Текст книги "Сладкое слово – месть"

Автор книги: Владимир Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Владимир Нестеренко
Сладкое слово – месть

© Нестеренко В. Г., текст, 2018

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2018

1

Крылья уносили Катю Луговую к счастью. Впрочем, она уже давно в нем купается. Просто крылья самолета несут туда, где будет поставлена твердая, жирная точка, закрепляющая счастье. И все же девушку смущал такой зигзаг судьбы, почему выбран этот заграничный и пугающий город?

Вовчик сидел рядом – сильный, самоуверенный, элегантный. Она мечтала о таком всю свою взрослую жизнь, и теперь нежно опекала его дремлющего, изредка бросая взгляды на соседей по салону самолета. Между кресел промелькнуло чем-то знакомое белобрысое лицо военного парня. Кате показалось, что он пожирал ее глазами с печальной безысходностью, и счастливо улыбнулась, горделиво сознавая свою притягательность. Потом она опять увидела этого парня в голубом берете. Он спускался по трапу самолета, оглянулся, их взгляды встретились! Надолго запомнились его восхищенные светлые глаза, но ей показалось, что в них пряталась затаенная грусть: он летел куда-нибудь на войну разрушать, а она, напротив, – заключать брачный союз, создавать семью.

Катя считала, что взрослая жизнь началась нынешней весной после восемнадцатого дня рождения, но стесненная школой. А вот после выпускного бала, точнее утром, когда парни и девушки стояли на набережной в самую короткую ночь года и встречали рассвет, она стала полностью раскрепощенной. Заря загоралась над городом, свежая, радостная, наполняла души и сердца ребят новым содержанием свободы и самостоятельности. В то же время печаль о беспечно прожитом и счастливом времени давала о себе знать. Катя все больше отдалялась от него с жаждой проникновения в свое будущее. Оно прорисовывалось очень слабо, в общих чертах нелегкого студенчества, борьбы за выживание, каких-то неизъяснимых тревог и возвышенных стремлений, благородных порывов и прекрасных надежд на глубокую любовь.

Только что потухла в небе последняя утренняя звезда, а Катя все всматривалась в небосвод, ловя этот ускользающий завораживающий свет, как мечту. Взгляд девушки был направлен через протоку, где неожиданно она увидела пловца. В зыбкой тишине уходящей ночи парень энергично измерял саженками водную гладь, нырял, отфыркивался, напоминая таинственного человека-амфибию, приплывшего сюда из фантастического мира Александра Беляева.

– Девчонки, смотрите, не иначе какой-то морж делает заплыв! – весело сказала Катя, показывая рукой на пловца. Ее звонкий голос, видимо, долетел до атлета, он повернул голову и пошлепал ладонью по воде, как бы приглашая присоединиться.

– Скорее пьяный, пошел он в баню, – заметил кто-то иронически, и пловец больше не занимал группу выпускников. Но Катя исподволь следила за ним. Вот он вышел на берег и пошел к черной машине, стоящей чуть в стороне от них. Это был атлетически сложенный высокий брюнет. Загорелое и влажное тело горело в лучах восходящего солнца. Он шагал из сказки и волновал. Катя проводила его долгим взглядом, и сердце томительно екнуло: он оглянулся и помахал ей рукой.

Кому же еще, если она – самая яркая звездочка среди своих подруг и следила за ним, но, к сожалению, плохо разглядела его лицо, все-таки расстояние не позволяло, и тоже помахала рукой в знак приветствия.

Машина простояла несколько минут и ушла, унося с собой частичку Катиного хмельного настроения, будоража сердце и кружа голову, словно залпом выпитое шампанское.

Одноклассники расставались с грустью. Сейчас разойдутся по домам, кто парами, кто в одиночку, больше в одиночку, она тоже. И все! Окончился мир иллюзий, наступает реальная самостоятельность. Друзья, конечно, будут встречаться. Но эти встречи видятся совсем не такими, какими они жили последний свой повзрослевший год. Они станут соперниками. Четверо ребят собираются поступать в университет на юридический факультет, трое хотят стать экономистами. Кто-то попытается прорваться в педагоги. Главное – продолжить образование.

Она не боялась этого соперничества, была одна из лучших выпускников. Волевая, умная, энергичная, с тонкими чертами лица, огромными сиреневыми глазами в омуте бархатных ресниц, с длинными белокурыми локонами. К сожалению или к счастью, ни в кого не успела влюбиться. Были, конечно, мальчишки, но проходные, как пешки, не ставшие фигурами. Сверстники Катю не устраивали, а мужской круг замыкался на своих мальчишках. Но она, как и каждая девушка, мечтала о любви, о счастье, не до конца сознавая, в чем оно заключается.

И вот теперь она знает в чем. Они летели в Стамбул, где все произойдет.

– Вовчик, я счастлива от твоего решения, но почему Стамбул? – спрашивала она не без волнения перед вылетом, находясь в его офисе.

– Катюша, мне жаль, что ты глуха к романтике, не веришь в волшебную сказку, – шутил он с серьезной миной на симпатичном лице и соблазнительной ямочкой на подбородке.

– Отчего же, наше венчание я считаю не сказкой, а романтической реальностью. Это для меня подходит больше, – волнуясь, ответила Катя и, видя его недовольно вытянутые губы, поцеловала и добавила: – Но ты, мой милый, волшебник, и нашу жизнь делаешь сказкой.

После той мимолетной встречи на набережной, Катя несколько раз приходила сюда, вспоминая его взгляд, верила в новую встречу. И она состоялась, его звали Владимир Корзинин. Купаться в реке в самое раннее утро года, объяснил он, у него традиция, ставшая культом. Десять лет назад, опьяненные выпускным балом и предстоящим расставанием, мальчишки его класса искупались в знак обновления их жизни и поклялись каждый год приходить сюда в этот час и совершать обряд омовения. Первые годы приходили все, потом строй парней поредел, и в это лето он купался один. Странно. Но эту традицию он связывал со своими успехами в жизни и бизнесе. Здесь же он встретил Катю, девушку, которая должна стать его женой.

Они знакомы почти год, и половину этого срока откровенно встречаются. Катя успешно училась на юрфаке, стипендии и маминой зарплаты, разумеется, не стало хватать на сносную жизнь двум женщинам. Владимир это видел, и весной предложил Кате сняться в видеоклипе, рекламирующем продукцию его фирмы. Катя согласилась. Красота и свежесть пленили, ролик получился отличный. Девушка впервые заработала приличный гонорар. Успех воодушевил, рисуя хорошую перспективу на этом поприще. Как бы продолжением начатого дела, Катя стала участницей конкурса красоты города. Не без пресса и денег Владимира она победила и стала фотомоделью. Фигура, рост, обхват талии и прочие конкурсные стандарты были идеальными, эрудиция подавляющая, знание языков, этики и этикета – все под предельную планку. По заверению судей и знатоков, красота у Кати продолжает расцветать изнутри, раскрываясь, как бутон тюльпана от солнечного света, показывая свое бархатное внутреннее очарование. Глядя на нее, в самом деле казалось, что не всю красоту и обаяние она показала, а есть в заначке такие оттенки, что затмят глаз любому мужчине. И что цвести девушка только начинает. Подойдет срок, и обольется она полным цветом своей красы, и люди насытятся от созерцания этой дивной картинки.

Владимир больше чем кто-либо понимал, что она не достигла полного расцвета, и стремился ускорить его своей любовью и своими деньгами, убежденный, что они все могут. Он любил Катю, хотя не совсем был свободен. Его благополучие зависело от головного шефа и его капитала. Эта зависимость была всегда, но наиболее гнет стал ощущаться в последний год, когда единственная избалованная роскошью дочь шефа повзрослела и в этом году неожиданно влюбилась в Корзинина. До появления Кати он умышленно часто гостил в особняке Ерошина, рисовался перед юной пантерой в роли молодого импозантного и преуспевающего бизнесмена, не предполагая, что совершил неосторожное движение навстречу будущей выпускницы школы и богатой невесты. Это движение поощрительно воспринял шеф, расширил его полномочия, после чего последовало заверение жениться на Мире, как только стихнут в душе невесты звуки выпускного бала. Но появление в его жизни Кати взбудоражило и вывело из равновесия его расчетливую, довольно холодную натуру. Он долго и настойчиво ухаживал за своей примой сначала только с одной целью: насладиться. Но девушка оказалась недоступной, самостоятельной и не допускала вольностей своего приятеля, хотя он видел, что здесь не приятельские отношения, а глубокие чувства. Он и сам поддался своему чувству, а не расчету, как в отношении Миры, удивляясь силе Катиного обаяния. Она долго мучила его и себя, но когда он, сдавшись, пообещал ей руку и сердце после осуществления проекта, где она должна завоевать право называться первой красавицей города, Катя уступила его любовному напору.

И вот теперь он летел с Катей в Стамбул, чтобы обвенчаться в православной церкви, а попутно устроить дела филиала своей фирмы и заработать кучу денег.

Объяснения Вовчика звучали вполне убедительно.

– Ты представляешь – венчание в древнейшей столице мира! – говорил он с пафосом пролетарского вождя. – Венчание в греческой православной церкви древнего Царьграда – разве это не романтично?! Еще как! И назовем этот полет нашим романтическим свадебным путешествием. – Он вскользь провел пальцем по ее рябиновым прелестным губам, как мальчишка, крутанулся вокруг себя на одной ноге и продолжил с не меньшей энергией: – Но мы убиваем и второго зайца – устраиваем дела нашей фирмы в этом экзотическом городе. Наконец, убиваем третьего русака: мне удалось заключить два контракта с твоим доминирующим участием в рекламе пляжной одежды, купальников сезона с эротическими картинками. Клипы с такой жемчужиной, как ты, разойдутся по Европе с космической скоростью, и ты получишь сумасшедший гонорар.

При упоминании «купальников с эротическими картинками» Катя непроизвольно сжала кулачки и нахмурилась, собираясь возразить, но Владимир энергичным жестом остановил реплику, вынул из стола папку с договором и добавил голосом, не терпящим возражений:

– Сейчас ты пробежишься по строчкам, подпишешь, затем мы немедленно отбываем в порт и – на крылья.

Катя уж не первый раз подписывала деловые бумаги, она пролистала контракт, подписала его с сознанием того, что у делового человека нового времени все должно подыгрывать его делу, как солисту подпевает капелла и подтанцовывают танцовщики. Все работают на него. В принципе она согласна: рука руку моет. Почему бы приятное дело не совместить с полезным, но «купальники сезона с эротическими картинками», дважды попадавшиеся в тексте, смущали Катю больше всего. Да, она выиграла конкурс красоты. В их миллионном городе при огромной конкуренции борьба шла, что называется, не на жизнь, а на смерть. С его помощью она победила и стала перспективной фотомоделью, но роль эротической героини не устраивает. Она не сможет раздеться на публике, даже в съемочном павильоне, и уж тем более находиться рядом с обнаженными красавцами. Главная причина такой сдержанности – крылатая любовь к Вовчику. Его возможная ревность при постоянных соперницах, первой из которых – дочь его шефа, пугала и настораживала.

О претензиях довольно смазливой Мирочки она узнала совсем недавно, причем в общих чертах, и не предполагала, что она для нее тот айсберг, на который напоролся «Титаник». Где-то подспудно тревога вспыхивала тусклой ракетой, но уверенный голос Вовчика заверял в своей самостоятельности и независимости, убаюкивая бдительность девушки.

– Помилуй, Катюша, я довольно взрослый мальчик, я как раз тот прибалтийский корабль, который так прекрасно себя чувствует после развала империи, – гордо заявлял он Кате на сомнения в адрес домогательства будущей выпускницы и богатой невесты. – И уж сам волен решать свои личные дела.

– Но почему все-таки Стамбул? Разве нельзя обвенчаться на родине и поехать в свадебное путешествие? – не унималась Катя.

– Я не хочу вмешательства в мои личные дела вездесущего шефа. Он пронюхает, и кто знает, что у него на уме. А так мы его поставим перед фактом. Вот тот козырный туз в нашей игре. Пойми и поверь.

– Что ж, логика всегда являлась сильным оружием деятельных мужей, – согласилась она, – но я не могу отказаться от счастья видеть на венчании свою маму.

Мама – родной, единственный человек на этом свете. Это не только кормилица, это друг, без которого она не может жить. Мама – это все самое дорогое, что у нее есть. Теперь вот появился Вовчик, но она без колебаний сделала бы выбор, встань вопрос ребром. Выбор остался бы в пользу мамы. Но, к счастью, вопрос так не ставился.

– Это не задача! Мои родные и твоя мама прилетят в Стамбул. Вот виза и заграничный паспорт. – Владимир извлек из кармана бумаги и махнул у нее перед глазами, и вновь спрятал. – Документы мамаше доставит и отвезет к самолету мой преданный водитель. Но язычок на крючок, а ротик на замочек! – доверительно улыбаясь, закончил Корзинин, поднимая кверху указательный палец. – Чтоб до шефа не докатилось.

– Такая постановка все решает, мой милый Вовчик! Но разреши мне позвонить маме и в двух словах объяснить ситуацию. Молчание ее страшно перепугает.

Он согласился на звонок, и Катя сообщила маме об их намерении, попросив пока никому ни слова. Мама обещала молчать как рыба. Все это она перебирала в памяти, глядя на своего дремлющего мужчину, заглядывая в иллюминаторы, через которые видна барашковая степь облаков. Она верила в свое счастье, потому что любила. В школе она придумала себе фразу: знания – воспитывают. И всегда убеждалась в правоте смысла этой короткой фразы. Чем больше она знала, тем солиднее видела себя в мыслях, чувствах, желаниях. Знания, которые она получила на первом курсе юрфака, подсказывали ей быть менее доверчивой, меньше руководствоваться чувствами, а больше логикой, фактами и законами. В данном случае причем тут законы, а логика у Вовчика железная, крепкая, как арматура. Она его любит, он тоже. Вот главный закон природы, из которого, как из горного источника, вытекает река жизни – замужество, счастливая семья с крикливыми карапузами, от которых без ума школьная подружка, первой из класса выскочившая замуж. Она тоже будет от них без ума. Она видит счастливую маму, молодую бабушку в сорок пять лет. Бабушку, которую она, в конце концов, просватает за какого-нибудь молодого дедушку, или того симпатичного хирурга, который несколько раз провожал маму домой, а она видела в окно. Ведь боязнь за судьбу единственной дорогой дочурки притупится, а тянуться на одну зарплату не придется.

Катя дала зарок, что позволит себе оказаться в «интересном положении» после венчания, вопреки данному ей обету родить лишь после окончания вуза и просьбы Вовчика не торопиться с этим делом. Она тайно выбросит из себя всякие спиральки сразу же по возвращении на Родину. Это решение – судьбоносное. Как и его согласие под ее напором – венчаться. Хотя никто не может знать своей судьбы. Разве она когда-нибудь думала о венчании в этом чужом городе? Но такова воля богов. Человек свыкся с неизвестностью своей судьбы, как свыкся с тем, что глаза его видят, а уши слышат. Обратное наполнит его душу тревогой, страхом и отчаянием. Покоримся же судьбе, умело управляя и ведя ее по благотворному руслу при помощи ума и своих способностей.

Катя верила в свой ум и в способности, верила в свою красоту и женское обаяние. Это ее соломоновы копи. Они уже принесли бесценный самородок – Вовчика, а с ним работу и деньги. И еще принесут много чего, главное, они принесли его любовь! А есть любовь – есть все: мир, жизнь, дети, счастье!

Где-то в глубине души Катя боялась своей красоты. Она знала, что красота женщины часто становится яблоком раздора. Красота царицы Елены породила Троянскую войну и гибель Трои. Катя надеется, что ее облик будет приносить только счастье и блаженство от любви и никаких маленьких войн среди мужчин не будет. У нее уже есть мужчина, с которым она скоро пойдет под венец.

И вот под крылом Стамбул, где им суждено стать мужем и женой.

Они прилетели поздним вечером. Город утопал в огнях, Катя раньше нигде не бывала, не видела крупных городов, ей интересно увидеть и старинную часть Царьграда с древними памятниками архитектуры, и современные высотные здания. Но что можно увидеть из окна такси? Вовчик пообещал показать ей достопримечательности из открытого лимузина. Она согласилась, предвосхищая восторг от будущей экскурсии, где гидом будет любимый мужчина. А сейчас им предстоит поселиться в прекрасном номере отеля с окнами на великолепный мост через Босфор, который светился огнями над проливом и притягивал взгляд неискушенного зрителя, каким была Катя. Утомленные дорогой и летней духотой, они долго полоскались под душем и, раскрепощенные, с жадностью занялись любовью. Им никто не мешал: ни звонки партнеров, ни родственников. Они были сокрыты расстоянием, находились здесь, можно сказать, инкогнито. И эта таинственность нагнетала особую страсть, словно они накануне расставания, которое отодвигается безумием любви, как зима отодвигается на полюс горячими ветрами.

Он любил ее, но знал правду наперед. Свою – в совершении будущей подлости, Катину – в беспредельной вере в его любовь. Она его правды, к сожалению, не знала. Но оба жили, казалось, по одной формуле: знание – воспитывает.

Он наблюдал за ней, за жадными действиями дикой жрицы любви. Она всегда была к нему жадной, здесь особенно.

– Я объявляю начало нашего медового месяца, – торжественно сказал он после первого безумия страсти и сытного ужина. – Пусть нам не мешают мои дела и твои съемки. Мы будем на них тратить минуты, на любовь – все остальное время.

– За исключением обряда венчания, – подчеркнула она.

– Обряд стоит особняком. Мы ехали сюда с запасом времени. Мы пойдем под венец, лишь когда обессилим от любовных игр.

– Я согласна, но боюсь, что сил моих хватит надолго.

– И славно, ничто так не подкрепляет силы, как взаимная любовь!

Это был рай любви, только не в шалаше, а в комфортабельном номере с видом на море, с кондиционерами, ванной, с джиннами, подающими ужин по первому желанию. Она бы с ним согласилась сотворить рай в шалаше у моря. Даже очень бы хотела, чтобы не расставаться, не идти на съемки рекламных сюжетов, а слышать шум реки или грохот прибоя, пение птиц, шелест трав и листвы, свист ветра и рев бури, раскаты грома. Она любила грозу. Буря взъерошивала душу, наполняла воздухом, словно гелием, который приподнимает тела над землей, и Кате хотелось лететь, пронестись по свету вместе с ураганом и опуститься в его объятия.

Она слышала, что в бурю любовная страсть особая. Две стихии вместе – одна в сердце, вторая – вокруг! Как хочется все это испытать. Наверное, действительно здорово. Все прекрасно, когда любишь, когда чувств – море!

Владимир утомился и, лежа на спине, чувствуя на своей груди тепло ее головы, запах мягких шелковистых волос, смежил веки. И то, что он тщательно скрывал от Кати, до мелочей проплыло в его сознании, унося в свой город, в особняк шефа.

В просторной гостиной полукругом стояла мягкая мебель, а множество кактусов, искусно расставленных женщинами, превращали помещение в своеобразную экзотическую оранжерею. Влад Борисович с бокалом красного вина в руке ходил по кругу, как разъяренный лев на арене цирка, и его рык разносился по всем этажам виллы, пугая домработниц. Не меньше трепетал от грозы и Корзинин, сиротливо примостившийся на мягкий сегмент кольцевого дивана.

– Ты увлекся этой сучкой! Не забывай, кто здесь правит бал! – Владислав Борисович не изменил своих манер в обращении с подчиненными со времен абсолютной партийной власти. – Не забывай, черт бы тебя побрал, кто всунул в руки жаровню, чтобы ты в нее сгребал угольки, на которых так хорошо жарится твое финансовое благополучие!

– Я не забываю, Влад Борисович, это всего лишь легкое увлечение. – Корзинин выглядел побитым щенком, его потускневшее лицо выражало глубокое раскаяние и непременное исправление.

– Не лги, черт бы тебя побрал, это увлечение длится почти год. О нем уже знает Мира. Пойди и успокой девушку.

Корзинин шевельнулся, чтобы встать и исполнить волю всемогущего шефа.

– Сиди, я не все сказал. Что ты ей будешь петь, твое дело. Но свою пассию убери из города. Я разрешаю любые меры, только без крови. Хватит, не те времена. Даю тебе сроку месяц, иначе останешься без штанов, черт бы тебя побрал! Когда ты научишься работать тонко, без следов? Не память о твоем отце, я бы с тобой не церемонился. – Отяжелевший животом шеф, словно беременная женщина, в расстегнутом пиджаке стоял в центре круга с бокалом любимого французского красного вина. Корзинин замечал его пристрастие к алкоголю, но это не его дело, тут такая головная боль с его дочкой, хоть стреляйся. Придется решать проблему с Катей испытанным методом. – Если у тебя не хватает масла в голове, как с ней обойтись, я тебе подскажу в деталях.

Владислав Борисович Ерошин был из тех хватких секретарей комсомола, которые при мощной поддержке перестроечной власти создавали совместные предприятия и тащили в свой огород, задолго до начала приватизации, колесную и гусеничную технику, захватывали торговлю оргтехникой, хлынувшей из-за границы неудержимым потоком, наживали баснословные барыши на перепродаже, открывали банки, гнали валюту «за бугор». Новые структуры обрастали, как броней, преданным директоратом предприятий города, привлекали для темных дел криминальные структуры, которые тоже рвались к захвату государственной собственности, но, чувствуя не уступающую твердую руку партийцев, годились больше для выполнения кровавых заказов.

Впрочем, мы не преследуем цель подробно рассказать о делах Владислава Борисовича, достаточно сказать, что он по-медвежьи подмял под себя едва ли не всю торговлю в городе, увеселительные заведения и поставил во главе рекламной фирмы сына своего бывшего патрона. Как известно, аппетит приходит во время еды, и если средства позволяют, стол пополняется новыми яствами. Финансы позволяли расширить ассортимент продукции фирмы. Деньги должны делать деньги. И выбор пал на красивых девушек, которые пользуются в зарубежных казино большим спросом. Базовыми и тайными поставщиками товара стали приюты и детдома. Выслеживались безродные девушки, охотно идущие на торговлю своим телом, с добротно оформленными документами их вывозили за границу в веселую жизнь. Никто их не искал, никто о них ничего не знал.

Корзинин не хотел оставаться без штанов, хотя сейчас лежал на широкой и шикарной кровати именно без штанов. Он невольно вздрогнул от грезившегося видения беседы с шефом, натянул на причинное место простынь, открыл глаза. Видение исчезло, а он почувствовал на лбу холодную испарину.

– Ты что, мой милый, замерз? – нежно спросила Катя, – так я тебя сейчас разгорячу.

– Разгорячи, лучше тебя это делать никто не умеет, – согласился он, – потому что от меня к тебе идет такая же волна любви, как и твоя. Они сталкиваются, это и есть наша страсть. Как это прекрасно! Неужели это может повторяться бесконечно!

– Да-да, мой милый, бесконечно. Я же прекрасная наездница! Не хватает только шпор, чтоб наддать скакуну!

– О-о! Твоя плеть в твоем теле, твои шпоры в твоей красоте, твой повод от узды в твоем темпераменте! Мы берем такие барьеры, какие не снились олимпийским чемпионам!

– Нас нельзя остановить, мы в урагане счастья!

Любой ураган когда-то смолкает и оставляет за собой разрушения. Ураган любви мог сделать его нищим. Он это знал, она – нет. Она не боялась простой жизни, какой жила вместе с мамой, он – боялся. Знания – воспитывают. Он прекрасно знал о своем безусловном банкротстве и разорении, если поступит против желания шефа. Эти знания воспитали в нем осторожного человека. Тот, кто лежал сейчас рядом с Катей, был оболочкой. Красивой, обаятельной, способной доставлять удовольствие, но оболочкой. Она не знала ничего этого и оставалась в дремучем лесу наивной веры и любви к монстру.

Ночи и утра как не бывало. Время превратилось в сплошной поток чувств и удовольствия. Но пришел день, и он, боясь потерять штаны, окунулся в дела. Разыскал своих партнеров рекламного бизнеса и представил им свою звезду. Те пришли в восторг и потребовали немедленной пробы в натуральном виде. Катя закапризничала. Пришлось уговаривать. Она согласилась предстать, в чем мама родила, только в профиль и в его присутствии. Он заволновался, зная, что от нее потребуется гораздо больше, чем она предполагает.

– Поначалу красотки почти все комплексуют, – успокоил его режиссер, – две-три съемки, и все пойдет как по маслу.

К черту всякое масло. Вот возьмет, решится и смажет скипидаром одно место киношникам, тогда будут знать, как приручать к эротическим съемкам его возлюбленную. Но решимость из-за потери штанов на людном бульваре не приходила.

Да, Катя была безупречна. Корзинину показалось, что у режиссера и оператора вожделенно загорелись глазки. В нем полыхнула ревность. Он не мог ее не ревновать, хотя знал, что произойдет дальше, коль появившиеся решительные мысли тут же показались ему бредом сумасшедшего. Он ревновал и терзался до слезного приступа и бешенства. На себя и на обстоятельства. Он – мелкая сошка. Он это знал, она не знала. Она верила ему безоглядно, без всякого анализа, хотя собиралась стать юристом. Законность и вера в любовь – вещи несовместимые. Катя знает, были времена большевистской инквизиции, когда человек не должен был доверять даже любимому. Слава богу, они канули в Лету, теперь можно положиться на слово друга. Но она жестоко ошибалась.

К съемкам приступили в этот же день после пробы. Неутомимый режиссер работал с Катей до самого вечера. Измученная прикосновением к своему почти обнаженному телу загорелого черноволосого атлета, бесконечно вздрагивая и сжимаясь, вынуждая режиссера делать дуль за дублем, она разбитая и опустошенная вернулась в отель.

– Милый Вовчик, безобидные эротические картинки с одеванием купальников превращаются в имитацию секса. Я не смогу продолжать съемки, – взмолилась она, – режиссер сказал, что завтра будут более откровенные положения и имитации. Я сгораю от стыда, я не могу выставлять на испытание нашу любовь. Откажись от съемок!

– Это невозможно, я подписал контракты с твоего согласия. С нас сдерут неустойку, как шкуру с живого человека.

– Я не думала, что все будет так откровенно. Ты обещал мне приличные композиции съемок. Этот атлет со своими телесами приводит меня в ужас. Я закрываю глаза, холодею, я упаду в обморок, пожалей меня и нашу любовь, она не выдержит такого испытания!

Катя стояла перед ним, обаятельная в своей женской беспомощности, прекрасная в гневе и мольбе, с надеждой и верой в его благоразумие и силу.

Но Корзинин беспомощно развел руками. Он знал, что испытания закончатся для нее поражением.

– Неужели ты не ревнуешь? Как после всего этого бесстыдства я пойду под венец в белоснежной фате? Это выше моих сил! – Она, как преданная невеста Христа, продолжала верить, что ее тело принадлежит только ему.

– Успокойся, моя дорогая, может быть, тебе придаст сил крупная сумма аванса, которую завтра положат на твой счет в одном из банков Стамбула? – Владимир искал аргументы, как лукавый ангел, спустившийся на землю с целью овладеть прекрасной дочерью человеческой.

– Нет, никакая сумма не может окупить нашу любовь! Я боюсь, эта пошлость перечеркнет все светлое и чистое, что есть между нами. – Катя заламывала руки, нервно меряя шагами уютный номер, с мольбой бросая на Владимира жгучие взгляды. Он сидел в кресле растерянный и подавленный.

– Поверь, мне тоже нелегко согласиться с мыслью, что тебя едва не лобзает этот красавец. Но это только имитация страсти. Ты актриса, ты должна играть, а твоя красота, твоя молодость стоят бешеных денег.

– И ты не можешь от них отказаться? Почему ты не дал мне прочесть сценарий клипов? Я бы отвергла эту эротику заранее. – Прекрасные Катины глаза, как море перед бурей, наполнялись свинцовой тяжестью.

– У меня сценария просто не было. Я доверился заверениям своих партнеров, что съемки пройдут на уровне демонстрации обнаженных фигур и безобидных объятий, – с обезоруживающей искренностью отвечал Владимир.

– Ты знал сумму гонорара? – В Катиных глазах и на губах плясало отчаяние.

– Да, но теперь она возросла втрое после того, как продюсер увидел тебя обнаженной, а я потребовал увеличить ставку. Как видишь, игра стоит свеч, – горделиво выпячивал грудь мужчина.

– Я жгу не только свое тело, но и душу. Я вижу, наш медовый месяц может оборваться, лишь только начавшись. – Она больше не могла сдерживать себя и зарыдала, бросившись на диван.

Он не остался безучастным и тут же присел рядом с ласками.

– Успокойся, моя любовь, не все так мрачно. Мы потребуем сократить эротические сцены, а я буду присутствовать в павильоне.

– Боже избавь, я теперь вовсе не смогу раздеться в твоем присутствии. Знать, что ты рядом, и видеть себя с обнаженным атлетом – выше моих сил! Я не гожусь в эротические актрисы.

– Хорошо, будем думать, как сделать, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Мы не можем лишиться крупной суммы. Подумай и взвесь. Надеюсь, твои силы окрепнут, если я скажу о радостном деле.

– О чем же, говори быстрее!

– О, это весьма знаменательное сообщение!

– Милый, сжалься надо мной!

– Наше венчание назначено через неделю в соборе Святой Софии. К этому времени съемки с твоим участием закончатся.

– Это правда?!

– Завтра же я дам телеграммы с приглашением на венчание всем родственникам, кого мы с тобой определили перед вылетом и кому заготовили визы и паспорта.

– Какое счастье, но почему надо ждать неделю?

– Причин несколько. Твои съемки, второе, чтобы прилететь сюда, требуется время, не так ли, дорогая моя? Я вижу на твоем лице улыбку. Прочь тревогу, прочь волнения! Сейчас нам принесут ужин, и у нас снова целая ночь на двоих.

– Да-да! Ночь и любовь на двоих! Как это прекрасно!

Едва смолкли звуки ее голоса, как раздался серебряный звук колокольчика.

– Войдите, – громко воскликнул Владимир, и джинн из сказок Шахразады, в образе коридорного, вкатил в номер коляску, ломящуюся от богатого ужина.

– Кушать подано, сударыня, прошу за стол.