Текст книги "Вопросы истории"
Автор книги: Владимир Наконев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Владимир Наконев
Вопросы истории
Начало.
Царь задумчиво потеребил жидкую бородку. Молча оглядел худую тщедушную фигуру, стоящую на коленях. Потом промолвил.
– Так вот ты какой. Смутьян. Я, было, думал, что ты телом хотя бы удался в отца. А у тебя ни тела ни ума. Хорошо, что я не видел тебя раньше. Тогда бы мне не хватило той решимости, которая появилась, из-за доносов на тебя.
Ирод почесал тело под рубашкой и повернулся на подушках на другой бок. Слуга перебежал на другую сторону и принялся махать веером из перьев, словно хотел, чтобы тело правителя взлетело в воздух. Ирод посмотрел на него и слуга послушно стал замедлять движения. Когда поток воздуха сравнялся с его желанием, Ирод опять обратил взгляд на наказуемого.
– Что молчишь то? Говорят, что ты мастер заговоров-разговоров. Скажи что-нибудь!
Стоящий на коленях поднял голову:
– Ч-что с-сказ-зать?
– Как твоё имя?
– И-исус.
– Очень хорошее имя. Так именно мы его и запишем, – произнеся это, царь посмотрел на сановника, который поспешно задвигал палочкой по свитку папируса.
– Значит ты не хочешь работать? Не хочешь помогать своему отцу? Так?
Не дождавшись ответа, Ирод наклонился вперёд и продолжил:
– Ты подговариваешь молодых, чтобы они тоже не работали? Просите еду у людей. Живёте хуже собак. Ваши матери все глаза выплакали. Отвечай!
Оглянулся на окно, из которого донёсся шум взлетевших голубей, напуганных его выкриком, Ирод продолжал уже спокойнее:
– Почему ты не хочешь работать? Все люди работают.
– Р-раб-ботать – это п-п-плохо.
– Это трудно, а не плохо. Зато не работать легко. Не так ли?
Исус кивнул не поднимая головы. Ирод откинулся назад, скосил глаза на павлиньи перья, выравнивая поток воздуха, и задумчиво пошевелил скрещёнными на животе пальцами. Лицо стало терять признаки живого и стало застывать в какой-то маске актёра. Даже веки уже двигались медленно, словно подчинённые не своему ритму, а посторонней злой воле. Приступ бешенства овладевал им.
Стражники побледнели от страха. Один из них нервно глянул на коленопреклонённого юношу и, поклав ладонь на рукоять клинка, широко открытыми глазами уставился на лицо господина. Судорожно сглатывая, он искал на неподвижной маске малейшее изменение, указывающее на то, что надо надо полоснуть лезвием по худой шее.
Упала палочка из рук сановника и Ирод вздрогнул. Нервная волна пробежала по лицу и оно стало вновь таким, каким было несколько мгновений назад. Все облегчённо выдохнули как можно незаметнее. И только опахало вздымалось и опускалось бесшумно, отмеряя ход времени.
– Почему ты не умер, когда был маленький? Почему именно я должен убить тебя? Потому что я твой господин? Почему именно я, а не твой отец? Не твой брат? Кто-нибудь другой? Весь мой народ должен работать. Вся моя власть прирастает работой людей. Если люди не будут работать, я не смогу их защитить.
Ирод опять откинулся назад на подушку и потянулся всем телом.
– Ты хочешь умереть?
Исус неопределённо пожал плечами. На его истощённом лице не шевельнулась ни одна часть. Напрасно дожидался царь хоть малейшего изменения в безразличной гримасе, скосившегося набок лица.
– Тебе прийдётся умереть. Но совсем не так, как ты ожидаешь. Я не могу тебе позволить оставить после себя историю о том, как ты победил царя. Ты его и вправду победишь, но эта победа сделает мой народ дружнее, работящее, послушнее. А ты будешь выше царя. Ты будешь выше солнца. Встань и иди за мной!
Когда вышли наружу, Ирод показал рукой вниз. Там в маленьком дворике два стражника хлестали плетьми группу лежащих на земле людей.
– Узнаёшь своих друзей? Нет, их не убивают. Их учат. Точнее, им помогают выучить историю твоей жизни, которую они будут должны рассказывать на протяжении всех лет, что им осталось видеть солнце. И, если они плохо запоминают, их начинают учить плёткой.
Ирод сделал знак рукой. Стражники, повинуясь приказанию старшего, подхватили под руки одного из лежащих и потащили к выходу. Через некоторое время в дверях показался молодой мужчина. С протяжным и продолжительным всхлипом он бросился на колени, дополз до ног правителя и покрыл их поцелуями.
К своему ужасу Исус узнал в распростёртом теле своего друга.
– Ну, узнал? Нравится мне этот Иудушка. Он, пожалуй, будет единственный, кого не выгонят из города. И ему не надо будет учить наизусть историю. Здесь она никого не интересует. Ведь именно благодаря ему ты оказался здесь. Хватит! – Ирод выдернул ногу и толкнул ею голову Иуды, – Пошёл вон!
Когда Иуда скрылся, Ирод продолжил:
– Весь народ моей страны я назову иудеями. Нравится тебе это название? Можешь не отвечать. Мне это не интересно. Я так решил. Не называть же всех иродеями. А ведь я тоже хочу остаться в истории. Твоей истории. Истории твоей замечательной жизни. Но там нет места другому такому хорошему как ты.
В этот момент Исус с надеждой взглянул в лицо царю, но тот, не обращая внимания ни на кого, продолжал, как бы говоря самому себе.
– Там нужен злодей. Я буду царь-злодей. Идём, я покажу тебе, где ты умрёшь, но сначала, место, где ты воскреснешь.
Спустились вниз. За закрытой дверью послышался громкий смех. Воин толкнул дверь и смех затих. Все люди склонились в поклоне.
– Что нового придумали?
– Господин! – выступил вперёд мужчина, – мы придумали историю появления на свет сына бога и, как ты приказал, вписали в неё наши имена.
– Напишите, что его звали Иисус. Именно так, с двойным звуком.
– Хорошо, господин.
– Что плохого придумали про меня?
– Пока ничего..., – человек осёкся, заметив как резко вздёрнулась бровь правителя, – Мы придумали, но нам надо твоё разрешение записать это.
– Вы получили разрешение писать всё, что вам вздумается.
– Да, господин, но...
– Читай!
– Это очень коротко, господин. В этой истории царь приказал казнить всех недавно родившихся младенцев, надеясь, что среди них и окажется сын бога.
Ирод ухмыльнулся и, подойдя к чаше с водой, долго глядел на своё отражение. Потом ткнул в отражение указательный палец и ещё некоторое время разглядывал расходящиеся и сходящиеся круги:
– Детоубийца! Хорошо придумали. Не длинно и страшно...
Посмотрел ещё немного на постепенно восстанавливающееся изображение:
– Долго будут твоим именем детей пугать, Ирод! Так. А что про себя написали? Я сказал, чтобы все были туда записаны. Чтобы ваши имена выучивали наизусть. Нашли такую историю?
– Да, господин.
– Читай!
– Хорошо ли будет, господин? Ведь Исус всё услышит.
– Во-первых, не Исус, а Иисус. А во-вторых, услышит, но не скажет. Ему осталось жить совсем немного времени. И до захода солнца он уже не будет дышать.
Только сейчас Исус осознал всё увиденное и услышанное за время, проведённое с царём. Зашедшись истерическим криком, он рухнул на камни и забился всем телом. Ирод спокойно глядел, как стражники пытаются поднять его и поставить хотя бы на колени. Наконец им удалось скрутить руки и засунуть в рот кусок собственной рубахи Исуса.
Дико вращая глазами, Исус уже не делал попыток вырваться и только мычал. Редкие локоны волос прилипли к потному лбу, порванная рубаха уже не покрывала его тело, но на него никто не обращал внимания, кроме Ирода.
– Что? Может теперь ты хочешь работать?
Исус закивал головой, насколько это было возможно, и сделал попытку опять рухнуть на пол, но стражники держали крепко.
– И так. Что же написано в вашей истории? Как появился на свет сын божий?
– Читать с самого начала?
– Да.
– Родословие Иисуса, сына Давидова, сына Авраамова. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его. Иуда родил Фареса и Зару от Фамари, Фарес родил Есрома, Есром родил Арама. Арам родил Аминадава, Аминадав родил Наассона, Наассон родил Салмона. Салмон родил Вооза от Рахавы, Вооз родил Овида от Руфи, Овид родил Иессея. Иессей родил Давида царя...
– Уф! И сколько их там ещё?
– Это ещё и не половина, господин. Было четырнадцать родов до царя Давида, четырнадцать...
– Мне это не интересно! Кто же, в конце-концов, родил этого бездаря?
– Он родился от духа святого, посетившего матерь его Марию перед замужеством.
Ирод довольно выставил указательный палец вверх:
– Во! Вот так на свет появился сей достойный сын, именем которого будут жить люди в моей стране. Можете продолжать. Как будет называться это повествование?
– Мы придумали назвать её библия, господин.
– А что это означает?
– Ничего, господин, но такое слово можно произнести на всех языках, которые мы знаем.
– Ну и ладно. Библия, значит библия. Пойду я. Нам..., – Ирод посмотрел на так и не пришедшего ещё в себя Исуса, – Нам ещё на кресте повисеть надо.
"Было же около шестого часа дня и сделалась тьма по всей земле до часа девятого..."
Немного позже...
В свете огней, которые держали стражники, зловеще возвышались над толпой скрещённые чёрные куски дерева. Отблески пламени выхватывали из окружавшей Ирода темноты лица, затем они пропадали и появлялись снова подсвеченные то с одной, то с другой стороны колеблющимся светом.
Только шлемы воинов не пропадали в этой темноте. Колеблясь, они висели словно подвешенные в воздухе над латами и над мелькающими лицами, наводя ужас на любого, кто бросал на них взгляд. Из-за яркости бликов под ними совершенно не возможно было увидеть голов, на которые эти шлемы были надеты. Ирод зябко повёл плечом, отгоняя от себя мелькнувшую было тень страха. И тут же, скрывая это движение, выпростал из одежд руку и взмахнул ею в сторону креста.
Два шлема качнулись в воздухе. Лицо, пропадавшее и появляющееся между ними, тоже. В освещённый круг вытащили Исуса, который поспешно перебирал ногами, потому что стражник, шедший сзади, взмахивал плетью, как только ему казалось, что пленник пытается упереться.
– Поднять!
Ещё две покрытые медью фигуры отделились от темноты. Спустя несколько мгновений на кресте, крепко прикрученное ремнями, осталось в одиночестве едва прикрытое тряпьём тело. Вытаращенные глаза, казалось, выпали из орбит. Вздувшиеся на шее вены, хрип вздоха и мычание через тряпку, которая комком чуть ли не раздирала рот не производили никакого впечатления на Ирода. Как художник, любующийся своим произведением, он несколько раз прошёл рядом.
Отвернувшись, Ирод посмотрел в темноту и, не говоря ни слова, мотнул головой. Опять качнулись медные отблески и в кругу появились уже несколько людей. Прижавшись друг к другу, они подвывали от страха и никак не могли понять, что происходит.
Ирод поднял руку и крутнул кистью, разбрасывая пальцы. На этот жест из темноты вышел человек в чёрном балахоне и приблизился к завывавшим. Резким движением он хватал за руку каждого из группы и вкладывал в неё кованый гвоздь. Затем, указав на Исуса, человек в чёрном проговорил скрипучим голосом:
– Прибейте ему руки и ноги!
– А-а-а-а! – вдруг завопил один из наделённых гвоздями и, вскочив на ноги, подбежал к висящему на кресте телу и ударил его гвоздём в бок.
Вопль поднял на ноги и остальных, но и шлемы рванулись в освещённый центр тоже, отсекая всех от креста. Засверкали обнажённые мечи и захлопали удары, наносимые плашмя и без разбора. За ноги оттащили от креста и тело ударившего Исуса. Пока его приводили в сознание, Ирод, не проронив ни слова, молча следил за происходящим. Потом с силой провёл ладонью по лицу, вдавив пальцы в глазницы, и произнёс как бы самому себе:
– И это его друзья. И они будут святыми, – повёл властно подбородком, – Заканчивайте!
Теперь уже по одному гвоздоносцев подводили к кресту, где они забивали свой гвоздь в то место, куда указывала рука человека в чёрном. Лишь изредка процедура останавливалась для того, чтобы окатить водой потерявшего сознание Исуса. Дождавшись последнего гвоздя, Ирод мрачно обвёл глазами экзекуторов и, всё так же молча, вышел через освещённые двери.
Прошло очень много времени...
– Хорошо ли тебе, сын мой? – спросил владыка, ласково сгребая в горсть вьющиеся волосы. Пятерня прошла по завиткам, потрепала шею и поползла по спине. Юноша с готовностью приподнялся с табурета и упёрся руками в стол. Владыка приподнял рубаху и потянул вниз портки, оголив непристойной белизны ляжки. Взял свои одежды и накрыл ими белизну.
Некоторое время постояли молча. Затем владыка заколыхал телом, засопел и, запустив руки под одежды, затискал под ними юное тело. Блаженство, разлившееся было по его лицу, сменилось гримасой. Плавные движения сменились судорожными рывками. Вместе с попытками вдоха изо рта вырывался только рык, сопровождаемый постаныванием писаря. Взревев в последний раз, старик упал на табурет и боком привалился к столу.
Молча и отрешённо он глядел на суету своей пассии. Писарь, закатив одежды владыки и подвинув медный таз с водой, с ласковым приговариванием возился между его ног.
– Я вот что хотел тебе сказать, – наконец заговорил владыка, – Ты допиши в то место, где упоминается о городе царя Ирода, что этот город находится в Палестине. Богатые там земли, ох богатые. И народ там тёмный живёт. Некрещённый. Будем мы их крестить. Обязательно будем. Слово божье надобно для этого. Библия нам даст это слово.
– Сделаю, мой отец!
– Ещё поправь там, где Моисей народ через пустыню вёл. Не сорок дней они шли, а сорок лет. Велика та пустыня была. Велика и враждебна.
– А чем они насыщались всё это время, мой отец?
– Не богохульствуй, сын мой! Божьи люди питались пищей богом данной.
– Сделаю, как велите, мой отец!
– Старайся, сын мой. Имя твоё останется среди имён святых, кои преумножили значение слова библии. Во все времена будет почитать церковь твоё предание, как и предание от других пророков, кто писал ранее тебя.
– Отец мой! А как быть с тем, что будут по-разному написаны книги?
– Не будут они написаны по-разному. Погибнет эта старая книга в пожаре, который случится в нашей обители. И только твоя останется. Ведь нет других книг, что были до той, что переписываешь ты? И этой не будет. Только имя останется для тех, кто будет нуждаться в слове божием.
И ещё столько же прошло.
«Господи! Херово-то как! Нажраться бы сейчас, как раньше в универе. И не видеть эти морды кругом чистоплюйские. «Да, господин президент», «Хорошо, господин президент», «Я думаю, господин президент...». Думают они. Думаю я! А они уже додумывают.»
Постучали в дверь.
– Войдите!
Вошла смуглая женщина.
– Господин президент! В докладе разведуправления за период...
«Интересно, она всегда была такая умноговорящая? Наверняка в студенчестве за ней катился хвост её похождений...»
– ... и есть необходимость учесть это в подготовке вашего доклада.
– Да, разумеется. Сделайте дополнения и покажите мне проект завтра утром.
– Хорошо, господин президент! – за посетительницей закрылась дверь.
– Господин президент? – в приоткрытой двери показался помощник, – Время ехать в церковь.
– Да, я помню. Уже иду.
«В бар бы какой было бы лучше. Так, сегодня вечером начхать на всё и посмотреть какой-нибудь боевик. Хоть что-то я могу делать так, как привык? Чем бы занять все эти головы, чтобы они начали делами заниматься. Тогда у меня больше будет свободного времени. Ещё, что-ли, войну кому объявить? Как там у нас в доктрине последней записано? Вести боевые действия в двух разных районах мира. Так. Афганистан и... И...Где-нибудь подальше. В Африке нельзя. Стоп! В последнем фильме мне сильно понравился перепуганный Саддам. Вот это уже интересно».
Нажал на кнопку.
– Да, господин президент! – отозвался помощник по безопасности.
– В дополнение к уже упоминавшемуся, подготовьте данные по наличию оружия массового поражения в... среди арабских стран и их связи с международным терроризмом.
«Вот это придумал! Так! Спокойно. А что будет с мнениями? Ну генсек – это понятно. После того, как мы ему медаль мира вручили, он и слова не проронит. Папа? Папа-папа, папулечка. Всё никак помереть не может. Этот ляпнет чего-нибудь. Ну, этого я тоже опережу. Выдам фразу типа: защищая интересы христиан. Нет, так не пойдёт. Лучше: христианский мир смотрит на нас с надеждой. Тоже как-то безымянно. На кого это на нас? М-м-м! А если будет: я выполняю божественную миссию!»
– Господин президент! Машина в церковь готова.
– Еду!
«Ну, точно, лучше бы нажраться».
Пройдёт ещё немного времени и...
– Вы должны подписать директиву о начале военных действий в Иране, господин президент. Это единственный шанс вывести солдат из Ирака, сохранив лицо. Как дополнение мы получим поддержку населения на предстоящих выборах, а в международном аспекте Европа и Россия долго ещё будут тушить этот межмусульманский конфликт.
2004
Уж их били-били...
Летом 6888 года заканчивался спор между между удельными князьями бывшей Великой Орды. Всем так хотелось взымать ясак с подданных других князей, что возраставшее влияние московского княза Дмитрия не могло не обеспокоить его коллег из других городов. Самые непримиримые вороги его: литовский князь Ягайло и рязанский князь Олег, задумали приструнить строптивца, заручившись очередным обещанием очередного Великого Хана помочь им в побивании ратников, коих соберёт Дмитрий Иванович.
Хан Мамай, действительно, был очередным великим ханом. Орду лихорадило. Отравления следовали за убийствами, похищения за болезнями и в последние 25 лет Золотая Орда знавала 26 великих ханов. Последним и был Мамай.
Почта в те дремучие времена работала хуже, чем сейчас, Курьеры имели странное свойство пропадать в дебрях лесов, покрывающих необъятные пространства Руси того времени и, поэтому, связь между действующими лицами того времени была явлением эпизодическим. Тем не менее, князю Дмитрию удалось собрать в городе Коломна своих стороннников со дружинами и, окончательно сговорившись, решили покончить с удельным князем рязанским Олегом. Но разведка донесла, что Олег рванул со своими ратниками под защиту Мамая и сборная дружина вышла из Коломны по направлению к ставке Великой Орды.
Специальному отряду писцов был дан наказ записать для потомков великий поход против Мамая и весь первый день писцы, оседлав ворота и стены града, добросовестно пересчитывали огромное войско, шедшее громить извечных супостатов.
Но к вечеру, когда не стало контролирующих князей и бояр, а также и воевод, писцы забражничали и продолжали пьянствовать несколько дней кряду, остановившись лишь тогда, когда в город вошли опоздавшие из-за поздно полученного приглашения объединённая дружина серпуховского княза Владимира Андреевича и воеводы Боброка.
Не долго думая, писцы присоединились к этому отряду, помножив в своих записях число воинов первого дня на все дни пьянства и получили впечатляющую как друзей и врагов цифру в 120 тыс. воинов, отправившихся бить Мамая. Слухи о несметном числе воинов разнеслись со скоростью достаточной, чтобы и Ягайло и Мамай с Олегом узнали об этом задолго до начала столкновений.
Более того, опаздывающий по той же причине плохой работы почты, что и Боброк с Владимиром, литовский князь Ягайло, оказался на дороге между ушедшими вперёд дружинами Дмитрия и опаздывающими дружинами Боброка. Такое положение его совсем не обрадовало и он поспешил дать круголя по степям и весям, справедливо полагая, что можно будет и опоздать к началу действа, а потом посмотреть, к кому присоединиться.
Хан Мамай с Олегом, засомневавшись в в возможностях своего отряда противостоять такому числу войск, благоразумно решили отступить за реку Дон. В стане же князя Дмитрия тоже не было особого послушания и в пылу спора о шкуре неубитого медведя, братья Ольгертовичи, воспользовавшись тем, что князь Дмитрий получал наставления посланников монастыря, перешли реку со своими отрядами. За ними неуправляемой толпой ринулось всё войско.
Мамай отступил ещё раз. Князь Дмитрий к утру успел остановить анархию и выстроил, воспользовавшись утренним туманом, дружины в наступательную цепь. Когда туман рассеялся, Мамай первым делом срубил голову дезинформаторам, которые напугали его 120 000-м войском княза Дмитрия, а потом начал бой в той манере, которая была принята в те далёкие времена. Поразили друг друга богатыри Пересвет и Челубей и началась великая резня многотысячной тусовки. Обладая численным перевесом, войска хана Мамая разгромили основную часть дружин неприятеля, но, увлёкшись боем, не заметили, что подоспели опоздавшие отряды воеводы Боброка, которые переправились немного ниже по течению реки и ударили в бок, завершившим окружение войска Дмитрия конницам Мамая.
Подмога была кстати и Мамай был разбит. Восемь дней, согласно летописей, оставшееся войско княза Дмитрия хоронило погибших и набрав трофеев, возвернулись ко своим дворам.
Теперь, из-за ошибки писарчуков, мы знаем о том, как произошла великая битва, в которой самым главным чудом было то, что за восемь дней удалось похоронить 80 тысяч павших. Т.е. 10 тысяч могил в день. Т.е. безо всяких экскаваторов и бульдозеров, допуская наличие братских могил, вырытых мечами и топорами (хотя вполне можно допустить, что каждый воин нёс с собой ещё и лопату), земле были преданы тела со скоростью 416 человек в час, занимаясь этим без сна и еды все двадцать четыре часа в сутки. Если же в те времена существовали нормативы рабочего дня, то даже думать не хочется о цифре захоронений в минуту.
Ещё некоторые историки говорят о многовековой русской традиции не хоронить павших, обирая тела донага и оставляя их на естественную утилизацию с помощью зверья и птиц диких. Тогда совсем не кажется ненормальным то, что до сих пор в лесах российских лежат незахороненные кости солдат Великой Отечественной войны.
Да! Между Коломной и полем Куликовым – 190 км по прямой. Т.е., если принять на веру количество войска и длину обоза, то получается, что голова колонны уже хлесталась пару дней в битве, а хвост лишь покинул городскую площадь. Или Мамай проявил завидное терпение, дожидаясь, пока князь Дмитрий пособирает всё своё воинство в кучу, да ещё и расположит в соответствии со стратегией.
«Как много нам открытий чудных....»
И юный октябрь впереди.
...1917-й.
– Я спик... только элитл.
Хозяин кабинета улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, заговорил на идише.
– Ничего страшного, Леон Давидович, мы всегда можем найти общий язык с интересными нам людьми. Вы знаете, что сейчас происходит в Петербурге?
– Только то, что пишут в газетах.
– Вы понимаете, что в газетах пишут почти всё, что узнают репортёры? И понимаете, что есть люди, которые знают больше?
– Да, я понимаю.
– Нам нужно, Леон Давидович, чтобы вы поехали в Россию. События в ней интересуют нашу страну и наша страна хотела бы влиять на те события.
– Да, но...
– Никаких но, Леон Давидович! Вы хотите сказать, что подали документы на натурализацию? Зачем нашей стране ещё один шлемазл? А в России вы можете достичь гораздо большего.
Говоривший открыл ящик стола и положил на поверхность паспорт с наклеенной в него фотографией посетителя.
– Сказав «да» вы, Леон Давидович, сразу же становитесь гражданином Соединённых Штатов, у вас появляются деньги, группа заинтересованных товарищей, билеты на пароход, который отправляется в Россию и большая перспектива.
– Да, но...
– Конечно-конечно! Вы вспомнили господина Ульянова. Не думаю, что он сможет вам сильно помешать. Тем более, что сейчас в Швейцарии нужные люди помогают ему тоже вернуться в Россию. У него, Леон Давидович, не будет того, что будет у вас. Деньги!
– Я согласен!
– Вот и хорошо! В Лондоне вы сдадите паспорт нашему поверенному, в обмен на русский паспорт с открытой визой. Для этого с господином Керенским тоже работают наши люди.
– Я согласен!
...1930 год.
Посетитель по-хозяйски расположился в кресле, оглядел комнату и остановил свой взгляд на собеседнике.
– Вы поступили очень неразумно, Леон Давидович, заявляя, что вы – гражданин Соединённых Штатов. У вас никогда не было американского паспорта. Более того, вы – до сих пор –гражданин Советского Союза. Такие люди не могут получить американское гражданство. Поэтому, вам не стоит утруждать себя, обивая пороги представительств нашей страны. Вы – никто, товарищ Троцкий! И во всём этом лишь ваша вина. Америке гораздо проще вести дело со Сталиным, потому что он есть легитимный руководитель вашей страны.
Наши люди предлагают вам отправиться в Мексику. Там постоянно происходят какие-то революции в каждом городе. И в этой стране никому не прийдёт в голову интересоваться вашим гражданством.
Со своей стороны, чтобы вы не подумали, что я вас не уважаю, обещаю, что заинтересованные люди скоро свяжутся с вами на предмет публикаций ваших работ в разных странах. Вам же нужно на что-то жить. Темы для этих работ вам подскажут, да вы и сами их можете догадаться.
Кто заставил Тухачевского быть заговорщиком?
Если Википедия не врёт, то такой кровожадности репрессий не встречалось применительно к одной семье. Мало того, что братьев расстреляли и сестёр посадили, да ещё и мужей сестёр попродырявили. То, что его дочь, которая была в то время в малом возрасте, репрессировали лишь через 7 лет, обвинив в антисоветчине, по-моему, черезчур. Значит, заговором от маршала здесь не пахнет. Здесь – личная месть. А остальное – правильно подобранные улики, факты, провокации. Кто мстил, ясно даже последнему патриоту. За что, это можно предположить. Во-первых, военначальник был храбр и удачлив. Тут ни добавить, ни убавить. Когда он поручиком прибыл на русско-немецкий фронт, то получил кучу наград за полгода, предшествующие его плену. Были моменты, когда он получал орден каждые три недели. Не блатные, кстати.
По свидетельству очевидцев, Миша слушал-слушал разговоры о том, что было бы неплохо сплавать на небольшой остров посреди реки и понаблюдать за немцами, а вечером взял лодку, налил в неё воды, чтобы она ниже сидела и сделал это. Затем германский плен, из которого Тухачевский бежал лишь с пятой попытки. После плена ничего выдающегося из общей толпы офицеров, примкнувших к большевикам. Ну, может быть, зашкаливающее честолюбие. Чем (и умом, кстати) обратил на себя внимание военного комиссара Троцкого (первый минус). Потом удачи в боевых делах сделали его победителем Колчака, Врангеля и Деникина. Так его и стали называть (второй минус).
Но потом последовало командование польским походом, закончившимся бесславно, да ещё и с молодым максимализмом он начал обвинять Сталина с Будённым, что они испортили ему военную операцию. Книжку, даже видите ли, написал "Поход за Вислу" (третий минус). Затем, кто-то (опять Троцкий при содействии Ленина) для реабилитации кинул его на кронштадский мятеж, где он так отличился своими зверскими приказами и действиями, что был награждён орденом. И сразу после этого травля тамбовских крестьян газами.
После таких "подвигов" польский поход уже никто не вспоминал. Может быть, кроме Сталина. Затем – конфронтация с Ворошиловым, который уже был флюгером у Сталина. Миша начал умничать, писать статьи, выступать с идеями по реформированию армии. Даже, однажды, Сталин в письме извинился перед ним за резкое и неправильное мнение о проекте. (Сталин извинился!!! Он, даже перед Лениным и Крупской не стал извиняться.) И, по неподтверждённым данным, однажды, Сталин приехал к кому-то на квартиру, где все слегка принимали вовнутрь. Между делом ввязался в спор о будущем враге России и там высказался на эту тему. Миша, вроде бы, махнул рукой "что вы понимаете в военной науке?". Сталин покраснел... (последний самый страшный минус).
Тухачевского Сталин задвинул в Туркестанский округ, когда можно было не оглядываться на Троцкого по причине уезда последнего из страны.
Но туповатые военначальники типа Ворошилова и Будённого не тянули начавшуюся реформу и перевооружение армии, а Фрунзе уже отошёл в мир иной. Сталин возвращает Тухачевского и делает его заместителем военного министра (опять-таки, Ворошилова). Начинается строительство танков, самолётов, организация десантных дивизий. Когда можно было оставить процесс реформирования в режиме инерции, Сталин, в угоду нацистам и себе на пользу, решил одним разом покончить с засильем "старых ленинцев", "героев гражданской войны" и, вообще, всех "ястребов", которые на каждом углу кричали о новой угрозе Германии.
Дальше дело закрутилось на уровне личной разведки Сталина по фабрикации дела. Тухачевский был не один, кого надо было убирать. Были и настоящие враги, были и неудобные, были и просто лохи. Но маршал, возглавляющий заговор – это была гениальная идея. Товарищ красный маршал спёкся, тем более, что кое-какие его настоящие ошибки даже сейчас смотрятся довольно странно (типа встречи с сыном Троцкого). Вовремя и правильные посылки его с визитами за границу привели к встречам с теми людьми, которые потом потянули на "шпионаж англо-германский". Опять-таки, по своей инициативе Тухачевский встречался с теми офицерами-французами, с кем был в германском плену и, может быть, с кем-то из своих бывших товарищей-"золотопогонников".
НКВД через своих двойных агентов подбрасывает идею о существовании военного заговора во главе с Тухачевским немецкой разведке. Те, разрабатывают теоретическое обоснование такой возможности (читайте воспоминания В.Шеленберга) и передают свои намётки через главу чешского правительства обратно Сталину. Так репрессивные органы получили "надёжные документы", свидетельствующие о заговоре маршалов. А потом потянули остальных слишком умных самородков. Хотя, многие из них и не тянули на гениев. Просто были облагодетельствованы новым Хозяином, но не поняли, что надо делать дальше.
Мор
Когда мухи одолевают человеков, они применяют ленту-липучку. Мухи летят на вкусный запах, садятся на ленту и гибнут на ней, так и не выйдя из обволакивающего их дурмана приятности, не осознав, что сами себе жизнь укоротили.
Когда человеки хотят одолеть других человеков, они придумывают революции. Плохие человеки слетаются на делание революции и гибнут на ней так и не поняв, что революция всегда уничтожает своих детей.
Кто не знает, что французскую Революцию делали всякие Мараты и Робеспьеры? Но все, похоже, забыли, что головы этих «маратов» и «робеспьеров» покатились в корзину гильотины точно также, как и головы их врагов ранее.
Но неисчислимы желающие наступить на те революционные грабли, не смотря на то, что революция – лекарство совсем не для жизни, а, скорее всего, от жизни.
Вот жили себе всякие революционеры при кровавом царском режиме в России. Познавали учение Карла Бородатого о том, что не работать лучше, потому что работать может всякий. Придумывали как экспроприировать экспроприаторов, как уничтожить эксплуататоров и начать эксплуатировать самим на их месте. Жили, значит, здоровья набирались, ума, опыта. В борьбе пасть обещали, вихри враждебные разгребая. Мучения от проклятого царизма принимали. В ссылки ездили, на фортепианах там революционные песни разучивали, за границы выезжали, фракции организовывали, друг друга обещали на гильотину свести, если не получится объединиться против общего врага. И сделали-таки революцию. Повоевали друг с другом заодно.
