Текст книги "Каникулы Петрова и Васечкина"

Автор книги: Владимир Алеников

Глава 1. Рыцарь, в путь!

Острие зонтика уткнулось в грудь мирно посапывающего в сладком сне Петрова. Он пошевелился, что-то пробормотал и перевернулся на другой бок.

Тогда Васечкин начал осторожно трясти его за плечо.

Петров отбивался, приговаривая:

– Чего лезешь? Как дам!

Наконец он очнулся и сел на кровати.

– Ты чего? – громко спросил он.

– Т-сс! – прошипел Васечкин и кивнул на безмятежно похрапывающего Гуся, занимавшего третью койку в изоляторе.

Крепко держа Петрова за руку, он заставил его встать и на цыпочках вывел за порог. По дороге на глаза ему попалась рогатка, свешивающаяся из кармана халата, висевшего на стуле возле Гуся. Он подумал и взял её с собой.

– Вперёд! – сказал он торжественно.

– Зачем? – удивился Петров.

– За славой! Без страха и упрёка! – объявил Васечкин. – Против зла и несправедливости! Будем совершать подвиги во имя прекрасной дамы!..

– Ты что, с ума сошёл? – Петров покрутил пальцем у виска. – Какой ещё дамы?

– Ну, – смутился Васечкин, – ясно какой! Дульсинеи Тобосской…

– Я такую не знаю! – отрезал Петров. – Я спать хочу! – И вознамерился вернуться к прерванному занятию.

– Знаешь… – остановил его Васечкин. – Это же Машка!

– Ну? – удивился Петров. – Так бы и сказал, а то Дульсинея… Ты смотри её так не назови, а то она тебе покажет Дульсинею!

– «Покажет!» Что ты в этих делах понимаешь? Вот если бы ты прочёл «Дон Кихота»!.. – Васечкин вздохнул.

– Ладно! – согласился Петров. – Утром прочту.

– Утро должно застать нас в дороге! – вскинув руку, произнёс Васечкин. – А «Дон Кихота» я тебе по пути расскажу своими словами… Вот когда мы прославимся, как он, тогда она поймёт… – несколько туманно заключил он и, не найдя больше слов, неожиданно сам для себя запел.

 
ВАСЕЧКИН. Рыцарь в путь! Перед тобою
Простирается дорога,
Если хочешь стать героем,
То не медли у порога.
У тебя свои законы,
И, рискуя головой, великанов
И драконов
Ты зовёшь на смертный бой!
Если ты подался в рыцари,
Надо соблюдать традиции,
Надо драться и влюбляться,
Смело действовать кинжалом!
ПЕТРОВ. Прежде чем за дело браться,
Надо выспаться, пожалуй!
ВАСЕЧКИН. Рыцарь, в путь!
Во имя славы
Одолеешь все препоны
И заслужишь ты по праву
Благосклонность юной донны!
ПЕТРОВ. Кто такая эта донна,
Чтобы вскакивать
Чуть свет?
 

 
ВАСЕЧКИН. Ах, глаза её бездонны,
И прекрасней в мире нет!
Если ты подался в рыцари…
ПЕТРОВ. То очутишься в милиции!
Потому что, если драться,
Ждёт беда,
А не победа!
ВАСЕЧКИН. Можешь сам тут оставаться,
Без тебя тогда уеду!
Рыцарь, в путь!
ПЕТРОВ. Пора оставить
Эти странные затеи!
ВАСЕЧКИН. Но ведь надо нам прославить
Имя славной Дульсинеи!
ПЕТРОВ. Что ещё за Дульсинея?
Чем других девчонок краше?
ВАСЕЧКИН. Хорошо знаком ты с нею!
ПЕТРОВ. Кто ж такая?
ВАСЕЧКИН. Это Маша!
Если ты подался в рыцари,
Не сдавай свои позиции,
Бросим детские забавы
Ради славы и победы!
ПЕТРОВ. Перекусим и за славой.
Что за слава без обеда?!
 

Распевая вполголоса, друзья шли по утреннему, ещё спящему лагерю. По дороге они раздобыли себе весьма живописную одежду. Так как находившимся в изоляторе, кроме пижам и халата, ничего не полагалось, то они забрались в костюмерную театрального кружка и, оставив там пижамы и халаты, ясное дело, для приключений и путешествий совершенно негодных, экипировались на славу.

Потом они отправились искать средства передвижения, но ничего, кроме огромной, собранной из различных старых велосипедов конструкции с вогнутым, как бараньи рога, рулём, на котором красовался автомобильный клаксон, да маленького «Школьника», не нашли.

– Сойдёт! – сказал Васечкин. – Это будут наши «Росинанты».

Васечкин взгромоздился на выкрашенное белой краской механическое чудище, Петров – на «Школьник», и они покатили навстречу приключениям.

Проезжая мимо спальни, где спали девочки, они затормозили, чтобы бросить последний взгляд на крепко спящую Дульсинею.

Васечкин достал предусмотрительно написанную записку и, всунувшись в окно, положил её у изголовья прекрасной дамы.

Проделав всё это, они отправились дальше.

На фоне светлеющего неба из-за пригорка показались две колеблющиеся фигуры, тени которых в свете восходящего солнца удивительно напоминали знаменитую гравюру Доре, на которой Рыцарь Печального Образа отправляется в путь за славой в сопровождении своего верного оруженосца Санчо Пансы.

Глава 2. Псих и рыцарь

– …Вот так они ездили повсюду, – рассказывал Васечкин, – и не было такой силы, которая могла бы их остановить…

Они катили на своих «Росинантах» по живописной тропинке, пролегающей в негустом перелеске. Солнечные лучи сочными полосами преграждали им дорогу.

– Ему тоже говорили, что времена рыцарей давно прошли, но он отвечал, что в любом времени для настоящего рыцаря найдётся дело… – продолжал Васечкин.

– Так он это всё понарошку? – поинтересовался Петров. – Ну, вроде как играл в рыцарей?

– Эх ты, Санчо Панса несчастный! – презрительно сказал Васечкин. – Он всё это всерьёз!

– Так что, он псих? – удивился Петров. – Как же можно серьёзно сражаться с мельницей?

– Но он же думал, что это великан! – терпеливо, как маленькому, втолковывал Васечкин.

– Ну я и говорю, псих! – рассердился Петров.

Васечкин резко затормозил.

– Сам ты псих! – заорал он вслед Петрову. – Если человек благородный и заступается за слабых, то его всегда такие, как ты, психом называют!

Петров резко развернул свой «Школьник» и на полном ходу подлетел к Васечкину.

– Я – псих? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил он. – Сам поднимает ночью, тащит куда-то, а я псих? Ладно!

И Петров, не говоря больше ни слова, повернулся и поехал в сторону лагеря.

Васечкин смотрел ему вслед. Потом нажал грушу клаксона.

Петров не оглянулся.

Васечкин развернул своего «Росинанта» и приналёг на педали.

– Слушай, Петров, – запыхавшись сказал он, догнав Петрова. – Ну ладно тебе! Пускай понарошку, но всё-таки они прославились…

Петров молчал, сосредоточенно вертя педали.

– Дон Кихот всех, кого побеждал, заставлял признать, что Дульсинея Тобосская самая прекрасная во всём мире, и теперь её имя даже стало на-ри-ца-тель-ным! Все её знают. Хотя много лет прошло. Я сам читал в предисловии… – задыхаясь, говорил Васечкин. – Да не гони ты так, у меня же велик тяжёлый… – окончательно выбившись из сил, взмолился он.

Петров сбавил ход, но ничего не ответил.

Васечкин тяжело вздохнул.

– Ну вот, – сказал он, переводя дыхание, – и мы всех, кого победим, будем заставлять, чтобы они прославляли Машу Старцеву, и она будет знаменитая, как… Джигарханян. Представляешь?

Петров затормозил.

Васечкин по инерции пронёсся вперёд.

– Ну? – сказал он, возвращаясь к задумавшемуся Петрову.

– Тогда ладно… – Петров развернул велосипед. – Если как Боярский, я согласен.

И друзья покатили дальше навстречу удивительным подвигам.

Глава 3. Подвиг № 1

Солнце уже стояло довольно высоко и основательно припекало. Искатели приключений взбирались вверх по горной дороге. Ландшафт, надо заметить, чем-то очень сильно напоминал испанский, если судить по иллюстрациям в книге. Петров ехал, обливаясь потом, недовольно оглядывая пустые, выгоревшие на солнце склоны.

Васечкин ехал с комфортом, укрывшись пляжным зонтом.

Дорога всё круче уходила вверх, и Петрова всё сильнее начинала донимать жажда, к тому же со вчерашнего ужина у него маковой росинки во рту не было.

– Слушай, – спросил он Васечкина, – а ты с собой еду не взял?

– Нет! – беспечно ответил Васечкин. – Дон Кихот никогда не ел перед сражением.

– Ну кто же совершает подвиги на пустой желудок? – возмутился Петров. – Я, если бы знал, во что ты меня впутаешь, обязательно бы закусил сначала… А в лагере скоро обед… – мечтательно добавил он.

– Ну и что? – пожал плечами Васечкин.

– Едем, едем… – продолжая размышлять вслух, сказал Петров, – а зачем? Кругом горы. Где тут подвиги совершать?

– Смотри, ручей! – прервал его размышления Васечкин.

Они вкатили на поляну, покрытую цветущими маками.

Васечкин остановился, любуясь цветами.

Петров тоже остановился, но любоваться не стал. Он соскочил с велосипеда и жадно припал к воде.

– Класс водичка! – сказал он, оторвавшись на мгновение. – Аж зубы сводит! – И он вновь начал пить.

Васечкин тоже наклонился к ручью и зачерпнул ладонью прозрачную воду.

Петров уже напился и, сев на велосипед, въехал на пригорок, который возвышался неподалёку.

– Васечкин! – вдруг радостно завопил он. – Давай сюда!

Васечкин вздрогнул и от неожиданности соскользнул в воду.

– Ты чего орёшь? – спросил он, выбираясь на берег.

– Иди сюда, тебя подвиг ждёт! – И Петров с хохотом закрутил руками в воздухе.

– Какой ещё подвиг? – спросил Васечкин, подъезжая к нему. – Где?

– Великан! – Петров показал рукой вдаль. – Самый настоящий!

Васечкин посмотрел в сторону, куда указывал Петров. Дорога шла под уклон, и в конце её, далеко внизу, виднелась старая ветряная мельница.

– А… – разочарованно сказал он, – мельница…

– Нет, не мельница! – ехидно настаивал Петров. – Какая же это мельница, когда невооружённым глазом видно, что это великан! Так что давай!

– Чего «давай»? – раздражённо переспросил Васечкин.

– Как чего? Давай сражайся с ним! А я посмотрю! – И Петров стал поудобней усаживаться в ожидании предстоящего зрелища.

– Ты что? – разозлился Васечкин. – Всерьёз, что ли?

– Как? – удивился Петров. – Ты что, не собираешься сражаться с великаном?

– Что я, псих, чтобы с мельницей драться?! – завопил Васечкин.

– А как же Дон Кихот? – насмешливо спросил Петров. – Значит, он всё-таки был псих? – И Петров, выхватив у Васечкина книгу, быстро раскрыл её на месте, где знаменитая гравюра изображала бой Дон Кихота с ветряной мельницей. – Смотри!

– Но он же думал, что это великан! – отчаянно закричал Васечкин.

– И мы думаем, что это великан! – невозмутимо сказал Петров.

– Я лично так совсем не думаю! – возразил Васечкин.

– Ах так? Ну вот что – или всё по правде, как в книжке, или я домой поехал! – решительно заявил Петров, берясь за велосипед.

– Но почему? – растерялся Васечкин.

– А потому, – не спеша объяснил Петров, – если это мельница, то Дон Кихот псих, ты сам сказал, а если это великан, значит, давай сражайся! Иначе какой же ты рыцарь! Трепло ты!

– Дон Кихот не псих! – твёрдо сказал Васечкин. – А я не трепло! Смотри!

И Васечкин в отчаянии нажал на педали, надавил на клаксон, сложил свой зонтик, выставил его впереди себя как копьё и, заставив своего «Росинанта» встать на дыбы, набирая скорость, понёсся на мельницу.

Всё это он проделал так быстро, что Петров и глазом не успел моргнуть, как он был уже далеко.

– Куда ты? – заорал Петров, поняв, что переборщил. – С ума сошёл! Стой!!!

Но было поздно. Васечкин, который хотел всего лишь припугнуть Петрова, сам не ожидал такой прыти от своего «Росинанта».

Велосипед нёсся вниз со всё увеличивающейся скоростью.

Незадачливый рыцарь с ужасом смотрел на приближающуюся мельницу. Не слушаясь тормозов, старая машина мчалась под уклон.

Васечкин изо всех сил жал на тормоза и, чтобы в последний момент не утратить мужества, запел:

 
Лечу! Ни пуха ни пера!
Я вам признаюсь честно,
Что эта странная игра
Чертовски интересна!
Воображать, что ты герой,
Добившийся успеха, —
Пусть это все зовут игрой,
Мне это не помеха!
Но если кто готов решить,
Что струсил ты немножко,
Что подвиг можешь совершить
Ты только понарошке,
То прочь фантазии тогда —
Старания утрою
И докажу всем без труда,
Чего я вправду стою.
Пускай победы нелегки,
Но такова работа!
Пускай хохочут дураки,
Глумясь над Дон Кихотом.
Их сам оставит в дураках,
Насмешек всех сильнее,
И он прославится в веках,
Восславив Дульсинею!
 

Так, распевая во всё горло, он на всем скаку врезался в крыло мельницы, насквозь проткнув его зонтиком. Васечкина оторвало от велосипеда и подняло высоко в воздух. Судорожно вцепившись в зонтик одной рукой и в край крыла – другой, Васечкин повис в воздухе, яростно болтая ногами.

Петров, остановившийся внизу и что-то кричавший, казался неправдоподобно маленьким.

Тут откуда ни возьмись подул ветер, и крылья старой мельницы завертелись в три раза быстрее.

Васечкин держался из последних сил. Но темп вращения нарастал…

…и бедный Васечкин в конце концов не удержался, отпустил крыло и с огромной скоростью понёсся по воздуху, продолжая судорожно сжимать пляжный зонтик.

Вдруг зонтик раскрылся. Воздушный поток подхватил неожиданного парашютиста и понёс его над долиной, над поляной, над горами…

Отчаянно крича, Петров мчался вслед за ним, пытаясь не отставать.

Но Васечкина понесло с такой скоростью, что он был уже еле заметен, а вскоре и совсем пропал из виду.

Безутешный Петров схватился за голову.

Отчаяние его было столь велико, что он не выдержал и, глотая безудержно катившиеся слёзы, горестно запел:

 
Ну вот, беда подкралась, подлая!
Не понимаю я никак —
Кому нужны такие подвиги,
Ещё к тому же натощак!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
Ведь от фантазий не изменится
Ничто реальное вокруг,
Как ни верти, а всё же мельница
Не станет великаном вдруг!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
 
 
С ним вечно что-нибудь случается,
Он улетел так далеко!
Когда-нибудь он долетается,
Как с фантазёром нелегко!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
 

Петров печально пел, не переставая при этом разыскивать улетевшего друга. Но Васечкина нигде не было…

Петров подъехал к краю плато, которое круто обрывалось вниз.

Он слез с велосипеда, лёг на живот и заглянул в обрыв…

Там, внизу, на головокружительной глубине текла бурная река, которая отсюда казалась тоненьким ручейком. А устрашающие валуны даже сверху выглядели внушительно.

– Всё! – сказал Петров безнадёжным голосом и траурным жестом снял панамку…

Глава 4. Это всё из-за меня!

А в лагере в это время происходило следующее: размахивая запиской, Маша ворвалась в изолятор, подскочила к спящему Гусю и начала трясти его изо всех сил.

– Что? Чего? Как врежу по ушам! – захныкал перепуганный Гусь. – Я тут сплю, никого не трогаю…

Маша бессильно опустилась на стул.

– А что случилось? – спросил Гусь, оглядываясь. – А ребята где? Выписались?

– Эх ты! – Маша вскочила. – Спящий хулиган!

– Я перевоспитаюсь! – возразил Гусь.

– А! – Маша в отчаянии махнула рукой и выбежала из изолятора.

Гусь, так ничего и не понявший, очумело остался сидеть на кровати. Ещё раз поглядев на пустые койки Петрова и Васечкина, он почесал в затылке и решил, что лучше всего продолжить прерванный сон. Однако не успел он лечь на подушку и сладко потянуться, как в изолятор вбежала взволнованная Инна Андреевна.

– Что? Чего? – вновь вскочил Гусь.

– Где… – только успела начать Инна Андреевна, как Гусь заученно заявил:

– Не знаю я ничего! Я тут сплю, никого не трогаю…

Инна Андреевна бессильно опустилась на стул, на котором несколько минут назад сидела Маша.

– А что случилось? – спросил Гусь. – Где ребята?

– Эх ты… – начала Инна Андреевна.

– А я перевоспитаюсь! – опередил её Гусь.

Тут и Инна Андреевна поняла, что толку от Гуся не добиться, и, бросив на него выразительный взгляд, выбежала из изолятора.

Члены совета дружины встревоженно смотрели на Машу, которая, не в силах побороть волнение, твердила:

– Это я во всём виновата! Я! Я подарила им книгу!..

– Что случилось? – спросил Антон.

– Вот! – Маша протянула ему записку.

Антон взял её и углубился в чтение. Все столпились вокруг, стараясь прочесть содержание из-за его плеча.

А Маша, не в силах сдержать горя и отчаяния, запела.

 
МАША. Что же делать, скажите на милость?
Это я во всём виновата!
АНТОН (подхватывая песню).
Объясни, наконец, что случилось?
БОБКИНА (вбегая в комнату).
Просто ужас!
ДОБКИНА (влетая за ней). Сбежали ребята!
МАША. Это всё из-за меня!
Я над ними насмехалась.
Что ещё им оставалось?!
Убежать как от огня,
Не дождавшись света дня,
Мчаться прочь, судьбу кляня!
ДАШЕНЬКА. Боже мой, какая жалость!
МАША. Это всё из-за меня!
 

Тем временем в изоляторе, в соседней с Гусем комнате, происходила загадочная картина. Инна Андреевна, в свою очередь не сдержав нахлынувших на неё эмоций, тоже перешла на пение, каясь в содеянном перед медперсоналом лагеря.

 
ИННА АНДРЕЕВНА. Удалось им загадочно скрыться!
Это я во всём виновата!
Он и вправду решил, что он рыцарь!
МЕДСЁСТРЫ (хором). Что случилось?
ИННА АНДРЕЕВНА. Сбежали ребята!
Это всё из-за меня!
Это я не доглядела,
Я помочь ему хотела,
Все сомнения гоня,
Не дождалась света дня,
Впопыхах не оценя
Всю – увы! —
серьёзность дела!
Это всё из-за меня!
 

По лагерю параллельно друг другу двигались две энергичные процессии…

Первую, в которую входили Антон, Анка, Дашенька, Бобкина, Добкина, Артём, Алик и присоединившиеся по дороге Гусь и Филипп, вела за собой Маша.

Вторую, состоявшую из пионервожатых и обслуживающего персонала, буквально тащила за собой Инна Андреевна.

Обе группы столкнулись возле лагерных ворот.

И дуэт на расстоянии превратился в настоящий дуэт, а потом и в целый смешанный хор.

 
ИННА АНДРЕЕВНА. Я должна вернуть их обратно!
МАША. Я должна вернуть их обратно!
ИННА АНДРЕЕВНА. Это я во всём виновата!
МАША. Это я во всём виновата!
ХОР. Это просто невероятно!
ГУСЬ. Далеко не ушли, вероятно!
МАША. Вот она – за насмешки расплата!
ИННА АНДРЕЕВНА. Вот она – за беспечность расплата!
МАША. Это всё из-за меня!
ГУСЬ. Я побег проспал, к несчастью.
В поисках приму участье —
Это всё из-за меня!
ИННА АНДРЕЕВНА. Это всё из-за меня!
ВСЕ ТРОЕ. Это всё из-за меня!
ХОР. Поскорее возвращайтесь!
ГУСЬ. Эх, полцарства за коня!
 

И все трое – Маша, Гусь и Инна Андреевна – скрылись в лагерном гараже.

Глава 5. Посвящение в оруженосцы

А Петров всё ещё стоял на краю пропасти, прижимая к груди панамку. Слёзы по-прежнему катились у него из глаз, оставляя светлые дорожки на лице.

И неожиданно для себя Петров в эту тяжёлую минуту обратился к самому дорогому для него человеку – человеку, во имя которого погиб его друг Васечкин, короче, Петров обратился к Маше. По примеру своего любимого героя Сухова, с которым сражался он когда-то бок о бок, Петров стал мысленно писать ей письмо.

– Дорогая Маша, – начал Петров, – пишу тебе это письмо в самую горькую для меня минуту…

Петров представил себе светлый Машин облик, представил, как она воспримет это страшное известие, и слёзы ещё сильнее покатились из его глаз.

– …наш друг, – через силу продолжал Петров, – самый лучший, самый мужественный человек на свете, настоящий Рыцарь, короче, любимый наш Васечкин… – Голос Петрова прервался.

И в это время неизвестно откуда раздался мощный, какой-то неземной, гудящий как колокол голос.

– Петров! – позвал он. – Петров!

Петров вздрогнул и посмотрел наверх, откуда, как ему показалось, донёсся глас.

«Извини, Маша, – подумал он. – На этом я пока письмо прерву!..»

– Петров! Пе-е-етров! – Глас прозвучал ещё мощнее и отчаяннее.

– Васечкин? – неуверенно спросил Петров, совсем не зная, как реагировать на это необъяснимое явление. – Ты где?

– Пе-етров! – всё отчаяннее гудел голос.

Петров начал судорожно оглядываться по сторонам, пытаясь определить, откуда несётся таинственный звук.

И вдруг он увидел колодец.

Трубные звуки явно доносились оттуда.

Петров со всех ног бросился к нему.

– Васечкин?! – кричал он на ходу. – Живой!

Он нагнулся над колодцем, вглядываясь в прохладную темноту.

– Пе-е-тров! – всхлипнуло из колодца. – Достань меня отсюда!

– Сейчас! – радостно завопил Петров. – Ты только смотри не утони там!

– Ладно! – прогудело из колодца.

– Хватайся за ведро!

Петров начал быстро опускать ведро в колодец. Внезапно ручка ворота вывернулась у него из рук, и ведро полетело вниз со всей скоростью…

Раздался стук, звон, вскрик, бульканье, а затем наступила тишина.

– Поймал? – нерешительно спросил Петров.

Ответом было серебристое позвякивание цепи и энергичное бульканье.

– Поймал, я тебя спрашиваю? – ещё нерешительнее осведомился Петров в молчавшую темноту.

Опять раздались плеск и яростное фырканье.

– Поймал, Васечкин? – обрадовался Петров.

– Сейчас вылезу, – прозвучал, наконец, захлёбывающийся возмущённый голос Васечкина, – ты у меня ещё не так поймаешь!

– Держись! – не обращая внимания на угрозу, сказал Петров.

– Тащи! – скомандовал из колодца Васечкин.

Петров налёг на ручку. Прикладывая все свои силы, он крутил скрипучий ворот, и вот наконец…

…над краем колодца показалось острие злополучного зонта, а за ним мокрая панамка.

– Ды-ды-ды-ды! – раздалось вслед за этим. – Угу-гу-гу!

– Ты чего? – испугался Петров и чуть было снова не отпустил ручку ворота.

– Это я дрожу! – объявил Васечкин, вылезая на сруб…

Боже мой, в каком он был виде!..

Весь дрожащий от холода и перенесённого потрясения, с искорёженным зонтиком в руках, мокрый и жалкий, Васечкин, щурясь от яркого света, стоял, покачиваясь на краю сруба, и не мог поверить, что всё уже кончилось, что он вновь на твёрдой земле, а не летит по воздуху и не сидит в глубоком колодце…

– Петров! – забыв о своих угрозах, радостно завопил он. – А я думал: всё, конец! – Он пошатнулся и чуть было не свалился обратно в колодец.

Петров поспешно ухватил его за пояс и вместе с ним шлёпнулся на землю.

– А я что, не думал? – чуть не плача от радости, сказал Петров. – Вот, думаю, всё, конец! Что я твоим родителям скажу? А Маше? Не уберёг! – Он гладил Васечкина по мокрой голове. – А я ещё в лагерь возвращаться хотел. Нет, теперь я тебя ни за что одного не оставлю! Ты тут без меня такого натворишь… Всё! – Петров решительно встал на ноги и помог подняться Васечкину. – Решено, куда ты – туда я!

– Ладно! – согласился Васечкин. – Становись на колени!

– В смысле? – удивился Петров.

– Я тебя буду посвящать в оруженосцы! – торжественно сказал Васечкин.

Петров подумал и нехотя опустился на колени.

– Ладно! – со вздохом согласился он. – Посвящай!

Васечкин трижды ударил Петрова зонтом по плечу и объявил:

– Отныне ты будешь зваться Санчо Панса! Верный оруженосец славного Дон Кихота! – Он хлопнул себя кулаком в грудь…