Текст книги "Колдун"

Автор книги: Владимир Клубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Владимир Клубков
КОЛДУН

Полоса замерзшего песка тянулась вдоль берега, с одной стороны скрываясь за его изгибом, а с другой уходя за горизонт. Холодные, цвета стали, волны накатывались на нее, но тут же отступали назад, словно почувствовав необычно-непреодолимую твердость преграды. Слабосильный мороз не сумел совладать с морем, и теперь глумился над впадавшим в него ручьем, пытаясь достать до самого дна. Низкое давящее небо было затянуто сплошной серой пеленой, укрывавшей от чужих глаз бездушное зимнее солнце. Мрачно зеленел сосновый лес, деревья невнятно шептались, зло переругиваясь и изредка тяжко постанывая.

            Торн стоял на песке и отрешенно смотрел на воду. Море, пусть даже настолько непривычное и неприятное, напоминало ему о родине. Там, будучи еще совсем молодым, он часто приходил на берег, где предавался мечтам о дальних странствиях, всегда представляя себя благородным героем-завоевателем. Торн сумрачно усмехнулся, отгоняя воспоминания. Что ж, его мечтам суждено было сбыться. Только вот почему-то на душе от этого было гадко и скверно.

            Торн отвязал коня, и направился обратно в город.

            Замок на холме, был сложен из грубо отесанного гранита, который встречался в изобилии в этом краю. Стены его были пока еще невысоки, однако уже представляли собой серьезное препятствие. Каменотесы трудились и сейчас, благо зима была теплая,  все выше поднимая стены и делая их все неприступнее. Торн кивнул стражникам и проехал в ворота. Он направил коня к грубо сложенной избе, где располагался его десяток.

            Финг на своей связке соломы громко храпел, отлеживаясь после вчерашней попойки. Ему абсолютно не мешал скрежет, доносившийся из-за печи. Торн перешагнул через Финга и завернул за угол. Как и следовало ожидать, он увидел там Свена, натачивающего свой меч. Свен, белокурый гигант, ценил в жизни только две вещи: хорошее оружие и хорошую драку. Всего остального он тоже не брезговал, однако, не получал ощутимого удовольствия. Он поднял глаза на командира.

– Герцог искал тебя, – произнес он. – Кажется, есть дело.

– Хорошо, – ответил ему Торн, и Свен снова взялся за точило.

            Покои герцога Эриха фон Граббена располагались в главной башне замка – также недостроенной. Всего два этажа под грубой черепичной крышей. Сейчас работы не велись – герцог прогнал работников на постройку внешних стен. Безопасность важнее. Стражник у входа отодвинулся чуть в сторону, пропуская Торна внутрь.

Герцог был широкоплечим мужчиной среднего роста. В темных волосах и бороде уже начала пробиваться седина, однако, в свои тридцать пять лет он оставался в хорошей форме. Торну доводилось видеть его в деле, и он бы не захотел выйти против герцога один на один.

Сейчас герцог стоял около стола и разглядывал грубо нарисованную карту. Услышав шаги, он поднял взгляд. Торн уважительно поклонился. Фон Граббен взмахнул рукой, подзывая его к столу.

– Для тебя есть задание, десятник, – произнес он. – Вот это селение, – он ткнул пальцем в один из значков на карте, – прислало прошение сотворить праведный суд над колдуном. Надо показать им, что мы здесь реальная власть. Наладить с местными отношения. Ты один из немногих, кто говорит по-здешнему, так что ехать тебе. Судить суди, но так, чтобы им всем понравилось.

Торн взглянул на карту. Если верить ей, деревня была недалеко.

– Проводник будет? – задал он вопрос.

– Да, мужик, что передал просьбу, поедет с вами. Спроси у трактирщика, он у него живет.

Торн поклонился герцогу, и, после того, как тот махнул рукой, вышел.

Трактиром называлась большая изба, в которой ели все воины. Там имелось и несколько пустых комнат для размещения постояльцев. Гордое наименование «трактир» этому подобию столовой подходило мало, однако в силу привычки все называли его так.

Торн распахнул дверь, вдохнул побольше свежего воздуха и шагнул в пропитавшееся копотью и потом нутро избы. Он оглядел шумное помещение и удовлетворенно хмыкнул, обнаружив здесь недостающую часть своего десятка. Судя по раскрасневшимся лицам, баловались они здесь не только едой. Однако на сообщение о предстоящем походе отреагировали вполне адекватно. Видимо, способность Финга напиваться где угодно и чем угодно им так и не передалась. Отправив их отсыпаться, Торн отыскал трактирщика. Выслушав его, тот указал пальцем на тщедушного мужичонку с крысиным лицом, сидевшего в углу. Тот, воровато оглядываясь, за обе щеки уплетал мясо. Торн, поблагодарив хозяина заведения, двинулся к будущему проводнику.

– Ты есть приехать из деревни просить суд? – спросил он на местном наречии, подсаживаясь к мужику. Тот уставился на него и быстро-быстро заморгал, судорожно пытаясь проглотить мясо.

– Да, я есть приехать... То есть... Это... – Тут он не выдержал, подавился и закашлялся. Кто-то, проходя мимо, от души двинул ему по спине. Мужик едва не упал.

– Прошу простить, ваше благородие, – отдышавшись, проговорил он. – Да, я с Красного Дола приехал. Груздем меня звать. Староста я. Мы колдуна казнить просим. Совсем озверел, окаянный! Девок совращает, хаты палит, мочи нету…

– Понять я. Я ехать, колдуна судить. Ты с я ехать, дорогу показать. Завтра ехать.

Сказав это, Торн поднялся и направился к выходу.

– Конечно, конечно! Я с вами поеду, и дорогу покажу, и все покажу! Завтра! – прокричал ему вслед Груздь.

– Куда едем-то, десятник? – спросил проспавшийся Финг, едва Торн вошел.

– В Красный Дол, – многозначительно ответил тот, заставив Финга надолго задуматься.

Торн подошел к своему мешку, вытряхнул из него доспех и стал придирчиво осматривать.

– Не знаю никакого Красного Дола, – пришел к неутешительному выводу Финг.

– Пить надо меньше! – донесся из-за печи голос Свена. Тот уже не точил меч и принялся за один из своих многочисленных метательных ножей. Своей очереди ждали топорик и кинжал. Остальная часть отряда храпела вокруг.

– Да сам-то ты будто все знаешь! Вот скажи, где этот Красный Дол находится!

Судя по молчанию, Свен не знал.

– Недалеко, около дня езды на восток, – пришел ему на помощь Торн.

– А что мы там забыли? – не унимался Финг.

– Колдуна судить будем, местные жалуются. Старосту вон прислали, в трактире сидит.

– А, это который на крысу похож! – ухмыльнулся Свен. Отвечать ему никто не стал.

Торн остался доволен осмотром доспехов. Кожа нигде не протерлась, металлические набойки не проржавели за время, пока доспех лежал без дела. Убрав броню обратно, он завалился спать.

Утром, когда весь десяток собрался у ворот замка, Торн отправил Свена в трактир будить старосту. Вскоре тот вернулся.

– До деревни вся неделя пути будет, десятник, а не день! – произнес он, давясь от смеха.

– С чего ты так решил? – удивленно посмотрел на него Торн. Свен не умел говорить по-местному, спросить у Груздя он не мог. Однако ответить тот не успел. Из-за поворота показался староста. Он сидел в скрипучем возке, запряженном маленькой пегой лошаденкой. Воин был прав, лошадка еле плелась.

– Тпру, Цветик! Здрасьте, ваши благородия! – выкрикнул Груздь, подъезжая.

– Здравствуй, – кивнул Торн, и сразу же спросил: – Сколько дня ехать?

– Дык, это… Два днесь. Аккурат к вечеру второго и обернемся, – ответил староста.

– Два дня, – перевел Свен остальным.

Пропустив старосту вперед, они тронулись в путь.

Близилась ночь. Багряный закат на горизонте с трудом пробивался из-под серых туч. Подморозило. Несмотря на теплую подстежку, в кожаных доспехах становилось холодно.

– Ты говорить, вечером быть дом, – обратился Торн к старосте.

– Да, да, вон за тем лесочком уже хутор будет! – прокричал Груздь, и замахал рукой, едва не подпрыгивая на козлах.

– Говорит, скоро будет постоялый двор или что-то похожее, можно будет переночевать, – сказал Торн подъехавшему Фингу. Тот кивнул, зябко кутаясь в мешок от доспехов и стуча зубами. Из всего отряда только Свен, выросший на севере, спокойно переносил такую погоду.

За лесом действительно оказалось две избы, огороженных невысоким, но крепким забором. Груздь громко постучал в ворота. Забрехала собака, тут же подхватила еще одна. Староста успел постучать еще несколько раз, прежде чем хлопнула дверь избы. На собак шикнули, и те притихли. Свен на всякий случай положил руку на рукоять меча.

Ворота приоткрылись, и оттуда выглянул мужик, видимо, хозяин. Староста о чем-то переговорил с ним. Потом  забрался на свой возок и дернул поводья. Ворота открылись полностью, и они въехали на двор. Староста, вновь спешившись, продолжил беседовать с хозяином, размахивая руками.

Десяток остановился, и все выбрались из седел. Молодой парень, находившийся во дворе, крикнул им что-то, но очень быстро, и Торн не разобрал слов. Увидев, что его не поняли, парень жестами показал, что нужно отвести лошадей в загон между домами. Там уже ютилась одна, почти такая же тщедушная, как у старосты.

Когда они разобрались с лошадьми, хозяин повел их к одному из домов. Внутри слабо тлела лучина, освещая грубое убранство. Печь и несколько лавок. Было жарко натоплено.

– Сейчас принесу соломы, – произнес хозяин и скрылся на улице. Все тут же повалились кто на пол, а кто на лавку. Некоторые стали стягивать неудобные доспехи.

– Я первым подежурю ночью, – сказал Свен. Он был единственным, кому поездка, казалось, не причиняла неудобств. Торн окинул взглядом остальных. То, что он увидел, ему не понравилось.

– Вторым я сам подежурю, – ответил он. Свен понимающе кивнул.

Вскоре в дверь протиснулись хозяин и староста, таща солому для лежанок.

– Сейчас будет еда, ваши благородия! –  произнес староста.

Они бросили солому и ушли; за ними появилась весьма дородная женщина с котелком каши.

– Чем богаты… – произнесла она, поклонилась и тут же ушла.

– Спасибо, – поблагодарил Торн.

Через минуту забежал все тот же молодой парень, видимо, сын хозяина. В руках он нес кадушку, которую поставил на стол. Финг тут же исследовал содержимое, и его лицо расплылось в улыбке – в кадушке была медовуха. Откушав и набросав солому на пол, они улеглись спать.

Свен разбудил его к середине ночи, и, не говоря ни слова, повалился на солому, тут же захрапев. Торн поднялся, отряхнул одежду, и пристроился на лавку около печи. Караулить внутри теплой избы было тяжело, глаза то и дело слипались. Ожидать подвоха от местного мужичья было просто неблагодарным занятием. Но он сам установил такие порядки, поэтому нужно было терпеть.

Он бросил взгляд на спящих воинов. Половину из них он едва знал. Из тех десяти, что начали кампанию, остались только он, Свен и Финг. Остальные погибли в этом неприветливом краю. А скольких он потерял еще на родине… Торн вдруг вспомнил свой первый отряд. Он и еще двое таких же зеленых новичков попали в него незадолго до похода. Десяток наняли, чтобы взять замок какого-то барона, Торн так и не узнал его имени. Отношения с опытными воинами сразу не сложились, и новички быстро подружились между собой. Ганс, так же, как и он, младший сын дворянина, имеющий за душой только имя, и Корд, городской кузнец, который вынужден был податься в наемники после пожара в кузне. Оба полегли там, на стенах замка. А Торн выжил. И с тех пор зарекся заводить друзей.

Снаружи светало. Хлопнула дверь, гавкнула собака. Торн выглянул наружу. Парень, помогавший им вчера, плелся с кадкой к воротам. Видимо, хозяин уже проснулся и погнал сына за водой. Все у крестьян было просто и понятно с самого рождения. Торн даже улыбнулся. Потом вспомнил, как жег крестьянские селения, и улыбка сползла с его лица. Он снова вернулся к реальности.

Прикрыв дверь, он принялся будить свой десяток.

Медовуха сделала свое дело, и простуженных с утра не обнаружились. Они быстро собрались в путь. Староста пытался что-то втолковать Торну про хозяина хутора. Но невыспавшийся десятник был мрачен, и на все попытки заговорить только отмахивался. В конце концов, староста оставил его в покое. Торн, однако, понял, что речь шла о плате за постой. Деньги в этом краю были не приняты, поэтому он вытащил из мешка плохонький меч в потертых ножнах и кинул его хозяину. Тот мог очень выгодно его обменять.

Они выехали из ворот и снова пристроились позади возка Груздя. Все так же медленно и скрипуче потянулась дорога.

К вечеру, едва начало смеркаться, впереди показалось селение.

– Вот и добрались, ваши благородия! – крикнул Груздь. – Это и есть Красный Дол!

Озябший Торн промолчал.

Когда они въехали в селение, жители высыпали на улицу, однако, завидев всадников в доспехах и с оружием, многие тут же попрятались по домам. Староста кликнул одного из мужиков и наказал готовить праздник.

– Сегодня мы вас попотчуем, а дела до завтра подождут! – сказал он Торну.

Тот не имел ничего против.

Праздник закончился далеко за полночь. Финга уже давно унесли, из оставшихся на ногах уверенно держались только Торн и Свен. По негласному соглашению, после праздников именно они стояли на часах. «Вторую ночь без сна», – зло подумал Торн. Их проводили до отведенного им дома, и, наконец, оставили в покое.

– Сегодня я первый, – сказал Торн Свену. Тот молча лег спать.

Свен разбудил всех, когда почти совсем рассвело. Они опохмелились оставленной в сенях медовухой и привели себя в порядок. Вскоре ним пришел староста, пожелал доброго утра и, помяв в руках шапку, напомнил, что неплохо бы и с колдуном разобраться. Торн подозвал Свена.

– Веди смотреть, – сказал он старосте. – Где он быть?

– Так мы в хлеву его заперли, где он корову сморил до того, – отвечал Груздь. –  Там и сидит.

– Бежать пытаться? – спросил Торн.

– А как же! Вначале через крышу вылезти пытался! А потом хату соседнюю подпалил! И всех, кто внутри был, пожег. А потушить не смогли. Колдовской то был огонь, точно. Но мужики его стерегут. Так что не убег.

Груздь провел их через всю деревню к крайнему дому. Рядом был виден обуглившийся сруб – все, что осталось от сгоревшей избы. Они обошли дом, и староста, кивнув двум мужикам с вилами, сторожившим вход, отворил ворота хлева. Войдя внутрь, он огляделся и пнул кучу соломы, валявшуюся на полу. Раздался сдавленный вскрик.

– Ага, спрятаться решил, гаденыш! Вылазь, кому говорят! – прокричал староста.

Из соломы выполз худой парень, с грязными рыжими волосами, в рваной одежке, весь в синяках и ссадинах. Все говорило о том, что бит он был в последнее время неоднократно.

– Видали, чисто колдун! – указал на него Груздь.

– Да, мы видеть его, – кивнул Торн. – Сейчас идти обратно. Слушать тех, кто пострадать от колдун.

– Так чего ж их слушать? – удивился староста. – Вот колдун, вот меч, – он указал на огромный меч Свена. – А мы все знаем, что он, гад, творит! Еще наколдует чего! Прямо сейчас к богам и голову с плеч!

– Надо тех, кто пострадать слушать. Потом я герцогу говорить, что произойти, – упрямо ответил Торн.

Староста вздохнул и развел руками.

– Надо, значит надо… – Он запер ворота хлева, наказал мужикам сторожить дальше и повел Торна и Свена обратно.

Следующие полдня им пришлось выслушивать жалобы селян: «Спалил хату, навел порчу, совратил девку, сглазил сына, сморил скотину». Точнее, Свен, не понимавший ни слова, откровенно скучал, а слушал Торн. В конце каждого разговора он неизменно спрашивал, что нужно сделать с колдуном. Все селяне были единодушны: умертвить. Но не просто так, а перед богами, чтобы колдун не смог проклясть Красный Дол.

В конце концов, Торн увидел едва ли не всех жителей деревни. Оставалось пообщаться только с самим колдуном. Позже он не раз жалел, что решил сделать это.

Староста снова отвел их к хлеву. Но на этот раз Торн зашел туда один, попросив старосту подождать снаружи. Свену же он приказал не пускать никого внутрь, пока он там. Тот удивился, но виду не подал.

Рыжий парень сидел в углу на куче соломы и  плакал. Увидев вошедшего, он испуганно вжался в угол, видимо, ожидая побоев или чего похуже.

– Я прийти говорить, – сказал Торн. – Ты рассказывать мне, что здесь произойти.

Парень удивленно смотрел на него.

– Ты говорить, что здесь произойти, – повторил Торн. – Как твой имя?

– Ждан, – наконец, ответил парень.– Жданом меня кличут… – и снова заплакал.

Наконец, он утих, высморкался в остатки рукава, и начал рассказ.

Ждан родился в деревне Малые Выселки. Жил нормально, с отцом и матерью, помогал по дому, все чин по чину, как старшему сыну и полагается. Но как-то на праздник к соседям приехал погостить Беляй с Красного Дола, вместе со своими домашними. И Ждану полюбилась его дочь, Всемила. И он ей полюбился. Отец послал сватов, но те вернулись ни с чем. Беляй не хотел выдавать свою старшую за простого крестьянина. Тогда Ждан и решил, что уйдет в Красный Дол и будет самостоятельно добиваться своей возлюбленной. И ушел после жатвы.

Вначале все было нормально. Он поселился в доме крестьянина Щука, брался за разную работу. Ему часто удавалось видеться со Всемилой. Но вскоре у вдовы Некрасы, которой он помогал обходиться со скотиной, подохла корова. Ближе к зиме у Щука слег с жаром и вскоре умер младший сын. На Ждана начали косо посматривать. В конце концов Беляй обнаружил их со Всемилой во время свидания.

Все это переполнило чашу терпения селян, и они пошли к старосте с просьбой выгнать рыжего из деревни. А Ждана побили малехо, и до поры заперли в хлеву. А ночью загорелся соседний дом, и хозяин внутри сгорел вместе с женой и детьми. Тут уж пришли мужики и, не скупясь, намяли Ждану бока. А старосту попросили прямо на месте казнить злостного колдуна. Но тот отказался брать грех на душу, и поехал в замок за благородными господами. А он, Ждан, ни в чем не виноват! Только все его бьют, как самого рыжего…

Торн вышел из хлева с тяжелым сердцем. По всему выходило, что парень не был колдуном. Виноват он был только в том, что миловался с девкой Беляя. Но это еще не повод убивать. Однако он помнил указания герцога, что нужно рассудить так, как устроит селян. А они все хотели крови.

– Завтра решать, – сказал Торн старосте, взглянув на постепенно темневшее небо.

– Завтра так завтра, – ответил староста и запер хлев.

Поставив одного из воинов караулить ночью, Торн примостился на лежанку из соломы. Но сон не шел. Торну было жаль парня. Ждан напомнил ему его самого в молодости. Он сам бегал за девками по селениям. Но Торну было можно, он был сыном барона…

Он вспомнил свою первую любовь, Марту, дочь зажиточного крестьянина. Вспомнил, как обещал той, что станет великим рыцарем и заберет в свой замок, как та смеялась и кивала. А потом отец выдал ее за заезжего купца, а с Торном она даже не попрощалась. Да и рыцарем он так и не стал.

За этими воспоминаниями он все-таки уснул.

Наутро он встал ни свет не заря, наказал караульному не будить никого до его прихода, и пошел искать старосту. Тот уже не спал и гонял своих домашних.

 – Доброго утра, ваше благородие! – прокричал он Торну. – Чего надумали с колдуном сотворить?

– Казнить, – произнес тот единственное слово. Оно далось ему нелегко. Ему и раньше приходилось убивать невинных. Но тогда он  исполнял чужие приказы. А теперь выбор был сделан им самим. Впервые по собственному желанию он обрекал человека на смерть.

– Ну и поделом ему! Нечего честной люд колдовать! – обрадовался староста. – Тока его пред богами казнить надобно. А то не поймет народ.

– Хорошо. Вы выбирать место, – согласился Торн, ему не было особого дела до местных суеверий.

Староста ушел в дом, а Торн еще несколько минут стоял, вдыхая ставший вдруг густым воздух. Потом он успокоился и пошел будить свой десяток.

– Что с колдуном делать будем? – спросил его Свен.

– Казнить, – односложно ответил Торн, погруженный в свои мысли.

– Так не похож ведь он на колдуна. Ты уверен, десятник? – Свен выжидающе смотрел на Торна.

– Уверен, – ответил Торн, хотя был уверен в обратном.

Свен покачал головой, но больше не стал его донимать.

На поляне, куда привел их староста, собрались все жители деревни. Перед богами – уродливыми деревянными идолами – на большом пне были разложены различные подношения. Толпа заголосила – это вели колдуна. Те, мимо кого его проводили, плевали в него или давали тумака. Грязный, избитый, со связанными за спиной руками, вид он имел весьма жалкий. Его подвели к пню и поставили перед ним на колени.

Староста повернулся к богам, и начал что-то громко и быстро говорить. Видимо, это была молитва.

– Я не буду его убивать, – произнес Свен. – Он этого не заслужил.

– Я сам, – ответил Торн.

– Нет, десятник, – сказал вдруг Финг. – Это сделаю я. Тебе нечего руки марать.

Торн хотел с ним поспорить, но не успел. Староста закончил молитву и повернулся к ним. Финг вышел вперед. Груздь вопросительно глянул на Торна. Он вынужден был кивнуть, и староста приглашающе махнул Фингу.

Тот подошел к колдуну сзади, так, что парень его не увидел. Быстро вытащить меч из ножен, один взмах – и голова летит с плеч. Все заняло не больше секунды. Голова кодуна упала на землю, повернувшись в воздухе. Торну показалось, что невидящие глаза уставились прямо на него. Этот мертвый взгляд он запомнил надолго.

В честь избавления от колдуна в Красном Доле вновь закатили праздник. Свен и Торн были хмурые и пили мало, но на них не обращали внимания. Финг, как всегда, сразу же напился. Остальные в меру своих возможностей его поддержали.

Опять дежуривший под утро Свен разбудил Торна, когда все еще спали. Они вышли на улицу.

– Зачем его убили? – спросил Свен.

– Герцог приказал наладить отношения с местным людом, – ответил Торн. – Я не нашел другого выхода. Они все хотели его смерти.

Свен надолго задумался.

– Наверное, десятник, ты все сделал правильно, – наконец вынес он свой вердикт.

– От этого не легче, – покачал головой Торн. – Если ты меня поднял только для того, чтобы это сказать…

– Нет, десятник… Я вчера... В общем... Жениться я хочу, – помявшись, произнес Свен. – Я хотел попросить, чтобы ты со старостой поговорил…

Он вдруг покраснел и отвернулся.

– Хорошо, – сказал Торн. – Пойдем искать старосту.

Груздя они нашли дома, тот только поднялся. Торн изложил ему проблему. Свен не знал имени приглянувшейся ему девушки, однако, староста предложил чуть позже прогуляться по деревне, чтобы ее найти. Торн оставил Свена на попечение старосты и пошел готовить десяток к отъезду.

По иронии судьбы, Свену приглянулась дочь Беляя Всемила. Крестьянин после недолгих переговоров согласился выдать ее за воина. Свадьбу было решено справить в замке через пару недель.

Наконец, распрощавшись с поселянами, десяток выехал из Красного Дола. Торн, опять дежуривший ночью, потихоньку дремал в седле. Внезапно его окликнули. Свен указывал вперед. По дороге, совершенно одна, шла немолодая женщина.

– День добрый, путники. Здоровья вам! – произнесла она, когда они подъехали ближе.

– Здравствуй, – Торн придержал коня. – Что ты делать в лесу совсем одна?

Женщина испуганно взглянула на него.

– Марфа я, с Малых Выселок, – произнесла она быстро. – Одна, потому что муж мой уже седмицу как умер… – Она вздохнула. – А я сына ищу, Ждана своего... Непутевый он у меня вырос. Говорят, в Красный Дол ушел. Вы же оттуда едете, может, видали его? Он рыжий такой, ни с кем не спутаешь.

Она с надеждой взглянула на Торна.

– Нет, мать, мы его не видеть, – соврал Торн. – Наверное, он дальше уйти.

– Ну, нет, так нет, – опять вздохнула Марфа. – Я все равно в Красный Дол пойду. Может, люди добрые чего и подскажут. Прощевайте, путники.

– Прощай, мать, – ответил Торн и тронул лошадь быстрой рысью.

Он понял, что еще долго не сможет смотреть в глаза матерям.