Текст книги "Сказки для взрослых (СИ)"

Автор книги: Владимир Наконев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 СЧАСТЬЕ

 

  Он появился в нашем доме чуть больше месяца назад. Почему-то я его сразу не взлюбила. Мне никто из мужиков не нравился, с которыми пыталась сойтись моя мама, хотя они с самой первой минуты нашего знакомства начинали подлизываться ко мне. А этот не подлизывался и, вообще, старался обойти меня стороной.

  Моего отца я не знаю. Его никогда не было. Много раз я пыталась расcпросить об этом маму, но она всегда говорила, что я его никогда не увижу, что от любви до ненависти – один шаг и, однажды, я услышала, как мама плакала после такого разговора. Больше мне не хотелось говорить на эту тему. Подумаешь, без отца. Да таких много у нас в деревне. Вон и Ольга – моя лучшая подруга – тоже живёт только с матерью.

  Этот был какой-то правильный, хозяйственный. Всё чего-то мастерил и ремонтировал в доме или дворе. Мама с ним похорошела, помолодела и начала подкрашиваться. Я некогда не видела её такой. И решила быть нейтральной к нему. Строго на «вы», от и до, и ничего больше. Он тоже был ко мне чуть ли не безразличен. Всегда называл меня полным именем. Не лез на мою территорию и всегда встречал меня спокойным изучающим взглядом, если я оказывалась возле него.

  Девчонки приходили ко мне в гости, разглядывали его издали и спрашивали меня.

  – Ну, и как ты с ним?

  – Никак, – отвечала я, – Он мамин.

  А другие мальчишки и девчонки всё время прикалывали и дразнили меня. Особенно Колька. Он такой противный.

  – А знаешь, что он сейчас делает, когда ты не дома? Он делает твою маму по-собачьи, – и он задвигался, показывая, – Или как кролик, – и показывал быстрее, – Или как хряк, – закрывал он глаза и медленно шевелил задом.

  Когда я злилась, надо мной смеялись ещё больше. Потом я чуть-чуть плакала от обиды, когда шла домой, и дома чувствовала, что я его не люблю.

  Шло время. Мы привыкали друг к другу. Я его тоже начала называть по имени, но всё равно на «вы».

  Захожу во двор после школьной практики и вижу, как он ремонтирует загородку для цыплят. Он повернулся на звук моих шагов.

  – Ирина! Как хорошо, что ты пришла. Помоги мне, пожалуйста. Возьми вон тот конец верёвочки и подержи вот здесь.

  Взял в руки инструмент с пузырьком воздуха и начал его прикладывать к верёвочке, командуя мне ниже или выше.

  – Держи крепко!

  Оттянул за середину и отпустил. Верёвочка стеганула по доскам, оставив на них белый след.

  – Спасибо, Ирина! Ты – настоящий друг.

  Хмыкнув, я отправилась в дом.

  Вечером я прошла через зал в пижаме. Мама и он сидели обнявшись перед теликом. Я, почему-то, заревновала. Уселась полулёжа маме на колени и обняла её, отпихивая его.

  – Вот же прилипала! – попыталась оттолкнуть меня мама.

  – Она не прилипала, – сказал он, – Ей просто скучно, – и он стянул меня с маминых ног, крутанул в воздухе и посадил к себе.

  – Пус..., – начала я, но он приложил свой палец к моим губам, накрыл мои ноги пледом и прижал к себе как маленького ребёнка. Я лежала на его руке, моя голова на его груди, а вторая его рука вернулась на плечи мамы.

  – Пустите меня!

  Но он склонился ко мне и прошептал.

  – Закрой глаза.

  Я подумала, что не стоит скандалить из-за пустяков и прикрыла веки. Меня удивило, что я чётко услышала биение его сердца. «Ту-тук», «ту-тук», «ту-тук». Словно какая-то большая машина. Так я и слушала не знаю сколько времени, как вдруг «ту-тук, ту-тук, ту-тук», ускорились звуки. Я приоткрыла глаза. Они целовались надо мной. Хм, как интересно! А если я его поцелую, сердце тоже забьётся быстрее? Снова зажмурилась и принялась обдумывать это.

  – Малыш хочет спать, – услышала я словно идущий изнутри груди голос. Задремала! Я хотела встать, но он поднялся вместе со мной и понёс меня в мою комнату. Уложил на кровать, отбросив одеяло, убрал плед, накрыл меня одеялом и подоткнул под бока.

  – Расскажи мне сказку, – я и сама не заметила, что обратилась на «ты».

  Он кивнул, улёгся рядом, оставив ноги на полу. Запрокинул руки за голову. Я повернулась на бок, уткнулась носом ему в подмышку и стала слушать.

  Открыв утром глаза, я долго пыталась вспомнить, на каком месте я уснула. Но казалось, что я слушала всю сказку до самого конца. Ну, почти до самого. Всё теперь было по-другому. Почему-то я думала о нём только хорошее. Почему так всё изменилось? Я поднялась и, на цыпочках, зашла к ним в спальню. Он лежал на спине, чуть приоткрыв рот, а мама прикорнула у него под боком. Точь-в-точь, как я вчера вечером. Склонившись над ним, я прикоснулась губами к его губам. Он открыл глаза.

  – Доброе утро, папа! – неожиданно для себя сказала я.

  – Доброе утро, дочка! – шёпотом ответил он.

  Мне вдруг стало хорошо, как на празднике. И я повторила.

  – Папа! Хочешь, я приготовлю тебе чай?

  – Хорошо, дочка. Ставь воду, я сейчас приду.

  На кухне я поставила чайник на газ и, когда он вошёл, я шагнула к нему и обняла.

  – Папа! А ты от нас не уедешь?

  – Если тебе не надоем, то нет, – он наклонился и поцеловал меня в макушку.

  – Не надоешь, – пообещала я, сильнее обхватывая его.

  Мы уже разлили чай по чашкам, когда к нам пришла мама. Сели за стол. Я потянулась к сахарнице.

  – Папа! Сколько тебе сахару положить?

  Ложечка выпала из маминой руки, звякнула о блюдце и покатилась по полу. В её глазах было всё сразу: удивление, испуг, непонятливость. Он едва заметно подмигнул мне.

  – Положи сколько и себе, дочка. Но не перестарайся, а то попа слипнется.

  Мы все рассмеялись, поискали ложечку и продолжили завтракать.

  После обеда ко мне пришли девчонки. Мы собирались пойти купаться.

  – Папа! Можно я пойду с ними на озеро? – нарочито громко спросила я.

  – Можно, дочка! А где это? Я к вечеру тоже приду.

  Всю дорогу девчонки трещали, как сороки.

  – А как это? Но он же не твой отец. А почему...?

  – Раньше был не мой, а теперь мой, – гордо отвечала я. И только Ольга шла молча рядом со мной и держалась крепко за мой локоть.

  Вечером он показался на дороге со свёрнутым полотенцем под рукой. Издали разглядывал нас, стараясь отыскать меня среди многих девчонок и мальчишек. Конечно, он же не видел меня в купальнике.

  – Папа! Я здесь! – крикнула я и припустила к нему. Подбежала и с разбега прыгнула ему на шею, обхватив руками и ногами. Он придержал меня, наклонился и поставил на землю. Скользнул по мне взглядом, взял обеими руками за плечи и тихо проговорил.

  – Дочка! Поправь бюзик.

  Я опустила глаза. Боже мой! Моя «анжелика» сдвинулась, когда я напрыгнула на него и вся правая часть оголилась! Дёрнулась, чтобы отвернуться от него, но он удержал меня за плечи и так же тихо сказал.

  – Этого никто не видит. Поправляй.

  Какой он умница! Получила бы я насмешек на год вперёд, если бы повернулась к мальчишкам с голой грудью. Я засунула за лиф большие пальцы и подтянула его наверх, закрыв всё как положено. Он улыбнулся, подал мне руку и я повела его ко всем.

  – Всем здрасьте! – поздоровался он. Ему ответили. Он положил полотенце на траву и подошёл к берегу.

  – А слабо вам нырнуть с берега? – сказал Колька. Вот же противный!

  – Не слабо. Но надо знать место, где ныряешь, чтобы ни на что не напороться.

  Мальчишки сыпанули в воду. Подплыли к небольшому обрывчику и, наперебой, начали кричать.

  – Вот здесь надо! Здесь – самое классное место! Три метра глубина!

  И заныривали стоя, подняв руки над головой и показывая, что здесь можно нырять. Я стояла с девчонками поодаль. Мы молчали. Он снял с себя рубашку, сандалии и брюки, оставшись в одних трусах. Мальчишки одобрительно загудели. Среди девчонок тоже кто-то сказал.

  – Какой сильный!

  Жалко, что сейчас не было других взрослых, чтобы сравнить. Но и без сравнения он был что надо. Точь-в-точь Кинг-Конг, только безволосый. Он подвигал руками, шеей, крутанулся несколько раз и несколько раз присел. Подошёл к берегу, отсчитал шаги и, вдруг, прошёлся «колесом», оттолкнулся ногами от земли, сделал настоящее сальто в воздухе и, так же ногами, врезался в воду.

  – О-о-о! – только и сказали все.

  Он вынырнул, отфыркиваясь, и поплыл от берега. Все смотрели на него, а я сделала вид, что мне это уже знакомо, подошла к его одежде и стала складывать её аккуратной стопочкой. Пока я это делала, Ольга подошла ко мне, подняла с травы полотенце и положила его сверху на одежду.

  – Ириша! – послышалось с озера.

  Я разогнулась. Он был в воде далеко от берега. Я помахала рукой.

  – Я здесь, папа!

  – Дочка! Ты умеешь плавать?

  – Да!

  – Плыви ко мне.

  И зачем я только сказала «да»! Я плаваю «по-собачьи», понемногу и только рядом с берегом. И все это знали. Поэтому расступились, освобождая мне проход к берегу. Сейчас опозорюсь! Обречённо я зашла в воду и поплыла. Изо всех сил я гребла под себя руками, двигала ногами и с ужасом чувствовала, что мои ноги тонули всё больше.

  – Не высовывайся из воды, – услышала я радом и вцепилась в протянутую ко мне руку, – Наоборот, старайся как можно больше погрузиться в воду. До самого носа. Тогда вода станет тебя выталкивать. Чуть приподнимись, вдохни ртом воздух и выдыхай с пузырями в воду. Понятно? Держись за мои плечи и бултыхай ногами.

  Мы плыли всё дальше от берега. Он – на спине, лицом ко мне, а я сверху. В один момент, я оглянулась. Берег был далеко-далеко. Так далеко, что я уже не видела лиц тех, кто там был. Мы заплыли на самую середину озера.

  – Отдохнула? Тогда проплыви вокруг меня.

  Класс! Никто из девчонок не заплывал так далеко, как я. Обратно я плыла у него за спиной, держась за его плечо то одной, то другой рукой и помогая ему. Берег всё ближе и, наконец, я встала на ноги.

  – А можно я тоже с вами проплыву? – это была Ольга.

  Он посмотрел на неё, потом на меня. Я чуть заметно покивала.

  – Можно. Как тебя зовут?

  – Оля.

  Он присел перед ней в воде, она взялась за его плечи и они поплыли. Сделали большой круг около берега. Когда возвращались, Ольга уже держалась за него одной рукой и почти сама плыла рядом.

  На берегу он растёрся полотенцем, потом обернул его вокруг тела и снял под ним трусы. Выжал и повесил на ветку куста. Вытащил из кармана брюк сухие и, так же под полотенцем, надел их. Оделся и повернулся ко мне.

  – Дочка! Ты когда вернёшься домой? Там у нас есть дело.

  – Я ещё часик побуду здесь. Можно, папа?

  – Можно, – он взмахнул рукой уходя, – Всем до свидания!

  Никаких у нас там дел не было. Он просто хотел, чтобы я его ещё раз назвала папой при всех. Я это видела по его глазам.

  Мы шли по дороге домой. Мальчишки всё ещё обсуждали сальто-мортале. Девчонки шли парами.

  – Какая ты счастливая! – тихо сказала Ольга, – А ты фамилию менять будешь?

  Я не успела ответить.

  – А он Ирку за жопу держал. И она его «чмок-чмок-чмок».

  Вот же гад этот Колька! Я обернулась к нему, но не успела ничего сказать, как на него набросились все девчонки.

  – У тебя язык, как собачий хвост! Помолчал бы лучше, дурак! Чего ты везде лезешь во все дыры?

  А Федя – самый старший из мальчишек – вдруг сильно дал Кольке подзатыльник и молча зашагал от него. Я видела, как Кольке было больно. Он шёл, опустив голову и прижав руки к бокам. Слезинки капали с опущенной головы на дорогу. Мне стало его жалко, но и злорадство тоже радостно шевелилось во мне: так ему и надо. Сколько раз я ревела после его подколов. Пусть теперь сам узнает, как оно.

  – Классный мужик! – сказал Федя, догнав нас, – Здоровый как бульдозер. Я бы хотел с ним познакомиться. Ира! – он взглянул сбоку в моё лицо, – Можно я к вам в гости приду?

  У меня вдруг сильно забилось сердце. Все девчонки «западали» на Федю. Стараясь казаться как можно равнодушней, я пожала плечами.

  – Если хочешь...

  Вечером я опять вошла в зал. Они сидели обнявшись на диване. Специально я проползла по их ногам и стала моститься с другой стороны у папы. Он обхватил меня рукой до самой попы. Видел бы это Колька! Но я же не виновата, что я такая маленькая и вся моя попа умещается в его ладони. Как много изменилось в моей жизни за эти два дня!

  В субботу мы натопили баню. Он зашёл в хату, вытирая об себя руки.

  – Всё готово. Женщины и дети – первые.

  Мама взяла в руки стопку чистого белья.

  – Пошли, Ира. Я потру тебе спину.

  – Пусть мне потрёт папа.

  Мама поперхнулась и чуть не выронила одежду на пол. Посмотрела на него странным взглядом. А что тут такого? Он уже видел меня на озере без лифчика, хотя об этом никто, и мама тоже, не знает. Мама сунула мне в руки бельё.

  – Ну, раз ты так хочешь, иди первая.

  Я сидела на скамейке, потому что на полке было слишком жарко, поджав ноги к груди и обхватив колени руками. Он стоял сбоку и уже вымыл мне голову, а сейчас тёр вехоткой спину, макая её в шайку. Зашла мама. Без одежды. Взяла второй тазик, набрала воды и полезла на полок.

  – Справляетесь? – спросила, проходя мимо.

  – Запросто, – ответил он, – Котёнка всегда легче мыть, чем слона.

  Я зафыркала, представив слона и котёнка, моющихся рядом. А он уже тёр мне руки и я потихоньку выпрямлялась. Вехотка заскользила по моему животу.

  – Вставай! – он легонько шлёпнул меня по попе. Я поднялась на ноги, стараясь оставаться к нему всё так же боком, и он стал мыть мои ноги. Держась за полок, я посмотрела на маму. Она делала вид, что трёт себя мочалкой, и с любопытством смотрела на нас.

  – Помой себя между ног, – сказал он, поливая из ковша. Потом поднял свою ногу передо мной на скамейку.

  – Держись за колено!

  Я наклонилась и взялась обеими руками. Ой! Он лил на меня воду из ковша и мыл мне попу! Нет, этого я никогда не расскажу Ольге.

  – Выпрямляйся! Будем полоскаться. Так, первый ковш – тёплая. Не дышать! – и он вылил мне воду на голову, – Теперь попрохладнее. И теперь ещё холоднее. Постой здесь, я принесу полотенце.

  Он пошёл к двери. Я посмотрела на его трусы. Хм... мы с мамой голые, а он в трусах. А если..., нет-нет, хватит загадывания желаний. Тем более, что я знала, что я там увижу. Я уже видела это у мальчишек, когда мы купались голые после захода солнца, чтобы не идти домой в мокром и по прохладе. Я повернулась к маме.

  – Как хорошо быть маленькой, мама!

  – Да, ты права, – глаза её стали печальные.

  – Повернись ко мне и держи здесь полотенце, – он уже стоял возле меня с развёрнутым большим махровым полотенцем. Я придержала конец полотенца, как фартук, и он завернул меня в него, как конфету. Взял на руки и вынес в предбанник. Усадил на скамейку, помог выпростать из полотенца руку и подвинул кружку с квасом.

  – Сейчас мы помоемся и придём. Не глотай холодное. Подержи во рту, пока не согреется, а потом проглатывай. А то может горло прихватить.

  Ну всё он знает! Он повернулся уходить.

  – Папа!

  – Да, дочка, – оглянулся он.

  – Поцелуй меня.

  Он шагнул ко мне и наклонился, прицеливаясь к щеке. Но я повернула голову, собираясь встретить его губами. Он выпрямился, шутливо нахмурил брови, взял меня рукой за подбородок так, что мои губы сложились в трубочку между его пальцами, и чмокнул. Я так и не поняла, что это было. Папа открыл дверь бани и шагнул за неё. Потом из-за двери показалась его рука, швырнувшая трусы на скамейку, и дверь закрылась. Интересно, они сразу мыться будут или целоваться сначала?

  Я проснулась под утро в моей кровати. На мне была ночная рубашка. Ну конечно же это сделал папа. Мама бы просто не смогла дотащить меня сюда, не разбудив.

  – Папа, папочка, папуля, папулечка, – в голос повторяла я новые для меня слова. Как жаль, что мне уже двенадцать лет. Было бы мне пять, а ещё лучше три. Тогда бы папа всё время носил меня на руках. И с этими хорошими мыслями я опять заснула. Вот оно, счастье!

 

 

  ОДИН ДЕНЬ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ.

  Я смотрела в потолок и понимала, что я его ненавижу. Ненавижу всей моей душой. Наверное, не существует в мире другая ненависть, которая могла бы сравниться с моей. Каждый день я просыпаюсь с этим чувством. Я лежу в постели, смотрю в потолок и готовлюсь к действию. Моя ненависть сконцентрируется в одно только движение, которое я собираюсь сделать.

   Повернула голову. Он лежал спиной ко мне и сопел равномерно в такт поднимающемуся и опускающемуся боку. Боже мой! У него появляется лысина! До сих пор мне не бросалось в глаза, что волосы вокруг макушки поредели и среди них просвечивает розовая кожа. Когда-то он был худеньким парнем с густой и непокорной шевелюрой жёстких волос. Я усмехнулась, вспомнив, как мне нравилось запускать пальцы в его волосы, отбрасывать на бок его чуб, чтобы заглянуть в глаза. Прижаться бы к этой спине, обхватить руками и замереть, как это было много лет тому назад; ах, он меня обнял; ах, он потрогал, словно невзначай, мою грудь...

   Ненавижу! Я резко выбросила руку и нажала на кнопку будильника за какое-то мгновение до того, как он зальётся трелью. Как я ненавижу этот будильник! Поэтому я всегда просыпаюсь раньше и жду несколько минут, чтобы выключить его именно тогда, когда он собирается взорвать тишину в моём доме. Несколько секунд наслаждаюсь моей победой над этим техническим монстром и поднимаясь с кровати.

   Умываюсь в ванной, промокаю лицо полотенцем, слегка касаюсь губ помадой и собираю волосы в пучок под резинку. Не понимаю женщин, которые не обращают внимания на то, как они выглядят дома, накрашиваясь и наряжаясь только тогда, когда выходят на люди.

   Захожу в детскую, поправляю одеяло на сынишке. Он так брыкается во сне, что одеяло оказывается в любом углу кроватки. На дочку я только посмотрела и даже не подошла к ней: она вся в меня и спит чутко, просыпаясь от малейшего движения поблизости. Выхожу из комнаты, протиснувшись боком в приоткрытую дверь, и медленно закрываю, приподняв её, чтобы не скрипела. Теперь можно не осторожничать. Захожу на кухню, смотрю на часы. Ещё полчаса мужу можно поспать. Самые сладкие минуты. Это я знаю по себе. Было же время, когда он поднимался раньше меня и приносил мне завтрак в спальню. Хи-хи! И всегда спрашивал:

  – Вам кофе в постель?

  – Нет, лучше в чашку, – неизменно отвечала я и после этой шутки, и быстрого опустошения подноса, мы начинали кувыркаться в нашей койке, заканчивая эту гимнастику одним и тем же: он сверху, я под ним, он во мне и я вся вокруг него. Мы даже сделали фотографию этой композиции. Надо найти ту фоту и перепрятать подальше. А то дочка подросла настолько, что ставит меня в тупик своими вопросами, типа: а мне можно носить лифчик?

   Подошло время. Иду в спальню. Встаю на колени возле кровати, обхватываю спящего мужа руками и прижимаюсь к нему.

  – М-м-м-м... пора вставать? – пробурчал он, не открывая глаз.

  – Да, уже без десяти.

   Он вздохнул, потянулся, открыл глаза, обнял меня, опуская ноги на пол, и этим объятием снял мои руки с себя. Дежурно чмокнул меня в губы. Повернулся и пошёл в ванную, откуда через секунду донеслось журчание струи в унитазе. Эх... проза жизни.

   Я отбросила одеяло с кровати, расправила простыню и взбила подушки. Пока постель проветрится, надо идти кормить мужа. Он работает шофёром, это вам не хухры-мухры и завтрак должен быть солидным. Он ест один. Я буду завтракать позже, вместе с детьми. Иначе, трудно заставить их поесть перед школой. Мне нравится быть рядом с мужем, когда он ест. Угадываю его желания и подаю ему как раз то, что понадобилось. Любуюсь моим мужчиной и, в этот момент, словно и не было этих лет и передо мной сидит всё тот же застенчивый мальчик. Хе-хе! А у мальчика уже лысина пробивается. Когда прохожу за его спиной, наклоняюсь и чмокаю его в макушку.

  – Что? Что-то не так?– удивлённо обернулся он.

  – Не-а. просто захотелось тебя поцеловать.

   Он ушёл, забыв хотя бы обнять меня. Только слегка коснулся губами моих. Такого никогда не случалось, когда мы «женихались в девках», как говорил тогда мой дедушка.

   Ну, началась гонка со временем. Поднять детей, умыть, накормить, одеть , отвести в школу, не забыв одеться и докраситься, чтобы тоже отправиться на работу. День начался.

   Работа моя, в основном, сидячая. Хотя, иногда, хочется вскочить из-за стола и надавать пинков некоторым мачо из моих коллег, которые, как павлины, распушив хвосты, шляются по фирме, поволакиваясь за молодыми девчонками. Наверное, я тоже считаюсь молодой, потому что сейчас один из таких бездельников уселся задом на мой стол и втирает мне про мои красивые глазки и привлекательные губки. Отшивать такого бесполезно. Он думает, что это игра и только усиливает нажим. Смотрю на этого пижона и размышляю, не послать ли его в магазин за покупками, которые мне нужно сделать после работы. Фиг он откажется. Но, потом, так же, фиг от него отвяжешься.

  -Ты обратил внимание, что сел в чернила? – спрашиваю.

   Коллега с грохотом спрыгивает со стола и оттягивает свои брюки. На шум оборачиваются все в зале.

  – Я его не трогала. Он сам упал, – сообщаю заулыбавшимся и снова обращаюсь к нему:

  – Мог бы и догадаться, что чернила с прошлого века не используют. Иди отсюда. Не мешай работать.

   Так, одним поклонником меньше. День заканчивается спокойно. Включаю домашнюю программу: забрать детей из школы, покупки в магазине, заезд на городскую детскую площадку, где расслабляюсь в болтовне с другими мамами, пока наши дети играют. И домой. Дома – уроки, стирка, перемежающаяся с домашними заданиями, дети ужинают и мы совершаем небольшую прогулку перед сном. Ванная по очереди. Дочка уже стесняется мыться в одной ванне с маленьким братиком в моём присутствии. Ох, скоро начнутся новые заботы и хлопоты. Всё замирает в доме, кроме приглушённого телевизора. Я с утюгом в руке посматриваю на часы. Что-то задерживается.

   В коридоре щёлкнул замок. Выхожу на приветственный поцелуй. Он слегка отворачивается, касаясь угла моего рта, и я улавливаю запах спиртного. Тревога! У нас это не является обычным. Бросается в глаза некоторая скованность и замедленность его движений.

  – Что-то случилось?

   Муж поворачивается ко мне, смотрит в глаза.

  – Не со мной. Не бойся. Неприятная была картина.

   Я не настаиваю на продолжении. Расскажет сам, если захочет. Но включаю программу психологической разгрузки. Вчера у нас ничего не было. Значит, сегодня не только можно, но и нужно. Мы уже давно реже стали заниматься сексом. Как-то само-собой так получилось. Уже отошли в лету наши ежедневные игры и по нескольку раз в день. Сейчас, в лучшем случае, это бывает раза три в неделю. Чаще – два. И уже не помню, когда мы последний раз были близки два дня подряд.

   В кровати тоже всё не так, как раньше. Молча целует меня в губы, опускается на шею, потом на грудь. Мог бы остановиться и сказать, что меня любит. Но делать нечего, привычно закрываю глаза и глажу его волосы, когда он сосёт мои груди. Его палец бродит в моей промежности, давит на клитор и лезет внутрь. Только-только начинаю заводиться, как он, убедившись что у меня уже мокро, переваливается через мою ногу и вставляет мне пенис. Двигается, придавливая меня и ёрзая по мне всем телом. Мне передаётся его возбуждение, ловлю его движения, догоняя его и успеваю кончить вместе с ним. Он же хрипит мне в ухо, прихватив зубами мою мочку. Беспорядочно дёргается и замирает в моих обьятиях. Его слюна сползает по моей шее, но шевелиться нельзя. После его первого вздоха, я вытаскиваю моё ухо из его зубов и вытираюсь заранее приготовленным полотенцем.

   Так, пора вылазить. Но милый только крепче обхватывает меня и остаётся сверху. Ну-ну, мы потом отлипнем или нет? Его дыхание замедляется и он засыпает прямо на мне. Жду ещё немного, сваливаю его тело с меня и отлавливаю выскочивший писюн. Вытираю его, чтобы не испачкал простыни. Встаю и иду в ванную подмываться. Возвращаюсь и долго любуюсь на голое тело спящего мужа. Накрываю его, ложусь рядом и, протянув руку, включаю будильник. Как же я его ненавижу!

 

 

  СТЕРВА.

 

  Когда мама и отчим уезжают, в нашем доме появляется нянька. Это не настоящая нянька и детей не баюкает. Он – друг моих предков и считается, что приходит делать кучу работ по хозяйству, список которых они составляют заранее. Но я-то знаю, что – это моя нянька, хотя мне дуре уже восемнадцать лет. Было дело, оставили меня одну на несколько дней, но лучше об этом не вспоминать. Мне до сих пор стыдно, что я натворила. Я особо не заморачиваюсь такой опекой: у меня с нянькой хорошие отношения и всегда просто исчезаю из дома, зная, что там всё будет под присмотром и я могу возвращаться когда захочу. И ничего мне за это не будет.

   В этот раз он заявился через пару часов после отъезда предков. Я сидела на кухне, нервно хватаясь за лежащий на столе телефон, словно там могло оказаться что-то забытое или непрочтённое.

   – Ну почему мне никто не звонит?

   – Потому что ты никому не нужна. У всех дела, – сказал он вместо приветствия.

   – Какие дела? Я и есть самое главное дело.

   – Я тебе про это и говорю, – давит он на моё самолюбие, – Ты ошибаешься, если думаешь, что ты одна такая нужная и доступная дама. Что ты сегодня ела?

   – Не хочу есть, – отбиваюсь, – Я уже сегодня съела пирожное.

   – Ага! – делает он вид, что мой ответ его удовлетворил. Засучивает рукава, проводит ревизию продуктов и быстро приготовляет борщ и пельмени. Обедаем вместе. Пельмени и борщ – это вещь! Я отодвинула от себя пустую тарелку и откинулась на спинку стула.

   – Не хотят звонить и не надо! Никуда сегодня не пойду.

   Протянула руку и выключила этот дурацкий телефон. Моя нянька насмешливо взглянул на меня, понимающе кивнул и пошёл делать дела, бросив, выходя из кухни

   – Засунь посуду в машину.

   Было ещё светло. Я пошарахалась по дому, развешала моё постиранное и села к телевизору, положив рядом лэптоп: мама должна была позвонить после приезда. Она и позвонила.

   – Чем занимаешься? – спросила она, появившись на экране.

   – Ничем. Телевизор смотрю.

   – А он где?

   – Сейчас позову.

   Он зашёл, сел рядом перед вэб-камерой, и засмеялся на мамин вопрос, чего я делаю.

   – Лежит на диване. Пельмени переваривает. Кто же уходит из дома, где хорошо кормят!

   Я фыркнула, поднялась, стукнула его в шутку по спине и пошла в мою комнату. Вот сейчас переоденусь и свалю отсюда, не сказав куда. В комнате оглядела мой разложенный диван, как обычно не убранный после ночи, и рухнула на него. Сейчас чуть-чуть полежу, потом переоденусь и пойду.

   Проснулась когда было темно. Я лежала одетая, но укрытая одеялом. Вот это полежала! Протянула руку, повернула к себе будильник. Стрелки светились на цифре 'три'. Мне так никто и не позвонил. Ах да! Я же выключила телефон. Блин! Я уже два дня не трахалась! И ещё не известно, буду ли завтра. То есть, уже сегодня.

   Раздевшись, уже собралась нырнуть под одеяло, как мне в голову пришла интересная мысль: а вот пойду сейчас и соблазню его. Во-первых, он и мой друг. Во-вторых, никому не расскажет. В-третьих, короче, сейчас устрою себе праздник. Помылась под душем, высушила волосы и, не одеваясь, отправилась на нижний этаж, в гостевую комнату. Там, в темноте, он ритмично посапывал на кровати. Потихоньку подняла угол одеяла и втиснулась под него. Сердце забилось сильнее и мне стало жарко. Да я же по-настоящему возбудилась! Одним движением я преодолела пространство, разделяющее наши тела и прижалась к нему. Он дёрнулся от неожиданности и его руки скользнули по мне.

   – Малыш! Что-то случилось?

   – Не-а, – я потянулась к его губам.

   Быстрым движением он свёл мои руки вместе, развернул меня спиной и обхватил за живот, прижимая к себе. Я почувствовала задом, как в меня упирается его пенис, вздыбившийся под его трусами. Как быстро он завёлся! Он тоже почувствовал это шевеление и передвинулся так, что кроме живота меня ничего не касалось.

   – Ты не забыла, что мы друзья?

   – А что? Разве друзья не могут?

   – Могут. Но потом они не будут уже друзьями.

   – А кем они будут?

   – Любовниками. Это другой уровень. И все, что было до этого, будет потеряно.

   Я сделала попытку освободиться, но из этих лап невозможно было выбраться. Вот же горилла!

   – А если только один раз?

   – Да хоть полраза. Стоит нам только соединиться здесь, – он хлопнул меня ладонью между ног, – И мы никогда не сможем смотреть друг другу в глаза, как раньше. Всегда будет что-то недосказанное или придуманное. И не такое честное, как сейчас.

   – Отпусти меня, я пойду.

   – Разве тебе не нравится лежать сейчас здесь?

   Вот спросил! Что я должна на это ответить? Но обида не отпускала: меня отвергли!

   – Ты понимаешь, что я пришла согласная!?

   – Понимаю. Но и ты должна понимать мою и твою ответственность за то, что может случиться.

   – Ничего не случится. Я принесла презерватив.

   – Я не об этом, – он нащупал мою руку и отшвырнул пакетик в сторону, – Иди ко мне.

   Развернул меня как куклу, уложил меня себе под бок, поправив мне одну грудь, чтобы лежала на нём, а вторая была под боком, подтянул мою ногу между своих ног и подсунул мне подушку под голову, чтобы я лежала над ним. Мне осталось обнять его одной рукой, и он расправил одеяло на нас обоих.

   – Рассказывай малыш о проблемах.

   – Почему ты ни разу не говорил мне, что у меня красивые глаза?

   – ... и чувствительные губки, похожие на розу, а ещё волнующая попка и совершенной формы грудь, – подхватил он.

   – А разве не правда?

   – Конечно правда. Особенно для того, кто хочет тебя трахнуть. Поэтому они и врут самозабвенно. Вспомни, как они про всё забывают, когда заканчивают. А для меня ты всегда самая симпатичная, самая лучшая. Но глаза у тебя, в последнее время, как у блудливой мартовской кошки.

   Мне стало смешно.

   – Почему в последнее время? Ты знаешь, когда я начала?

   – Знаю. В тринадцать лет. Ты сама об этом мне рассказывала пару лет назад. Помнишь, я тебе ещё объяснял тогда, что нужно быть стервой, а не станком

  – Хм! Про стерву я всегда помнила.

   – Вот и запомни ещё одно правило, стерва: не трахайся где живёшь и не живи где трахаешься! Вообще-то, это правило лучше звучит с другими словами. И он ещё раз повторил это правило.

   – Действительно лучше, – согласилась я.

   – Ты уже в порядке?

   – Э-э..., хм..., ну да.

   – Тогда предлагаю два варианта развития событий: а) ты остаёшься здесь до утра, б) идёшь спать в свою комнату и завтра будет сюрприз. Приятный. В первом варианте, естественно, никаких сюрпризов.

   – Тогда второй.

   – Тебя проводить?

   – Да.

   Мы поднялись по лестнице. Удивительно, но вся моя обида улетучилась, и я совсем успокоилась. Когда проходили по коридору, где из окна падал свет, я посмотрела на него, у него всё ещё торчал! Он перехватил взгляд.

   – Руками не трогать! У тебя таких много.