Текст книги "Декомпрессия"

Автор книги: Владимир Махов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

10

Девка, как пить дать.

Заложив руки за спину, тяжелой хозяйской походкой Вовчик пересек холл. Он спустился по лестнице на пятую палубу, поневоле столкнувшись с собственным отражением в уцелевшем зеркале. Видеть этого невысокого, жилистого мужчину, сплошь покрытого татуировками, не хотелось. Как равно и бойцов, встретивших его у раздолбанной стойки.

– Хозяин, там у Хабиба… – начал было один из них и осекся, натолкнувшись на хмурый взгляд.

Три часа ночи. Вовчик шел по коридору мимо игровых аппаратов с треснувшими панелями, мимо пластиковых сидений, занятых неугомонными дайверами, мимо черных иллюминаторов, с трудом сдерживающих натиск тьмы. Внутри у хозяина «Призрака» все клокотало от бешенства. Когда еще он был так зол, чтобы ломило от ярости затылок? Память живо откликнулась на запрос, но воспоминание об этом самочувствие вряд ли улучшит. Скорее, наоборот.

Вовчик пинком распахнул дверь в бывшее варьете, едва не сорвав ее с петель, и с удовольствием отметил, как подскочили бойцы. Правильно, если шеф не спит, подчиненные должны быть на стреме. Замер в готовности номер раз Крендель, съедая глазами хозяина. И только собственный горький опыт удерживал его опрометчивых слов.

– Все свободны, – зло бросил Вовчик.

Боковым зрением он заметил, как сморщился Крендель, округляя рот в немом «хозяин не в духе». «Знаем мы, – Вовчик усмехнулся про себя, – как высоко ты метишь, боец. А вот знаешь ли ты, как быстро твой лучший друг докладывает мне о каждом твоем слове?» Уже давненько возникала в голове опасная мысль избавиться от опасного конкурента. И всякий раз Вовчик останавливался. Хуже явного врага может быть только враг тайный. А пока Крендель рвется во власть – в его интересах устранять возможных соперников на своем уровне. Пока его мозг занят кулуарными разборками, на большую игру его попросту не хватало.

Вовчик постоял, дожидаясь, пока опустеет зал. Когда дверь за последним бойцом закрылась, он почувствовал облегчение.

Царила глубокая ночь. И тишина. Самое неприятное, что не хотелось ни спать, ни пить. Эта подзаборная лярва взбудоражила его. Конечно, под одежду он ей не заглядывал. Но уверен был на девяносто девять процентов. Безупречная, нежная кожа без всякого намека на растительность, абсолютно женский, оценивающий взгляд и руки – с тонкими пальцами, пусть и увенчанными обгрызенными ногтями. Да! И походка! С этим нарочито широким шагом. Если поначалу Вовчик принял лже-Февраля с его спутником за голубчиков, то при близком контакте сомнения развеялись. Баба. Жди беды.

Слепо натыкаясь на стулья, хозяин «Призрака» прошел через зал к сцене – единственному освещенному месту. Он замер в опасной близости от аквариума, глядя куда-то поверх хрустальных нитей, венчающих круглую, как шар, голову русалки. Вовчик не видел, как расширились до предела глаза, как неуловимая сила втянула огромные черные зрачки внутрь черепа, оставив в ослепительной белизне два крохотных пятнышка. Русалка приоткрыла багровую, с синими прожилками пасть. Оттуда вывалился серый язык с присосками и коснулся прозрачной стены.

Только тогда Вовчик вздохнул и очнулся.

– Что, сучка ненасытная, узнала меня? – хрипло сказал он.

При звуке его голоса русалка дернулась. Тонкие нити волос колыхнулись слепящим, в свете софитов, облаком.

– Баба на корабле, – одними губами шепнул он и уже громче добавил: – Этого нам с тобой только не хватало. Ты помнишь, сучка, чем это закончилось в прошлый раз?

Вовчик сделал еще полшага – крайне опасное движение навстречу запертой в «сетке» синеве.

Лизнув длинным языком стенку аквариума, русалка закрыла рот. Теперь без темных, во всю радужку зрачков лицо ее выглядело отвратительно.

– Ты все помнишь, тварь. Я знаю, ты ничего не забыла.

Он тяжело вздохнул и, не мигая, уставился в белые, с булавочными зернами глаза. Что толку сдерживать память, если она лезла во все дыры? Как лодку с многочисленными пробоинами нет возможности удерживать на плаву – сколько не заделывай одну, вода хлещет в другую. Так и воспоминания настойчиво лезут во все щели, и как от них не отбивайся, вливаются внутрь, топят сознание.

Все знают историю завоевания «Призрака», тогда еще «Принцессы Марии». Любого разбуди посреди ночи, без запинки ответит: «Вовчик во главе отряда бойцов вступил в неравный бой с многочисленными тварями, оккупировавшими лайнер и вышел победителем. Своих, впрочем, положил немало».

Были твари. И отряд был. Вот только команду в бой вел не он. Возглавлял отряд Вертухай – бывший мент. Мужик напористый, жесткий и упрямый до мозга костей. Если уж что втемяшилось ему в башку – хрен оттуда чем вышибешь. И когда все наперебой твердили ему, что лайнер под завязку набит тварями и с таким количеством людей затея обречена на провал, Вертухай сказал, как отрезал:

– Так, братки, все самое вкусное разберут. И останется нам, как шавкам, чужие объедки подбирать, – и добавил жестче, чтобы окончательно развеять сомнения: – А тот, кто не согласен, пусть валит. С пулей в башке. От меня.

После такого заявления возражать никто не решился. Вовчику с четверкой бойцов досталось левое крыло шестой палубы. Помещение бывшего казино.

С замиранием сердца ступил Вовчик вслед за Рыжим на лестницу, ведущую выше. Огромные, с пола до потолка, зеркала, завешанные по углам зеленоватой паутиной, отразили четырех людей в камуфляже, бледных, с лихорадочным блеском смертников в глазах. И Вовчика – тогда еще без единого лепестка татуировки, с длинными волосами, собранными на затылке.

Одолев первый пролет, Рыжий замер, почуяв неладное. Свет падал из разбитых иллюминаторов выше этажом, отражался от металлических поручней и зеркал. Было тихо и только осторожный шорох, словно кто-то царапал острым по шероховатой поверхности, доносился сверху. Этот звук и насторожил бойца. Дюжий рыжеволосый парень застыл у поворота, осторожно выглядывая за угол. Он дал отмашку и Вовчик медленно двинулся правее.

Снизу, руша тишину, донеслись автоматные очереди и яростные крики. Потом все стихло и будущий хозяин лайнера решил, что ряды их основательно поредели. На этой оптимистической ноте Рыжий взмахнул рукой. Вовчик, повинуясь приказу, рванул было наверх и тут же остановился. Прямо перед ним из-за угла, под самым потолком выполз огромный, полметра ростом, краб. Перебирая длинными зазубренными ногами, он быстро скользнул вниз. Недооценивать их мог только тот, кто не видел, как молниеносно они двигаются.

Вовчик видел. Он выпустил автоматную очередь и, конечно, промазал. Краб бросился ему под ноги, щелкнув клешней в опасной близости от икроножной мышцы. Только Брекету, идущему следом, Вовчик был обязан тем, что не подрезали ему сухожилие. Точным выстрелом коренастый мужчина отбросил панцирь с отвратительно длинными ногами.

Рыжий вел огонь наверху, срезая одного краба за другим, когда Вовчик подоспел ему на помощь. В три ствола они уложили с десяток тварей. С ходу рыжеволосый парень не рискнул брать казино. Напротив, в полутьме закутка, прятался бар с уцелевшей надписью «ХХХХ». Рыжий первым двинулся туда, оставив Вовчика у входа.

Откуда, из какой дыры выползло чудовище, выше собратьев раза в полтора, неизвестно. Не ожидая подвоха, последним поднимался по лестнице худощавый парнишка лет восемнадцати, по кличке Вермут. Он закричал, так до конца и не осознав, что произошло. Когда Вовчик обернулся, то глазам его предстало страшное зрелище. Краб, поднявшийся на задние ноги, сзади атаковал парня. Чудовищными клешнями он кромсал все, до чего мог дотянуться. Из перерезанной паховой артерии фонтаном била кровь. Парень кричал, с разворота накрывая автоматной очередью все вокруг. Как он умудрился не задеть пригнувшегося Серого, осталось для всех загадкой. Вермут падал, ноги его не держали, а сзади, резал и резал беззащитное тело краб. Парень завалился набок, заливая кровью лестницу, оставляя красные подтеки на зеркалах. Подоспел Серый, срезал чудовище, откинул то, что от него осталось, к стене, бросился к раненому и попытался перевернуть тело.

Что-то орали Брекет и Рыжий. Агония сотрясла окровавленное исполосованное тело и парень обмяк.

– Тварь! Тварь! – кричал Серый, посылая пули в уже мертвого краба.

– Побереги патроны, – воспользовавшись паузой, сказал Брекет. – Пригодятся.

Так и случилось. С той лишь разницей, что пули – все, сколько их было – оказались бесполезными. Нет, бар четыре икса приготовил обычный коктейль и два десятков крабов, искромсанных, разобранных на запчасти, остались гнить среди пилонов и мягких, обитых багровым бархатом диванов.

Когда все было кончено, Рыжий пересек небольшой холл и остановился перед закрытыми дверями, ведущими в казино. Он оглянулся на Вовчика, стоявшего рядом. Подмигнул, дескать, «справимся, не боись», и первым шагнул в ад.

То, что спасения нет не только для них, но и для всех на корабле, Вовчик понял не сразу. В распахнутой настежь полутьме, среди разбитых аппаратов и перевернутых игровых столов после света не было видно ничего.

Рыжий осторожно шагнул за порог, но мог бы этого и не делать. Мог бы остаться у входа и все равно смерть настигла бы его мгновенно. Не имело значения, в каком порядке кто двигался. Не только здесь, везде на лайнере. Но грибница первым поразила Серого, идущего последним. Тонкие нити выстрелили из абсолютно пустой стены, молниеносно пробив кожу. Из рук седовласого мужчины выпал автомат. Тело его взлетело в воздух, зависло на секунду и с размаху вбилось в стену. Да так, что треснул череп, выплеснув по сторонам серое вещество.

Даже тогда Вовчик не осознал, что же конкретно им угрожает. Рыжий оказался сообразительней. Он взвыл, круша автоматной очередью все вокруг. И сквозь нечеловеческий вой его горло вытолкнуло одно слово:

– Грибница!

Он уже был мертвецом, когда орал. Грибница настигла его на бегу. Он пытался одолеть путь к выходу, через холл выбраться на открытую палубу. Если бы ему повезло, он упал бы в море с двадцатиметровой высоты и разбился. Но ему не повезло. Со всех сторон – с потолка, с пола – подцепив в полете тело растерзанного краба, в Рыжего влетели сотни, тысячи тонких нитей. Упругих, режущих кожу, ломающих позвоночник. Черные стрелы пробили его тело насквозь. Угнездились, разжимая сведенные судорогой пальцы, давившие на спусковой крючок. Вовчик видел, как змеятся под кожей темные нити – тонкие, точно повторяющие путь кровеносных сосудов, километры едва заметных хитросплетений. Крик Рыжего захлебнулся. Он повис в воздухе – еще живой, но уже мертвый.

В углу сидел Брекет – дрожащий, мало что понимающий в ожидании близкого конца. Из его рук выпал автомат, с синих трясущихся губ срывались бесчисленные «нет-нет-нет-нет».

Лайнер ожил. Вовчик чуял это. Шестым чувством, поселившимся в нем с тех самых времен, когда он впервые столкнулся с грибницей. Беспорядочную стрельбу сменили крики, потом установилась кратковременная тишина – и все понеслось по кругу. Так будет продолжаться до тех пор, пока не погибнут все. Хотя смерть в данном случае понятие относительное. Иногда грибница убивает сразу и тогда от человека со временем не остается ничего. Совсем. А черные стрелы втягиваются внутрь того, из чего возникли. Но чаще жертве оставляют жизнь. Тончайшие нити пробивают кожу, змеятся, повторяя путь, проторенный кровеносными сосудами. Они сокращают сердечные мышцы, принудительно вентилируют легкие, питают мозг. Человек существует весь отмеренный ему срок, воспринимая окружающее пространство и не в силах пошевелиться. Месяцы, годы не в силах даже свести счеты с жизнью.

Оставшийся в живых стоял, едва дыша, тяжело привалившись спиной к раме иллюминатора. Скоро лайнер ждет тишина и почти три десятка полутрупов, подвешенных жутковатой гирляндой под потолком. И тогда живые позавидуют мертвым.

И Вовчик не будет исключением.

11

Лодка летела в ревущую тьму. Она практически не слушалась руля. Течение вело под уклон, с каждым пройденным метром увеличивалась скорость. Экстремальный рафтинг в кромешной темноте, смертельный аттракцион, где каждый поворот мог стать последним. Луч света от фонаря, который держал Маньяк, чертил зигзаги на низких и влажных пещерных сводах. Вода кипела у бортов, словно слюна в пасти огромного чудовища, зубами вцепившегося в ускользающую добычу.

Судно швыряло от стены к стене, и Врубель с трудом удерживал его на плаву. Если бы пещерные своды были унизаны острыми камнями, им пришлось бы плохо – их окровавленные тела, включая и крутого Маньяка, уже неслись бы вниз, и только выступы скал замедляли бы стремительный спуск. Но на их счастье, стены, отполированные течением до зеркального блеска, представляли лишь относительную опасность. Хотя… Лодку подбросило и Врубель прикусил язык – на кой черт расставлять приоритеты, когда, отмеренная сотнями поворотов, впереди их ждала бездна?

Судно бросало на перекатах, выбивая румпель из рук. Луч света прыгал по стенам, нырял вперед, проявляя в темноте то искрящиеся влагой своды, то бурлящий поток. Грохот нарастал. Тьма всасывала лодку, тянула вниз. В природе не существовало сил, способных выдернуть ее отсюда, перенаправить в спокойное русло.

С пугающим безразличием Врубель понял, что скоро умрет. Маньяк, которого он воспринимал как рискового, но здравомыслящего человека попросту их обманул, подтолкнув навстречу гибели. Сейчас, прокручивая в голове варианты, рулевой задним умом осознал, что единственной возможностью выжить был путь назад. Но крутой дайвер сказал и они, как агнцы, отправились на закланье… Хотя почему они? В его руках руль и флаг ему в руки. Маньяк задумал умереть с музыкой, прихватив с собой напоследок почетный эскорт из трех придурков. Право, смешно думать, что какая-то сомнительная девица сумела завоевать каменное сердце. Логичнее предположить, что он задумал избавиться от сопровождающих и слиться, надеясь, что Трюкач не достанет его. А вот когда задумка не удалась, Маньяк сыграл ва-банк. Пан или…

Скоро лодку сбросит со скалы, черепа их разлетятся от удара о камни, а мертвые тела водоворотом затянет на глубину, чтобы выбросить в районе Мертвого озера. Вот там они и встретятся с русалкой.

Только уже не как охотники.

Справа, вжавшись в сиденье, качался Клещ, прижимая к груди искалеченную руку. Слева мертвой хваткой вцепился в борт здоровяк. Даже его коротко стриженый затылок выражал предельную степень упрямства. Если на секунду допустить, что дайвер не врал, то безысходность, в которую они погрузились по уши, целиком ложится на мощные плечи верзилы. И, пожалуй, кратковременное, но ни с чем несравнимое удовольствие доставила бы лишь пуля, разнесшая к чертям собачьим эту тупоголовую башку.

Рокот усиливался, лодка неслась вперед. Брызги студили разгоряченное лицо Врубеля. Румпель рвался из рук. Но был скорее соломинкой. Сломанное рулевое управление не помешает течению бросить хлипкое суденышко с немыслимой, никем из живых не считанной высоты.

– Врубель! Держись левее! – крикнул Маньяк.

И Врубель удивился тому, с какой поспешностью он выполнил приказ, как послушно ухватился за слова, рождающие надежду. Он вывернул румпель, но, вопреки его воле, лодку упрямо толкало вправо. Тщетно Врубель пытался заставить судно слушаться руля – седые волны угрюмо несли пойманную добычу прямиком в бездну.

Лодка чуть двинула носом влево, бестолково вклиниваясь в бурлящий поток. Но через секунду, словно опомнившись, снова дернулась вправо. «Бесполезно!» – хотел крикнуть Врубель, но в горле пересохло. Умные мысли встречным потоком воздуха выбило из головы, оставив чудовищную пустоту, на дне которой разрасталось ожидание неминуемой смерти. Сердце сжали ледяные тиски. Рулевой хотел вздохнуть и не смог, принимая в лицо очередную порцию холодных брызг. Грохотало так, что закладывало уши.

– Дай ей продых! – что есть сил крикнул Маньяк, перекрывая шум.

Врубель обреченно ослабил хватку, следуя приказу. Это мало что изменило. Лодку несло, прибивая к правой стене. Она стремительно, как гоночная машина, не сбавляя скорости, вошла в поворот. Отчего-то рулевой решил, что этот изгиб будет последним. В глазах у него потемнело, и сердце дернулось в груди, отсчитывая гулкие удары. Но луч света нырнул вперед, подпрыгнул к потолку, отмеряя прямой участок русла. Бешеным зверем ревел близкий водопад.

– Врубель! – кричал дайвер. – Как только крикну, выворачивай влево! До отказа! Теперь все от тебя зависит, мужик!

Рулевой успел удивиться тому, как умудряется Маньяк перекрикивать такой шум. Почуяв слабину, седой поток швырнул лодку на округлый каменный выступ. Судно зацепило бортом валун и его повело влево, и в тот же миг что есть мочи заорал дайвер:

– Давай, Врубель!!!

До отказа, вложив в поворот все свое желание жить, Врубель навалился на румпель. Сначала он решил, что его усилия пропали даром. Ничего не случилось и последний шанс упущен. Но лодка лениво по дуге пошла влево, повторяя путь, проложенный лучом фонаря. Еще миг, заполненный отчаянным ожиданием, и свирепый поток, разделяясь, буквально втолкнул судно в боковой рукав, незаметный за каменной глыбой.

Еще не веря в удачу, Врубель до боли сжимал рукоять румпеля. Десять. Двадцать секунд прошло и лодка, вписавшись в поворот, пошла ровнее, постепенно замедляя ход. Грохот, отрезанный скальным массивом, стал стихать. И только тогда рулевой перевел дух.

– Молодец, мужик. – Маньяк улыбался. – Да мы с тобой горы свернем.

Одобрительно хмыкнул здоровяк и Врубеля отпустило. Под лучом фонаря отливала серебром черная вода. Глухой рокот свирепым рыком напоследок проводил упущенную добычу и все стихло.

– Ну вот, мужики, а вы боялись…

Что-то победное, принимая на себя все заслуги, говорил Ухарь. Врубель его не слушал. Разом навалилась такая усталость, что стало трудно дышать.

Словно услышав его мысли, подал голос Маньяк.

– Скоро пещера будет с отмелью. Там и дух переведем.

Он оказался в очередной раз прав, этот крутой дайвер. Не прошло и получаса, как потолок взлетел вверх, пещерные своды раздались, впуская лодку в открытое пространство подземного озера. Сверху, истекая влагой, спускались известковые тела сталактитов. Здесь царила тишина и покой, прерываемые перестуком тяжелых капель, срывающихся с потолка.

– Правее бери, – деловито распорядился Маньяк. – Там отмель. Песочек.

Впрочем, до песка дело не дошло. Сплавленный в стеклянный пласт, он вдавался в отмель, куда и причалила лодка, скребнув днищем по осклизлым камням.

– Наконец-то, земля, – сказал Ухарь и первым ступил на берег. – Привал.

Дайвер перешагнул через борт. Он бросил задумчивый взгляд на Клеща, по-прежнему баюкающего на груди искалеченную руку, и посмотрел Врубелю прямо в глаза. Невысказанный вопрос, оставшийся без ответа, повис в воздухе. «Как быть с парнем?». Рулевой поспешно отвел взгляд в сторону. Навалившаяся усталость не позволила ему даже мысленно развить эту тему.

– Так и иначе, но часик у нас есть, – произнес дайвер, садясь у стены.

– Какой еще часик? – нахмурился Ухарь, опередив на долю секунды вопрос, вертевшийся у Врубеля на языке.

– Такой. Вы что же думаете, здесь оставаться до вечера?

– Будет так, как я скажу, тюлень мохнорылый, – голос здоровяка зазвучал тверже, Ухарь наверстывал упущенное. – Мы больше двадцати часов на ногах. Часов пять на сон то, что нужно.

– Ага. Самое то, – ухмыльнулся Маньяк и Врубелю стало плохо от этой улыбки. – Вон туда посмотри, здоровяк, – дайвер махнул фонарем в сторону. Луч света утонул в глубокой трещине, змеившейся по стене и уходившей в воду. – Видишь тот ход? Думаю, видишь, крыша у тебя подтекает, конечно, но еще не снесло ее окончательно.

– Ну, вижу, и что? – набычился Ухарь, игнорируя последние слова.

– Это единственный выход отсюда. Часа через два… но я могу и ошибаться… приливом пещеру затопит. Так что, мы, с твоего позволения, будем выбираться. А ты спи. Спокойно. И пусть вода… тебе будет пухом.

– Черт, – ругнулся здоровяк, но на сей раз поверил Маньяку безоговорочно. – Так давай выбираться.

– Час у нас еще есть.

– Много ты знаешь. Час, два, – передразнил его Ухарь. – Потом отдохнем.

– Собрату своему помочь не хочешь? – прищурился дайвер.

Верзила помолчал, вперив в него полный ненависти взгляд. Потом нехотя поднялся, подошел к лодке и извлек на свет мешок.

– Давай сюда свою клешню, – зло сказал он, вынимая аптечку.

Врубель сидел, привалившись к камням спиной, и безучастно наблюдал за тем, как здоровяк сначала вколол парню обезболивающее, а потом швырнул в лицо упаковку эластичного бинта. В его поведении читалось то же, что подсознательно донимало Врубеля, уже записавшего Клеща в смертники.

– Слышь, мужик, – Маньяк опустился рядом с Врубелем на корточки. – Там сложный участок будет. Придется плыть под водой. Минуту, не меньше. Лодку затопим и с собой потащим.

Врубель коротко выругался, но без энтузиазма, больше для проформы. Сил на энтузиазм не осталось.

– То-то и оно, – дайвер перехватил его взгляд, брошенный на раненого, но промолчал. – Упакуемся здесь. Метров через сто поднырнем и уже выйдем с другой стороны мыса. Если все получится, считай, в рубашке родились.

– Кое-что мне не нравится.

– В смысле?

– Что значит это твое «если»?

– Ну, брат, ты забыл, где находишься? Тут все возможно, – дайвер развел руки в стороны.

– Ладно, я понял, – вздохнул Врубель и едва удержался, чтобы не добавить «командуй».

Он промолчал, но последующий час расставил приоритеты, убедительно доказывая, кто в доме хозяин. Ухарь не выдержал милостиво отпущенное дайвером время – задницу его припекало и почти на физическом уровне он ощущал, как текут минуты, каждая из которых могла стать точкой невозврата. Только природное упрямство позволило ему наблюдать за тем, как переодевался Маньяк, как тщательно упаковывал одежду в герметичный рюкзак, как надежно прятал его в специальный ящик на носу. Но стоило дайверу выпрямиться, как здоровяк сорвался с места.

– Подъем, мужики, – скомандовал он.

Врубель успел только снять куртку, как Ухарь в полной боевой готовности, с биатлонным ремнем, удерживающим АДС, уже застыл, сверля его недружелюбным взглядом. «Ты еще копаешься?» – ясно читалось на его лице.

Потом, сидя в лодке, готовой к отплытию, они терпеливо ждали, пока рычащий от боли Клещ (видно, не так уж и помог ему укол) разденется. А это давалось ему с трудом. Ему мешала повязка, пропитанная свежей кровью.

– Давай шмотки, упакую, – не выдержал Ухарь. Но не жалость была ему советчицей. Минуты шли и уверенности в том, что им снова повезет, не добавляли.

Словно происходящее его не касалось, Маньяк небрежно водил лучом по стене. И до рулевого, предпочитающего до поры не замечать очевидного, наконец, дошло. Вода прибывала буквально на глазах. Исчезла каменная глыба у стены, погребенная под толщей воды. И от плеса, на котором они отдыхали, осталось одно воспоминание. Черные языки жадно набегали на песчаные пласты, постепенно добираясь до выступа, на котором неуклюже балансировал парень, пытаясь шагнуть в лодку. Врубель включил двигатель и подвел судно ближе. Наблюдая за тем, как неловко Клещ ступил в лодку, вскрикнув от боли, рулевой молчал. В нем боролись два чувства. Вернее, чувство было одно, с которым он безуспешно пытался справиться: достать пистолет и разрядить обойму во вздрагивающий от боли балласт. Судя по всему, те же страсти одолевали и Ухаря.

Светлое пятно скользнуло в трещину, обозначив намеченный путь. Уровень воды значительно поднялся. Без предупредительного грохота и бурлящих всплесков, тихий убийца – прилив – добрался до стен, скрыв с глаз то, что прежде было отмелью. С каждой минутой вода прибывала. Врубель пригнулся, едва не задев головой за нарост, свесившийся с потолка. Абсолютно гладкая, без ряби вода стеклянно отражала свет. Луч фонаря отталкивался от влажных стен, от боков бугристых сталактитов и чертил дорожку в постепенно сужающемся провале. – Сбавь ход, Врубель, – тихо сказал Маньяк и чертыхнулся. – Провозились мы с вами, мужики. Даже от отметины не доплыли.

Ослепительный блик скользнул по камням и кругом света замер на потолке, столкнувшись с известковыми наростами, тонувшими в воде. Пути вперед не было.

– Поторопимся. Если уже не опоздали. – Маньяк сбросил в воду закрепленный канат и шагнул через правый борт.

– Дайвер, – тяжелая рука Ухаря остановила его. – Держись рядом. Если не выплыву, последняя пуля будет твоя. Быстро! – рявкнул он остальным и, зажав в руке второй канат, скользнул влево, следом за Маньяком.

Не дожидаясь особого приглашения, исчез за бортом Клещ. Последним вошел в черный холод Врубель. Он держался на поверхности, помогая Ухарю топить лодку. Маньяк прикрепил к лодочному сиденью вещь под названием «поплавок» или «пузырь», с помощью которой с лодкой без труда можно было управляться под водой.

– Ну что, парни, готовы? Вынырнем, а там уже светло будет. – Лысая голова Маньяка поплавком маячила над водой.

– Подожди, – остановил его Ухарь. – Долго там?

– По моим подсчетам плыть метров десять. Пятнадцать. А еще поговорим, так все двадцать будет.

– Черт, – свирепо огрызнулся Ухарь и замолчал, шумно дыша.

– Ни пуха…

Маньяк ухватился за конец каната, глубоко вздохнул несколько раз и, закрепив на лице очки, исчез. Не мешкая, следом за ним нырнул Врубель.

Глубина встретила их вечным покоем. Кромешную тьму крестили слабые лучи фонарей. Врубель плыл на свет, толкая под каменной грядой затопленную лодку. Слева ему помогал Ухарь, справа дайвер. Судно дернулось и двинулось вперед, прокладывая себе путь. Несуетливо, размеренно, ни одного лишнего движения, плыл Маньяк. Рядом с ним, у стены, темной тенью двигался парень. Он отталкивался от камней левой рукой, по возможности оберегая раненную.

Лодка двигалась. Врубель толкал ее, с каждым рывком приближая к заветной цели. Но все равно его не оставляло чувство, что все они завязли в темноте, как мухи в сиропе. Холод все теснее сжимал объятия, толкая к отчаянию. В голове звенело от дурного предчувствия, что еще минута и легкие сожмутся, требуя кислорода. Врубель пытался обмануть себя, толкая судно, но от страшной мысли некуда было деться. «Уж лучше бы сразу, башкой о скалы, чем так»…

И тут, словно проверив на излом человека, доведенного отчаянием до предела, судьба, наконец, смилостивилась и швырнула надежду, как кость голодной собаке. Впереди посветлело. Врубель ясно видел, как плыл Маньяк. По-прежнему спокойно подтягивая за собой лодку. Как будто не было у него ни страха, ни усталости. У стены отчетливо проявился Клещ, с силой оттолкнувшийся от камней.

В молочной пене плыл вперед Маньяк, наращивая темп, и окрыленный надеждой Врубель, не отставая, мощно толкнул перед собой лодку. Посветлело настолько, что справа в серой мгле обозначились столбы солнечного света. Превозмогая судорогу в сжатых легких, которая могла означать только одно – начало конца, Врубель скорее по наитию, чем осознанно, боднул плечом лодку левее, следом за дайвером. Несмотря на то, что все его существо, вопившее о глотке воздуха, толкало его в круг света. Туда, куда вдруг стремительно бросился Клещ.

Последнее, что увидел Врубель перед тем, как отчаянно рвануть на поверхность: столб света, накрывший парня. Уже позже всплыли в памяти и распахнутый в ужасе рот Клеща, и клочья обугленного костюма, обнажающего в дырах беззащитное тело, и оплавленное, словно от высокой температуры, лицо – неуловимо меняющееся, текущее, с кожей, сходящей пластами. И глаза, вылезшие из орбит на обнаженном от кожных покровов черепе. И огромные вздувшиеся пузыри с черными зрачками, которые лопнули, выпуская в воду два серых облачка.