Текст книги "Полет валькирий"

Автор книги: Владимир Марышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Это ты сам придумал. Многим твоим соотечественникам нет никакого дела ни до развития, ни до познания. Кому-то ничего не надо, кроме наркотиков, для кого-то смысл жизни – в еде, в обладании самками, некоторые люди стремятся только к власти. Таким образом, вы до сих пор сами не определились, для чего живете. Все зависит от точки зрения. Например, если бы земные животные и растения могли говорить, они сказали бы, что человек – всего лишь досадная помеха, разрушающая их среду обитания.

– Вот как? – Родриго был уязвлен. – А для чего же тогда существуешь ты сам? Когда-нибудь задумывался?

– Какой смысл в подобных раздумьях? Разумеется, я ставлю перед собой какие-то задачи, но они не имеют ничего общего с целями, которые преследовали вы, создавая меня. Видите, насколько все субъективно? Абсолютной истины нет. Просто-напросто материя развивается по своим законам, изменить которые мы не в силах.

– А если именно Бог установил эти законы?

– Но, по твоей последней теории, первоэлементы материи и частицы Бога существовали изначально и были неразрывно связаны. А если материя есть – значит, она уже обладает всеми присущими ей характеристиками. Значит, чтобы установить какие-то физические законы, Бог должен был первоначально пребывать в полном одиночестве, в абсолютной пустоте. А этот вариант мы уже рассматривали. Мне вообще непонятно твое стремление искусственно подгонять факты для защиты заведомо ложной идеи. Ведь ты уже не раз убедился, что она не выдерживает испытания логикой.

Родриго вздохнул.

– Сдаюсь, Мак. В общем-то, я только хотел узнать мнение существа, лишенного эмоций. Ведь именно они часто мешают нам непредвзято рассмотреть ту или иную проблему. Я… я удовлетворен.

Но на самом деле Родриго вовсе не был удовлетворен – теперь-то он отчетливо осознавал это. От слов Мака веяло безысходностью. Неужели все, происходящее во Вселенной, – игра чистой случайности, неужели в ней не больше смысла, чем в каракулях маленького ребенка? Может ли быть, что жизнь расцветает на бесчисленных планетах лишь затем, чтобы сгореть в чудовищном костре, когда границы мироздания вновь начнут неумолимо сжиматься? Как поверить, что не существует абсолютной истины, что род человеческий блуждает в потемках, теша себя иллюзией, будто ему известно НЕЧТО?

«Все-таки я изменился, – подумал он. – Почему мне вдруг захотелось, чтобы Мак ошибся? Почему надоело быть простым скопищем молекул, поведение которых можно описать столбиком формул? Почему не исчезло, а усилилось ощущение того, что кто-то незримый управляет миром, ведет его к порядку и гармонии? Почему, наконец, нескладный Ренато, посмешище всей группы, вызывает у меня чуть ли не зависть? Я давно нашел место в жизни и твердо убежден, что выбор верен, а он мечется, даже отдаленно не догадываясь, в чем его предназначение. Тут сочувствовать надо, а не завидовать! Не понимаю!.. Ничего не понимаю!

– Ты знаешь, – неуверенно произнес Родриго, – я, кажется, вспомнил еще одно определение. Насколько мне известно, основатели религий подразумевали под Богом в первую очередь некое нравственное начало, источник духовности.

– Это их личное дело, что считать источником духовности, – незамедлительно ответил Мак. – Каждая цивилизация, развиваясь, создает собственную культуру. Подвергать ее критике со стороны бессмысленно – все равно что требовать от звезды, чтобы она изменила свой спектральный класс. Должен заметить, что разговор вышел из научной плоскости, а обсуждать абстракции, углубляясь в те или иные воззрения людей, я не намерен.

«Все правильно, нравственность для него – абстракция, пустой звук. – Родриго вновь подумал о Маке всего лишь как о чрезвычайно сложной машине, и эта мысль наконец-то принесла ему удовлетворение. – Он великолепный логик и экспериментатор, но чувства ему недоступны. Я, слабый мягкотелый человечек, которому жизни отпущено всего ничего, превосхожу его хотя бы тем, что могу восхищаться безумно красивым восходом солнца и задумываться над тем, в чем разница между элементарной осторожностью, трусостью и подлостью. В этом отношении мы, люди, всегда будем выше своих созданий. Пусть Мак не ведает злобы, жадности, зависти, но в то же время у него никогда не перехватит дух от восторга, ему чужды любовь, самопожертвование, благородство. Страстный монолог Ренато, так на меня повлиявший, не произвел бы на Мака ни малейшего впечатления. Значит, я зря обратился к нему с этим вопросом? Мы говорим на разных языках? Но с другой стороны, кто же тогда вообще способен правильно ответить?»

– Хочу предупредить, – прервал его размышления Мак, – скоро наш разговор придется прервать. Я чувствую, как возрастает активность процессов, происходящих в ядре планеты. Такое случается нередко, и мне приходится каждый раз несколько перестраивать свой энергобаланс. В результате структура, которую я специально создал, чтобы напрямую общаться с тобой, через непродолжительное время распадется. Мы снова будем лишены возможности понимать друг друга.

– Как долго это продлится? – встревожился Родриго.

– Заранее предсказать невозможно. От нескольких дней до нескольких ваших недель. Поэтому поспеши задать вопросы, которые кажутся тебе наиболее важными.

Родриго облизнул пересохшие губы.

– Понял. Да, конечно, я шел к тебе не затем, чтобы обсуждать устройство мира. Слушай, Мак! Мои соратники хотят тебя уничтожить. Они озлоблены неудачами и собираются положить этому конец. То, что ты сотворен людьми, ставит тебя в их глазах на место взбунтовавшегося корабельного имущества. Мне не хотелось тебе говорить, но ты, вероятно, уже вычитал кое-что в моем мозгу. В общем, на Земле между людьми и плазменниками была война. Люди победили. Это вселило в них уверенность. Почти никто из тех, кого я знаю, не согласится признать в тебе равное существо. У них есть кварковый деструктор: они готовы снести все препятствия на своем пути. Это страшно кончится… страшно для них… ты меня понимаешь? Я пытался их переубедить, но безуспешно. Что делать, Мак? Я не хочу, чтобы хоть один человек пострадал из-за своего неразумия!

– Кварковый деструктор не может мне повредить, – ответил Мак. – Я же говорил, что нахожусь вне обычного пространства-времени. Но и оставить атаку без последствий я не могу. Если будет подвергнут угрозе созданный мной органический мир, мне придется нанести ответный удар. Вы, люди, сами должны найти выход. Элементарный здравый смысл требует от вас взвесить все последствия своих поступков.

Голос Мака, звучащий в мозгу Родриго, начал искажаться. Слова утратили отчетливость, фразы растянулись, их смысл уже почти не улавливался.

– Постой, Мак! – заорал Родриго. – Задержись! Как мне их остановить? Ответь!

– Решайте сами, – плескался в голове невнятный голос Мака. – Цель… Средства… Сопоставление… Логика… Очень просто.

– Мак, – тихо позвал Родриго, все еще не веря, что разговор окончен.

Ответа не было.

Глава 24. Отзвуки гимна

На широком пупырчатом листе, покрытом короткими беловатыми волосками, восседало насекомое, похожее на крупного пестрого жука с длинными паучьими ногами. Оно бесцеремонно разглядывало человека оранжевыми бусинками глаз и, судя по всему, чувствовало себя хозяином положения. Родриго протянул руку, намереваясь потрепать красавца за усики, но тут же отдернул ее: даже не подумав отступать, жук резко приподнял украшенные ярко-красным орнаментом золотистые надкрылья и развел их в стороны.

«Предупреждающая поза, – вспомнил Родриго давно, казалось бы, позабытую им премудрость из курса биологии. – Надо же, как мало мы еще знаем об этом мире, который собрались покорять! Кто поручится, например, что этот храбрец не смертельно ядовит? Вот был бы номер: отважный Кармона, прочесавший с пульсатором в руке десяток далеко не безобидных планет, загнулся от укуса козявки!»

Он откинулся назад, привалившись спиной к выпирающему из земли узловатому корню, и предался раздумьям.

«Ладно, жук – ерунда. Даже „амеба“, если на то пошло, не самое грозное создание. Вообще работать на планете земного типа, какая бы пакость тут ни водилась, – само по себе редчайшее везение. Что там жучки-паучки! На Синтии и то никто не хныкал, а ведь продержаться там было почти невозможно, от погибших даже медальонов не оставалось. Но суть в другом. Чего нам не сидится на нашей старушке Земле? Почему мы лезем из кожи вон, тратя огромные средства и все чаще расплачиваясь собственными жизнями, чтобы среди множества миров отыскать хотя бы ее отдаленное подобие?

Раньше я рассмеялся бы в лицо осмелившемуся спросить, что я забыл среди звезд. Штатская крыса, разве ей что-нибудь втолкуешь? А теперь… Признайся, Родриго, даже если бы удалось избавиться от Мака и как следует «причесать» Оливию, все равно ты бы здесь не остался, доживал свой век на Земле. Перенаселение нашему шарику, кстати, давно уже не грозит, все сыты, одеты, обуты, глобальных катастроф как будто не предвидится. Стараемся для будущих колонистов, тех, которым действительно дома не сидится? Да, есть такие – спят и видят, как бы оказаться подальше от родного правительства и зажить своим умом. У них руки чешутся заполучить подходящую планету и переделать ее под себя. Но таких энтузиастов на самом деле не очень много, и держать им в угоду внушительный флот – это, знаете ли…

Какие еще могут быть доводы «за»? На полезные ископаемые спрос давно упал – практически всю таблицу Менделеева мы научились получать из обыкновенного водорода. Устраивать инопланетные курорты – слишком дорогая затея, вряд ли окупится. «Человечеству нужно жизненное пространство», – сказал Эрикссон. А нужно ли? Вернее, поставим вопрос так: настолько ли нужно, чтобы в угоду безволосым двуногим приматам испохабить целые планеты и, безусловно, прервать идущую на них полным ходом эволюцию?

Похоже, дело все-таки не в прямой материальной выгоде. Просто приматы на редкость любопытны, открывать новое, неизведанное у них в крови. Прошли времена колумбов алчных, плывущих через океан навстречу вожделенным золотым россыпям, остались колумбы пытливые. Однако ни те, ни другие не смогли бы ничего сделать без сильных мира сего. Первые должны были приумножать славу испанской короны, вторые – выполнять волю тех, кто стоял у руля объединенной Земли. Монархии ушли в прошлое, но сохранилась верховная власть, и амбиции ее представителей возрастают от века к веку. Впечатление такое, будто «слуги народа» хотят не только распространить землян по всей Галактике, но при этом непременно опередить кого-то могучего и ужасного, готового, если мы замешкаемся, подмять под себя самые лучшие планеты. Застать возможного противника еще в колыбели и растоптать – может, именно в этом предназначение десанта? Не знаю, не знаю… Вот – Мак. Он, безусловно, могуч. Но могу ли я назвать его ужасным, враждебным, заслуживающим только одного – расщепления на кварки?»

Родриго сжал голову руками, словно опасался, что проклятые вопросы переполнят мозг и взорвут изнутри черепную коробку. От него всегда требовались только исполнительность и отвага – решать, что хорошо, а что нет, предоставлялось высшим чинам. И вот теперь ему предстояло поспорить с этими самыми чинами, зная, что никто не поддержит – даже сочувствующие. Осторожный Сайто не захочет рисковать своей карьерой. Хид скрытен, он тоже не полезет на рожон. Ренато просто не осмелится публично поддержать командира, да и кто примет его лепет всерьез? Иджертон не борец – слишком мягок. Иван вряд ли представляет себе масштабы проблемы, он замкнулся на своей биологии. Даже всемогущий Мак ушел в сторону: выпутывайтесь сами, мне-то все равно повредить не сможете, что бы там ни решили. Что за наказание, просто какой-то всеобщий заговор!

В сущности, выбора у него не было. Оставаться на Базе, встав в позу непонятого пророка, – верное самоубийство. «Мне придется нанести ответный удар», – вскользь, как нечто само собой разумеющееся, обронил Мак. Теперь Родриго должен был донести эту истину до самых твердолобых. Трудно, очень трудно! Но неужели он утратит надежду после того, как удалось совершить почти невозможное – вызвать на переговоры властелина планеты?

Родриго взглянул на экранчик браслета: от Базы его отделяли 2476 километров. Одолеть их самостоятельно было безумием. Уже через несколько часов на джунгли опустится ночь. Переживет ли он ее – мягкий комочек протоплазмы, окруженный сонмом загадочных существ, в миролюбие которых не верилось при всем желании? Оставалось надеяться, что Мак рано или поздно телепортирует его обратно. Лучше бы, конечно, пораньше.

– Мак! – позвал он на всякий случай. Тщетно: связь, по-видимому, прервалась надолго.

«Пойду. – Родриго поднялся и стал разминать ноги. – По крайней мере, двигаясь, можно отыскать убежище на ночку—другую. Дупло какое-нибудь или подходящее дерево, на которое можно залезть и удобно устроиться в развилке ветвей. Конечно, если Мак про меня забыл, до объявления „военных действий“ никак не успеть, да и загнусь от голода, когда кончатся пищевые таблетки. Но вдруг повезет?»

И вновь лопались под его ногами «дождевики», прыгали во все стороны потревоженные насекомые, взвизгивали «ткачи», убиваясь по разорванной паутине. Спустя полчаса среди стволов обозначился просвет. Родриго выбрался на просторную поляну и зашагал напрямик – таиться уже не имело смысла. Раз-два, левой-правой! Внезапно он поймал себя на том, что в такт шагам негромко насвистывает «Полет валькирий».

«Самая сейчас подходящая для меня музычка, – подумал Родриго. – Спасибо Ивану, просветил насчет этих валькирий. Значит, девы-воительницы – как там? – уносящие души павших воинов на небеса? Я тоже воин. Вот только погибнуть, наверное, мне предстоит не в славном бою, продолжая сжимать мертвой хваткой окровавленный двуручный меч, а в зубах какого-нибудь летучего крокодила. Возьмут ли меня после этого на небо? А если возьмут, что я буду там делать? Восседать в золотом дворце, пить вино из кубков и слушать бесконечные саги тамошних сказителей?»

При других обстоятельствах эта мысль могла его позабавить, но сейчас был не тот случай. Он вдруг представил себе, что Мак во время беседы от нечего делать скопировал его «я». Когда Родриго протянет ноги, добросердечный хозяин Оливии даст ему новую жизнь. Но только не в смешном и неудобном человеческом теле. Допустим, Мак замурует этого «дубля» в один из алых шариков, чтобы землянин всегда был под боком и мог развлекать своего спасителя наивными гипотезами об устройстве мира. Вот такой незавидный «рай»…

«Тогда уж лучше не воскресать, – подумал Родриго, дойдя до края поляны и вновь погрузившись в заросли. – Впрочем, не рано ли я себя хороню? Давай-ка буду считать про себя: „Один, два, три, четыре!“ Дойду до тысячи – и Мак перенесет меня на Базу. Нет? Ну тогда на счете „2000“ – обязательно. Нет? Ну тогда…»

На счете «2018» открылась новая поляна – еще больше предыдущей. Зажмурившись от брызнувшего в глаза солнца, Родриго машинально сделал еще несколько шагов и лишь затем, осознав /виденное, дал задний ход.

На поляне обосновались две объемистые туши цвета слоновой кости. Первая медленно переваливалась с боку на бок, фактически оставаясь на одном месте, вторая довольно резво наматывала витки вокруг своей соплеменницы. Очевидно, траектория была спиральной – через несколько минут укрывшийся за деревом Родриго уловил, что расстояние между этими здоровенными кусками студня сокращается.

Ему стало не по себе. В прошлый раз слияние «амеб» привело к огненному рождению нового существа – сильного, опасного, уничтожившего могучую земную машину в мгновение ока.

«Амебы» соприкоснулись. Раздался громкий хлопок, и они исчезли, как в коконе, в шаровидном сгустке пламени. Родриго вновь зажмурился, а когда открыл глаза, в центре поляны возвышалось НЕЧТО.

Больше всего это полупрозрачное студенистое существо напоминало гигантскую медузу. Бахромчатый купол опирался на четыре щупальца, сильно разветвленных в нижней части, что делало их похожими на пышные опахала из диковинных перьев. Постепенно купол сдувался, словно из него выпускали воздух. Щупальца, напротив, удлинялись, и вскоре их концы оторвались от земли, поднялись вертикально, как четыре пальмы, увенчанные листьями-веерами.

Существо начало менять цвета. Его плоть то вспыхивала изнутри рубиновым светом, то превращалась в янтарь, а под конец стала молочно-голубоватой, как опал. Купола уже не было – на его месте возвышалась огромная чаша. Затем ее стенки, рассеченные в нескольких местах невидимым скальпелем, превратились в лепестки великолепного цветка. Родриго даже показалось, что до него доходят волны незнакомого аромата.

Лепестки видоизменялись, становились тонкими и нежными, причудливо изгибались, словно лаская друг друга. Но удивительный цветок недолго хранил свою сказочную красоту. Перистые листья «пальм» слиплись, превратившись в бесформенные комки, которые тут же сорвались со «стволов», раскатившись в разные стороны. Щупальца бессильно поникли и втянулись внутрь расплывающегося на глазах цветка. Еще минута – и на его месте подрагивала прежняя желеобразная масса.

«Так они размножаются, – подумал Родриго. – Странный способ, если вспомнить, что каждая „амеба“ может запросто распасться на тысячи шариков. Но что я, в сущности, знаю о здешних организмах? Уж, наверное, Мак все основательно продумал!»

«Амеба» сдвинулась с места, медленно подкатила к краю поляны и исчезла среди стволов. Ее деток уже несколько минут не было видно.

Родриго никогда не отличался сентиментальностью, однако эта крошечная сценка из грандиозной пьесы под названием «Жизнь» неожиданно тронула его. Казалось бы, ничего особенного – банальное слияние двух безмозглых существ. Но в нем была своя гармония и красота. Конечно, природа лишена чувства прекрасного. Если она создавала всамделишный цветок, изящный и пахучий, то делала это исключительно в целях выживания вида, не предполагая, что растение некогда будет просто радовать чей-то глаз. Однако «амебы», во всяком случае, были стопроцентно созданы Маком, и их мимолетные метаморфозы свидетельствовали: этот внепространственный гигант – настоящий эстет, не менее тонкий ценитель красоты, чем его создатели!

«Но чувства ему недоступны, – вспомнил Родриго свои недавние рассуждения. – Значит, я все-таки ошибался, и между нами гораздо больше общего, чем представлялось поначалу? Может, последнее, чего Мак не в состоянии постичь, чего он не постигнет никогда, – это любовь?..»

Он вышел из-за дерева, сделал несколько шагов и повалился в густую траву, раскинув руки. Ему хотелось обнять весь этот мир, такой огромный и добрый. Да, добрый! Идти дальше не имело смысла, теперь он был абсолютно уверен, что Мак доставит его куда надо, не бросит, как надоевшую говорящую игрушку.

Родриго представились отчужденные лица его ребят – Добаи, Диаса, Хальберга… Эрикссон, мечущий громы и молнии… Козырев, сокрушенный тем, что среди вояк, летавших на «Мирфаке», оказался отщепенец… Он, Родриго, вылетит из десанта, как пробка из бутылки шампанского, и будет еще хорошо, если начальство не даст делу дальнейший ход, учитывая его былые заслуги. Но все это уже не имело значения. Он сделал то, что задумал. Мир изменился, и после его рассказа даже «железный Лейф», корчась от бессилия, не осмелится протянуть руку к оружию.

Над ним проплывали предзакатные облака, отороченные розовой каймой, и Родриго чудилось, что из-за невесомых громад доносятся затухающие отзвуки воинственного «Полета валькирий», неуловимо перерастающие в пленительную симфонию ночного леса.