Текст книги "Над облаками"
Автор книги: Владимир Мороз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Встревоженные бойцы немного пошумели, в красках обсуждая, что сделают с зенитчиками по возвращении (не хватало еще погибнуть от своих же снарядов!), затем успокоились.
Чтобы как-то отвлечься от мыслей об Олеське, Иван стал думать о предстоящем прыжке. Ну и что, успокаивал он себя, пусть и ночной. Он же ничем не отличается от обычного. Всё как днем, только необходимо быть готовым к внезапному касанию с землей. В голову пришли воспоминания о первом прыжке. Несколько дней их готовили, как правильно ставить ноги на приземлении, раз за разом заставляя прыгать с небольшого тренажера, построенного в лагере. Это был невысокий деревянный помост, к которому вела лестница. Нужно было взобраться по ней, подойти к краю и, сжав ноги, спрыгнуть в песок. Упражнение они проделали несколько десятков раз, отбив все пятки. Зато потом всё прошло без происшествий, не так, как в первом батальоне, где было два случая перелома ног. Что касается самого прыжка, то от него в голове остались только страх перед открытой дверью и сильный вой ветра в ушах. Иван никак не мог вспомнить, как дернул кольцо, – видимо, рука сработала автоматически. Затем последовал сильный толчок, и он завис под белым куполом. Вот тогда и испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, любуясь окрестностями и чувствуя себя птицей. Правда, следующие несколько прыжков тоже вызывали сильный ужас, особенно когда подходил к открытой двери и далеко внизу видел землю. Ноги тут же становились ватными, потели ладошки. И каждый раз приходилось преодолевать это паническое состояние, заставляя себя сделать решающий шаг. Но стоило куполу открыться, страх моментально пропадал, уступая место радостному восхищению. Наконец наступил такой момент, когда чувство предвкушения удовольствия от прыжка победило.
Равномерный гул моторов успокаивал, тревожные мысли постепенно ушли на задний план, отогнанные накопившейся усталостью. Иван закрыл глаза и задремал.
Очнулся от того, что Тимофей тряс его за плечо.
– Ванька, просыпайся, подходим к точке.
Из кабины пилотов вышел Луценко.
– Внимание, идем в плотной облачности. Прыгать, соответственно, будем в нее. Так что аккуратнее, особенно при приземлении. Помните всё, что говорил, – взводный напоследок громко инструктировал бойцов, – внимательно с сигналом на отделение. Те, кто прыгает с крыльев: трос влажный, поэтому держитесь крепко, чтобы не соскользнуть раньше времени. А то потом хрен найдетесь.
Через минуту спустился один из членов экипажа, поднял руку, призывая приготовиться. Десантники встали со своих мест. Луценко открыл дверь, и в салон ударил поток сильного прохладного ветра. Иван, стоящий недалеко, поежился. Взводный, ухватившись руками за проем, постоял пару секунд, пытаясь рассмотреть другие самолеты, которые должны были находиться поблизости, но сквозь темно-серую пелену густого тумана ничего не увидел. Затем командир уцепился рукой за натянутый трос и выбрался на крыло. Оттуда, удерживаясь на ветру, поднялся повыше, чтобы видеть штурмана, сидевшего в носовой части открытой кабины. За ним тут же последовали другие парашютисты, занимая свои места перед прыжком. Одни выбрались на правое крыло, другие, через небольшую дверцу, – на левое. Те, кто был назначен сбрасывать имущество, открыли бомболюк, замки которого еще на земле были укрыты фанерой, чтобы десантник в момент прыжка не зацепился за торчащие острые края. Какое-то время так и летели, замерев в тревожном ожидании.
Иван крепко держался за трос, стоя на гофрированном крыле. Как и другие, он пытался хоть что-то рассмотреть вокруг, однако увидеть рядом стоящего соседа было трудно, не то что хвост собственного самолета или другие машины. Казалось, они висят на одном месте в густом облаке, и только мерные подрагивания корпуса и сильный мокрый ветер подсказывали, что полет продолжается.
Внезапно, с передней части крыла, возникла фигура взводного. Одной рукой он держался за трос, а другой отчаянно махал.
– Пошли! – Луценко кричал что было сил, давая команду на отделение.
«И как он смог разглядеть белый флажок штурмана?» – успел подумать Иван.
В этот же миг всё пришло в движение. Десантники скользили вниз и один за другим уходили в пустоту ночного неба, сваливаясь с крыла и тут же исчезая в облаке. Вот отделился первый, за ним другой, третий. Когда очередь дошла до Ивана, то он, стараясь не задерживать товарищей, отпустил трос и, сильно оттолкнувшись, нырнул вниз. Тело за короткие секунды привычно приняло нужную позу, и только после этого он дернул кольцо, выпуская белое полотнище из ранца…
Со стороны леса раздался тройной крик птицы. Иван на секунду остановился, прислушиваясь, затем направился в сторону звука, поданного взводным. Над полем стояла тишина, но она могла оказаться обманчивой, поэтому солдат торопился. Только укрывшись за деревьями, испытал облегчение.
Когда добрался до места сбора, рядом с Луценко уже было несколько бойцов. В течение получаса собралась вся группа, даже удалось найти сброшенные с парашютами мешки.
– Странно, никого больше нет, – в замешательстве сказал взводный. Он рассматривал карту, укрывшись плащ-палаткой и подсвечивая себе фонариком. – Наверное, пилоты что-то намудрили с выброской. Конечно, – тихо пробурчал он себе под нос, – темно, да еще и облачность.
– Ладно. – Через несколько минут томительного ожидания Луценко встал. – Выдвигаемся к точке сбора батальона. Судя по всему, разбросало нас здорово, сейчас идем на север, там вроде петух кричал – видимо, жилье есть, а попутно постараемся найти топографическую привязку, чтобы сориентироваться.
– Товарищ младший лейтенант, – Иван подошел поближе, чтобы не говорить громко, – когда спускались, я трубу видел, похожа на заводскую. – Он махнул рукой в сторону, где, по его мнению, должен был находиться этот значимый ориентир.
– А мне показалось, что звук поезда слышал на севере, – вмешался Сашка Полещук, – и просеку рассмотрел, ровную. Может, это и есть железка?
– Нет у меня на карте ни труб, ни железных дорог, – задумчиво сказал взводный. – Никому не расслабляться. Вероятно, мы находимся в немецком тылу, уши держать наготове. Действовать как учили, а сейчас идем искать остальных.
Выслав вперед трех человек во главе с Волковым, взвод двинулся следом. Десантники настороженно взглядывались в наступавшее утро и сжимали оружие, чтобы немедленно отреагировать на возникшую опасность.
Через несколько часов ходьбы по лесу впереди раздался слабый звук идущего поезда. Железные колеса мерно грохотали по стыкам рельсов, выбивая глухую ритмичную мелодию. Луценко поднял руку, давая команду остановиться. После этого снова вытащил карту и стал пристально ее изучать.
– Если допустить, что летчики выбросили нас дальше, то, скорее всего, мы сейчас вот здесь, – бормотал он под нос, проводя пальцем по бумаге. – Вроде всё сходится: железная дорога и труба. Только это не завод, а водокачка на станции. Получается, здесь, – взводный ткнул в небольшой участок, – железная дорога из Бобруйска. Отлично, до места сбора почти полсотни километров. Вот это промахнулись, – проворчал он, убирая карту.
Покрутив головой, Луценко внимательно посмотрел на окружавших его бойцов и усмехнулся.
– Как говорят перед дракой на свадьбе: кому-то надо начинать. Значит, так, товарищи, мы с вами находимся в глубоком немецком тылу. Впереди железная дорога, по которой враг получает помощь. Наша задача – на несколько часов прервать это сообщение, чтобы дать передышку тем, кто сейчас льет кровь на передовой. Приказываю подобраться поближе к станции, провести разведку. Если немцев нет, то взорвать рельсы и, по возможности, водокачку. Без нее в паровозы не залить воду. Если на станции фрицы, то будем действовать по обстановке, в бой не вступаем. Рельсы рванем в другом месте. Задача ясна?
Ответом ему послужило согласное кивание.
– Ну, тогда подготовили оружие, взрывники, забирайте свое добро – и вперед.
Перегруппировавшись, взвод двинулся в путь. Пока добирались до железной дороги, по ней успело проскочить еще два эшелона. По мере приближения к железке звук проходящих составов становился более сильным, раскатистым и еще долго тянулся за ушедшими вагонами, словно старался их догнать.
– Тяжелые идут, – негромко сказал Сашка, – вот падлы, всё везут и везут. Ничего, сейчас мы им дадим прикурить.
Вскоре от Волкова прибежал посыльный. Дозор вышел к самой станции и принялся наблюдать.
– Товарищ младший лейтенант, – докладывал боец взводному, – немцев на станции не видать. Только что прошел обходчик, и всё, пусто. На водокачке никого.
– Командир, – политрук взвода подошел поближе и взял Луценко за локоть, – что-то не нравится мне эта тишина. Как-то всё не по-военному здесь.
– Да у самого предчувствие странное. – Взводный почесал затылок. – Ты прав, тишина пугает. Тыл тылом, но движения должно быть больше. Да и неужели фронт так далеко ушел, что даже раскатов орудий не слышно? Значит, так, – Луценко выпрямился, – заминировать рельсы и водокачку, без приказа ничего не взрывать. Смолин, Прокофьев и Полещук – провести разведку на самой станции, при возможности расспросить у цивильных о наличии немцев и обстановке. Смолин – старший. Особо на рожон не лезть. Остальные в это время окружают станцию. Быть готовыми к бою, но, повторяю, без команды не стрелять. Всем ясно? – Не дожидаясь ответа, командир взвода махнул рукой. – Выполнять.
После того как бойцы разошлись, Луценко пробрался поближе, залег на опушке леса и стал наблюдать за происходящим.
Иван вместе с Сашкой и Тимохой медленно, где ползком, а где перебежками, вплотную подобрались к рельсам, броском перебрались через них и спрятались за стеной небольшой хозяйственной пристройки.
– Тимоха, надо бы здание станции проверить. – Иван легонько толкнул товарища в бок. – Вдвоем пойдем. Сашка, прикрываешь. Что-то мне тоже это спокойствие не нравится, – повторил он слова взводного.
– Хорошо, сделаю. – Полещук снял автомат с предохранителя.
Иван высунулся из-за угла, внимательно посмотрел перед собой и кивнул Тимохе:
– Пошли!
Они выскочили и быстрым рывком добежали до здания, прижавшись к стене, словно это делало их невидимыми. Внезапно за углом послышались шаги, затем раздался скрип отворяемой двери. Ребята сильнее сжали оружие, посмотрели в сторону Полещука. Тот отложил автомат и жестами показал, что в здание вошел обходчик.
Иван ладонью вытер выступивший пот и кивнул Тимохе, призывая того двигаться дальше. Завернув за угол, бойцы подобрались к двери. Иван вытащил гранату, подготовив ее к броску: кто его знает, что ожидает там, внутри. Тем временем Тимоха легонько толкнул его в спину. Обернувшись, Иван увидел, что тот показывает вниз. Наклонив голову, солдат заметил дымящийся окурок самокрутки, видимо, выброшенный обходчиком. Машинально поднял его и принюхался. Нос резанул запах знакомого с детства самосада, который под окном растил отец.
– Наш табачок, не немецкий, – прошептал он Тимохе, хотя как пахнет немецкая сигарета, не знал. – Не похоже, что здесь фрицы есть. Ладно, давай зайдем. Я первый, ты за мной.
Подкравшись к двери, Иван рывком отворил ее и резко заскочил внутрь, вскинув руку с гранатой над головой.
В здании станции было довольно тихо, людей не было даже в зале ожидания, билетная касса тоже была закрыта. Лишь за крайней к выходу дверью раздавались негромкие звуки – там, видимо, находился вошедший недавно человек. Быстрым шагом десантники направились туда. Рванув ручку на себя, Иван, держа гранату перед собой, сделал короткий шаг и оказался в небольшом прокуренном кабинете. Из-за стола на него смотрел застывший начальник станции, рядом сидел ошарашенный железнодорожник. Наступила пауза.
– Не надо, не убивайте! – раздался тихий голос обходчика. Его натруженные, мозолистые, не отмывающиеся от мазута руки медленно поползли вверх. Вслед за ним взметнулись дрожащие кисти начальника станции, который от испуга не успел вытащить самокрутку изо рта, и она нелепо свисала с нижней губы, прилепившись к ней.
– Да мы это, свои, – замешкался Иван, опуская гранату. – Немцы есть на станции?
– Нету, – покачал головой обходчик. – А свои – это кто?
– Как кто? – вмешался в разговор Тимоха, стоящий за спиной друга. – Свои – это наши, советские.
– Михалыч, – обходчик повернулся к побелевшему начальнику станции, опуская руки, – говорят, наши.
– Немцы есть на станции? – снова повторил свой вопрос Иван.
– Я ж тебе сказал, нету. – Обходчик опасливо посмотрел на Тимоху, который продолжал держать оружие наготове. – Вдвоем мы. Остальная бригада под Овруч уехала, там немцы рельсы разбомбили, восстанавливают. Раз эшелоны пошли, значит, отремонтировали дорогу, скоро вернутся.
– Вы кто такие будете? – хрипло спросил начальник станции, убрав окурок с губы. – И что здесь делаете?
– Да свои мы, красноармейцы, на задании. – Иван засунул гранату за ремень.
– Какое у вас может быть задание в тылу? – Рука сидящего мужчины потянулась к телефону.
– Эй, дядя, ты это брось. – Тимоха отодвинул Ивана и направил винтовку в сторону сидевшего за столом. – Куда звонить собрался?
– Не твое собачье дело, молокосос! – взвился вдруг начальник станции. – Вместо того чтобы на фронте воевать, по тылам бегаете, людей пугаете? Да у меня инфаркт чуть не случился!
– Михалыч, успокойся! – прикрикнул на него обходчик, затем повернулся к Ивану: – Шли бы вы отсюда, хлопцы, не до вас. Видите, чуть человека не загубили, а у него и так сердце больное. Третьи сутки домой не вылезаем с работы. Начальство кричит, эшелоны туда-сюда, самолеты с крестами недавно пролетали, дорогу разбомбили. Ни поесть, ни поспать, по телефону передали, что немцы высадились где-то рядом, одни нервы кругом. А тут еще вы свалились. Идите своей дорогой, знать не хочу, как здесь оказались. Германцев лучше ищите, пока они вас не нашли.
– Семен Степанович, эшелон с беженцами сейчас пойдет по второму пути, – вмешался начальник станции. – Посмотри там, просемафорь.
– Ох ты, побежал я. – Обходчик резко подскочил и подошел к двери. – Пропустишь? – спросил он Тимоху. Тот посторонился.
– Черт, – выругался Иван, – надо Луценко сказать, а то рванут. – Он бросился вслед за обходчиком на улицу. Выскочив на перрон, принялся отчаянно махать руками, в надежде, что взводный увидит его.
– Ваня, ты чего? – раздался негромкий окрик Полещука, который высунулся из-за угла, удивленно наблюдая за товарищем.
– Сашка, беги к Луценко! – не переставая махать руками, закричал Иван. – Сейчас эшелон пойдет, наш, не надо взрывать.
– Ой, ё! – выдохнул Полещук и пустился бежать к опушке.
Через полчаса ситуация была разрешена. Заряды сняты, закопченный эшелон протащил за собой полтора десятка вагонов, из окон которых на солдат смотрели испуганные грустные лица женщин и заплаканных детей, покинувших свои края и отправившихся на восток, туда, где их никто не ждал.
Луценко, спрятав в нагрудный карман документы, которые тщательно изучили железнодорожники, тряс руку обходчику и начальнику станции, извиняясь.
– Да мы всё понимаем, – кивали те в ответ, – хорошо, что разобрались. Мы уж подумали, что немцы переодетые к нам ворвались, перепугались сильно.
Отойдя подальше в лес, Луценко остановил взвод.
– Так, ситуация прояснилась. Оказывается, не добросили нас пилоты, это другая железная дорога: от Овруча на Калинковичи, а не бобруйская. Немцев здесь нет и, надеюсь, очень долго не будет. Сейчас выдвигаемся к Калинковичам, будем искать остальных.
Взвалив на спину вещмешки, взвод двинулся по новому маршруту.
Глава 2
Через час быстрого марша вдоль железнодорожных путей от Волкова вновь прибежал посыльный.
– Товарищ младший лейтенант, – запыхавшись, подскочил он к взводному, – впереди слышны выстрелы, словно идет бой. Сержант приказал немедленно доложить вам.
– Да что ж за напасть такая?! – Луценко сплюнул себе под ноги. Приказав взводу приготовиться, он спешно повел его в сторону стрельбы, которая с каждой сотней пройденных метров слышалась всё отчетливей.
– Как думаешь, политрук, – Луценко бежал, расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, – это тот самый немецкий десант, про который говорили железнодорожники?
– Да черт его знает, я в этой кутерьме совсем запутался, – тяжело дыша, отвечал тот, – на месте разберемся.
Между тем стрельба понемногу стала затихать, кое-где еще раздавались редкие выстрелы, но после каждого из них над лесом эхом доносилось чье-то мощное ругательство.
– Вроде по-нашему матерятся. – Задыхаясь от бега, Тимофей вопросително взглянул на Ивана.
– Так это, может, и не немец орет. Нарочно не придумаешь, в одном месте и в одно время два десанта: один наш, другой германский.
– Ну-ка тихо мне, – прикрикнул на них Луценко, – соблюдаем тишину. – Остановившись, он приказал взводу развернуться в цепь. Вскинув оружие на изготовку, десантники не спеша двинулись дальше, готовые к любым неожиданностям.
– Стоять! – прозвучало как гром с небес. Иван от неожиданности едва не нажал на курок. Из-за кустов лещины показалась высокая фигура командира роты лейтенанта Козла Петра Григорьевича. Он махал руками, приказывая остановиться.
– Где старший?
– Здесь я, товарищ лейтенант, – Луценко вышел вперед.
– Тормози своих. – Ротный выглядел уставшим и расстроенным. – Собирай всех вместе.
– А что случилось, кто стрелял? – Командир взвода пристально посмотрел на Петра Григорьевича.
– Кто-кто. Дед Пихто, – нервно выругался тот, – выполняй приказ. Всех собрать здесь!
– Так что случилось? – настойчиво переспросил Луценко. Засунув пистолет в кобуру, он не стал ее застегивать.
Козел заметил это и подошел поближе.
– Местный истребительный отряд принял нас за немецкий десант и вступил в бой, вызвав резервы. Мы, в свою очередь, решили, что нас выбросили в немецкий тыл прямо на гитлеровцев. Вот и давай в ответку палить. Только недавно разобрались, кто есть кто. Солоп с комиссаром сейчас у этих колхозников с берданками, договаривается. Не знаю, как у них, у нас Вострикову грудь в щепки разнесли и Лифара ранило. Бред какой-то. – Ротный нервно взглянул на Луценко. – Вы сами-то откуда идете? Эксцессы были в дороге?
– Ну, едва водокачку и рельсы не взорвали, а так всё нормально. – Луценко застегнул кобуру.
– Ничего не понимаю, мы ж первым эшелоном летели, вроде нормально всё было, если не считать пальбы над Броварами. Вам как, досталось? – спросил ротный и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Туманище этот как назло, ни зги не видно. Тем не менее нормально приземлились, даже тюки с оружием успели подобрать. И вдруг стрельба началась. Заняли оборону, стали отстреливаться и потихоньку отходить в лес. Через полчаса Солоп прибежал с группой, злой как собака. Давай всех матом крыть. С другой стороны тоже ругаются, еще похлеще. Кое-как договорились огонь прекратить. Комбат портянку белую в руку и с комиссаром туда, узнавать, что да как. Потом вернулся, еще злее, чем был. Колхозники, говорит, не верят, что мы не немцы, дороги все перекрыли, почти окружили нас. Не воевать же с ними. Сейчас опять туда пошел с документами. Так что, Луценко, собирай своих бойцов в кучу, прикажи оружие на предохранитель поставить. Будем ждать, что там Петр Тихонович нарешает.
Бойцы, разгоряченные тяжелым маршем, уселись под деревья, отгоняя слетевшихся на запах пота слепней.
– Куда ни кинь, всюду клин, – ругался Сашка Полещук, – что за невезуха? А я говорил, вот до чего спешка доводит! Лифар в другом самолете летел, только вчера вечером вместе кашу жрали, а теперь его какой-то ополченец подстрелил. На ровном месте.
– Да заткнись ты. – Иван откинулся спиной на ствол сосны. – И так тошно, ты еще тут нервы дергаешь.
Через полчаса раздался голос комбата.
– Батальон, стройся! – проорал он голосом, не сулящим ничего хорошего. Бойцы знали этот тон: так Солоп кричал в период сильного раздражения, когда происходило что-то совсем неприятное, заставляющее выходить из себя, хоть это бывало довольно редко.
Выстроив подчиненных, комбат вышел на середину. Рядом с ним находилось несколько человек из истребительного батальона, в гражданской одежде, с мятыми кепками на головах. Недоверчиво осматривая стоящих перед ними бойцов, они держали в руках старые потертые винтовки, видимо, выпущенные еще при царе Горохе.
Раздосадованный комбат приказал выделить людей для поиска разрозненных групп десантников, в помощь им придавались местные ополченцы и несколько полуторок. Также батальону было велено на месте дожидаться прихода машин, которые отвезут всех в Мозырь. При этом оружие необходимо будет погрузить в отдельный транспорт, в котором поедут сопровождающие из местных. Раненого красноармейца Лифара вместе с погибшим младшим сержантом Востриковым к этому времени на отдельном автомобиле увезли в госпиталь.
– Ну вот, разоружили нас колхознички, – шепнул Ивану Сашка, – позорище-то какое.
– Отставить разговорчики! – рявкнул Солоп. – Еще один писк из строя – и кто-то сразу уедет на гауптвахту.
Через несколько часов томительного ожидания, погрузив в прибывшие грузовики, десантников увезли в столицу Полесской области – город Мозырь, разбросанный на крутых холмах рядом с величавой спокойной Припятью. Высадили на территории кафедрального собора, который уже шесть лет являлся тюрьмой НКВД, дополнив свою историю тысячами трагических судеб местных жителей, превратившись в страшное место. Заключенные к этому времени были эвакуированы, поэтому десантникам нашлось место. Правда, камеры не стали закрывать, запретили только покидать территорию тюрьмы, на всякий случай выставив вооруженную охрану. Руководство города позаботилось о питании и ночлеге, что было уже само по себе неплохо. Тем временем в отношении батальона началась проверка – мозырское начальство не могло поверить в то, что большая группа вооруженных людей оказалась на их территории по ошибке. Так как числились они на одном фронте, а оказались на территории другого, разборка грозила затянуться.
Настроение у всех было подавленное. Еще бы – летели воевать с врагом и вдруг оказались пленниками своих же. К тому же понесли первые потери.
Время тянулось медленно, словно кто-то невидимый и всемогущий придумал изощренную пытку для тех, кто сейчас оказался в этом неприветливом месте.
Иван пробовал спать, усевшись прямо на брусчатку тюремного двора и прислонившись спиной к нагретой стене собора, но ничего не получалось – мысли сумбурным ходом перебивали всё, оставляя бодрствовать накопленную усталость.
– Черт возьми, даже почитать нечего, – возмущался Гришка, крепко сложенный брюнет, служивший с Иваном в одном взводе. Гришка до армии успел закончить философский факультет одного из институтов Москвы. Его отец был действующим офицером Красной армии, поэтому Гришкино детство прошло в различных военных гарнизонах в разных уголках огромной страны. Это существенно расширило кругозор юноши, а природная тяга к чтению и стремление к знаниям сделали его весьма эрудированным человеком.
– Да я здесь окончательно деградирую, – продолжал сокрушаться Гришка, сидя рядом с Иваном.
– А я тоже, как это, градирую здесь, – вторил ему закадычный друг Федька, такой же крепыш с большими залысинами на голове, несвойственными молодому возрасту.
– Феденька, для того чтобы деградировать, тебе для начала развиться нужно, – парировал его желание товарищ.
– Ну уж, это, не дурнее некоторых, – обиделся тот, косо глядя на Григория.
Говорят, противоположности притягиваются. Пожалуй, это было самое логичное объяснение крепкой дружбы таких непохожих друг на друга людей. В отличие от Гришки, Федор отличался туповатостью. Выросший в глухой деревне под Минском, он едва окончил четыре класса, с трудом научившись читать по слогам. Еще тяжелее ему далось выучиться на тракториста, в этом Федору помог дядька – председатель местного колхоза, сумевший пропихнуть нерадивого племянника в автотракторное училище, расположенное в райцентре. Сколько поросят отвез он туда, замасливая начальство, даже сосчитать трудно. В противном случае не продержался бы племянник и одного месяца. Через год, после получения заветных корочек, Федор вернулся в родную деревню, где стал работать по специальности на только что полученной от государства машине. Тяги к работе, правда, ему было не занимать, мог сутками не вылезать из-за рычагов своего гусеничного чудовища. Поэтому дядька и расстроился, когда племяннику выпал срок отправляться в армию.
В танкисты Федор не попал, по росту не прошел. Слишком уж тесно было ему на месте механика-водителя.
– Ну как я этого дылду в танк впихну? – негодовал офицер-танкист, прибывший в военкомат набирать призывников в свою команду. – Да у него башка из люка торчать будет! А это по уставу запрещено. Дайте мне подобного, но пониже ростом.
Поэтому Феде светила прямая дорога в транспортную роту. Но и здесь он сумел учудить, не ответив ни на один заданный вопрос и едва не запоров двигатель единственного военкоматского трактора, на котором обучали группу Осоавиахима.
– Уберите его с глаз моих, – ругался другой «купец», набиравший команду в артиллерийские войска. – Мне тягач нужен, чтобы орудия таскать, а не давить их. Этот болван мало того что трактор угробит, так еще хорошо, если никого на тот свет не отправит.
В результате оказался Федор в десанте на должности хлебореза. К Луценко во взвод он попал полгода назад, умудрившись каким-то образом так сильно провиниться на кухне, что при встрече с бывшим хлеборезом у начальника столовой начинал дергаться глаз. В парашютном взводе Федя очень быстро сошелся с Гришкой, признав его непреклонный авторитет как человека грамотного и бывалого. А Гришкины рассказы о путешествиях на море или в горы сделали этот самый авторитет совершенно недосягаемым. С открытым ртом Федор слушал о соленой воде, гигантских штормовых волнах или снежных вершинах Кавказских гор. Ему, выросшему на равнине среди небольших холмов и болотистых озер с черной торфяной водой, не верилось, что где-то есть совсем другой мир с необычной природой.
– Разве у человека может быть всегда черная кожа? – искренно удивлялся парень, рассматривая в бригадной библиотеке книги с цветными иллюстрациями. – Я во время уборочной так не загорал, как эти, бесштанные, – тыкал он пальцем в изображения негров.
Но тем не менее, в отличие от более тонкого, интеллигентного Гришки, Федя был силен своей мужицкой мудростью, впитанной с молоком матери-земли, прошедшей через тяжелый крестьянский труд. Федору каким-то образом удавалось сохранить то самое по-детски наивное восприятие мира, когда он кажется ярким, цветным, огромным. Как никто другой, Федя умел получать удовольствие от той красоты, которая давно стала незаметной обыденному человеческому взгляду.
Несмотря на то что Федор с Гришкой были закадычными друзьями, это не мешало им бесконечно шутить друг над другом, вызывая у невольных слушателей приступы гомерического смеха. Даже сам Солоп называл их «веселыми гусями», мурлыкая под нос старую детскую песенку про неразлучных птиц, живших у бабуси.
За время пребывания во взводе Федору удалось совершить первый и до сегодняшнего дня единственный прыжок с парашютом. Этим событием он гордился особо, как самым большим достижением своей жизни. Гришка, имевший к этому времени на своем счету добрый десяток прыжков, не упускал возможности поддеть Федю, задавая ему в какой-нибудь неподходящий момент один и тот же вопрос:
– Так сколько у тебя прыжков, Федя?
– Один! – гордо отвечал тот, не понимая, как этот «хвилософ» может постоянно забывать такую важную информацию…
Посмеявшись над очередной Гришкиной шуткой, десантники замолчали, думая о своем. Ну а что им оставалось делать? Только ждать…
Командир батальона был крайне раздосадован. Еще бы, высадка парашютного десанта была проведена из рук вон плохо. Самолеты оказались не готовы к десантированию, часть бойцов так и не смогла найти свои борта, расположенные хаотично по всему взлетному полю. В результате целых 75 человек, почти четверть батальона, не смогли вылететь и остались в Борисполе! Как оказалось, это было еще полбеды среди общей череды свалившихся неудач. После взлета, над Броварами, попали под обстрел своих же зениток, в результате которого осколком был ранен командир пятой роты старший лейтенант Казуб, еще в такое место, что не всякому покажешь. Хорошо, что кости не раздробило, а кровь своими силами смогли остановить. Пришлось его на борту оставить. Вот кого теперь на роту назначить? Взводные совсем молодые, не потянут, а других нет. Придется под свою опеку брать. Да и зенитчики, будь они неладны, сумели в ветрянку на самолете попасть, снайперы чертовы! Как-никак эта штука обеспечивала работу самолетной рации. Хлоп – и всё, куда дальше лететь в этой каше, непонятно. А так как вошли в густую облачность, то воздушные машины, имеющие двигатели разной мощности, просто не смогли выдержать строй. Повезло, что столкновений в воздухе не было. В итоге десант мало того что был выброшен не в указанном месте, так еще и на огромной площади, почти 80 × 100 километров. К тому же транспортники не смогли нормально вернуться обратно, заплутав и разлетевшись по разным аэродромам. Один вообще сел в поле около Киева, и сейчас командование ломает голову, как его поднять обратно в воздух. В результате только на сбор личного состава у комбата ушла почти половина суток. Еще эти стычки с истребительными отрядами, которые на фоне общей паники вполне справедливо приняли спускающихся с неба парашютистов за вражеских диверсантов. И снова непредвиденные потери: один убит, другой ранен. Пришлось рисковать, лезть на рожон, чтобы остановить эту безумную перестрелку. А потом договариваться с командованием ополченцев, соглашаться на неприятные условия по фактическому разоружению батальона и сопровождению его в Мозырь под охраной. Что может быть унизительней? Боевая задача так и не была выполнена, сроки сорваны. В довесок энкавэдэшники устроили проверку: откуда, мол, да почему десант Юго-Западного фронта оказался на Западном направлении? Хорошо, что дали возможность позвонить Гудкову. Тот как узнал, что произошло, орал так, будто голым задом с разбегу на ежа прыгнул. Если из всего того, что он выдал, убрать матерные слова, то только одни предлоги да местоимения останутся. Даже представить тяжело, что с пилотами будет. Их точно по головке не погладят.
Солоп тяжело вздохнул и приказал адъютанту немедленно собрать всех командиров и политруков. Выстроив, не стал переносить свой негатив на невинных людей.
– Товарищи, пока компетентные органы разбираются в нашей ситуации, требую провести воспитательные беседы с личным составом и организовать занятия по физической подготовке, а также продолжить совершенствование навыков в диверсионно-разведывательной работе. Не надо давать личному составу бездельничать, это только усугубит общий негативный настрой. А ведь скоро в бой. Поставленную задачу никто не отменял. Параллельно буду решать вопрос о переброске батальона при помощи автомобильного транспорта либо в район действий, либо домой в Борисполь. Если вопросов нет, разойдись.
