Текст книги "Крупинки"

Автор книги: Владимир Крупин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Дружба, оказывается, была не румыно-советская дружба, а нефтепровод "Дружба", спасающий страны Варшавского договора.

Дружба дружбой, а одними словами ее не укрепишь. Мужики смотрели на меня как на старшего брата в социалистическом содружестве, как на представителя сверхдержавы, защищавшей их от нападок империализма, да и просто как на человека, экономически способного оплатить продолжение радости.

– Выдержит твоя лодка пятерых? – спросил я рыбака. – У меня только болгарские левы.

– Хо! – отвечал рыбак. – левы они любят. Лишнего не давай.

Самый молодой румын умчался и примчался мгновенно. Принес какое-то "Романешти". Оно было хуже болгарского, но крепче. Очень интернационально мы выпили. И еще этот румын сбегал. И еще.

– Парни, – сказал я, – меня эта песня про Дунай заколебала. Давайте споем, а то она из меня не выветрится. Диктую: "Вышла мадьярка на берег Дуная, бросила в воду венок. Утренней Венгрии дар принимая, дальше помчался поток. Этот цветок увидали словаки..." Я, правда, не понимаю, как мадьярка бросила венок, а дальше поплыл цветок, но неважно. Давайте разом. Три-четыре!

– Мадьяры тьфу! – сказал один румын.

– Тьфу мадьяры, тьфу, – поддержали его два других.

– И словаки тьфу! – сказал румын.

– Хватит "тьфу", – сказал я как старший брат. – Давай еще беги.

Вскоре мы дружно ругали и Николае Чаушеску, и Тодора Живкова, и особенно крепко Брежнева. Оказалось, что все мы монархисты. Это сблизило окончательно. Правда, румын время от времени плевался и сообщал, что и поляки – тьфу, и чехи тем более тьфу, а уж немцы – это очень большое тьфу, такая мать... Румын ругался по-русски.

– И сербы, и албанцы...

– Сербы не, – возразил мой рыбак. – Албанцы то да, сербы не.

Время летело. Начали обниматься, прощаться, меняться часами и адресами. В знак признательности румыны забежали в воду, провожая нашу лодку. С меня содрали оброк – за то, что уезжаю.

Лодка наша петляла по межгосударственному водному пространству, будто мы сдавали экзамен на фигурное вождение. Румыны нам махали своими шапками.

На берегу... на берегу меня ждали Ваня и Петя. Конечно, меня легко было вычислить: русских тянет к воде. Я закричал им по-болгарски:

– На дружбата на вечната на времената! Ура, товарищи! Каждой по пять чашек кофе, и немедленно! Я был в Румынии, чего и вам желаю. Там я вам нашел по кандидату в мужья. Мне же вас надо отучить от сигарет и кофе и выдать замуж к концу визита. Милко, жаль, ты женат, пошли с нами. Или грузим Ваню и Петю -и в Румынию.

– Румыны – тьфу, – сказали Ваня и Петя.

– Тьфу румыны, – подтвердил мой рыбак.

– Да что вы, японский бог, – сказал я. – Варшавский же договор. Так на кого же тогда не тьфу? Чур, на Россию не сметь. СССР – одно, Россия, Россия... тоже одно. Вот! – воздел я руки к небу в подтверждение своих слов: по небу проносился сверхзвуковой самолет-перехватчик "МиГ".

– О, только без самолетов, – сказала Ваня или Петя – я их путал.

– Хорошо. Допустим. А допустить турок, вас истребляющих? А пляски печенегов и питье из черепа славян? А? Было же. Так само и буде, так?

– Вы, русские, сильно всех учите, вот в чем наша претензия, – сказали переводчицы.

– То так, – поддакнул им мой рыбак.

– Теленка, – отвечал я, – тоже тащат насильно к вымени, а не подтащишь, умрет. Да, диктуем, тащим – значит, спасаем. Значит, перестрадали больше всех, испытали больше. Но и у вас учимся. Я ваши скальные монастыри навсегда запомню. Только почему они у вас уже не монастыри, а музеи?

– Вопрос из области диктата.

– Какой диктат – пожелание воскрешения церковной жизни? У меня диктат один: чтоб вы не курили, вы же черные уже внутри.

Петя и Ваня молча и оскорбленно пили кофе и курили.

– Хорошо, – нарушил я молчание, – все плохи, одни болгары да русские хороши. Но ведь это тоже гадательно. Мы для вас диктаторы. А мы, между прочим, вас любим, что и доказывали. Вот тут Святослав, древнерусский князь...

– Ой, не повторяй, – сказала Ваня или Петя, – ты вчера это произносил. И про Суворова произносил. И про танк. – она дернула плечом в сторону Т-34.

– И мне произносил, – настучал на меня пьяный рыбак.

– Тогда немного филологии, – повернул я тему. – Вы – русистки, слушайте. И следите за ходом рассуждения. Вот я, вы же помните, во всех монастырях, церквах, куда мы заезжали и заходили, я же там читал все надписи совершенно свободно. Особенно домонгольские. Да даже и ближе. Так же и в Чехословакии – и у чехов, и у словаков. Но современный болгарский для меня непонятен. То есть? То есть я к тому, что мы раньше были едины и по языку, и по судьбе. А судьба – это, по этимологии, без науки ни шагу, по этимологии -суд Божий. Потом – может быть, со времени Святослава, может, позже или раньше – мы стали отдаляться. То есть своеобразное славянское вавилонское столпотворение, то есть смешение языков. Мы стали расходиться, перестали понимать друг друга. Так?

– То так, – подтвердил пьяный рыбак и стрельнул у Вани сигарету.

– И что же должно произойти, чтобы мы стали вновь сближаться? что? -вопросил я. – Какое потрясение, какой, так сказать, катаклизм? Неужели дойдет до такого сраму, что кого-то будут из славян убивать, а остальные будут на это взирать? А?

Ваня и Петя докурили, утопили окурки в чашках из-под кофе и объявили, что мне пора на званый обед.

Так что пора было идти пить за дружбу. Между славянами.