Текст книги "Как мы строили коммунизм"

Автор книги: Владимир Наконев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Владимир Наконев

Как мы строили коммунизм

«Больше, лучше, выше нормы, в ритме завтрашнего дня». (песня такая)

Музыка.

– Сначала надо научиться включать станок.

Я окинул взглядом станок, размером с хороший автобус. Ну, надо, значит надо.

– Показывай.

Оператор нажал поочерёдно полтора десятка кнопок. Вдруг, мне показалось, что во включении прозвучала музыка полонеза.

– Ещё раз, плиз!

Точно! «Полонез Огинского». И я тут же, без ошибок включил станок, не пропустив ни одной кнопки.

– Ничего себе! – оператор сбегал за бригадиром и привёл его, чтобы я продемонстрировал и ему.

Через неделю я заявил своему наставнику, что на сверлении можно было бы и добавить скорости сверлу.

– Нет. Это забито в перфоленту технологами. Это – китайский алфавит.

– А у кого можно найти расшифровку этих дырок?

Взяв у бригадира список символов, я на следующий день уже умел «читать» перфоленту и через некоторое время стал помогать бригаде, перебивая программу с помощью специального дырокола.

Учёба.

Характер у заточника инструментов был такой гадкий, что все обращались к нему чуть ли не как к генсеку партии или, по крайней мере, как к начальнику первого отдела. А лучше было, если не обращались. Вот и в этот раз, бригадир дал мне указание.

– Возьми сверло и дай заточнику, чтобы он заточил.

Приношу, а дядя в домино играет. Видимо, игра его интересовала больше, потому что он небрежно бросил через плечо:

– Ты видел, как я затачиваю? Иди и начни, а я потом доведу.

Я пришёл в заточную и к ужасу других операторов, ожидающих, когда прийдёт мастер, включил станок и стал возить концом сверла по камню. Пришёл спец и похвалил меня.

– ….й ты оператор! Ты когда-нибудь видел, чтобы я на этом камне сверло затачивал?

Не помню, что я ему ответил, но мужик потратил на меня целый день, обучая затачивать все виды свёрл, за что я ему до сих пор благодарен.

Поединок.

– Работать будешь с ним, – представил нас друг другу бригадир. Слесарь мрачно взглянул на меня и даже не кивнул в ответ на моё приветствие. Подождал, пока ушёл начальник, повернулся ко мне и, криво усмехаясь, заявил:

– Я тебе всегда буду говорить: ты – плохой, ты – свинья, и, в конце-концов, ты повесишься.

«Неплохо для знакомства. Кажется, скучать мне не прийдётся». Я глянул ему прямо в глаза и небрежно бросил:

– У тебя ноги скривились.

Напарник ошарашенно глянул вниз.

– Один – ноль! – радостно заржал я.

И начали мы работать... Вечером, когда пришло время получать бесплатное молоко за вредность, мой напарник взял бутылку и сел отдельно от всех. Народ оживился.

– Эй, ты что от коллектива отрываешься?

– Мне, бля, два молока положено за то, что я с ним работаю!

Кузмич.

Вредности в нём было больше чем живого веса. Казалось, что он весь из этой вредности и состоит. Даже простая просьба подать ключ понималась им как провокация, как оскорбление, как попытка начать скандал. И скандал возникал. Иногда Кузмичу удавалось найти слабину в своём напарнике и тогда он отыгрывался на нём на всю катушку. За все обиды, которые он, Кузмич, пережил и ещё собирался переживать.

Ничего удивительного в том, что в паре с Кузмичом никто не хотел работать. Но работать надо было. Бригадир выходил из положения тем, что полдня отправлял одного с Кузмичом, а после обеда давал ему возможность работать с другим. Выглядело это так:

– Эй! Где вы тут? – кричал бригадир, появляясь в отсеке.

В ответ тишина и лишь отдельные звякания металла о металл свидетельствовали о том, что кто-то что-то делал. Кузмич с довольной улыбкой стоял над напарником, котоый яростно крутил гайки с болтами на очередном фланце. Желваки ходуном ходили на лице, свидетельствуя о том, что челюсти работающего сжаты с неимоверной силой.

– Я тут ору-ору, а тебе что, лень ответить? Или ты немой?

– Да! Немой! – взорвался работающий, – Потому что я с Кузмичём работаю!

Похватал свои инструменты и почти бегом удалился в сторону причала. Кузмич злорадно хихикнул.

...

В тот день Кузмича отправили на опрессовку танков. Не самая квалифицированная работа. И в напарники ему полагалось дать такого же «не самого». Но никого свободного не было. Перспектива работы с Кузмичём настолько не прельщала слесарей, что все мгновенно разбежались по рабочим местам. Бригадир растерянно глянул на меня.

– Пойди с ним на часик, а я кого-нибудь освобожу. Не подерётесь?

Радостный Кузмич осклабился, предвкушая как он будет иметь помощником меня.

– Не подерёмся. Я не дерусь с теми, кто одной ногой уже в ящике, – я повернулся к Кузмичу, – Шевели копытами, плесень, тебе же командовать сегодня.

Испустив утробный рык, Кузмич схватил сумку с ключами и рванул на выход из цеха. Бригадир прижал сложенные руки к груди.

– Я тебя умоляю! Только час...

На палубе танкера Кузмич растерянно огляделся: чтобы опрессовать танки, надо присоединить шланг со сжатым воздухом к фланцам труб обогрева, а потом спуститься вниз и пометить места дырок на донном змеевике. Причём, фланцы труб, находящиеся возле люка танка совсем не обязаны были соотвествовать этому танку. Я, посвистывая, стоял рядом.

– Что свистишь, козёл, – обратился ко мне «старший», – Прикручивай шланг.

– Йес, начальник! Покажи к какому выходу.

– Сам должен знать! Не первый год работаешь!

– Понял! А точнее?

– Ты что, гад, издеваешься? – Кузмич начал повышать градус выхлопа.

– Ни за что на свете, – простодушно сказал я, – Не умничай! Пальцем покажи.

– Вот этот, бля!!! – заорал Кузмич, швыряя на палубу свою сумку.

Я сделал «книксен» и начал неспеша прикручивать фланец. Закончив, обернулся и увидел, что был открыт люк НЕ ТОГО ТАНКА. Старый придурок! Спускаться вниз ему нужно было метров около тридцати и я сообразил, что успею перекрутить шланг на именно этот танк. Схватил пару ключей и со всей возможной скоростью закрутил гайки, отсоединяя фланец. Мимо по палубе прошли двое судовых. Поглядели на меня.

– Глянь! Одуреть как крутит.

– М-да! Если они все так работают, то за неделю закончат.

Аллах свидетель, я хотел, как лучше. Но Кузмич, будучи не в самом весёлом настроении, быстро достиг дна танка, услышал, что воздух свистит в другом танке за переборкой, птичкой взлетел наверх, перескочил в люк другого танка за моей спиной и сверзился вниз по вертикальному трапу. Я закончил прикручивать фланец, швырнул на настил палубы ключи и помотал головой, стряхивая капли пота, выступившие на моём лице. Кажется, успел!

Злобный вой был мне ответом. Опешив, я оглянулся и увидел, что открыт уже и второй люк. Подскочив к нему, я различил в темноте пятно фонаря из которого неслись проклятья не только в мой адрес, но и в адреса всех, кого Кузмич успевал вспомнить в этот не самый радостный момент его жизни, потому что в этот раз шум выходящего воздуха был опять из-за переборки, из того танка, в котором он только что был. Ноги у меня стали дрожать. Я схватился руками за ограждение люка и, похрюкивая, наблюдал за приближением моего напарника по трапу. Наверное, в его возрасте не полезно было так быстро лазить по лестницам, потому что, когда Кузмич появился на палубе, он дышал, как-то, через раз. Пошвыряв все свои причандалы на палубу, он пнул некоторые из них, потом похватал их обратно в сумку и кинулся через всю палубу, намереваясь сбежать в док по трапу. Когда ему осталось бежать метров двадцать, вахтенный закрыл перед ним дверь в фальшборту и взмахнул рукой, глядя вверх «Вира!». Трап взмыл в воздух. Его именно в этот момент решили переставить на другой борт!. Мне стало совсем плохо. Хрюкая, всхлипывая и икая, я полз на четвереньках к тому месту, где валялись мои инструменты. Мимо опять прошли судовые.

– Глянь!

– Нифига себе! Только что был трезвый!

Я откинулся спиной на стенку рубки и заплакал. И в этот момент появился бригадир с двумя другими работягами.

– Что?!

Но я лишь всхлипывал, размазывал слёзы по лицу и не мог произнести ни одного слова. Наконец, я показал пальцем в сторону Кузмича. Он опять швырнул инструменты на палубу и наступал на вахтенного, орал что-то неразборчивое, потрясая руками над его головой.

– М-да, – бригадир с интересом вглядывался в происходящее, – Значит, час ты, всё-таки, продержался.

Дезинформация.

– Слесаря вызывали?

Сварщик, успевший где-то принять вовнутрь был сама любезность. А я был... как обычно.

– Вызывали, но не слесаря, а сварщика.

– Ну, тогда вам повезло. Куда тут иттить?

– Сюда, – я показал на люк, ведущий вниз под трюм сухогруза.

– Прощай, мы расстаёмся навсегда, – пропел сварщик, усаживаясь на край люка и неспешно отправился вниз по трапу. Спускаться ему было метров около сорока. Я подождал, пока он спустился почти до конца и заорал в зияющее хайло люка.

– Я ошибся! Это не тот люк!

Звуки, донесшиеся снизу, не складывались в хорошие слова. Тем не менее, я не стал уходить от люка, а остался, заглядывая в него и давая советы по правильному подъёму по вертикальной лестнице. Наконец, в дневном свете показалась потная физиономия сварщика.

– Ты знаешь, кто ты?

Ответить я не успел, потому что сварной неловко повернулся, высвобождая сварочную маску, висевшую на его локте, затем резко дёрнулся, из люка донеслось удаляющееся позвякивание, которое завершилось ударом о днище.

– Сука! Тварь! ... твою мать, ... ... тебе ноги! – отозвался сварщик. Потом сверкнул на меня глазами и снова стал спускаться. Я подождал, пока он спустился до половины и предложил ему подняться, а я, мол, слазию за его инструментом. Он остановился, подумал, потом послал меня по известному адресу и добавил, что сексом надо заниматься самостоятельно. Когда он второй раз вылез из люка, по нему уже было незаметно, что он слегка навеселе. Скорее, он был слегка, скажем, утомлён.

– В последний раз спрашиваю, куда иттить?

– Сюда, – я показал на другой люк.

– Ну вот уж йух!

Сварщик склонился над пустотой и закричал в неё, призывая наверх того, кому нужны были сварочные работы, чтобы он показал путь. После недолгого перепирательства из люка появился мой компаньон. Сварщик победно взглянул на меня и полез за ним вниз.

О религии.

Трубопроводчики зачищали трубы после сварки перед тем, как начать сборку. Сварщик, не спеша уходить, облокотился на поручни обрешётки и глядел, как дизелисты вытаскивали из машинного отделения цилиндры главного дизеля. Огромные, почти в метр диаметром металлические стаканы, подхваченные краном, появлялись откуда-то снизу из темноты и исчезали в сияющем вверху небе.

– Примешь? – доставшие где-то «шило» слесари, показали стакан с прозрачной жидкостью.

Сварщик сглотнул.

– Не, мне ещё на один пароход идти.

– Да ладно тебе. Что будет с двадцати капель?

Сварщик облизнул губы, неуверенно глянул в сторону выхода и затем решительно двинулся к сидящим. Наверху вдруг заорали, затем послышался удар и за спиной уходящего сварщика, сминая и обрывая все находящиеся на линии движения обрешётки, пролетел оборвавшийся цилиндр. Сварщик машинально взял стакан и стоял с ним в руке, повернув голову почти назад, глядя на дыру в том месте, где только что он стоял.

Народ по-своему понял задержку и долил стакан до верха. Сварщик слизнул содержимое как воду. И опять замер, держа стакан перед собой. Посудину наполнили второй раз. Снова опрокинул сварщик стакан в рот. Тут уже люди, чтобы не допускать перерасхода, вынули стекло из руки задумавшегося специалиста. Он, наконец, словно очнулся.

– Не пойду я, пожалуй, на другой пароход, – и пошёл к выходу твёрдым и уверенным шагом.

– Бог не фраер, – сказал кто-то из группы, – Даже коммунистов любит.

Лечение.

Места было маловато для троих работяг, один из которых был за центнер весом, кучи инструмента, сварочного кабеля, вытяжного вентилятора с «кишкой». Да ещё и на дне отсека плескалась вода, в которую наступать при наличии в руках кабеля под током было не разумно. Тем не менее, мы продвигались к месту, где должны были сделать работу. Зацепившись всем барахлом, что я держал в руках, за ребро жёсткости, я вслух прокомментировал это и начал выправлять ситуацию, первым делом попытался вытянуть из зацепа сварочный кабель. Потянул его рукой, отводя за спину, задел что-то, и остановился, услышав вопль. Обернулся вовремя, потому что пришлось отбить прямой удар в лицо, затем заблокировал ещё пару. Сварщик забился в угол и с испугом смотрел на разбушевавшийся «центнер». В конце-концов, я врубил кулаком оглушающий удар по каске напарника и тоже отодвинулся в угол, упреждая его ответ.

Напарник же сел на жёсткость, пораскрывал рот и заулыбался.

– Зуб, зараза, всё утро ныл. А теперь не болит.

Оказывается, сварочный держак под током, попавший в ухо, обладает лечебными свойствами.

...

Прошло время. Шофёр шёл по территории автобазы с видом, который говорил про него лучше, чем, если бы он сам об этом рассказывал.

– Что? Зубик болит? – поинтересовался я.

– О-ой!

– Пойдём, вылечу.

– Что, правда?

– Ага!

Пришли к моему закутку и я включил сварочный агрегат.

– Ты что? Дурак?!

Я выключил машину.

– Значит, пока ещё не сильно болит. Когда созреет, сам попросишь.

Через пару часов в дверях показалось существо, состоящее из одной боли.

– Ой! Сделай что-нибудь.

С ужасом в глазах водила следил, как я включил сварочник, зацепил тонкую проволочку к «массе» и дал ему в руки.

– Не бойся! Только попади концом проволочки в дырку зуба.

А сам я, тем временем, взял в руку держак, расположив руку за спиной, чтобы не видел «пациент». Он долго прилаживал конец проволоки во рту и вдруг содрогнулся от боли. Значит, попал! И я, лизнув палец другой руки, прикоснулся этим пальцем к его подбородку. Клиент сложился не хуже складного ножика. Я выключил сварку и пошёл навестить токаря. У того уже собрался народ, прослышавший, что я увёл на терапию больного. Все оживились, но подколки застряли у них в горле, когда следом за мной в токарку вошёл улыбающийся шофёр.

– Экстрасенс, бля!

Передумал.

Сварщик был слабоват. Не мог устоять, если рядом с ним находилась спиртосодержащая жидкость. Сначала не мог устоять, а потом и стоять уже не мог, когда она кончалась. В наказание его уже много раз переводили в слесаря, но из-за того, что он был очень хорошим сварщиком, возвращали обратно. Так он и работал, не претендуя на доску почёта. Ко мне он пришёл в таком состоянии, что мне пришлось подхватить его за куртку, а то бы он растянулся на палубе, перешагивая через комингс.

 – Когда-нибудь, ты окончишь досрочно жизнь из-за своих пьянок.

 – А-а-а... днём раньше, днём позже... Поставь мне эти трубы вертикально, чтобы было удобнее.

Я прислонил огромные трубы к борту и, взяв в руку сварочный щиток, пристроился за плечом сварщика. Таким образом, я учился секретам хорошей сварки. Сварщик уверенно вёл электрод по шву, заплавляя щель между трубой и новым фланцем, когда, неловко повернувшись, он задел трубу и она провернулась вокруг своей оси и начала наклоняться, падая на него. Я отбросил свой защитный щиток и перехватил падающую трубу. Сварщик же, с плохой пьяной координацией, сидел на заду с щитком, опущенным на лицо, и одновременно двигал руками и ногами, пытаясь отодвинуться с опасного места. Засмеявшись, я поднял ему щиток на затылок.

 – Фу! Чуть не обосрался, – произнёс он, трясущейся рукой вынимая из кармана папиросу.

 – Ну ты же сам сказал: «днём раньше, днём позже».

 – Да! Но сегодня зачем?

Соблазнители.

Большой трейлер медленно вполз на территорию автобазы. Издалека я увидел, что полуось была подвязана к раме проволокой. Значит, клиент ко мне. Свистнув шофёру, привлекая его внимание, я рукой показал в какую сторону продолжать движение и отправился следом. Не тратя времени на на разговоры, я поддомкратил оборванную площадку к своему месту, включил агрегат и быстро заварил повреждение.

– Готово! – объявил я , вылазия из-под прицепа.

– Что?! – шофёр аж поперхнулся от возмущения, – Ты что мне на уши лапшу вешаешь? Думаешь, я не знаю, сколько времени надо это варить?

Настроения ругаться с незнакомым водилой у меня не было и я недоумённо пожал плечами и пошёл к себе в сварочную. Шофёр, тем временем, метнулся под трейлер и заорал как блаженный оттуда.

– Ё-моё! Одуреть! Никогда такого не видел! – выкарабкался на четвереньках, догнал меня, схватил за руку, – Мужик! Ну ты даёшь! Вот это шов! Как на корабле! Погоди, я сейчас...

Сбегал в кабину, схватил ключ и начал обрывать пломбы на трейлере. Запрыгнул в него и заорал из темноты.

– Держи!

Я едва успел подхватить брикет замороженной рыбы до того, как он прикоснулся к планете, следом вылетел ещё один ящик с кальмарами, потом ещё с креветками. Водила выпал следом и начал закрывать дверь, не переставая провозглашать.

– Нет! Никто не поверит! Нет, мля, поверят, я их всех под машину загоню!

Прошло несколько дней. К моей двери подъехал УАЗик. Из него, не торопясь, вышел солидный мужик в богатой шубе, огляделся и подошёл ко мне.

– Здравствуйте, вы сколько здесь зарабатываете?

Услышал цифру, усмехнулся и проговорил.

– Предлагаю в два раза больше.

Я начал производить вычисления в уме. Начальник по-своему понял задержку ответа и поправился.

– Это без переработок и премий. Переработки у нас по двойному.

Я закончил суммировать и опять, как со мной это часто бывало в жизни, принял неправильное решение.

– Жаль, – резюмировал дядя, повернулся, было, к машине, потом вытащил из кармана 50-рублёвку и протянул мне.

– Это – аванс, на случай, если кто ещё из наших сюда заедет.

Обманул.

Приехал шофёр из дальнего рейса, в который никогда желающих не было из-за плохой дороги и на вопрос о качестве дороги просто сказал.

– Нормально. Как встал в начале на «восемьдесят», так и не сбавлял больше. Иногда и до «девяноста» доходило.

На следующий день в диспетчерской шофера чуть не рвали друг у друга заявку на ту дорогу. Вернулись и начали искать коллегу. Нашли.

– Ты, гад, где там «восемьдесят» мог идти?

– А ты куда смотрел?

– Как куда? На спидометр.

– А я – на температуру воды.

Понимание.

Экономика экономнела, приписки приписывались, застой застаивался. Работяги, при этом, пили всё настойчивее. Уже не стеснялись пьяными и на работу утром заявляться. Некоторые не доходили. По негласному распоряжению директора завода, который сам любил принять на грудь, упавших в районе проходной наказывали на порядок меньше, если они падали головой в сторону производства. Значит, долг доминировал в исчезающем сознании пострадавшего.

Нестыковка.

Наладчик топливной аппаратуры был не в духе, потому что ему пришлось налаживать дважды топливный насос из-за разгильдяйства шофёра. Поэтому, возвращаясь к себе в кондейку, он облаял механика, ещё одного шофёра и, наконец, столкнулся с начальником. Начальник тоже был не в духе и искал на ком бы сорвать раздражение. Так они и увиделись на встречных курсах.

– Ну-ка, иди сюда, – сказал начальник.

– Пошёл н...., – ответил наладчик, не останавливаясь.

– Что ты сказал?! – ещё хуже завёлся начальник и побежал за наладчиком.

Тот, в свою очередь, прошмыгнул в маленькую дверь, которая была в створке гаражных ворот, задержался и повернул большую балку, которая выполняла роль задвижки. Двухметроворостый начальник согнулся чуть ли не вдвое, пробегая в дверь, и со всего маху боднул деревянный брус. Удар был такой силы, что его откинуло назад и он сел на землю. Покрутил головой, проверяя целостность шеи и начал подниматься.

– Ты не знаешь, куда я шёл? – спросил он слесаря, проходившего мимо. Слесарь не смог ответить на этот вопрос.

Политпросвет.

Завод был режимный. По крайней мере, на заводе был Первый Отдел, что автоматически вносило в его работу режимность. На режимном заводе работяги должны были раз в неделю слушать политинформации. Причём, слушать отправлялись все по сектам. Ой, секциям, конечно. Так была и секция рабочих членов (не то, что вы подумали) партии. С нами занимался сам секретарь парткома завода. Но в этот раз его не было и занятия пришёл проводить его заместитель. Такой же, как и парторг любитель возлияний, занимающийся в перерывах между поклонениями бахусу руководством детского спортивного клуба. Время ещё было совсем тоталитарное и этот зам не был ещё успешным предпринимателем, приватизировавшим и детский клуб и весь инвентарь ему принадлежащий.

Проверив присутствие коммунистов по спискам, заместитель парторга приступил к политической работе. В том русле, как он это понимал. Вытащив из ящика стола Устав члена КПСС, он опустил его под стол и, подглядывая в него, начал опрос работяг на темы программы партии, обязанностей коммуниста и прочую фигню, которая в те времена была официальной религией страны.

Передовики производства, высококлассные специалисты, видевшие этот Устав в последний раз тогда, когда чёрт надоумил их вступить в члены, понимающие, что лишь их три процента от зарплаты ежемесячно и интересуют эту партию, бекали, мекали, смущались и переминались с ноги на ногу, когда экзаменующий им пенял.

 – М-да... вот Вы, что называется, передовик производства, а Устава не знаете...

И так с каждым сидящим в этм небольшом зальчике. Я посчитал и увидел, что мне не удастся поэкзаменоваться и выкинул финт: встал и специально пересел подальше, демонстрируя, что хочу спрятаться подальше, надеясь на нехватку времени.

 – А Вы куда? – заинтересовался заместитель парторга, – Спрятаться хотите? Не выйдет! Ну-ка, расскажите нам, как вы понимаете программу партии...

Я встал, откашлялся и начал

 – В наше перестроечное время, каждый нормальный советский индивидуум, обладая в меру выраженными сугубо-парадоксальными эмоциями, должен ....

Зам запаниковал, листая под столом книжечкой Устава. Чтобы облегчить ему поиски, я иногда вставлял в нескончаемый словесный понос знакомые слова типа: "пленум ЦК КПСС", "согласно решений съезда", "коммунист обязан"....

Наш руководитель простёр ко мне руку, намереваясь заткнуть мой фонтан красноречия. Я поблагодарил его кивком и жестом, подвинул моего соседа, вышел к его столу и продолжил мой спич, стоя уже лицом к слушателям. Временами, я пальцем незаметно показывал им на нашего зама, делал гримасы, но изо рта нескончаемым потоком неслись умные слова, среди которых временами можно было услышать нормальные.

 – ... и всё это налагает на каждого коммуниста дополнительные обязанности по безусловному выполнению требований Устава члена партии, – закончил я как раз перед тем, как раздался звонок, означающий конец политинформации.

Заместитель выдохнул, незаметно засунул в ящик Устав и, сделав уважительное лицо проговорил

 – Вот чувствуется подготовленность товарища. Полный и обстоятельный ответ. Занятия окончены!

Мужики с харей "кирпичом" вышли в коридор и, лишь спускаясь по лестнице, члены партии дали выход своим эмоциям хохотом, подколками и тычками кулаков мне в спину и бока. Комментарии были настолько далеки от устава, партии, и, вообще, всякой политики, что я их не буду повторять.

Комплексный подход.

Пьянь, лентяи и прочие уроды душой восприняли новое постановление нашей родной партии.

 – Раз сейчас мы работаем в комплексной бригаде, то и зарплата должна быть одинаковой! – орал полупьяный слесарь, – А то я должен с грязными руками крутить гайки, а токарь стоит и ждёт, когда к нему прийдут и закажут болтик! Сварщик, вообще, за пять минут заварит, а остальное время подметает вокруг своей кондейки!

Руководство автобазы поддерживали такие чаяния рабочего класса. И, даже, не обращало внимания на то, что слесарь «крутил гайки» зачастую подшофе. Приказ гласил, что теперь и сварщик, и токарь, и наладчик топливной аппаратуры по первому требованию шоферов, должны были идти и помогать демонтировать коробку передач или менять проколотые колёса. Мы подчинились.

Крутим с токарем гайки. Подбегает шофёр.

 – Точила! Пошли, нужно выточить вот такую хитрую гайку.

Токарь посмотрел на свои замазанные руки и махнул в сторону слесаря, который размахивал руками, рассуждая о чём-то важном с другим шофёром.

 – Пусть он тебе выточит. У нас сейчас комплексная бригада и все должны работать и получать одинаково.

Водитель был не в настроении выполнять директивы КПСС и побежал жаловаться начальнику автобазы. Так получилось, что когда тот пришёл разруливать конфликтную ситуацию, сложилась точно такая же ситуация со мной. Я желал, чтобы слесарь пошёл и заварил лопнувший кузов самосвала. Руководство разоралось так, что слышно, наверное, было на прилежащей улице.

В течении следующего месяца с предприятия уволились: сварщик, токарь, электрик, аккумуляторщик и один из наладчиков топливной аппаратуры. Это была самая несознательная часть советского общества, которое вознамерилось построить социализм с человеческим лицом.

Не царское дело.

Где-то в далёком Кремле Михаил Меченый боролся с нетрудовыми доходами, придумывал борьбу с пьянством, комплексные бригады, новое мышление и повышение зарплат партийным функционерам, а на местном уровне руководство тоже постепенно привыкали к новым формам воровства. Объявили учения по гражданской обороне и работяги, отработав положенные восемь часов по существующим расценкам, теперь должны были дорабатывать ещё четыре часа, но уже бесплатно. Народ возмущался, пил ещё больше, но терпел.

После нескольких недель «учений», рабочий люд стал игнорировать все страхи и в пять часов, помывшись в душе с отключенной горячей водой, начинал выдвигаться в район проходной. Но подойти близко не решались: перед воротами маячил сам директор с блокнотом в руках, записывая в неё фамилии рабочих, коих успевал заметить в толпе, прятавшейся за углами зданий. Эти записи грозили немалыми проблемами со стороны репрессивного профсоюзного аппарата предприятия. Очереди на квартиры, детские сады, машины, ковры, сервизы, мебельные стенки могли быть подвинуты в ту или другую сторону в зависимости от желания руководства.

Мужики прятались, матерились, но на амбразуру не бросались, не смотря на то, что их не встречал там пулемётный огонь. Я ухмыльнулся и пошёл в сторону ворот. Проходя мимо директора, который даже и не подумал записать мою фамилию в свой талмуд, я вежливо поздоровался и вполголоса произнёс.

 – Не царское это дело: ворота жопой закрывать.

Директор сверкнул на меня глазами, но ни говорить, ни делать ничего не стал. Он, как и я, знал, что в отделе кадров уже пару недель лежит моё заявление об увольнении по собственному желанию.