355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Ларионов » Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность » Текст книги (страница 3)
Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:36

Текст книги "Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность"


Автор книги: Владимир Ларионов


Жанр:

   

Политика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Парадокс, но победа СССР заставила все силы мира с особым восторгом и уважением смотреть на русский народ. Для них это было чудо возрождения феникса из пепла революций.

И, наверное, не случайно сейчас 9 мая, в День Победы над Германией (именно над Германией, а не над фашизмом, как бессовестно врут наши СМИ), наш народ украшает себя не красными, но георгиевскими ленточками. Не имеющими никакого отношения к советской власти, но навсегда остающимися символом русской, именно русской солдатской доблести. И уж тем более символично выглядят на торжественных мероприятиях по случаю Дня Победы наши национальные бело-сине-красные флаги, под которыми на стороне стран Оси сражались с большевизмом все русские соединения, включая и столь нелюбимую всей совокупностью людей, которых грубо, но верно зовут «совком», армию генерала Власова.

Говоря о Второй мировой войне, нельзя не отметить, что сама война не есть простое продолжение политики и идеологии. Война, ее истоки, много глубже. И зачастую на поверхности действуют те силы, о которых поначалу не думают политики и идеологи разных борющихся систем. На фронте, перед лицом неминуемой смерти, встретились не советский патриот и немецкий национал-социалист. Нет, из окопов друг на друга смотрели немец и русак. Немец пришел на нашу землю и по праву победителя овладел нашими селами, нашим урожаем, нашими семьями. Немец преступил ту грань, за которой началась наша земля. Немец, где-то вольно, а где-то и нет, пересек ту незримую, но от этого не менее реальную грань, после которой Крестовый поход против большевизма стал войной против русского народа. Униженного, порабощенного, расхристанного, но спонтанно почувствовавшего угрозу своим очагам и даже изрядно поруганным уже алтарям. Удивительная загадка русской истории, оценивать, анализировать, отгадывать, наконец, которую предстоит нашим потомкам. Мы все еще слишком близко стоим от этих событий. Кровь отцов и дедов еще не позволяет нам отрешенно взглянуть на эти события, оценив их в масштабе всемирной истории.

И тогда, в далеких сороковых, вековечный голос крови подсказал нашим дедам, да и большинству солдат Вермахта, что это все та же древняя борьба германства и славянства, которая никогда не затихала, продолжилась тогда, продолжается и теперь, в новых политических условиях. Можно негодовать, можно клеймить позором это расточительное противостояние двух талантливейших арийских народов, но оно – данность европейской истории.

Итак, война свела в окопах два народа-бойца. Идеология осталась в высоких кабинетах Рейхсканцелярии и Кремля. Говорят, что Сталин как-то обмолвился: «За идею они умирать не хотят, посмотрим, захотят ли за Россию». Сама логика войны подталкивала русского человека к тому выводу, что воевать действительно приходится уже за Россию, не думая, в чьих она сейчас руках. И если наш народ был закабален, а святыни его поруганы, то немцы впервые шли к нам, что называется, во всеоружии. У них были гениальный вождь и сильнейшая и идеологически единая армия за всю их историю. Более того, даже некая историческая правда была на их стороне: они первыми бросили политический вызов мировым силам зла в лице масонства и коммунистов.

Но немцы совершенно напрасно вычеркнули из списков серьезных исторических игроков порабощенный, но не погибший русский народ. И произошло так, что война обнажила душу человека до самой первоосновы. После первой крови с двух сторон спала шелуха идеологем и политических вывесок. Тевтон почувствовал себя тевтоном, идущим на дикий славянский восток, а славянин встал на защиту своей поруганной Родины, как любой мужчина неминуемо встает на защиту своей семьи, даже если и он, и вся его семья находятся в вынужденном рабстве. Заработал древний родовой механизм определения свой – чужой, в котором нет места сложным идеологемам двадцатого столетия. В действительности из окопов прифронтовой полосы друг друга выцеливали потомки тевтонского ордена и дружинников Александра Невского. Иной разговор, кто извлек из этого наибольшую выгоду. Но факт остается фактом: в определенный момент войны огромная часть русских людей стала считать эту войну отечественной, т. е. своей. Совершенно беспочвенны завывания современных слабоумных либералов и всяческих чиновников с кругозором заведующего овощной базой о победе нашего народа над фашизмом. В свете этой победы они никак не поймут тенденций возрождения из небытия русского национального самосознания, которое и мыслится вышеуказанными личностями как одно из проявлений фашистской идеологии. «И это у народа, победившего фашизм?» – патетически восклицают они.

Наш народ не боролся ни с фашизмом, ни с национал-социализмом, о которых вообще не имел ни малейшего представления. Он даже не догадывался о сущности этих доктрин. Речь, конечно, идет о народных массах. Народ наш воевал с Германией, что официально признавала и пропаганда Сталина, когда была выпущена специальная медаль: «За победу над Германией». Советское руководство, кроме пропагандистских штампов о человеконенавистничестве врага, старалось не заострять внимание общественности на тонкостях фашистской и национал-социалистической доктрин. Коммунисты справедливо полагали, что именно эти доктрины могли иметь особую привлекательность для населения, поставив его глухую и спонтанную ненависть к большевизму на крепкий идеологический фундамент. Русский народ не побеждал фашизм, так как он с ним и не воевал. Победа над Германией отнюдь не мешает русскому человеку взять из трофейного имущества поверженного противника именно то, что ему нужно. Это касается и научных выкладок, и идеологических разработок.

В какой-то момент народ действительно стал рассматривать военное противостояние Гитлера и Сталина как «вторую германскую войну», что было утрированно обыграно во многих фильмах советской поры. И это не плод большевистской псевдопатриотической пропаганды. Именно большевистская свора первой почувствовала, что древний инстинкт вражды двух великих ветвей арийского племени можно использовать. Русский народ оказался в этой войне без политического выбора, ведь Гитлер не нес ему не только национальную независимость и монархический строй, но и свободу. И не надо забывать, что войну для Сталина выиграли школьники, не знавшие Императорской России и воспитанные советским агитпромом. Их выбор был для них единственно приемлемым с точки зрения человеческой этики. Они же легко пали жертвой новой и лукавой сталинской пропагандистской уловки по реабилитации русскости.

Важно подчеркнуть еще и тот факт, что национальное крушение началось не тогда, когда власть в Кремле захватила «банда мирового интернационала», как о том всегда писала эмигрантская пресса. Оно началось в душах и умах нашего народа еще в девятнадцатом столетии, а у аристократии – и того раньше. Никакое внешнее вторжение не способно исцелить внутренний, душевный недуг народа. Никакой Гитлер не мог освободить русский народ от морока безбожия. Большевизм был лишь крайней фазой старой болезни нашего общества. Смысл победы Советского Союза над Германией в перспективе будущего можно оценивать только в том, что нам дан шанс самим излечиться от смертельной болезни. Только сами мы способны на это, и никакая внешняя помощь не может оказать никакого влияния на результат. Мы победили, чтобы, сохранив свою искалеченную национальную идентичность, начать долгий и трудный путь возвращения в свой отчий дом, в свое духовное лоно, которое, безусловно, должно быть очищено от болезнетворных микробов чужебесия.

Таинственная суть того, что ни доблестное и светоносное Белое движение, ни организация вооруженных сил под патронажем Третьего Рейха – РОА, РОНА, казачьи войска и вооруженные силы КОНР – не смогли свергнуть иго большевизма, состоит в том, что он был не просто внешним и осязаемым врагом, но серьезной нервно-паралитической болезнью, охватившей все ткани национального организма. Победа над большевизмом возможна была только как исцеление народа на путях возвращения к Истинной вере отцов.

Коммунизм вроде бы пал, но вирус большевизма еще не оставил наше ослабевшее национальное тело. Впрочем, можно говорить о медленном выздоровлении.

Великая Отечественная война и русское национальное самосознание – тема, которую мы не беремся здесь раскрыть полностью и окончательно. Однако важную и парадоксальную мысль, кратко высказанную выше, необходимо выделить для нашего дальнейшего повествования.

Именно победа русского народа в ВОВ открыла нам, внукам победителей, возможность без комплекса национальной ущербности побежденной нации, народа, побитого немцами, обратиться не только к идеологическому наследию нашего дореволюционного и пореволюционного прошлого, но даже и к наследию немецкой политической мысли XX столетия, как к своему законному военному трофею. В противном случае психологическая травма народа была бы столь велика, что все немецкое, безусловно, вызывало бы лишь злобное отторжение, что, собственно, и имело место на оккупированных территориях начиная с 1943 года. Проиграй войну Сталин, и русский человек получил бы еще одну оплеуху по самолюбию, еще одно, возможно, последнее унижение, полученное на полях сражений. Это хорошо понимал генерал Деникин, который, несмотря на свою искреннюю непримиримость к большевизму, все же отчаянно желал русскому солдату победы на фронте.

Не будет преувеличением предположить, что окончательное поражение от Третьего Рейха не позволило бы новым поколениям правильно и непредвзято оценить значимость для русской истории Императорского периода, где «немецкий фон» очень значителен.

Вспомним, что последние 60 лет Российской империи были отмечены каким-то злым роком поражений. Крымская война, Японская война, неудачи 1914–1915 годов, революционный крах 1917 года и брест-литовский позор. Затем – полная неудача благороднейшего начинания в Русской истории – Белого движения. Правда, были страшные успехи Красной армии, состоявшей в массе своей из великорусского крестьянина и рабочего под управлением еще старых военспецов. И даже поражение Красной армии у стен Варшавы было не так уж и обидно для простонародного самолюбия.

Затем, увы, уже под большевистским прессом, при Сталине, начались военные победы под Халхин-Голом, трудная, кровавая, но все же победа с полным разгромом великого, сильнейшего противника – Германии, разгром Квантунской группировки Японии. Русскому человеку нельзя отказываться от этих побед русского оружия, пусть и в момент, когда Россия болела большевизмом. Голова болела тяжко, но народный организм показал необыкновенную биологическую живучесть, являющуюся следствием более глубинных, положительных аспектов национального бытия, которая стала залогом национального пробуждения и возвращения на исторические пути Святой Руси. Те самые, утерянные в подавляющей народной массе не в 1917 году, а еще в самой середине XIX века!

Выскажем и еще одну мысль, которая поначалу для многих национал-патриотов вообще покажется кощунственной. Во времена сталинщины в русском народе стало просыпаться чувство национального достоинства. Почитайте публицистику М.О. Меньшикова, и вы увидите, что последнее столетие императорского периода нашей истории было столетием принижения роли русского народа в государстве, утраты всех его лидирующих позиций.

Элита дерусифицировалась. Массы теряли чувство национального достоинства, да и вообще национальной идентичности. Инородцы с окраин стали выдвигать политические требования, а у русского народа не было ни сил, ни желания отстаивать свое первенствующее значение. Государственная бюрократия тоже не имела интереса к нуждам русского народа, который неумолимо и буквально физически стал вырождаться. А тут еще многочисленные военные неудачи и революционная пропаганда. Народ буквально исчезал как духовно-национальное целое, даже оставаясь биоэтнической глыбой, населявшей огромные пространства. Происходила медленная дерусификация Империи по всем направлениям, как в политике, так и в культуре и экономике. Реакция, имевшая своим выражением политику русификации окраин при Александре III, была не просто запоздалой, но и безадресной. В русификации нуждался прежде всего сам русский народ и его аристократия.

Ко всем невзгодам прибавьте утрату веры и монархического сознания в широких массах, и вот уже революция, да и советско-германская война предстоят не просто неизбежными, но и ведомыми по промыслу Божиему, жесточайшими хирургическими операциями, только и способными спасти смертельно больной национальный организм.

Теперь поговорим о том, каково же было отношение к противостоянию Советского Союза и национал-социалистической Германии в Русском Зарубежье.

Если говорить о нашей правой эмиграции, то ее выбор в войне тоже нельзя назвать полностью свободным. Отказаться от продолжения борьбы за национальную Россию она не могла, а такую возможность ей предоставляли, худо-бедно, только страны Оси: Берлин – Рим – Токио. Однако у нашей зарубежной Руси были немаловажные преимущества. Она была политически более грамотна. Она была православна. Она познала свой политический идеал в Имперской монархической государственности. Она, и не без основания, надеялась претворить борьбу Германии и СССР в свою борьбу за Русь Святую как полноправный союзник Германии. Тем более, эти надежды возрастали, когда немцы почувствовали, что победы над русским народом на фронте им не достигнуть.

Увы, моря крови пролиты русскими людьми на фронтах Второй мировой почти впустую. Но бессмысленной для судеб России такая бойня быть не могла. Говорить так – значит отказываться от мысли, что на все есть Святая воля Всевышнего, а для православного сознания это неприемлемо. Смысл в этой войне был. Очевидно, что Россия была наказана немцем за вероотступничество и цареубийство, но также очевидно, что и победа была дана нам Господом не случайно. И ведь это при условии, что нам противостояла лучшая армия мировой истории, а русским солдатом командовали бездарные мясники вроде Жукова, тупо бросавшие людей в лобовые атаки. Большевики, Сталин, его полководцы войну эту стократ проиграли. Проиграли они ее тогда, когда офицеры Вермахта в бинокль рассматривали Москву. Войну выиграл порабощенный интернационалом русский народ!

Ее выиграл не просто русский, а именно великорусский солдат. Кровь наших воинов, пролитая в последней войне, имеет смысл в том случае, если Господу было угодно не просто нас наказать, но и заставить поверить в свои силы. Силы, которые должны исцелить Россию изнутри, не ожидая прихода победоносной армии Европы, несущей нам как приз новую национальную государственность.

Один мудрый иерарх современности, Владыка Дионисий (Алферов), считает, что плодом последней войны стал рост верующих в Советской России, случившийся вопреки террору и безбожным пятилеткам. Удивительно, но православных верующих в России стало больше, чем в годы революции, когда широкие народные слои вообще охладели к вере. И раз это так, то кровь наших солдат пролита не за то, чтоб было создано государство Израиль, а Западный мир уничтожил последнюю попытку Европы вернуться на традиционный путь своего исторического бытия, а за то, чтобы Свет Истины вновь озарил сердца русских людей, чье историческое бытие только и оправдано верностью этой Истине.

Жизнь паладинов Истины есть полная опасностей жизнь в потаенной Империи, которая, хотя и будучи сейчас под спудом, есть и ныне, как и прежде, единственно возможная форма нашего национального бытия. Мы – «Срединная империя», окруженная с трех сторон варварами. С востока нам угрожают желтые орды, с запада нависли варвары рафинированные, но не менее опасные для нашего национального бытия, а с юга наступают варвары горных ущелий, одурманенные дымом кизяка и гашиша и политически взращенные еще советчиной. Никаких иллюзий по поводу «тайно православных, патриотических президентов». Весьма вероятно, хотя и страшно в этом признаваться, что мы сидим в осажденной крепости, ключи от которой у «посадника Твердилы», более всего озабоченного, кому из осаждающих их можно с наибольшей выгодой передать. В этой ситуации от каждого русского мужчины требуется быть и богословом, и воином в одном лице. Нам остается только молиться и сражаться. Отказ от воинского подвига сегодня есть не просто дезертирство, но и совершенная утрата всякого мужского достоинства.

Архимандрит Константин (Зайцев) в своей работе 1963 года «Подвиг русскости перед лицом зреющей апостасии» писал: «Одно, превыше всего, является нашим долгом, это – охранение себя в своей качественности единственного открыто являемого «подвига Русскости». Только так можем мы оказаться годным материалом в Руках Божиих и, в потребный момент, стать точкой приложения каких-то, нам сейчас неведомых явлений, так или иначе связанных с возникновением чаемой спасительной катастрофы». Помня о том, что две трети своей истории Россия провела в войнах, русскость мужчины в России прямо зависит от его способности в любом возрасте быть готовым стать в воинский строй, будь он даже седой профессор или пенсионер.

Воин должен обрести род, чтобы стать благородным и получить возможность посвящения в рыцари. Безродных в рыцари не посвящали. Вернуться к корням – вот наша святая обязанность!

Сейчас многие говорят, что «совкам» и горстке русских в России каким-то образом надо разделиться для проживания врозь. Странные и страшные мысли. Ведь граница между ними зачастую пролегает в семьях, а то и в мозгах отдельно взятого гражданина.

Разве мы не чувствуем, что ночь над Родиной темна и темнота сгущается? Или нас заворожили ночные неоновые огни городов, и мы воспринимаем их как гарантию того, что утром их сменит солнце? Не слишком ли мы благодушны? Как хочется верить и надеяться, что горстка верных в ночи бодрствует во всеоружии на горе Спасения в ожидании ослепительной звезды, предвещающей приход последнего и грозного русского Царя, предсказанного святыми старцами. Как же хочется увериться, что эти бодрствующие – залог того, что все мы не проспим самого важного в жизни Отчизны.

Но может, мы все уже проспали? Может, Царь в образе простецком исходил всю Русскую землю и, не обретя в ней подданных, стряхнул со своих усталых ног прах на нашем пороге? А может статься, что небывалое знамение возвестит уже и приход Царя Царствующих.

Нам не дано знать заранее, но у нас есть выбор. На этот раз он у нас действительно есть, и в этом счастливое отличие нашей судьбы от судьбы отцов и дедов.

Спаситель возвестил: «Продай одежду и купи меч». Перекуйте орала на мечи. Излечитесь от своей преступной уступчивости и приспособленчества миру сему. Готовьтесь. Кто знает, близок ли, далек ли час, когда горн позовет всех нас в наш последний «ледяной поход». И сколько нас готово будет стать в воинский строй? Наша книга – это воинская повестка для всех. Прими и распишись.

Православие, Самодержавие, Народность

Еще раз отметим удивительный и по-настоящему еще многими не оцененный факт. После Гражданской войны, после небывалых репрессий, после жуткого советско-германского военного противостояния, стоившего нам небывалых в истории мира жертв, народ и интеллигенция России стали возвращаться в ограду Православной Церкви. У советской интеллигенции проснулся интерес к древней русской истории, и это не вялотекущий процесс. По сравнению с дореволюционным религиозным индифферентизмом Россия неуклонно, даже под леденящей глыбой коммунизма, вновь становилась православной. И это действительно главное чудо XX века. После краха коммунизма этот процесс стал необратимым. Мы не будем сейчас говорить о сложности и неоднозначности спонтанного прихода больших постсоветских человеческих масс в Церковную ограду. Речь сейчас о другом. Мы не вправе забывать, что через воцерковление нам до€лжно принять тот неоспоримый факт, данный нам в наследие Церковным преданием, что Церковь имела, имеет и будет иметь свой единственный государственный идеал.

И пусть некоторые современные иерархи Московской Патриархии, Зарубежного Синода Русской Церкви или наши православные братья из других национальных церквей стараются оправдать позорную капитуляцию многих современных пастырей пред миром либерального политического разврата и апостасии словоблудием, называемым у них богословием нового времени. Мы должны твердо знать, что православная вера неотделима в своей литургической практике (и доныне!) от монархического идеала истинно христианской государственности. Для священников, переживших революционную бурю в России, стала непреложной древняя истина: «Священник-немонархист не достоин стоять у Престола Всевышнего».

Именно об этом и пойдет у нас речь ниже.

Наверное, излишне говорить, какую роль в православном богослужении играет Литургия. Не хочется повторять общеизвестных не только православным, но и вообще мало-мальски образованным людям истин.

Только для совершенно внешних скажем, что Литургия – это главный нерв жизни Церкви.

Разные части литургического действия возникали в разное время. Один из важнейших моментов Литургии – молитва «Господи, спаси благочестивыя». Возникла она в конце IV или в начале V столетия и с тех пор является неотъемлемым членом евхаристии по сей день.

Напомним, за кого издревле и поныне Церковь возносит сию сугубую молитву.

О происхождении и значении молитвы «Господи, Спаси благочестивыя», и особенно так называемых выкличек на Архиерейском служении, как и всего малого входа Архиерейской литургии, доподлинно известно следующее. В древности до окончания третьего антифона (или запов. Блаженства) ни священники, ни Епископ не вступали в алтарь. Входили же они к моменту чтения Евангелия, в сопровождении прочих священнослужащих. Со времени высшего расцвета власти византийских Императоров и кодификации церемоний императорского двора к малому входу священнослужителей приурочивалось и вхождение в церковь самого Императора. Обыкновенно Патриарх встречал Василевса у дверей притвора и вместе с ним вступал на середину храма. Затем Патриарх первый входил в алтарь. За ним входил Император. Следовали взаимные поклоны и приветствия: «Исполла эти деспота». Когда Император, войдя в алтарь, совершал поклонение престолу и каждение, протодиакон возглашал приветствие: «Господи, Спаси благочестивыя». Следовательно, в этом приветствии прежде всего издревле имелись в виду лица Царского звания.

За кого же мы с вами сегодня возносим эту молитву? Трон пуст, и ввиду этого никак нельзя согласиться, что под благочестивыми вполне уместно сегодня понимать всех верующих христиан. Как можем мы сохранять наше благочестие, когда важнейший член литургического действия не отражает реальности нашей национальной жизни, обращен буквально к пустоте, в онтологическом смысле, незанятого Трона. Несовершенство не может порождать совершенных, и благочестие Верных весьма умаляется при искаженном понимании и игнорировании священного смысла сей важнейшей части Божественной Литургии.

Литургическое действо – это не правила хоккея или футбола, когда сначала играют по одним правилам, а затем, для зрелищности, их произвольно изменяют.

Литургия исторически не развивалась, но раскрывалась к полноте. Попытки отменить ее части или придать им иную смысловую нагрузку есть умаление истины, данной нам в полноте ее исторического раскрытия к совершенству.

Эти же слова мы вправе отнести и к еще одной части Литургии, появившейся в относительно недавнее историческое время, но от этого нисколько не умаленной в своем освященном в таинстве достоинстве.

Восемнадцатым членом Литургии оглашенных до революции была молитва за Государя. После чтения Евангелия и сугубой ектении следовала трогательная молитва за Государя, установленная Св. Синодом после трагической кончины государя императора Александра II в 1881 году. Церковь возносила молитву горе€ о ниспослании не только здоровья и долголетия Государю, но и молитвенно испрашивала возможность Государю исполнить свой долг во славу Всевышнего и во благо народу своему.

Иными словами, общецерковное сознание не мыслило полноценной и благодатной народной жизни без возглавления ее тем, за кого она, Церковь, молилась во время главного Таинства – Литургии. Игнорировать этот факт сегодня – значит далеко отступать от веры отцов в сторону, ведущую к пропасти.

Можно бесконечно витийствовать на тему того, что догматы Православия не содержат точных указаний на верность принципам монархического правления. Но нельзя же, право, прекрасно зная, что, кроме догматов, у Церкви есть и еще одно легкое, которым она дышит (да простят мне не слишком удачное сравнение), а именно – предание, отказываться от наследия, донесенного до нас этим самым преданием и запечатленного в литургической практике и церковном обиходе.

Приведем еще примеры вышеуказанных практики и обихода.

В навечерие Рождества Христова до революционных потрясений совершались отдельно от Литургии «Царские часы». Царскими их называли потому, что на них положено было возглашать полное многолетие Государю Императору, всему Царствующему Дому и всем православным христианам. Царские часы отличались от обыкновенных тем, что на них читались особые, соответствующие празднику паремии, Апостол и Евангелие. После полудня же совершается Литургия Св. Василия Великого с Вечернею, на которой поются стихиры на «Господи возвах». В них, с одной стороны, изображается внутреннее значение воплощения Слова Божия, благодаря чему разрушилась распря между Богом и людьми, а с другой – изображается внешняя картина Рождества Христова: славословие ангелов, смятение Ирода и, между прочим, единение всех людей под властью Императора Римского Августа. Того, что по древнему римскому преданию сподобился таинственного видения в небесах Святой Девы, которая принесет миру Искупителя. Видения, бывшего ему не где-нибудь, а прямо на Капитолийском холме.

В этой службе Церковь определяет свое особое отношение к императорской власти, пусть еще языческого Рима, как освященной свыше самим фактом Рождения Христа, который при переписи населения в Иудее при Императоре Августе в «Римскую власть вписался», став Вечным Гражданином Вечного Рима.

Торжество Праздника Рождества Христова в Русской Церкви увеличивается воспоминанием избавления России и Церкви от нашествия галлов, и с ними – двадесяти языков, в 1812 году. Поэтому после Литургии бывает особый благодарственный молебен, на котором до революции обязательно провозглашалось многолетие Государю и Царствующему Дому, а равно и вечная память Императору Александру I.

При богослужении в Праздник Сретения Господня пелся кондак: «Утробу Девичу освятивый Рождеством Твоим и руце Симеоне благословивый яко же подобаше, предварив и ныне спасл еси нас, Христе Боже; но умири во бранех жительство и укрепи Императора, Его же возлюбил еси, едине Человеколюбче».

Существовали и отдельные молебны – Царские. Они были совершаемы после Литургии в Царские дни. На Царских молебнах, кроме ектении (великой и сугубой), бывало пение: «Бог Господь», тропарь, кондак, чтение Апостола и Евангелия и коленопреклоненная молитва о здравии и благоденствии Государя Императора и Его Августейшего Семейства, равно и других членов Царствующего Дома. В конце молебнов провозглашалось «многолетие».

Во дни молитвенного поминовения воинов вспоминались не просто павшие, но живот свой положившие «за Веру, Царя и Отечество».

Такое поистине религиозное почитание священной особы Царя не было следствием христианизации славян, но имело значительно более глубокие корни. Древний арабский текст «Худуд ал-Алам» сохранил для нас сведения о языческих воззрениях славян на природу верховной власти: «Они считают своей обязанностью по религии служение Царю»!

Совершенно естественно, что в христианстве эти воззрения получили форму оформленного, догматически осознанного, религиозного акта.

Не только сознание Церкви, но и практика созидания ее институтов были исконно монархичны, что являлось необходимым условием ее нормального существования в истории, в государстве, в социуме для исполнения своей миссии. Например, по избрании кандидата в Епископы Св. Синодом происходило утверждение его Государем, и лишь затем наречение кандидата епископом.

Это правило царственного утверждения берет свое начало в глубокой древности. Например, в 731 году на римскую кафедру был избран папа Григорий III, сириец по происхождению. По заведенному порядку в Константинополь к Императору было отправлено посольство с извещением о новом избраннике и ходатайством об императорском утверждении избрания Папы Римского!

И не стоит думать, что в этом было некое порабощение Церкви земным обстоятельствам. Отнюдь. Государь, являясь как бы «внешним епископом Церкви», был ее важнейшим членом, без которого, в определенном смысле, немыслима была ее полнота в земной ипостаси как Церкви Воинствующей.

Незаслуженно забытый в силу своего нечестивого эдикта против иконопочитания византийский Император Лев Исавр, тот самый, кто, по сути, спас Европу от нашествия арабов, разгромив их под стенами Константинополя в 718 году, в официальных документах называл себя: «Я Царь и Первосвященник». Что являлось, в определенном смысле, продолжением дохристианской традиции Рима, в котором Император действительно был языческим первосвященником, верховным понтификом. Крайне важно, что этот титул был незаконно присвоен папами римскими. Незаконно потому, что еще в 730 году, отвечая на иконоборческую политику все того же Льва Исавра своим обличительным посланием, папа Григорий тем не менее признавал законное право именно Императоров на титул понтифика и иерея! В частности, в папском послании были следующие строки, призванные уязвить самолюбие Императора: «Ты написал: я Царь и вместе с тем иерей. Да, таковыми действительно были твои предшественники, которые создавали церкви и вместе с архиереями заботились ревностно и прилежно об исследовании истины православия. Ты же, приняв царскую власть, не соблюл заветы отцов, но, нашедши церкви Божии блистающие золотыми украшениями, опустошил их и обнажил». Тем не менее у пап не было сомнения в том, что благочестивые Цари – суть достойные иереи Церкви. Это крайне важно, так как без царственного иерея Церковь, безусловно, лишена своей исторической полноты, что не может не сказываться пагубно на всем строе церковной жизни. С этим фактом бесполезно спорить, имея перед глазами трагический опыт прошедшего века, века потери Церковью Василевса-иерея в лице Русского Царя.

В свое время патриарх Константинопольский писал Великому князю Василию Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского: «Невозможно иметь Церковь и не иметь Царя».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю