Текст книги "Личный враг князя Данилова"

Автор книги: Владимир Куницын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Для Каранелли ситуация складывалась наихудшим образом. Большинство гранат осталось у Фико. Только одна осколочная и две дымовые для стрельбы из штуцеров – это все, что имели лазутчики. Еще штук пять ручных, но только дымовых и зажигательных. «Чеснока» нет. Зарядов много. Но стрелять из штуцера на скаку плохо. Пистолеты, конечно, удобнее. У русских половина ружей заряжена, пистолеты – у всех. Вполне могут зацепить. Каранелли и раньше догадывался, что лихая атака между полками гвардейцев дело рук Данилова. Кто еще решится на такое? Потом Луи увидел его. В тот момент, когда князь застрелил Анри.

Расстояние для прицельного выстрела из штуцера невелико. Но французы только пустили лошадей вперед. Нужно было вновь останавливаться, перезаряжать штуцер. Драгуны за это время могли подобраться на расстояние пистолетного выстрела, что грозило серьезными неприятностями.

«Попробую на ходу», – подумал Каранелли, ускоряя бег лошади. Но оглянувшись через несколько секунд, понял, что теперь ему не найти Данилова в гуще драгун.

Дистанция до преследователей немного увеличилась, после того как Фико задержал русских. Однако позиция французов оставалась проигрышной. У русских наверняка нашлись бы хорошие лошади, от которых просто не уйти. Тем более что просочившиеся сквозь рощу драгуны стали отжимать Луи с товарищами к Днепру.

Открыть стрельбу в такой ситуации казалось логичным, и французы вытащили штуцеры из-за спин. Первым выстрелом Каранелли поразил цель. Но обнаружил, что расстояние до драгун сократилось. Во время стрельбы лошади снижали скорость!

Лазутчики прекратили огонь и постарались прибавить ходу. Теперь они мчались к ближайшему лесу на пригорке, где Каранелли надеялся перехитрить русских. Овраг, выросший на пути, нарушил планы.

Он не был непроходимым, но, поднимаясь по противоположному склону, лошади потеряли ход. Несущиеся вниз драгуны резко сократили дистанцию. Их выстрелы привели к тому, что французы остались без лошадей. Один был серьезно ранен в бедро.

С огромным трудом лазутчики успели скрыться в лесу, который, как выяснилось, обманул их ожидания. Кажущийся издали большим, на деле он оказался узкой полосой шириной в тридцать саженей. Спрятаться в нем невозможно, тем более что следы на снегу нельзя скрыть.

Подъехав в числе последних, Данилов спрыгнул с коня и поспешил на выстрелы. На пути ему попались трое драгун и француз. Мертвые. На полянку, где раздавался звон железа, он выскочил очень удачно. В десяти шагах «граф Каранеев», отразив выпад драгуна, нанес ответный укол шпагой. Раздался сдавленный хрип. Еще трое наступали с осторожностью.

– Застрелите его, – крикнул один.

– Нечем, – отозвался другой, – сейчас заряжу.

Отойдя за спины товарищей, он полез в лядунку.

– Замри! – негромко, но отчетливо скомандовал Данилов.

Луи отпрыгнул на шаг и обернулся.

– Я буду стрелять в голову и не промахнусь! – холодная ярость еще владела Николаем, и Каранелли чувствовал это.

– Не промахнешься, – отозвался он. Посмотрел на руку князя и добавил: – У тебя хороший пистолет.

Луи медленно развел руки в стороны, уронил шпагу.

– Заберите у него все оружие.

Француз не сопротивлялся. С него сняли подсумки, забрали пистолеты. Вынули ножи из-за голенищ сапог.

К поляне подтягивались драгуны. Слышались обрывки фраз.

– …убили. И того шустрого тоже…

– …последний…

– …чертово отродье, полэскадрона положили…

– Вяжите! – снова скомандовал Данилов, который наконец поверил, что сейчас начала сбываться его многолетняя мечта. Он сможет поговорить с наполеоновским лазутчиком. В штабе у Кутузова. И пусть тот только попробует хоть что-нибудь утаить!

Каранелли знал, что безоружный противник вызывает меньше опасения. И знал, как этим воспользоваться. Едва драгуны взяли его за руки, он мгновенно развернул одного, поставив между собой и Даниловым. Другая рука резко взлетела. Согнутый локоть нашел подбородок противника. Громко клацнули зубы, и Каранелли свободен. Точно ударил в шею драгуна, того, которым прикрывался от Данилова. Кавалерист начал оседать, схватившись за горло. Сам же француз выдернул палаш из его ножен и метнул в князя. Да так точно, что Николаю пришлось отпрыгивать в сторону. И пока он снова поднимал пистолет, Каранелли уже мелькал между деревьями. Выстрел вдогонку получился неудачным – пуля задела ветку и ушла в сторону.

Данилов рванулся за лазутчиком, очередной раз удивляясь сказочной ловкости противника. «Надо прострелить ему ногу!» – подумал он.

Каранелли мчался к кромке леса – туда, где спешивались драгуны. Его отчаянная попытка улизнуть вряд ли увенчалась бы успехом, если бы не одно событие, которое началось за минуту до этого.

Француз, лежащий в лесу, которого все считали мертвым, был еще жив. Сквозь вату ускользающего сознания он слышал голоса русских. Значит, бой его еще не был закончен.

Нащупав в подсумке зажигательную гранату, он начал большим пальцем по крохам сдвигать вверх крышку. Наконец, та поддалась. Последняя осколочная граната для штуцера тоже была у него. Собрав все силы, чтобы не потерять сознание раньше времени, он разбил стекло «зажигалки». И прежде чем испепеляющий жар начал сжигать руку, сунул ее в хвостовой стержень осколочной гранаты.

Взрыв ранил нескольких драгун, а остальных привел в замешательство. Только Данилов, не обращая внимания, бежал за «графом Каранеевым».

Когда он выскочил из леса, Каранелли уже сидел в седле. Его легко можно было снять выстрелом, но пистолет разряжен. Николаю ничего не оставалось, как запрыгнуть на другую лошадь.

Они скакали по узкой плоской полоске земли между лесом и оврагом. Лучший боец наполеоновской армии, стремящийся вырваться из мышеловки, и решительный русский офицер, готовый отдать все, лишь бы не дать тому уйти.

Данилов понимал, насколько трудна его задача. Француз безоружен. Следом за ними должны мчаться драгуны. Днепр уже недалеко, и лазутчик будет ограничен в выборе пути. Но это та ситуация, из которой он много лет учился выходить. А что у Данилова? Последний заряд в пистолете и палаш. Да жгучее желание поквитаться с французом за все. Тоже не мало.

Лес кончился, и всадники теперь скакали полем. Через полверсты Николай оглянулся, чтобы посмотреть, как далеко отстали драгуны. Позади не было никого.

День уже клонился к закату. Как быстро пролетел он! Казалось, что только сейчас было раннее утро, когда Московский драгунский полк шел в атаку на Красный, а теперь уже в первых сумерках Николай гнался за главным врагом в своей жизни.

Еще через полверсты Данилов понял, что с лошадью ему повезло меньше. Если сразу после леса расстояние между наездниками было шагов в сорок, то теперь оно увеличилось вдвое. Придется стрелять. А если у француза есть пистолет, который оставили в седельной сумке? Вряд ли. Спешиваясь, драгуны забирают их с собой. О том, чтобы попасть с такого расстояния на скаку в голову, руку или ногу, даже не могло быть и речи. Спина, наверняка, прикрыта кирасой. Выбора нет.

Прицеливался Николай очень тщательно. Даже когда «усмирял» Дениса Давыдова, и то так не старался. Сразу понял, что попал. Лошадь француза потеряла скорость, хотя и продолжала скакать. Но расстояние стало сокращаться.

Каранелли оглянулся. Данилов был один, но драться с ним в ровном поле не хотелось – подстрелит, как тетерева. К счастью, роща оказалась рядом. Остановив лошадь, француз сбежал по склону, и скрылся среди деревьев. Данилов подъехал через несколько секунд. С вершины небольшого холма он оглядел окрестности. Дубовая роща лежала на берегу двух рек: Днепра и впадающего в него Свиную. Позади, в ровном до самой лесополосы поле, никого не было. «Что у них там случилось? – думал Николай. – Неужели взрыв поубивал всех? Или из-за него просто не заметили, как я погнался за лазутчиком? Сейчас обнаружат, что меня нет, – начнут искать. Только когда это случится? Скоро стемнеет, тогда француз точно ускользнет!»

Спрыгнув с лошади, князь пошел по следам. «Храни меня палаш и пистолет! – мысленно пожелал себе удачи. – Хотя нет! Только палаш». Французское оружие в виду его полной бесполезности он оставил в седельной сумке.

Разум пытался предупредить, что его охота чертовски опасна, что противник очень сильный и искушенный, что в запасе у него могут быть такие козыри, которые просто не дадут никаких шансов. Но ненависть, многолетняя накопленная ненависть, вела Николая вперед.

Спас его не палаш. Фазан.

Когда человек вышел на поляну, птица притаилась у куста. Но хитрый человек сделал большую петлю, и теперь подбирался с другой стороны. Тем временем другой шел по следам первого. Птица оказалась между людей, и поняла, что ей угрожает опасность. С шумом она рванулась в глубь леса, ловко скользя между деревьями. Данилов резко оглянулся, машинально вскидывая палаш. Но вместо умчавшейся птицы он увидел Каранелли, которого никак не ждал с этой стороны. Четыре сажени нетронутого белого снега разделяли врагов.

Николая вдруг смутило, что руки противника пусты. И хотя он помнил, как француз хладнокровно заколол слепого, беспомощного Белова, кодекс чести еще шевелился где-то в глубине души.

– Ложись лицом вниз, руки за спину! – крикнул он, подходя.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, усмешка Каранелли была отчетливо видна.

– Иди назад, Николай Тимофеевич! Живой останешься! Обещаю!

Данилов не стал больше терять время на слова. Но ударил осторожно, может, это и спасло. Палаш летел параллельно земле, слева направо, и Николай приготовился, что противник присядет, потому что отпрыгивать на снегу не очень удобно. Но этого не произошло. Почти развернувшись спиной, француз вскинул руку и принял палаш предплечьем. Клинок рассек ткань полушубка и с приглушенным звоном стукнулся о стальную пластину в рукаве. Только потому, что Николай не вкладывал в удар вес, тело его не полетело навстречу бьющей в печень ноге. То ли от непредсказуемого движения противника, то ли из-за обломка ветки, попавшей под опорную ногу, он потерял равновесие и начал падать лицом вперед. Мгновенно сгруппировавшись, дважды кувыркнулся, легко и пружинисто вскочил, разворачиваясь.

– Недолго тебе жить осталось!

Николай медленно шел вперед, не обращая внимания на слова француза. Куда атаковать? В корпус бесполезно, там наверняка кираса. А ноги?

Краем глаза Данилов заметил, что в сумерках дерево за спиной противника светится ровным желтоватым цветом, будто внутри у него горели свечи. И, наверное, столь причудливое явление природы заслуживало бы более пристального внимания, если бы не лазутчик.

Николай бросился вперед, и, нанеся два обманных удара, вытянувшись в длинном выпаде, почти стелясь над снегом, выкинул палаш, целясь в колено противника.

Прием глупый в обычном бою. Голова открыта для удара сверху. Слишком трудно, слишком много времени нужно, чтобы вернуться в позицию. Но в руках у неприятеля нет оружия!

Данилов почувствовал, что задел противника. Вернувшись в первую позицию, он увидел, что француз стоит у светящегося дерева. Над коленом по белым рейтузам расползалось продолговатое темное пятно. Азарт боя полностью захватил Николая. Удар сверху вниз, справа по диагонали имел целью заставить лазутчика вскинуть руку для защиты, но «граф Каранеев» нырнул под палаш и опять-таки кувырком скользнул куда-то за спину Данилову. Удар пришелся по дереву. С резким шипением вырвалось светло-зеленое облако. Но Николай не обратил на это внимания, стремительно оборачиваясь. Каранелли стоял готовый к броску. Но что-то мешало ему.

Невероятная слабость вдруг наполнила мышцы Николая. Собрав всю волю, он пытался удержать выпадающее из рук оружие. Зеленый туман застилал глаза. Последнее, что увидел Данилов, была оседающая фигура врага.

Глава четвертая
КРАСНЫЙ

I

Николай никак не мог проснуться. Он чувствовал, что спал очень долго, что и солнце встало, что и к завтраку пора выходить. Да и отцу нужно помочь разобраться с бумагами.

Данилов открыл глаза и увидел солнце. Маленькое, тусклое, но все-таки это солнце, потому что оно нестерпимо резало глаза. Николай опустил ресницы, но под плотно сомкнутыми веками красные круги в черном обрамлении.

«Какие бумаги? – мысль появилась внезапно. – Мы же не в Дорогобуже! А где мы?» Размышления напрягли; так и не определив местонахождение, Николай вновь провалился в черноту сна.

Но здесь ему неуютно, потому что ужасный нечеловеческий голос начал громко, удивительно громко, и четко проговаривать фразы. Язык понятен – русский, а смысл сказанных слов никак не удавалось ухватить: «От советского информбюро. Сегодня, двенадцатого июля, после упорных кровопролитных боев, войсками Западного фронта оставлен город Орша». Николай понимал, что такое упорные кровопролитные бои, ему известно, где находится Орша, он готов согласиться, что сегодня двенадцатое июля. Но где это «информбюро» и что за такие «войска Западного фронта»? Может, Кутузов объединил две армии?

Чернота сна снова поглотила, затихающий голос все глуше, неразборчивей. Потом стало белым-бело, заснеженная полянка с молодым дубком, подсвеченным желтым светом, сменила темное покрывало, а в ушах снова зазвучал, казалось бы, совсем исчезнувший голос: «…двенадцатого июля». Беспокойная мысль стучала в голове – что-то не так! Что? Что не так? Дерево? Да! Но не в дереве дело! Что еще? Снег? Но снег обычный. Что, черт подери!! Да, конечно, снег! Снег! Снег! Снег двенадцатого июля!

И сразу вспомнилось все – заснеженный лес, поляна, граф «Каранеев». Рука непроизвольно дернулась, сжимая рукоять палаша, но в кулаке лишь пустота. А где противник? Резким движением, легко, будто и не лежал только что, Данилов вскочил. Он не знал, что это уже не поляна, а кровать. С грохотом подполковник полетел на пол, снова резко подскочил и, озираясь, ничего не понимая, стал посреди темной комнаты. Он ничего не смог рассмотреть, кроме светлого прямоугольника открытой двери и косого, такого же светлого пятна на полу. Мимоходом проскользнула мысль, что в соседней комнате горит слишком много свечей.

Внезапно Николай ослеп, яркий свет ударил в глаза, будто маленький осколок солнца влетел в комнату. Кто-то вошел, послышались быстрые шаги.

– Ложитесь, ложитесь, – произнес девичий голос, – чего всполошились?

Выговор мягкий, немного странный, словно девушка откуда-то из западных губерний. В грудь уперлась рука, слегка подталкивая к кровати. Данилов попытался открыть глаза, но не смог, резь становилась нестерпимой, стоило лишь слегка приоткрыть веки.

– Где я?

– В госпитале.

– В госпитале? А где?

– В Красном.

В Красном? Как он сюда попал? Значит, его нашли в лесу, кто-то шел по следам. А потом привезли в госпиталь.

– Я ранен?

– Нет. Врач сказал, что вы абсолютно здоровы, только проснуться никак не можете.

Звук топающих сапог заставил Николая напрячься. Он вновь попытался открыть глаза, но опять это не удалось, хотя резь уменьшилась.

– Машка, – раздался громкий грубоватый голос вошедшего, – кто разрешил тебе разговаривать с ним? Все доложу лейтенанту!

– Давай! А я расскажу, что ты дрых, как суслик, вместо того чтобы сторожить больного.

Вошедший замолчал, такой оборот ему не понравился. Потом проговорил уже другим тоном:

– Лейтенант велел доложить сразу, как только он придет в себя.

– Ну так иди, доложи! – голос девушки немного насмешлив. – И свет выключи.

Раздался негромкий щелчок, и Николай, по-прежнему пытающийся разомкнуть веки, почувствовал, что стало намного легче. В темной комнате, свет в которую проникал лишь через открытую дверь, лица девушки не разглядеть. Только силуэт в белой одежде и косынка на голове. Данилову хотелось спросить, что такое яркое горело в комнате. Но он как будто почувствовал, что спрашивать не надо, лучше самому разобраться. Он сел на кровать.

Через пару минут вновь раздался топот сапог.

– Поднимайтесь, – голос принадлежал все тому же обладателю грубого голоса, – начальство требует!

«Ну что ж, – подумал Данилов, – это хорошо, не придется ждать до утра».

Девушка нагнулась и вытащила из-под кровати странной формы тапочки и бросила их на светлое пятно на полу.

– Обуйтесь!

Николай засунул ноги, вышел за дверь и остолбенел. Немигающими глазами, хотя слезы так и катились по щекам, он смотрел на свешивающуюся с потолка веревку, на конце которой огромная прозрачная капля светилась ярким светом. Таким ярким, что ни свеча, ни дерево, ни бумага никогда не смогли бы гореть так же.

Майор Лемешев, начальник особого отдела дивизии, спал урывками уже третьи сутки. А с тех пор, как сведения о четырех парашютистах, выброшенных на вечерней заре, поступили в отдел, о сне пришлось забыть окончательно. Прочесывания близлежащих лесов, усиленные патрули на станциях, тотальная проверка машин на трассе Москва – Минск и других дорогах не дали ничего. Или почти ничего. Взвод пехотинцев, направленный на прочесывание под Гусино, нашел в лесу двоих мужчин. Они лежали на поляне абсолютно голые, без сознания, но и без следов ранений. Санинструктор определил, что оба они живы, но привести в сознание их не смог. Командир взвода приказал одному отделению доставить их в Красный, а с остальными отправился заканчивать прочесывание квадрата.

Врачи госпиталя тоже не смогли ничего сделать, только задумчиво покачивали головами и говорили – надо подождать. Ждать Лемешеву было некогда, но, с другой стороны, он понимал, что парашютисты, раз их не обнаружили сразу, вряд ли найдутся в последующие дни. А потому эти странные субъекты рассматривались как последний шанс, который бы позволил прояснить ситуацию. Интуитивно майор понимал, что они вряд ли имеют хоть какое-нибудь отношение к парашютистам, однако его работа заключалась в том, что он обязан проверить все. И до конца.

Успевший окончить университет, Олег Лемешев в рядах НКВД был явлением скорее чужеродным, чем типичным. Не совсем пролетарское происхождение он с лихвой компенсировал природным умом, отличным образованием и великолепной интуицией. Начальником отдела майор стал чуть больше недели назад, когда его предшественника убило во время первой же бомбежки. Организуя прочесывания и другие мероприятия по поиску незваных гостей с неба, он не забывал о транспортировке секретных документов, о выявлении шпионов в рядах беженцев и о многих других делах, которые сваливаются как снег на голову во время беспорядочного отступления армии.

Найденных в лесу он поручил лейтенанту Клюку, офицеру весьма недалекому, безмерно гордившемуся высоким положением. Сын свинопаса, по характеру мало чем отличался от подопечных отца. В двадцатые годы тот преуспел в раскулачивании односельчан и смог возглавить парторганизацию всего района. В наследство сыну досталось презрение ко всем, кто ниже по положению.

Особый отдел размещался в нескольких комнатах общежития механизаторов, расположенных в конце длинного коридора. Рассвет, тихонько забрезживший за окном только в половине пятого, порадовал затянутым тяжелыми тучами небом, – бомбежек не ожидалось, по крайней мере, с утра. Майор решил, что нужно поспать, хотя бы пару часов, буквы уже расплывались перед глазами. Выключив настольную лампу, он хотел уже запереть дверь, чтобы улечься на стоящую возле стены кушетку, как вдруг послышался крик. Лемешев выскочил в пустой коридор и здесь обнаружил, что шум раздается из открытой двери одного из кабинетов, занимаемых особым отделом. Влетев вовнутрь, майор увидел двух сержантов, безуспешно пытающихся скрутить руки невысокому темноволосому мужчине, в котором Олег сразу узнал одного из принесенных из леса. Клюк поднимал вытащенный из кобуры наган. Мгновенно сориентировавшись, майор заорал во весь голос;

– Отставить! Смир-р-р-на!!

Содрогнувшись от крика все четверо, включая неизвестного, замерли на месте. Профессионально Лемешев отметил, что так среагировать на команду немецкий парашютист, даже знающий русский язык, не мог. Самый подходящий для ситуации вопрос – в чем дело, лейтенант? – задавать не было смысла, просто достаточно взглянуть на окровавленные губы Клюка. Ощущение, что происходящее имеет какое-то логическое несоответствие, сразу же охватило майора. Неизвестный, найденный в лесу, заехал по физиономии лейтенанту НКВД. Даже если он и не знал, что имеет дело с особистами, то Клюк сообщил ему об этом сразу, с первых слов. Он всегда хвастается этим. Далее мужчина полез в драку с сержантами, но по команде принял положение «смирно». Странно!

Дальше Лемешев действовал интуитивно, но быстро и решительно.

– Лейтенант! Почему воротник расстегнут?! – голос майора строг. – Немедленно приведите себя в порядок! Какой пример вы подаете подчиненным!

Темноволосый сделал шаг в сторону майора.

– Разрешите предста…

– Отставить!! – перебил Олег. – Проводить задержанного в мой кабинет!

Это уже сержантам. Выходя следом в коридор, майор обернулся.

– Бардак у вас, лейтенант Клюк! Чуть стрельбу в помещении отдела не открыли. В следующий раз будете наказаны!

И ушел, плотно закрыв дверь.

В кабинете майор вновь зажег лампу. Данилов покосился на ярко вспыхнувший под абажуром свет, но ничего не сказал, решив, что сейчас не время задавать вопросы.

Дождавшись, когда под его строгим взглядом сержанты вышли, Олег произнес негромко:

– Я готов вас выслушать, но при условии, что будете говорить тихо и ни одно слово не просочится в коридор.

– Подполковник Данилов. Состою при штабе Кутузова. В настоящее время командую эскадроном, который имеет особое задание.

Лемешев был неплохим профессионалом. Задержанный может говорить на первом допросе все, что ему вздумается. Мешать не надо – надо помочь разговориться.

– Майор Лемешев, особый отдел дивизии. Так, стало быть, вы из дворян?

Данилов немного изумился, глядя на симпатичного офицера. Светловолосый майор с усталыми темными глазами располагал к себе.

– Конечно, наше родовое княжеское имение находится под Дорогобужем.

Теперь удивился Олег. И даже не тому, что только ненормальный может сказать такое офицеру НКВД. Раз решил прикинуться психом, то это как раз будет правильной линией. Особиста удивило другое.

– Простите мое любопытство, ваше сиятельство, но насколько я понимаю, оно находится на берегу Днепра, на левом берегу. Недалеко от Дорогобужа со стороны Вязьмы?

– Нет, майор! Это имение графа Истомина. Наше на другом, правом берегу. Недалеко. Если переплыть Днепр, то всего две версты. Но если ехать через мост в Дорогобуже, то все пятнадцать будет.

А вот это уже почти повергло Олега в шок. Ведь все верно. Но три четверти выпускников его факультета – исторического факультета университета – этого не знают. Кто же перед ним? Немецкий парашютист с легендой умалишенного? Зачем ему такая точность в исторических подробностях?

– Понятно, князь. Да вы садитесь! – показав на стул около стола, предложил майор. – А что у вас там произошло с лейтенантом?

– С кем?

– С тем офицером, которым вы разговаривали только что…

– Офицером? – в голосе слышалось явное удивление. – Разве это офицер? Быдло!

Лемешев ждал, ему интересно, что будет дальше.

– Что ж, раз он офицер, то тогда мне придется пристрелить его на дуэли!

– Насчет быдла, – совсем тихо проговорил Олег, – я с вами абсолютно согласен, ваше сиятельство. Только вам не стоит говорить это. А стреляться… Разве император не запретил дуэли?

Данилов молчал. Конечно, запретил. Но здесь совсем другой случай! Как можно еще наказать подлеца, поднявшего руку на штаб-офицера?

– Скажите, князь, а вам ничего не кажется здесь странным? – палец, казалось бы, механически щелкнул выключателем настольной лампы.

– Как вам сказать, господин майор… Конечно, кажется! Я даже не знаю, из каких вы войск. Вроде офицеры, а одеты… Такую ткань солдатам дать стыдно. Кивера – это насмешка над головным убором. На сапоги посмотреть – безрукий сапожник тачал.

Майор НКВД и историк в одном лице внимательно смотрел на Данилова. Историк понимал, что человек, сидящий напротив него, абсолютно точен в словах, ни одной фальшивой ноты. Наверное, именно так и вел бы себя настоящий кутузовский адъютант каким-либо чудом оказавшийся сейчас в кабинете. Майор НКВД старался понять – зачем? Для чего нужна такая абсолютно точная игра? И не находил ответа.

– А вот этого, – Николай коснулся абажура лампы, – понять не могу. Как же оно там горит? Ни дыма, ни запаха.

Он помолчал немного, задумавшись, и продолжил:

– И вот что еще… когда на поляне… – Данилов запнулся, – я потерял сознание, была зима. Точно помню. А сейчас лето. Верно? Не ошибаюсь?

– Верно. Лето!

– Я так долго был без памяти?

Лемешев пытался понять, что стоит за этими словами, но не мог разобраться. А этого он очень не любил. Если не угадаешь ходы противника, то непременно проиграешь!

– Боюсь, что довольно долго, князь! Давайте сделаем так, вы сейчас вернетесь в госпиталь и ляжете в постель. Мне нужно определиться, что будем делать дальше. Прошу вас, ничему не удивляйтесь и не задавайте никаких вопросов. Договорились?

Олег стоял у кровати второго из найденных в лесу мужчин. Позавчера он осматривал его и обратил внимание, что дыхание было очень редким. Теперь же лежащий перед ним человек дышал значительно чаще.

– Вы не сможете долго прикидываться, раз пришли в сознание. Рано или поздно захотите есть и пить, – по-немецки произнес майор.

Пауза длилась долго. Наконец раздался приятный негромкий голос:

– Вы можете говорить по-русски. А вообще вы правы.

Мужчина сел на кровати. Свет, пробивающийся в узкое окно, создавал в комнате серый сумрак. Это усложняло задачу, но майора трудно смутить.

– Вы немец?

– Нет!

Лемешев сосредотачивался на нюансах голоса, стараясь ничего не пропустить.

– А кто вы?

– Русский. Лев Каранеев.

От майора не ускользнула крохотная, практически незаметная пауза перед ответом.

– Тоже барон?

На это раз пауза была значительно ощутимей.

– Кто барон?

– Вы. Как и ваш друг.

– Мой друг? Какой друг? Простите, не понимаю. А сами вы кто?

– Майор Лемешев! – на этот раз Олег решил пропустить упоминание об особом отделе. – Я имею в виду того человека, которого нашли вместе с вами.

– Последний человек, которого я помню, пытался убить меня. Причем безоружного.

– В лесу на поляне?

– Да, майор, именно там.

Голос ровный, пауз нет. Так мог бы говорить человек, который действительно пережил подобное приключение.

– А вы не вспомните, когда вас пытались убить, шел дождь?

– Конечно нет! Было очень холодно и снегу по колено.

Ответ уверенный, словно так оно и было на самом деле. Получается, они заранее сговорились про снег. Здесь поговорить они не имели ни малейшей возможности. Или? Олега даже прошиб пот от мысли, – а вдруг и правда была зима? Да нет! Конечно, сговорились! Черт, какие только мысли не лезут в голову от недосыпа. Но вот что понять Лемешев не мог. Нажраться какой-нибудь дряни, чтобы на несколько дней потерять сознание, это можно, наверное. У немцев отличные химики. Только зачем? Они хотят, чтобы их приняли за сумасшедших? Но не похожи! Олегу как-то приходилось иметь дело с сумасшедшими.

Разговор не прибавил ясности, но майор не сдавался.

– Хорошо. А скажите, почему он не убил вас?

– Не знаю, может, он тоже впал в беспамятство.

– Как и вы? А от чего?

– Не знаю.

На это раз голос выдал говорившего. Врет! Хорошо, попробуем с другого конца.

– А почему он пытался вас убить?

– Кажется, перепутал с кем-то.

– Разве это основание, чтобы убивать? А с кем?

Мужчина молчал. И Лемешев почувствовал, что сейчас из него можно выжать нечто очень важное, приближающее к разгадке.

– Так с кем?

– Он решил, что я лазутчик.

– Немецкий?

– Почему немецкий? – в голосе искреннее удивление. – Французский!

Лемешеву хотелось заорать. Да, этот человек врал! И не однажды! Но сейчас, анализируя голос, майор готов был дать голову на отсечение, что последняя фраза произнесена абсолютно искренне. Мало того, его хваленая интуиция, которая помогла на четвертый день войны в Минске на вокзале выхватить из огромной толпы троих диверсантов, говорила то же самое.

С трудом справившись с собой, особист ровным голосом произнес:

– Хорошо. Оставайтесь здесь. Вас покормят. Если кто-нибудь станет задавать вопросы – не отвечайте, скажите, что Лемешев запретил.

Майору удалось поспать полтора часа. После этого он сразу отправил рапорт в особый отдел армии, где не только изложил факты, но и добавил свое мнение. Поздно вечером ему позвонили и приказали завтра с утра доставить найденных в штаб армии.