллярных сцепок венчала эти колонны-фермы с обоих торцов, а капиллярные сцепки, пусть и на артефактах меньших размеров, успели зарекомендовать себя как узел надёжный и простой. С другой стороны, Виталия насторожил тот факт, что пару сцепок совершенно незачем было связывать трёхметровой фермой – хватило бы и вшестеро меньшей. Разнос дюз от центральной курсовой оси с инженерной точки зрения тоже особого смысла не имел, поскольку инопланетная система управления движками синхронизировала тягу филигранно, иного слова не подберёшь.

Потом оказалось, что на самом деле всё ещё интереснее.

Жилой модуль на «Гиацинте» был действительно общий, зато пилотских кабин было аж три, по одной в общем корпусе с каждым двигателем. Стало быть, и переход из жилого модуля в каждую кабину наличествовал, и каждый из этих переходов, в свою очередь, был усилен аж тремя фермами FS-40472. И вся эта каракатица в конечном итоге имела весьма приличную аэродинамическую форму и на первый взгляд вполне подходила для полётов в атмосферах земного типа. Единственная незадача: переход из кабин в жилой модуль и обратно в условиях атмосферного полёта крайне не рекомендовался. В космосе – пожалуйста, хоть целый день туда-сюда шастай, словно мышь по трубочному лабиринту. А вот в атмосфере лучше оставаться в кабине, да пристёгнутым.

Задумчиво почесав макушку, Виталий попытался сообразить, зачем вообще было запускать в производство мультихалл, адаптированный под атмосферные режимы, и, по правде говоря, ничего придумать так и не смог. Для работы в атмосферах вполне хватало стократ проверенных глайдеров типа того, на котором они с Терентьевым улетели из училища на матку. Надо в космос – пусть там матка и торчит. Надо в атмосферу – отстегнулся на глайдере, слетал и вернулся назад на матку. Или на штатную посадочную площадку полка, если в космос больше не надо. Конструирование же кораблей, подобных «Гиацинтам», в целом напоминало бесплодные попытки скрестить ежа и ужа.

Виталий пожалел, что раньше поленился выудить побольше сведений о «Гиацинтах», тогда сейчас не пришлось бы напрасно ломать голову и удивляться.

Справедливо решив, что задаваться вопросом «зачем?» уже поздно, Виталий решил исходить из факта, что флоту всё-таки зачем-то понадобилась подобная машина. Тем более что началась его вахта и пришлось отвлечься.

Струнник давно уже шуровал в маршевом режиме; жизнь текла по восьмичасовому циклу: вахта – изучение материалов в кабинете – сон. На вахтах было скучновато, но Терентьев запретил в это время читать рабочие материалы и это было, в общем-то, правильно: надо же следить за жизнеобеспечением. Хрен его знает эти струнники, отвалится какой-нибудь кабель или крепёжная тяга…

Впрочем, нет, это Виталий уже беспочвенно фантазировал. Не отвалится.

Зато на камбузе он фантазировал просто таки с оголтелым энтузиазмом. Кухонная автоматика была, понятное дело, проще и скромнее, чем в циклопической столовой училища, но программ к ней прилагалось – за несколько лет все не испробуешь. И если Терентьев в свои вахты особо не изощрялся насчёт меню, то Виталий старался следовать принципу: «Чем незнакомее блюдо, тем лучше». Терентьев хмыкал, но не возражал и обычно пробовал плоды экспериментов Виталия с нескрываемым любопытством.

На Силигриме струнник пробыл недолго: ровно столько, чтобы сошла часть пассажиров и были сняты силигримские грузы. Виталий с Терентьевым никакой разницы с полётом не ощутили, а о финише первого этапа узнали только по диспетчерским сводкам. Через несколько часов струнник ушёл на второй этап, к Ийе.

От Силигримы до Ийи было ближе, чем от Солнца до Силигримы, и по этой струне звездолёты обычно добирались до цели быстрее, хотя опять же не всегда – примерно в девятнадцати случаях из двадцати. Так случилось и на этот раз: второй этап перелёта оказался почти на двое суток короче. Высадка, разгрузка – всё как и во время первой остановки. И дальше. На этот раз до конечного пункта – Лореи.

До Лореи добирались ещё семь с половиной суток; Виталий успел достаточно хорошо изучить «Гиацинты» (насколько это вообще было возможно по схемам и прочей документации) и вволю поразмышлять о причинах катастрофы. Терентьев ему никаких вопросов не задавал и никакими предположениями не делился, видимо, полагая, что без работы на месте это делать бессмысленно.

Скорее всего, Терентьев был прав. Виталий вообще подозревал, что убеждаться в правоте мастера ему придётся каждый день не по одному разу – и не только по работе. Единственный оперативник R-80 в избытке имел то, что напрочь отсутствовало у Виталия, – опыт. Четырнадцатилетний опыт работы.

Виталия утешала единственная мысль: процесс накопления его собственного опыта уже стартовал и не прекращается ни на секунду. А по прибытии на Лорею вообще перейдёт в форсированный режим. И Виталию нужно быть крайне внимательным и желательно полезным Терентьеву, потому что второго шанса произвести первое впечатление у него совершенно точно не будет.

Глава седьмая

– Из вещичек бери только планшет да зубную щётку, – посоветовал Терентьев. – Остальное найдётся на месте.

Виталий кивнул, помялся немного, потому что вопрос самому казался детским и глупым, но решил, что лучше минуту побыть глупым на старте, чем потом рвать на себе волосы.

– Мастер… – протянул Виталий. – А пистолет как, брать или на борту оставить?

– Бери, – не изменившись в лице, посоветовал Терентьев. – Пистолет бери всегда и везде, даже если идёшь в буфет за беляшами. И вторую кобуру бери тоже.

– В смысле – вторую? – не понял Виталий.

– Ну, лифчик… Скрытого ношения. Шеф тебе выдал?

– Нет, только штатную, поясную.

– Значит, пойди в сейф загляни, там лежит. В дипломат ко мне сунешь, чтоб в руках не таскать.

– А что… – поинтересовался Виталий, насторожившись. – Может понадобиться?

– Может, – расплывчато объяснил Терентьев.

Виталий кивнул и рысцой направился в сторону рубки. В сейфе действительно нашлась компактная подмышечная кобура. Но вообще-то было очевидно: плазменник, притворяющийся общевойсковым лучевиком, под парадкой ни в какой кобуре не спрячешь. Для этого китель должен быть на два размера свободнее, как пиджаки у гражданских телохранителей. Но Виталий понимал: вряд ли Терентьев станет давать бессмысленные советы. Ему помощник нужен, а не обуза.

Кстати, а вот под курткой полевого оперативного полукомбеза носить плазменник в такой кобуре самое то. Но летят-то они с Терентьевым не в оперативной форме, а в повседневной, которая кроем больше парадку напоминает, чем оперативку. Впрочем, подумал Виталий через полминуты, оперативка вполне может обнаружиться в глайдере. У R-80 всё, черти их дери, предусмотрено и схвачено. Даже наверняка так: потому и советует Терентьев брать только планшет да зубную щётку.

Пятисотку разгрузили со струнника не абы куда, а на служебную космодромную стоянку в закрытом секторе. Виталий сначала решил, что на Лорею они пойдут прямо на пятисотке, но нет, Терентьев явно намеревался лететь туда глайдером. Что ж… ему виднее.

Переговорили с диспетчером; говорил, понятное дело, мастер, а Виталий только присутствовал, но на присутствии стажёра мастер настоял, а заодно и показал ему, где найти актуальные стояночные коды и кому их предъявлять. Без кодов на служебную стоянку не больно-то втиснешься, свободных мест здесь раз-два и обчёлся. Коды, видимо, были особой козырности, поскольку не слишком-то приветливая диспетчерша космодрома внезапно напряглась и без проволочек выделила «интендантам» резервное место.

– Ну чего, – протянул Терентьев, когда с формальностями и сборами было покончено. – Давай в ангар, разводи пары, а я глайдер наружу подам, да потом всё запру как полагается. Во-он там сядешь, где разметка. Я туда потом подойду. Давай, шагом марш.

– А… – в замешательстве протянул Виталий. – Дистанционка? Пароли?

– Я ж тебе всё выдал! – удивился мастер.

– То есть… на моём глайдере летим?

– А почему нет? – пожал плечами Терентьев. – Сейчас твоя вахта, между прочим! Вот и рули. Осваивай технику.

Виталий сглотнул, пробормотал: «Всё понял…» и свернул в твиндек, ведущий к ангару. «Твоя вахта» – расхожее в R-80 заклинание…

Познакомиться со своей машиной он, конечно же успел, заодно слил в бортовой комп личные данные, подборку любимых программ, да и вообще всё, что может понадобиться на бортовом компе. Но летать пока, понятное дело, не приходилось: ни времени, ни повода, ни возможности.

Вот и повод образовался.

Виталий разблокировал дверцы и уселся на пилотское место.

Строго говоря, что в глайдере Терентьева, что в его машине управление было сдублировано, поэтому рулить можно было и с левого места, и с правого. Но традиционно пилотским считалось левое. Поэтому Терентьев сразу Виталия предупредил: это, сказал, твой глайдер, левое кресло – твоё без оговорок, и я туда лезть без крайней необходимости не собираюсь. Хозяйничай. Обустраивайся.

Виталий глянул назад, в грузовой отсек, куда доступ имелся и изнутри, и снаружи – какие-то продолговатые тюки действительно были там принайтованы. Небось, и форма там оперативная найдётся, и палатка со спальниками, и аварийные рационы… Это Виталий чуял нутром.

Потом он отвлёкся – мастер раскрыл створки и подал глайдер наверх, на стартовую позицию.

– Соскакивай, – буркнул он по внутренней связи и отключился.

Виталий, давно уже ожививший бортовую аппаратуру и маневровые двигатели, спокойно и тщательно, как на тестах в училище, отстыковал захваты, убедился, что подающие тяги тоже отстыкованы, а затем плавненько, без фанатизма и лихачества, взлетел, развернулся, протянул глайдер чуть вперёд и аккуратненько сел на заштрихованный овал у самого края выделенного пятисотке стояночного места.

Минут через пять появился Терентьев с дипломатом и небольшой сумочкой. Дипломат он сразу же запер в правобортный сейф, а сумочку примостил в контейнер за сиденьем.

– Ну чё, полетели, – сказал он, пристёгиваясь.

Виталий не без внутреннего трепета запросил диспетчерскую; ответила почему-то давешняя неприветливая тётенька, хотя полётами и местами на стоянках обычно распоряжаются разные люди.

– Борт «Кайман», прошу добро на старт субъединицы, двухместный глайдер. Цель – космодром Семёновского полка на Лорее.

Голос Виталия готов был задрожать; не потому, что Виталий боялся ошибиться или сделать что-нибудь не так – он прекрасно знал, что делать, и был совершенно уверен в себе. Просто Виталий понимал: это его дебют, его первый вылет на собственной машине. Первый вылет на первое задание. Он запомнит эти минуты на всю оставшуюся жизнь и если у него когда-нибудь будут дети и внуки – непременно расскажет им об этих минутах.

Добро на взлёт дали сразу же, выделили исходящий коридор и на этом формальности закончились.

Виталий поднял машину над стоянкой.

– Ух ты, гляди, кто марширует! – ухмыльнулся Терентьев, глядя в лобовой плекс.

Виталий тоже поглядел. С высоты было прекрасно видно, как от здания гражданского космопорта к стоящему на взлётном поле военному «Бизону» тянется колонна фигурок во флотской форме, в основном – в парадной. Фигурок было больше, чем купленных Семёновским полком новобранцев, но, надо думать, на Лорею направлялись не только вчерашние курсанты, другие семёновцы тоже. Где-то там, среди этих фигурок, Рихард фон Платен и Джаспер Тревис, несостоявшиеся соэкипажники по «Гиацинту». И ещё восемь бывших курсантов-однокашников, ныне – гвардии лейтенантов Семёновского полка. И ещё – плотный строй в серо-стальных комбинезонах, надо понимать – новобранцы рядового состава.

«Ирония судьбы, – подумал Виталий, возвращаясь к управлению. – Я, шуруп, окажусь в Семёновском полку раньше, чем все они, истинные гвардейцы. Не врал Терентьев…»

Глайдер вошёл в объем стартового коридора и Виталий, как предписывали правила, переключился на автопилот. Всё, можно расслабиться и отдыхать – если, конечно, перелёт будет проходить штатно. Основная программа введена, резервная программа введена, маршрут рассчитан и выверен.

– Па-а-ехали! – пробормотал Виталий, когда глайдер врубил ускорение.

Космодром провалился назад и вниз.

В полёте Виталий старательно боролся с искушением подремать, но боязнь нештатной ситуации, когда лучше отрубить автопилот и взять управление на себя, неизменно побеждала. Вероятность этого была очень мала, но от нуля всё-таки отлична, а Виталий за годы учёбы успел крепко впитать нехитрую пилотскую истину: всё, что теоретически может произойти, рано или поздно произойдёт. И вполне возможно, именно с тобой.

Но этот полёт прошёл как по маслу, ни единого программного сбоя, образцовый вход в атмосферу и сброс скорости, образцовый выход к финишному космодрому и не менее образцовый заход на необязательную для глайдеров такого типа глиссаду.

Правда, одна неожиданность всё же случилась, но её обеспечил Терентьев.

Когда Виталий начал уже подумывать о связи с космодромным диспетчером, мастер неожиданно встрепенулся и потянулся к пульту.

– Я не вмешиваюсь, – пояснил он. – Я ленюсь. В том смысле, что проще показать, чем объяснять. Ага?

Виталий вопросительно уставился на него, поскольку сначала не понял о чём речь.

– Запоминай, как мы общаемся с диспетчерами…

Терентьев включил громкую и спокойно заговорил:

– Борт «Кайман», субъединица, диспетчеру Семёновского космодрома. Сажусь по выделенке в прим-сектор.

И демонстративно отключил микрофон.

– «Кайман», что за дела? – немедленно возмутился диспетчер. – Может, вам ещё ковёр постелить? Рулите в общую зону, не баре!

Отвечать Терентьев не стал. Зато соизволил объясниться с Виталием:

– Ты можешь задать резонный вопрос, стажёр, зачем мы привлекаем к себе внимание, если стремимся выглядеть серыми мышками? Отвечаю: ни одна падла не должна приближаться к нашему глайдеру, пока мы занимаемся делами. А это возможно, только если глайдер находится в прим-секторе: там специальная охрана, без допуска вообще не прорвёшься, а места бронируются заранее, с миллионом согласований. Но места заранее мы никогда не бронируем, чтобы ни одна падла, если она всё-таки захочет забраться к нам в глайдер и там пошарить, не успела навести мостики и всё согласовать, потому что при должном усердии и достаточном времени возможно организовать пропуска даже в прим-сектор. На усердие мы повлиять никак не можем. А на время можем, что сейчас, собственно и происходит. Понятно?

– Понятно, – кивнул Виталий. – Но тогда у нас не получится быть серыми мышками. Любой прибывший подобным образом поневоле привлечёт внимание…

– А у нас с тобой на лбу написано, что именно мы прибыли подобным образом? – с привычной иронией переспросил Терентьев. – В полку будет известно, что некий корабль сел в закрытом секторе. И всё. Как это связать с нами? Скорее уж подумают на адмиралитет или каких-нибудь шишек из гражданских, а их, кстати, в полку всегда в достатке. Ну и плюс сейчас догребёт «Бизон» с космодрома, на котором уйма нового народу. Я тебя уверяю, какие-то там два шурупа-интенданта в глазах аборигенов меньше всего будут ассоциироваться с глайдером из прим-сектора.

– Разрешение на парковочку у нас, конечно же, есть? – не сомневаясь в положительном ответе уточнил Виталий.

– Конечно же, есть, – подтвердил Терентьев. – Одно у меня, второе у тебя. Это наши пропуска, стажёр. С ними тебя пропустят хоть в кабинет президента, хоть в служебную зону термоядерки, хоть в женскую баню.

– ёлки-палки, – Виталий нахохлился. – Как-то я не привык быть равным богам.

– Богам мы не равны, увы, – вздохнул Терентьев, кажется, немало удручённый этим обстоятельством.

– «Кайман», вашу мать, вы что оглохли? Посадку в прим-секторе запрещаю! – заорал диспетчер, видимо только сейчас убедившись, что шурупский глайдер не собирается менять курс и коридор.

Виталий вопросительно уставился на мастера. Было даже интересно, как Терентьев диспетчера осадит.

Терентьев сумел удивить: он вообще не стал разговаривать с диспетчером. Только проворчал под нос:

– Всегда одно и то же… Полгода не прошло, как я точно так же тут садился, – уже забыли.

Микрофон он включить не подумал, так что единственным хоть сколько-нибудь заинтересованным слушателем воплей диспетчера оставался Виталий.

– «Кайман»! Ты у меня под трибунал пойдёшь сразу после посадки! Ну-ка, представился, живо! Фамилия, звание, должность?

Виталий покосился на мастера – тот выглядел так, будто вот-вот мерзко захихикает.

Но всё-таки не захихикал, сдержался. А секундой позже Виталий внезапно понял: Терентьев просто мелко мстит за их теперь общую второсортность в глазах флотских. За вечного «шурупа» в обращении к себе. Как может – без вреда общему делу, но мстит.

И, в общем-то, он в своём праве.

Диспетчер ещё долго разорялся, сулил кары небесные, даже матюкнулся пару раз, что в эфире категорически не поощрялось, но «Кайман» остался нем, как рыба. Глайдер просто шёл на посадку, и помешать ему не могло ничто: местные истребители просто не успевали взлететь, даже если кто-нибудь и осмелился бы отдать им команду проучить молчаливых нахалов.

Но комитет по встрече диспетчер всё-таки организовал. Когда глайдер аккуратно коснулся покрытия в самом центре одного из стояночных пятачков, к нему спешили пятеро пехотинцев в полной боевой и роняющий на бегу кепку офицер, возможно даже тот самый диспетчер, но, скорее всего, не он, а дежурный по космодрому или кто-то из его подручных.

Виталий погасил системы и разблокировал двери.

– Вещички с собой, в ближайшие сутки мы сюда вернёмся вряд ли. Морду кирпичом, на вопросы не отвечаешь, просто стоишь у меня за плечом, – командовал Терентьев, вынимая из сейфа свой кейс-дипломат и выуживая из-за сидения сумочку. – Всё, пошли.

Виталий, исполненный любопытства и воодушевления, вышел из глайдера, подождал, пока выберется и захлопнет дверцу Терентьев, кликнул дистанционкой, спрятал её в карман и приготовился наблюдать.

Семёновцы набегали слева, точно на Виталия, а Терентьев пока обходил глайдер.

– Ну, шурупы, ну мать вашу, – заорал метров с двадцати офицер, кажется лейтенант. – Оружие на землю, руки на глайдер! Вы арестованы! Где пилот?

Виталий, как учили, спокойно стоял, ничего не предпринимая. Просто смотрел как офицер и пехотинцы приближаются.

Тут из-за носового обтекателя появился Терентьев. Сумка его висела на плече, в левой руке мастер нёс дипломат, надо сказать придававший немало солидности, а в правой держал прямоугольник пропуска. Держал на уровне лица, штампом вперёд.

– Интендантская служба генштаба, – холодно произнёс он, останавливаясь рядом с Виталием. – Уймись, лейтенант. Ты думаешь, мы полезли бы в прим-сектор, не имея на это права? Иди, читай.

Пехотинцы наконец добежали и взяли прибывших в полукольцо, а заодно и под прицел плазменных ружей.

Лейтенант-семёновец орать перестал, отпустил, наконец, козырёк кепки, которая на ветру сваливалась с головы, протиснулся между пехотинцами и подошёл к Терентьеву.

Хмуро изучив надписи на пропуске и штамп «Везде», он тронул бусину переговорника у уха:

– «Фагот»! – позвал он кого-то. Видимо, этот самый «Фагот» ответил, но Виталий с мастером этого, естественно, не услышали. – Есть у них пропуск, есть… Везде. Придём – проверишь, как я тебе тут проверю? Есть под конвоем.

Он убрал руку от уха и то ли с досадой и поэтому часто умолкая, то ли просто ещё не отдышавшись от забега, сказал Терентьеву:

– У меня… приказ… отконвоировать вас… к дежурному… для проверки… документов.

Значит лейтенантик этот не дежурный по космодрому, а, наверное, из охраны. И, похоже, сомневается – подчинятся ли ему нагрянувшие шурупы.

– Веди, лейтенант, – милостиво позволил Терентьев.

Тот, явно чего-то ожидая, мялся. Потом переспросил:

– Так, а пилот-то ваш где? Велено всех привести.

– Он пилот, – Терентьев кивнул на Виталия и добавил: – И скажи своим: пускай соблюдают дистанцию в пять метров и держатся подальше от этого чемоданчика.

Лейтенант тупо заморгал, словно был не в силах представить пилота в шурупской форме. Потом встрепенулся, глянул направо-налево, на своих лбов, коротко осведомился:

– Поняли, бойцы? Табарез впереди, Женгини слева, Куковлев справа, остальные замыкают!

Один из пехотинцев, надо понимать – Табарез, сделал «налево-кругом» и зашагал к ближайшему зданию. Терентьев коротко обернулся и неуловимым движением головы приказал Виталию следовать за собой, после чего направился за Табарезом. Виталий пристроился рядом с мастером, чуть левее и на полшага отстав.

Левее, поскольку дипломат Терентьев держал в левой руке и получалось, что с этой стороны Виталий мастера и дипломат дополнительно как бы прикрывал. Решение это было инстинктивным, но, без сомнений, верным.

Лейтенант пристроился было ещё левее, но Терентьев, не поворачивая головы, произнёс:

– Пять метров, лейтенант! Тебя это тоже касается.

Офицер-семёновец засопел, но подчинился – в свою очередь приотстал.

Так они и промаршировали через прим-сектор лётного поля, то ли под конвоем, то ли с почётным караулом.

Дежурный по космодрому, лысоватый рослый майор, едва взглянув на Терентьева, в сердцах сплюнул на пол:

– Тьфу ты, дьявол! Снова ты?

Терентьев холодно улыбался, по-прежнему сжимая левой рукой ручку дипломата, а правой держа на виду пропуск.

– Когда ж я привыкну, а? – жалобно протянул майор и откинулся на спинку кресла.

Пульт перед ним цвел огоньками и объёмными сигналами.

– Деркач, убирай гвардию, этим и правда всё можно, – пробурчал майор.

Лейтенант с облегчением повернулся к пехотинцам:

– Табарез! Свободны, дуйте в дежурку. Брони не снимать!

– Есть! – басом отозвался смуглый усач Табарез и, солидно погромыхивая сочленениями, направился к выходу из диспетчерской.

– Кого вызывать на этот раз? – покорно осведомился майор. – Опять командира полка?

– Нет, начальника разведки, – сказал Терентьев. – И не надо вызывать, пусть лучше нас к нему проводят. Вот он, к примеру.

– Слышал? – обратился майор к лейтенанту. – Сопроводишь в штаб, сдашь на руки дежурному. И без фокусов мне!

– Есть, – лейтенант растерянно козырнул и с опаской поглядел на Терентьева: – Может, «бобик» вызвать? Топать-то неблизко.

– Хорошая идея, – согласился Терентьев.

Лейтенант отошёл к боковому столу с похожим пультом, только меньше размерами, и сдёрнул одну из трубок.

– Штаб? «Бобик» на космодром, живо! Куда-куда, к дежурке!

И уже гостям:

– Пойдёмте, сейчас примчится…

«Бобик», то бишь транспортная платформа на колёсном ходу, действительно примчался через несколько минут. Терентьев и Виталий забрались на задние места, лейтенант – к водителю под бочок.

Через десять минут лейтенант уже стучался в кабинет начальника разведки Семёновского полка, судя по табличке на дверях – полковника Жернакова.

– Разрешите, господин полковник? Тут к вам…

Начальник разведки оторвался от планшета, вопросительно уставившись на посетителей.

Терентьев не замедлил продемонстрировать ему пропуск и печать, после чего выразительно зыркнул на лейтенанта.

– Деркач, свободен, – велел Жернаков, и лейтенант тут же испарился за дверь, не забыв плотно прикрыть её за собой.

– Эр-восемьдесят, – произнёс Терентьев и качнул головой в сторону Виталия. – Это мой стажёр.

– А, – на лице полковника прорезалось понимание. – Быстро вы, не ожидал.

– А чего тянуть? – пожал плечами Терентьев.

– Присаживайтесь, – скупым жестом Жернаков указал на стулья, стоящие вдоль «ноги» Т-образного стола, а сам, наоборот, встал и протянул руку Терентьеву, потом и Виталию.

Поручкались и сели.

– Что вас интересует в первую очередь? – поинтересовался полковник. – Осмотр мест крушения?

– А там есть что осматривать? – не очень уверенно протянул Терентьев.

– Представьте себе – есть. Не всё взорвалось, кое-что просто упало.

Мастер сразу оживился:

– Тогда, конечно, осмотреть, и как можно скорее. Вы сами уже летали?

– Дважды, но я приказал никого близко не подпускать и ничего там без нужды не лапать, потому что ждал вас. Ну и официальную комиссию тоже ждал, куда ж без неё. Угадал, стало быть. Выставили секреты на всякий случай, даже вокруг воронок, где фрагменты взорвались.

– Разумно, – одобрил Терентьев.

– Теоретически через четыре часа полетит очередная смена. Или хотите немедленно?

Терентьев коротко поразмыслил.

– Пожалуй, лучше немедленно. А то сейчас борт от струнника сядет – начнётся кутерьма. Отпускники, новобранцы… Сами понимаете.

– Там не только выпускники. Там и лётная комиссия Генштаба, мне уже доложили. Они тоже захотят осмотреть, к бабке не ходи.

– Тем более нам следует поспешить.

Полковник согласно покивал.

– Добро, я вас понял. Поднимаю разведку по тревоге, вылет ориентировочно через двадцать минут.

Терентьев удовлетворённо кивнул.

– Обед, может быть? – предложил семёновец напоследок.

– Да лучше сухпаем. Вы ж секреты чем-то кормите?

– Разумеется. И не сухпаем – нормальную горячую пищу им возим, из столовой.

– Значит, и нас так же.

– У меня подождёте?

– Мы лучше на воздухе. Я перед штабом курилку видел. Вот там и посидим. Так, стажёр?

Виталий подобрался и чётко, как на экзамене, кивнул, чуть кепка не слетела. Нутром, печёнкой почувствовал – голос подавать не следует.

– Пра-а-авильно! – со значением произнёс Терентьев и козырнул полковнику:

– Благодарю, господин полковник!

Часовой у знамени полка, точно напротив выхода из штаба, покосился на шурупов с лёгкой брезгливостью.

Ещё в дверях штаба Виталий отметил: курилка не пуста, там кто-то сидит. И не просто «кто-то» – пилоты. Комбинезоны, во всяком случае, флотские, лётные. Даже боевые шлемы тут же, рядом, на лавочках.

Пилотов было трое, один постарше, майор лет сорока, и двое капитанов слегка за тридцать.

– О! – сказал один из капитанов, весело глядя на вошедших в курилку «интендантов». – Союзники! Вы не в финчасть прибыли?

– А похоже? – спросил Терентьев, усаживаясь.

– Мы тут зарплату ждём-не дождёмся. А у вас, вон, и чемоданчик, и грозный пистолэт в кобуре…

Пилот так и сказал – «пистолэт», глумился, видимо, пусть и не особенно злобно, скорее добродушно.

– На весь полк зарплата в чемоданчик не влезет, – сказал Терентьев и напоказ зевнул. – Даже если безналом.

– Эх, – вздохнул говорливый капитан сокрушённо. – Кто только ни шастает по полку, одного только начфина не видать!

– Шура, – басом попросил майор. – Не стрекочи.

– А что, «Бизон» разве уже сел? – недоверчиво спросил второй капитан.

– Не знаю, – отозвался Терентьев равнодушно. – Скорее всего, нет.

– А вы чем тогда прилетели?

– Утренней тучкой, – ухмыльнулся Терентьев.

Капитаны очень похоже набычились, но майор упреждающе проворчал:

– Отставить…

Тут, видимо, у пилотов сработали персональные вызовы, оба замерли, выслушивая приказ, и синхронно встали. Майор поглядел на них вопросительно.

– Разведка по тревоге, – пояснил говорливый, косясь на «союзников». – Пошли, Толя…

– Ни пуха, – вздохнул майор.

– К чёрту, – хором ответили капитаны, подхватывая шлемы и вставая.

Терентьев тоже встал.

Майор, прищурившись, глядел на него.

– Ваш вылет? – глухо спросил он.

– Думаю, да, – честно ответил Терентьев.

– На «Гиацинт» глядеть?

– На фиалки, – усмехнулся Терентьев. И Виталию: – Потопали, стажёр.