Текст книги "Тайна горы Крутой"

Автор книги: Владимир Шустов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ХВОСТАТАЯ РАКЕТА

– Вылезай сейчас же! Там ничего нет! Слышишь?

– А я ничего!

– Вылезай, вылезай, да осторожнее, ушибешься!

– Уж я ушибся!

Из-под стола показалась бритая голова. На ней замшевыми лоскутами повисла паутина. Ванюшка сел на коврик, дотронулся до ушибленного места и ужаснулся:

– Володя, у меня почему затылок вырастает?

– Что, шишку набил?

– Она вырастет, как голова, да?

– Нет, поболит немного и пройдет. Говорил тебе, не лазь под стол. Зачем ты ко мне пришел? Мешаешь только!

– Меня Сеня прислал тебе помогать. Я сначала Коле Хлебникову помогал. Мы письма в гербарии писали. Потом Коля устал и сказал Сене, чтобы он меня тебе помогать послал!.. Володя, а почему лыжи, которые под столом спрятаны, с колесиками? Это, Володя, самолыжи?

Ванюшка устремил серые лучистые глаза в сторону дивана, но староста кружка «Умелые руки» находился в глубоком раздумье и ничего не ответил. Володя изучал чертеж «лейки-самолейки «УР-1» («УР-1» – марка завода, выпустившего машину, то есть кружка «Умелые руки»).

Кружковцы две недели безрезультатно бились над созданием совершенной поливочной машины (ее заказали садоводы Коли Хлебникова), но ничего не получалось. И не видать бы садоводам поливочной машины, если бы…

Однажды вечером в лагерную мастерскую заглянул Володин отец, главный конструктор одного крупного завода Петр Алексеевич Сохатов. Он подошел к столу, за которым трудились кружковцы – они как раз составляли чертеж поливочной машины, сел на колченогий стул и спросил, обращаясь ко всем:

– Как дела с дождеметом?

– Думаем, – ответил Володя. – Папа, откуда ты знаешь про самолейку?

Петр Алексеевич улыбнулся одними глазами и посмотрел на Семена, который следом за ним вошел в мастерскую.

– Прихожу я сегодня на завод, – шутливо начал отец, – а мне и говорят: «Товарищ главный конструктор, в одном из пионерских лагерей группа изобретателей создает новую, необходимую для садоводства машину. Нужна деловая помощь». Ну и я…

– Сеня тебе сказал!

– Вот этого-то я и не знаю. Не мог запомнить. Где ваши чертежи?

Он придвинул лист ватмана, уже порядочно измазанный карандашами и истертый резинками, вгляделся в неясные линии чертежа, взял остро отточенный карандаш и уверенно заявил:

– Что ж, вполне приемлемая конструкция. Совершенно верно. Ваша машина должна действовать по принципу насоса. – Кружковцы переглянулись, но смолчали: о насосе не было и речи. – Значит, вы берете бак? Неплохо, неплохо… – Петр Алексеевич снял темно-синий пиджак, накинул его на спинку стула, вздернул выше локтя рукава белой шелковой рубашки и наклонился над чертежом. – Бак, бак – бачище… Так, так, так, – напевал он, играя карандашом. – Ага! Сверху на бак вы надеваете крышку из кровельного железа? Тоже верно. Только учтите, крышка должна надеваться плотно. От крышки в разные стороны идут водометные трубки? Превосходно… Пожалуй, хорошо бы на концах трубок установить дождевальные камеры вроде раструбов, какие бывают у обычных садовых леек. Так… Дно у бака двойное…

– Папа, все понятно! – Володя сам принялся объяснять устройство самолейки.

– Ну и ну, – сказал Петр Алексеевич, глядя на раскрасневшееся лицо сына. – А я ведь затруднялся в этом вопросе!

Хороший получился дождемет! Володя с сожалением отложил чертеж. Взгляд упал на другой рисунок. Володя выхватил листок из середины стопы и сел, поджав под себя ноги. Эх, ракета-ракета! Сколько надежд и грандиозных планов было связано у Володи с кораблем «СС-1». Сверхскоростная ракета – это же Марс, Венера, Юпитер, Сатурн и миллионы звезд, призывно мерцающих над головой в ночной темноте! Но все равно мы до них доберемся! Да, да, доберемся! Ведь есть уже реактивные самолеты, есть ракеты, есть спутники, есть корабли-спутники… Очередь за межпланетными фотонными кораблями! Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра… А может быть, сейчас, в эту минуту, где-нибудь под Москвой или Ленинградом, под Киевом или Минском, под Свердловском или Владивостоком на ровной бетонированной дорожке стоит реальное воплощение Володиной мечты – межпланетный фотонный корабль. Он ждет только сигнала, чтобы умчаться в безоблачную, бесконечную синюю высь. Советская ракета! Первая в мире! Ведь никто другой, а наш русский ученый, Константин Эдуардович Циолковский, разработал теорию полета ракет. Он впервые научно доказал возможность сообщения между Землей и планетами. Еще в 1898 году Константин Эдуардович сказал: «Будущее принадлежит ракете…»

– Чертежи ракеты подготовил?

Володя вздрогнул и оглянулся. Перед ним стоял отец. В белой рубашке с засученными рукавами, в белых брюках и желтых сандалиях, он выглядел очень молодо и даже напоминал чем-то Семена. Только Петр Алексеевич был на голову выше начальника лагеря и шире в плечах. А глаза такие же молодые, такие же задорные.

– Папа, может быть, без чертежей, а?

– Почему?

– Ребята обязательно надо мной смеяться будут, подшучивать…

– Вот что, Владимир, если хочешь стать настоящим человеком и тем более изобретателем, научись воспринимать замечания, научись исправлять ошибки.

– Дядя Петя, а у Володи под столом лыжи с колесиками! Это самоходы?

– Ванюшка! Ты откуда?

– Я сидел там, под столом. Там самолыжи есть!

– Какие самолыжи?

– Это, папа, так просто! Вот, папа, чертежи! Пойдемте, нас ждут. Сеня приходил! – заторопился Володя, а когда Петр Алексеевич вышел, прихватив чертежи и карандаш, укоризненно сказал: – Ты, Ванюшка, какой-то несдержанный. Мы будем ссориться.

На поляне, у фабрики «Пионер», собрался почти весь лагерь. Ребята разместились кто где смог. Было шумно. Люся Волкова в новом белом с красным горошком платье стояла у входа на фабрику. Перед ней на бревнах, приготовленных для сооружения гигантских шагов, сидели начальник лагеря и Вася. Они слушали, как звеньевая второго возмущается поведением заготовителей.

– Когда это кончится! – негодовала Люся. – Вы мне скажите? Я требую, чтобы Тимку наказали! Это же настоящая разболтанность! Сегодня встретила Юльку и спросила у него, где Тимка с Павкой. Так Юлька зевнул сначала и только потом ответил, что, видите ли, они уехали на рыбалку!

– И вовсе я не зевнул! – возразил невесть откуда появившийся Юлька. – Ты сочиняешь!

– Нет, зевнул! К потом… Ой, Сеня, я что-то не верю в рыбалку! Тимка четыре дня тому назад пришел на фабрику. Я стала ругать его за то, что трав мало принесли, а он ответил мне: «Скоро некого будет ругать!» Почему, Юлька, ты остался, а они уехали? Почему? Ты не отворачивайся, посмотри мне в глаза. Обманываешь?

– На тебя я давно насмотрелся!

– Может быть, они действительно не на рыбалку уехали? – спросил Семен.

– Ну, что я буду… – Юля покраснел и запнулся.

– Видишь, видишь, Сеня! Юлька!

Но Юльки рядом уже не было. И главное – шагов никто не слыхал…

– Врет он, Сеня! – сказала Люся. – Врет!

– По местам! – скомандовал Семен.

К фабрике подходил Петр Алексеевич.

– Направо или налево! – крикнул он еще издали. – Не вижу кафедры!

– Сюда, сюда! – пригласил Вася.

Петр Алексеевич остановился у дверей сарайчика.

– Самое подходящее место. Доска есть, стул есть, – он показал на квадратный лист бумаги и бревна. – Аудитория тоже в полном сборе! Здравствуйте, ребята! Садитесь!

Инженер положил на бревна папку и прошелся по гравию.

– Сегодня будем рассуждать о ракете, – начал он, и все притихли. – Прежде всего, что такое ракета?

Петр Алексеевич достал из кармана железную складную ручку. Перо и карандаш вытащил, а трубку показал ребятам:

– Вот, посмотрите! Мы часто говорим о ракетах и думаем, что ракета – это обязательно корабль обтекаемой формы. А эта трубочка, которую вы видите у меня в руке, может легко стать ракетой. Что для этого надо сделать? Надо лишь запаять одно отверстие, начинить трубку горючим веществом, и ракета готова к полету.

Петр Алексеевич прервал рассказ.

– У вас физику все знают? – спросил он у Семена.

– Все-е-е! – хором ответили пионеры. Громче других кричал Ванюшка Бобров, который перешел во второй класс.

– Это хорошо! Без физики нет изобретений. Очевидно, вы знакомы с третьим законом механики. Перед нами два тела. Первое – трубка, второе – газы, которые мы получили бы при сжигании горючего вещества, помещенного в трубке. С какой силой газы вырвутся из трубки, с такой же силой она и полетит. Вот этот толчок газов и называется реактивной силой…

Петр Алексеевич взял папку, порылся в ней, отыскал нужный листок и приколол его к фанерному щиту. Все увидели знаменитый межпланетный корабль «СС-1». Володя прижался к Васе и поежился.

– Что, замерз?

– Нет, волнуюсь.

– Не волнуйся. Узнаешь свои ошибки и не ошибешься больше!

– Почему не полетела эта ракета?

Ребята следили за карандашом. Красная черта разделила межпланетный корабль на две равные части.

– Это центр инерции ракеты. Чтобы ракета при полете сохраняла нужное направление, сила взрыва должна была действовать прямо по центру. Мы видим, что дюзы – камеры и выводные трубы, где происходит сгорание взрывчатого вещества, у этой ракеты устроены поперек центра инерции. Вернее, не совсем поперек, а под углом. Получилась реактивная мельница. Поэтому изобретатель и явился домой без бровей и ресниц. Надо было дюзы, обе дюзы, вывести в хвостовую часть межпланетного корабля.

Разбор длился часа полтора. Петр Алексеевич забраковал у ракеты крылья, корпус, парашютный автомат.

Пионеры решили общими силами построить звездолет. Создали конструкторское бюро. В него вошли пять человек. Главный конструктор – Петр Алексеевич, заместитель – Семен Самойлов, два конструктора – Володя Сохатов, Тима Болдырев и чертежница – Нюша Котельникова.

Тиму Болдырева рекомендовал в бюро Володя, который знал, с каким мастерством Тима изготовил в техническом кружке Дворца пионеров действующую модель доменной печи.

Петр Алексеевич ушел. Ребята окружили Семена и засыпали его вопросами. Володя подозвал Ванюшку, взялся одной рукой за отворот его рубашки-безрукавки, а другой замахал перед курносым лицом малыша.

– Не совсем правильное расположение дюз, Ванюшка, играет второстепенную роль в неудаче моей конструкции, – рассуждал он. – Главная ошибка у меня в астрономии. Ты знаешь, что радиус земного шара – шесть тысяч триста семьдесят километров? – Ванюшка утвердительно кивнул головой. – В диаметре – два радиуса. Это двенадцать тысяч семьсот сорок. Луна от Земли – тридцать земных радиусов. Ученые, чтобы не допустить ошибки, прибавили еще двадцать тысяч двести километров. Всего до Луны получается триста восемьдесят четыре тысячи четыреста километров! – У Ванюшки открылся рот. – Надо было ракету на Луну запускать, а я – на Марс. А до Марса пятьдесят пять миллионов километров даже в великие противостояния…

Раздался хохот. Ребята давно, оказывается, слушали Володину беседу с Ванюшей.

– Ошибка в Марсе! – выкрикнул кто-то.

– В Луне!

– Во мне, – сказал Володя и тоже засмеялся.

Из аллеи к фабрике выбежал Коля Хлебников. Он махал руками и кричал во весь голос:

– Письма! Письма пришли.

Письма! С каким нетерпением ждали в лагере вестей о Григории Лапине. Не раз учащеннее бились ребячьи сердца при одном только взгляде на веселого дядю Костю с кожаной сумкой на боку. Вот-вот скажет почтальон ребятам: «Получайте». Но дядя Костя улыбаться улыбался, но всегда говорил обычное: «Пишут еще». И наконец-то!

Коля, захлебываясь, рассказывал, как вручал ему дядя Костя два пакета. Семен вскрыл самый толстый из плотной глянцевой бумаги с красочной юбилейной маркой.

– Ребята! Нам пишут из Кедровска! О «Стальном солдате»! Читай, Вася!

И, развернув тетрадный лист, Вася громко и медленно прочел:

«Пионерский салют!»

Все торжественно отсалютовали.

«Ребята, отряд «Стальной солдат революции» организовался в нашем городе на самом старейшем металлургическом заводе в 1917 году, как только уральские рабочие узнали, что в Петрограде произошла революция. Они тоже прогнали богачей и создали Советы Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов. Власть стала народной.

Но жадные капиталисты и дворяне, чтобы не отдать власть, подняли восстание. Отряд «Стальной солдат революции» выступил на борьбу с атаманом Дутовым, который начал на Южном Урале контрреволюционный мятеж. Его казаки нападали на селения, рубили саблями рабочих и всех, кто был против капиталистов.

Рабочий отряд разгромил атамана Дутова.

В 1918 году буржуи подбили на восстание пленный чехословацкий корпус. Генералам Хорвату и Гайде капиталисты Америки, Англии, Франции, Японии и других стран, примкнувших к Антанте – военному союзу, – заплатили 15 миллионов рублей. Белочехи стали захватывать наши города. Народ поднялся на борьбу с наемниками. Летом 1918 года белогвардейцы подступили к Кедровску. Отряд «Стальной солдат революции» защищал родной город. Отрядом тогда командовал Степан Петрович Бояршинов. Крепко досталось белочехам и белогвардейцам, когда они сунулись в город.

Три раза наступали они, а в четвертый вызвали два бронепоезда и кавалерию. День и ночь и еще день дрался отряд «Стальной солдат революции», но врагов было много. Прорвались рабочие сквозь кольцо и ушли в тайгу, чтобы оттуда вести борьбу с врагом до победного конца.

В 1919 году отряд «Стальной солдат революции», который стал уже полком, вместе с частями Красной Армии выбил белогвардейцев из Кедровска и погнал колчаковскую армию на восток.

О Лапине ничего узнать не могли, но разыскивать будем вместе с вами. Пришлите фотографию камня-иглы с надписью. Пионерский салют!»

Снова руки ребят поднялись над головами. Вася вздохнул и закончил:

«Городской лагерь при школе № 6».

– Первая неудача, – с сожалением сказал Володя Сохатов. – Надо сохранить это письмо. Очень хорошо, ребята, что и там организован отряд по розыскам Лапина. А имя Бояршинова мы должны запомнить.

– А чего запоминать? – уныло заметил Коля Хлебников. – Все равно главного героя не найдем. Уж если в Кедровске о Лапине не знают…

– Что вы? Сразу и носы повесили? – сказал Семен. – Я думаю, что Лапина мы разыщем. Это первое письмо. Письма еще будут. В одном городе не знают, в других городах знают. Надо будет это письмо зачитать сегодня на вечерней линейке. А горевать нечего: поиски еще только начались.

– А второе письмо из Архангельска. Это о гербариях, – Люся потянулась к конверту.

– Читай, читай, – кивнул Семен. – Чем нас порадуют?

Семен, хоть и подбодрял ребят, сам был огорчен тем, что в Кедровске, на родине отряда «Стальной солдат революции», неизвестно о Григории Лапине.

«Гербарий ваш получили, – бойко читала Люся. – Спасибо. Он поможет нам лучше изучить ваш край. Мы тоже выслали вам гербарий. Только учитесь лучше, а то в письме, которое вы нам прислали, ошибка. Надо знать правило правописания «не» с причастиями. Вы пишете «не» вместе, а причастие имеет при себе пояснительное слово. Нужно отдельно писать…»

– Как? – спросил Семен. – Кто писал это письмо?

Коля Хлебников покраснел и молча опустил голову.

– Коля, – тихо сказала Нюша Котельникова.

Таким сердитым начальника лагеря ребята не видели еще ни разу. Он размашисто ходил по лужайке и говорил обидные и горькие для каждого пионера слова.

– Утерли нам носы! Позор! Теперь весь Советский Союз узнает, что в нашем лагере пишут с ошибками!

Ванюшка огромными немигающими глазами смотрел то на Семена, то на опущенные, чуть вздрагивающие плечи Коли и переживал. Жаль было малышу и Колю, и… Очень плохо, когда пишут с ошибками. Мария Федоровна не раз говорила об этом всем ученикам первою «Б».

– Ох и стыдно нам, уж так стыдно, что я просто не знаю, что и говорить! Ну что мы напишем в Архангельск? А ответить обязательно надо!

Семен остановился против Коли. Коля выпрямился, но в глаза начальнику лагеря не смотрел

– Вот что, Николай, со следующей недели будешь заниматься русским языком, – твердо сказал начальник лагеря. – Нельзя позорить звание пионера. Кто из вас, ребята, имеет отличную оценку по русскому?

– Юлька – круглый пятерочник, – ответил Вася Зимин.

– Юля и будет помогать Хлебникову!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
МАЛАХИТ

Красив камень малахит. Вся весенняя зелень собрана в его радужном блеске. Узорчатые жилки, оттенки, то светлые, то темно-зеленые, напоминают кудрявые сады, полянки с нежной травой и говорливыми ручейками, клумбы диковинных цветов.

Но в природе малахит тускл и не особенно привлекателен. Ну, зеленый и все. Красивым становится камень только в умелых руках мастера. Попадет кусок малахита опытному камнерезу, и начнутся с ним чудесные превращения.

Сначала на камнерезном станке с вращающимся диском из мягкого металла обточат малахит, потом при помощи крупных и мелких, жестких и мягких порошков, которые называются абразивами и насыпаются на диск, шлифуют, полируют камень, и уж только после этого засияет, заискрится, оживет малахит – любо смотреть.

Есть еще один Малахит – город. До Октябрьской революции был он глухим захолустьем с закопченными избами, с лужами грязи на кривых улицах, с кабаками на каждом углу. Горько жилось в городишке рабочему люду.

Но власть над землей перешла в руки искусного мастера – народа, и ожил город, как тот камень малахит. Улицы выровнялись, заблестели асфальтом, исчезли лачуги и встали многоэтажные дома, школы, театры – и все из камня.

Павка прибыл в город Малахит утром, часов в девять. Выйдя на привокзальную площадь, он остановился в раздумье: «Куда двигаться?» Перед расставаньем было решено начинать поиски с городских музеев. Ведь в них собраны исторические документы.

Мимо проносились «Победы», «Москвичи»; весело позванивая, бежали трамваи; спешили люди. А Павка не знал, в какую сторону направиться. Но ведь у него был язык, тот самый, который любого доведет даже до Киева, если, конечно, спрашивать дорогу у встречных. Он-то и помог ему добраться до музея. Долго ходил Павка из зала в зал.

Много интересных вещей встретилось в музее. Вещи, найденные на стоянках древних людей, боевое оружие, знамена, машины – всего не перечтешь. Старательно изучал Павка каждую надпись, каждую этикетку в надежде увидеть имя Григория Лапина, но все было напрасно. О партизане нигде не упоминалось.

Больше всего прочего приглянулась Павке одна сабля. Как осколок зеркала светилась она в солнечных лучах, что пробивались сквозь стекла широких окон. На рукоятке сабли – звезда, по лезвию – буквы художественной гравировки.

У Павки глаза вспыхнули жадными искорками, когда он прочел надпись, от волнения на лбу даже выступил пот. Было выписано на сабле три слова: «За революционную стойкость!». Простоял возле сабли Павка очень долго – не мог оторваться. А сабля сверкала, переливалась на солнце, будто хотела рассказать о себе, о том, почему и когда попала сюда она, на почетное место.

А было это давно, в 1919 году. Красная Армия громила Колчака, гнала беляков прочь с Урала. Рабочий полк «Стальной солдат революции» и Красная Кавалерийская бригада наступали на Малахит, в котором засели белогвардейцы. Целый день дрались они с колчаковцами и никак не могли вышибить их из окопов, опутанных густыми рядами колючей проволоки.

Утром следующего дня командир полка и комбриг взошли на холм. Ветер колыхал полы черных мохнатых бурок, трепал кудряшки на высоких папахах. В бинокли командиры разглядывали укрепленные позиции белогвардейцев.

Видели они, как колчаковцы подтягивали свежие силы, как в лощину проскользнули броневики с круглыми пулеметными башнями. А у перелеска, за рекой, рвались снаряды, трещали выстрелы – шел бой.

На холм прискакал ординарец.

– Справа бронепоезд белых! – крикнул он.

– Пустить под откос! Взорвите пути.

И решили командиры ударить по колчаковцам с двух сторон. Пехотный полк – с юга, а конница – с запада.

Конная лавина красных первой ворвалась в город. Осталась позади колючая проволока, подбитые броневики, сброшенный под откос бронепоезд. Красные конники настигали врага. Впереди на буланом коне скакал комбриг.

Улица. Мост. Площадь. Звонко цокали копыта. Надо спешить к станции, не дать белым уйти.

Но в темном окне станционного здания вдруг вспыхнули яркие языки пламени. «Та-та-та-та!» – в упор бил пулемет. Конь комбрига вздыбился и рухнул на спину. Звякнула о булыжник сабля, высекла огненные искры, скользнула и исчезла в подвальной отдушине дома напротив.

После боя долго искал ординарец драгоценную саблю раненого командира. Даже перетащил на другое место убитую лошадь. Но сабли найти не мог. Нашел ее мальчуган Сережка через месяц у себя в подвале. Удивился находке, но никому о ней не сказал. Смазал саблю салом, похищенным у матери в кладовой, и спрятал на сеновале.

Колчак был разбит. Через Малахит красные части проходили на Южный фронт, на Врангеля. Вынес Сережка находку, завернутую в коричневую ситцевую рубаху, долго месил жидкую грязь босыми, в цыпах, ногами, разыскивая командира. Нашел и вручил со словами:

– Самому храброму отдайте. Очень прошу. Пусть рубает беляков как положено.

Взглянул командир на саблю, прочитал надпись и ответил:

– Много надо сделать, чтобы заслужить такую саблю, Сережка. Геройская она. Крепко бил беляков хозяин сабли.

Тогда унесли саблю к военному комиссару.

– Пусть лежит в музее, – решил он, – на самом видном месте. Пусть знает народ, как достойно рубит Красная Армия врага.

И ни Сережка, ни командир, ни комиссар не знали, что принадлежит сабля комбригу Григорию Лапину.

Жаль, не умеет говорить металл.

Павка с экскурсантами обошел музей еще несколько раз, но не узнал о Лапине ни слова. Не знали о нем в музее. Вышел Павка на улицу и пробродил по городу до вечера.

Из одного переулка до него донесся веселый гам. На площадке, окруженной забором, пионеры играли в футбол. Звонкие удары по мячу слышались за воротами с красным плакатом: «Добро пожаловать!».

«Лагерь!» – Павка толкнулся в калитку.

– Славка, Славка! – крикнули за оградой. – Иди спрашивай: стучатся к нам!

– Спроси, Саш, у меня рифма!

– Иди, иди. Надо дежурить, а ты стихи пишешь.

– Дорабатываю, а не пишу.

Над забором появилось веснушчатое лицо поэта. Он суровым взглядом окинул Павку с ног до головы:

– Тебе что?

Павка отсалютовал. Голова моментально скрылась, скрипнула калитка. Дежурный был ниже Павки пальца на три. Недавно остриженная голова не успела загореть и напоминала белую тюбетейку. На нем была надета белая рубашка, галстук, черные трусы; в руках он держал тетрадь.

– Вы к кому? – отсалютовал дежурный.

– К вам в лагерь. Мне председателя совета.

– Интересно, – сказал дежурный. – Сашка, позови Жору и главного дежурного. Скажи: новичок прибыл! Ты стихи пишешь? – спросил он у Павки. – Это у тебя что в клетке? В какой школе учишься?

От изобилия вопросов Павка сперва оторопел. Он степенно провел ладонью по стриженому затылку и, все обдумав, ответил:

– Стихи писать не могу – не выходят. В клетке голубь, почтовый. Учился в шестом «Б», в первой средней.

– В первой?! А я тебя не знаю.

– Я дня на два из города Новостроя сюда к вам приехал.

Карие глаза дежурного окрылились и смотрели на Павку, как на какое-то чудо.

– Странно… Удивительно.

О чем толковал Павлик с председателем совета Жорой, старшей пионервожатой Галиной Сергеевной и начальником лагеря Еленой Трофимовною, осталось тайной.

Светлоглазая Маринка, которой Слава успел сообщить о странном госте, видела в замочную скважину пионерской комнаты, что «новичок» размахивает руками и говорит, а все слушают.

Долговязый Витя из первого отряда, решительно оттеснивший ее от дверей, передал собравшимся другое. Елена Трофимовна говорила, а гость сидел за столом и чему-то радовалсл. Витя даже уловил несколько слов о завтрашнем сборе.

Витю вежливо отжал к стеке Леня… Но дверь распахнулась, и пионер появился на площадке.

– Ребята, познакомьтесь. Это Павлик Катаев. Он наш гость, – сказала Галина Сергеевна, – приехал Павлик из города Новостроя. Юннаты, где юннаты?

Подошла Маринка, исподлобья посмотрела на новичка. «Ну вылитый Славка. Такой же толстый, неповоротливый. Лицо веснушчатое, только глаза зеленоватые».

– Марина, возьми у Павлика голубя и унеси в живой уголок. А ты, Жора, накорми и проводи гостя в четвертую палату. Там свободная койка.

В четвертой палате спали. Было темно. Павка сразу налетел на стул. Хорошо, что Жора успел перехватить его, а то наделали бы шума. Свободная кровать стояла у окна.

– Вот. Раздевайся и ложись, – показал Жора. – Не разговаривай только. Будут приставать – молчи. Да, пожалуй, все спят. Разве Слава. Славка, спишь?

В ответ на соседней кровати раздался храп с присвистом.

– Спит.

Чистые простыни пахли свежестью. Павлик натянул одеяло до подбородка, подогнул колени и, прикоснувшись щекой к подушке, блаженно закрыл глаза. Приятно было отдыхать в мягкой кровати. Признаться, за дорогу он устал. Двести километров – не раз чихнуть. «Где-то сейчас Тимка? Юлька, наверно, сидит в голубятне, не вылезая, ждет вестей. Кто-то сейчас на заготовку ходит? Может быть, и Лапина уже разыскали, Вася хитрый: сразу по всему Союзу письма разослал». Мысли сменялись одна другой. О многом хотелось узнать Павлику.

– Пав, ты спишь? – соседняя кровать скрипнула, одеяло заколыхалось. – Я – Славка. Помнишь, у ворот дежурный? Ты мне сразу понравился.

– Нельзя разговаривать. Отбой.

– Шепотком можно! – обрадовался Слава. – Не разбудим. О чем в пионерской договорились, а?

– Я от нашего лагеря секретное поручение имею, – солидно ответил Павка. – Вот и разговаривал…

Не успел он закончить фразы, как почувствовал, что отъезжает помимо своей воли к стене. Горячее дыхание щекотнуло ухо.

– Дай немножко одеяла, – Слава стал убеждать нового друга, что умеет хранить тайны. – Обязательно должен мне рассказать, – шептал он. – Я тебя первый встретил. Расскажи, потом я стихи новые прочитаю. Чес-слово! Еще никому не читал.

Ребята тесно прижались друг к другу, накрылись с головами одеялом. Павлик рассказал о горе Крутой, о надписи на камне-игле, о Григории Лапине, неизвестном герое.

– Вы его найдете! – взволнованно заверил Слава. – Чес-слово! Надо с нашими ребятами поговорить. Вот завтра сбор будет…

– Павел Иванович Кремнев придет. Я знаю.

– Ну, тогда слушай, стихи прочитаю, – сказал Слава. – Хочешь? Ты глаза зажмурь. Я, когда пишу, всегда сначала зажмурюсь, увижу, а потом писать начинаю. Новое стихотворение я назвал «Поток». Для сбора написал. Это про партизана. Он в разведке был и речку горную с водопадом нашел. А на водопадах знаешь какие электростанции построить можно? Большие. В те времена война была гражданская и партизан не думал об электростанции. Но война кончилась, он выучился и приехал на ту речку, чтобы станцию построить. Эта станция от Малахита совсем недалеко.

Слава помолчал, подумал и тихо, нараспев, начал:

 
Снега белее облаков
Лежат на склонах гор.
Ручьи, стекая с ледников,
Заводят разговор.
Бегут ручьи, поют ручьи,
Спешат… А за горой
Поток стремительный гремит
Холодною водой.
 

Вдруг одеяло, как живое, зашевелилось и медленно поползло с кровати. Павка инстинктивно схватился за него и стал тянуть к себе.

Слава отнесся к внезапному нападению спокойно. Он сел и возмущенно спросил:

– Сашка, почему ты не спишь? Отбой тебя не карается?

Знакомый голос, тот, что кричал дежурного Славу, обиженно ответил:

– Я за тебя, Славка, больше никогда дежурить не буду! Ты всегда так, Славка! Как стихи писать – подежурь, а читать – другим. А мы хуже, да?

– Ничуть, – подтвердило несколько голосов.

– Читай для всех, – потребовал Саша.

Ребята прослушали стихи, похвалили. Павлик в третий раз за день рассказал о цели приезда в Малахит. И четвертый отряд твердо решил тоже взяться за розыски героя.

Уже обозначались бледные квадраты окон, уже на востоке протянулась чуть розовая полоска зари, уже чирикнула пичужка на ветках кудрявой березы под окном, а пионеры сидели на кроватях, обхватив руками голые коленки, и говорили о героях революции, которые завоевали для них светлую счастливую жизнь.

В полдень Павка шагал в первой шеренге четвертого отряда к холму, за город. Гордо возвышался на холме белый мраморный обелиск – памятник большевикам-подпольщикам.

Сели прямо на траву, поотрядно, большим, но тесным кругом. В центре – Павел Иванович. На нем просторный полотняный костюм. Серебряные виски оттеняют глубокие морщины на открытом смелом лице. Глаза у Павла Ивановича добрые, ласковые.

Никогда не забудет Павка рассказа Павла Ивановича о бесстрашной подпольщице Цветковой.

Задержали Веру белоказаки в Черном бору, недалеко от города. Ходила девушка к партизанам, чтобы сообщить им день и час выступления рабочих Малахита против колчаковцев. И вот на обратном пути, миновав самые опасные места, наткнулась она на кавалерийский патруль. Черноусый сотник остановил Веру, окинул ее подозрительным взглядом, заглянул в корзинку с грибами и грозно спросил:

– Что по лесу шляешься? К партизанам ходила?

Вера прикинулась глупой деревенской девчонкой и совсем было одурачила беляков, которые смеялись над ее испугом и нелепыми ответами.

Но у городской окраины повстречался казакам Мишка Жаднов, сын золотоскупщика. Увидел он Веру и оскалил щербатый рот:

– Допрыгалась, большевичка! Дружка-то повесили, и по тебе петля слезы льет!

Метнулась Вера к плетню. Черноусый сотник дал шпоры коню, догнал ее и ударил плашмя саблей по русой голове. Упала девушка. Высыпались из корзинки грибы, и выпали наганы, которые лежали на дне.

Скрутили белоказаки бесстрашную подпольщицу и бросили в подвал. Начались допросы и пытки, но она молчала. А подпольщикам сообщила запиской, что партизаны поддержат рабочих в нужный день и час.

– Вот здесь, где сейчас обелиск, – показал Павел Иванович, – зарубили белоказаки Веру Цветкову с товарищами. Изрубили в куски. Мы потом отомстили за них колчаковцам…

На поляне стояла тишина. Дружно гудели пчелы на розовых головках клевера. Стрекотали кузнечики, да в синеве перешептывались листья высоких тополей.

Светлоглазая Маринка отвернулась и как-то странно засопела носом. Саша тронул рукой узенькое загорелое плечо.

– Маринка, ты что?

– В глаза пыль набилась.

– Нет, Маринка, это не пыль. Сейчас и ветра-то нет. Это, Маринка, другое…

– Другое, – всхлипнула девочка. – Я бы, наверно, не выдержала.

– Выдержала бы, Маринка, обязательно! Когда трудно, ты всегда думай о бесстрашных революционерах!

Павел Иванович закончил рассказ. Саша встал, вытянул руки по швам и запел:

Замучен в тяжелой неволе,

Ты славною смертью почил…

Песня ширилась, росла. Привлеченные ею, подошли рабочие. Остановились у обелиска, сняли кепки и присоединили к общему хору сильные, суровые голоса.

Потом Слава читал стихи, а Павлик рассказывал о Григории Лапине. Павел Иванович, лично знавший многих командиров из полка «Стальной солдат революции», не помнил такого.

С грустью покидал Павлик лагерь. Медленно шагал он вместе со Славой к станции. Слава смотрел другу в глаза и молча вздыхал.