Текст книги "Над небом голубым"

Автор книги: Владимир Венгловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

ВЛАДИМИР ВЕНГЛОВСКИЙ
НАД НЕБОМ ГОЛУБЫМ

Добраться в межпространственной кабине до другой планеты может только один. Таков закон. Больше – это уже толпа с ее бессвязными мыслями, спутанными стремлениями и мечтами. Подпространство не ответит резонансом на помыслы нескольких людей. Путешествия в нем – удел одиночек.

Ты сидишь, пристегнутый ремнями к креслу, и отсчитываешь мгновения до старта. В твоей душе шевелится страх – мелкий противный страх, который ты пытаешься скрыть от самого себя. Говорят, что подпространство заглядывает в саму сущность человека, выворачивает его мысли наизнанку и приводит в тот мир, которого путешественник достоин. Что, если у тебя ничего не получится и ты создан для другого?

Ты хотел быть как все межпространственники – не лучше и не хуже. Я вернусь, говорил ты Лидии на прощание. Я только открою свой мир и шагну обратно, успокаивал ты себя.

Для этого нужно лишь искренне мечтать и верить. И тогда ты приведешь кабину к миру, пригодному для колонизации. Создашь дорогу для поселенцев.

Минута до старта. Ты закрываешь глаза. Пальцы впиваются в подлокотники, и мысли скачут, сбиваются, перепрыгивают с одного на другое, не позволяя сосредоточиться на главном. Пусть твой мир будет самый красивый, с водопадами и чистыми реками. С белыми птицами в вышине и зверьками, смешными, словно плюшевый медвежонок из детства.

Потом ты чувствуешь, как вздрагивает кабина от электромагнитного импульса и проваливается в иное измерение, оставаясь на месте. Тебя подхватывают межпространственные течения, и в мыслях ты уносишься ввысь, по ту сторону голубого неба.

«Ну что, салага, сдрейфил?» – ухмылялся Жан, когда ты встретился с ним утром незадолго до твоего путешествия. Жан дважды нырял в подпространство. На его счету две открытые планеты, две новые колонии.

Сдрейфил. Но назад дороги нет. Все тесты пройдены, ты соответствуешь среднестатистическим данным мечтателя.

«Главное четко представлять, что ты хочешь увидеть, и все получится».

«Жан! Что это значит на практике – резонанс с мыслями путешественника? Почему нас приводит в тот мир, который мы представляем? Знаю, что никто этого не объяснит, но ведь ты уже дважды бывал там. Должно же быть какое-то объяснение».

«Приводит? – Жан нагнулся к твоему лицу и хитро улыбнулся одними губами; его глаза при этом оставались серьезными. – А может, создает для тебя твой собственный мир на чужой планете?»

Ты замираешь, будто прикоснулся к той тайне, которая у всех на устах, но о которой никто не говорит вслух. И тогда все научные постулаты о межпространственных течениях и резонансе с мыслями путешественников разбиваются об эту тайну, известную всем. Не приводит, а создает. Кто? Ты сам или силы, что находятся в ином измерении?

Когда Жан улыбается, то напоминает лису, стащившую курицу. Того и гляди заметишь прилипшие к его рту перья.

«Ты поймешь».

И маленький подлый страх внутри – что, если ничего не выйдет и ты создашь пустой мир? Но назад не вернуться.

Тяжело ощущать иную реальность за толстой стеной. Закрываешь глаза и понимаешь, как твое сознание ежесекундно пронизывают миллионы километров чужого пространства. Ты здесь, на Земле. Сделай шаг сквозь шлюз – и очутишься дома. Но ты должен открыть другую дверь, проложить путь на иную планету, связав миры порталами.

Времени не существует, и ты не ощущаешь, сколько занимает путешествие – час, вечность?

Водопады…

Плюшевые звери…

Белые облака и птицы…

Все это чередой проносится перед глазами.

Путешествие заканчивается, кабина проваливается в обычное пространство. Скафандр неудобен, ты кажешься себе игрушкой, которая не может стоять на собственных мягких ногах. С шипением выходит из шлюза воздух, и ты ступаешь в свой мир – придуманный тобой, созданный тобой? Чужой. Над головой багровое небо, под ногами черная земля. На горизонте беззвучно плюется огнем вулкан. Ты опускаешься на колени и набираешь рассыпчатый сухой песок в ладони. Он течет между пальцами, опадая на землю, как пепел пустого мира. Ты не справился. Ты привел кабину к мертвой планете.

Это твое первое и последнее перемещение. Межпространственников-пустышек списывают, как ненужный материал. Не потому, что не доверяют. Просто нет смысла. Раз за разом они будут приводить к пустым мирам.

Кабина потрачена зря. Ее больше нельзя использовать. Здесь не будет висеть табличка «Мир, открытый Гораном Струмицевым в 2059 г.». Кабина останется стоять, словно памятник неизвестному неудачнику. Одна дверь на Землю, вторая – в пустой мир.

Нужно подняться и сделать шаг назад. Ну же, межпространственник-пустышка, поднимайся! Вставай! Имей смелость хотя бы вернуться.

И ты возвращаешься, оставляя свою мечту в пустом мире.

* * *

Фонари на столбах по краям аллеи разгоняют темноту и манят ночных бабочек – толстых и на первый взгляд неуклюжих бражников. С завидным упрямством мотыльки бьются в пыльные стекла, пытаясь добраться до светодиодных ламп. В безветренной тишине звучит выстукиваемая их крыльями морзянка. Тук-тук, тук-тук. Из ночи в ночь. На протяжении всего лета, пока метеорологи не разрешат осенним холодам вступить во владения. Тогда разноцветные листья кленов и берез покроют аллею шуршащим ковром, и еж, которому Алька несет большое красное яблоко, заляжет в спячку.

Упрямые бабочки летят к фонарям, мой друг идет по ночной аллее. Ему не страшно, он ведь не сам, впереди иду я.

«Тебя уже хватились», – сказал я Альке, прислушиваясь к событиям, что происходили в школе межпространственников.

– Шапокляк лютует? – вслух спросил мой друг, хотя это незачем – я легко слышу его мысли.

«Сердится. Не понимает, как тебе удалось проскользнуть сквозь охранные системы».

– Надежно экранируешь?

«Как обычно», – улыбнулся я.

Я позволю найти Альку уже под утро, когда он обойдет заброшенные кабины-пустышки и свернется калачиком на одной из скамеек.

Ночной парк безлюден. Покинутые дома заглядывают сквозь темную листву черными окнами. Их давно оставили обитатели. Кто-то живет на природе, создав для себя собственные биодома. Кто-то ушел в небесные города или в морскую пучину. Другие поселились в тех мирах, где они могут быть счастливы.

А что нужно для счастья моему другу? Я понимаю – переходной возраст, мальчишка мечется, что-то хочет доказать, и мне приходится потакать его выходкам. Раз за разом мы вместе идем на ту сторону парка, к началу межпространственных корпусов. Альке нравится гулять мимо заброшенных кабин, ведущих к пустым мирам.

– Где Колючка? – спросил мой друг. – Уже давно должен был появиться. Смотри, что там впереди?

«Костер».

Сквозь деревья пробивался огонек. Алька, словно индеец из приключенческих фильмов, шмыгнул в кусты. Стараясь не шуметь, ведь в лучших традициях следопытов под ногами не должна хрустнуть ни одна веточка, мы подкрались к костру. Дрожащее пламя отбрасывало тени, которые, казалось, протягивали длинные руки к сидящему у огня человеку.

– Лети на свет, бабочка, – сказал незнакомец, не оглядываясь. – Хватит прятаться.

Алька поднялся и шагнул в круг света.

– Я не бабочка, – сказал он.

Мужчина подбросил в костер несколько хворостинок и обернулся. Алька еще не видел столь старых людей, ведь все стараются изменить лица и выглядеть моложе. Во всяком случае, разгладить глубокие морщины, что делали лицо похожим на растрескавшийся асфальт, не представляло труда.

– Привет, бегун или беглец? – незнакомец усмехнулся, морщины разгладились, и Алькина тревога исчезла без следа. – Ты же из школы межпространственников? Давай, присаживайся, Бабочка.

– Я Алька, – буркнул мой друг и опустился на лежащее полено, почувствовав сквозь плотную ткань брюк шершавую кору. Я сел рядом, ощущая жар от языков пламени.

– Как древние люди у первого костра, – кивнул старик на огонь. – Меня звать Гораном. Давай, Бабочка, рассказывай, чего сбежал. Хотя это ты правильно сделал.

«Почему?» – удивился я.

– Почему? – удивился Алька.

– Тебя же что-то подтолкнуло на этот шаг?

– Не знаю, – пожал худыми плечами мой друг.

«Зато я знаю – упрямство, – сказал я. – И общая вредность».

– Ты же приходишь сюда почти каждую ночь. Что тебя ведет, Бабочка?

– Откуда вы знаете? Вы… следили за мной?

– За тобой? Зачем? Просто вы ходите так шумно, что не мудрено не заметить.

«Вы?! Он же не может меня видеть!»

– Вон твой друг, – сказал Горан. – Тоже к костру пришел. Смотри, не боится.

Из темноты выполз Колючка и повел длинным носом, принюхиваясь. Алька достал из кармана яблоко и протянул ежу. Тот отбежал назад в спасительную тень. Тогда Алька положил яблоко на дорожку и подождал, пока Колючка соизволит выползти на свет, схватит угощение и утащит в темноту.

– Съест, – констатировал Горан.

– Вы что, здесь живете? – спросил Алька.

– Можно сказать и так, – улыбнулся старик. – Каждый же может жить, где ему хочется. Мне нравятся покинутые дома и кабины, ведущие в пустые миры. А возможно, мне просто не хочется расставаться с прошлым.

– Оно как память, – сказал Алька.

– О неудачниках, – добавил Горан. – Жизнь кипит, отправляются новые кабины, но мне нравятся вот эти, давно всеми брошенные, которые больше нельзя использовать.

– Вы путешествовали?

– Это было очень давно. Тогда все виделось по-другому. Мы были первопроходцами, мечтателями, отправляющимися в неведомое.

– Одна из кабин – ваша? – тихо спросил мой ДРУГ.

– Номер двадцать три, – ответил старик. – Пустышка.

Он поднял целую вязанку хвороста и подбросил в костер. Взметнулся столп искр.

– Сейчас вас специально учат мечтать, готовят ваши разумы к тому, чтобы открывать новые миры. В мое время еще не знали, что люди после подпространства меняются навсегда.

После этих слов я получше присмотрелся к новому знакомому.

– Но вы же неизменный? – спросил Алька. – Разве вы преступник?

– Думаешь, что неизменными остаются только преступники, которым навязывают это как наказание? Не допускаешь, что это может быть личный выбор? Возможно, я просто хочу оставаться прежним человеком.

– Зачем?

– Долго объяснять, Бабочка. А почему ты не меняешься? Вас же всех уже давно окунули в подпространство. Ты же теперь тоже homo mutatis, можешь изменять как свое тело, так и окружающую действительность.

Я вспомнил длинный коридор, с обеих сторон закрытый дверьми. На стенах – отпечатки детских ладоней. Алька – тогда еще шестилетний малыш, тоже несколько раз оставил на стене выпачканную в зеленую краску ладошку. Когда он шел по коридору впервые, меня еще не было. Потом я дважды проходил этот ритуал вместе с ним. Внутри коридор, где тебя окутывает сумрак, кажется длиннее, чем на самом деле. Ты все идешь и идешь, а он все не кончается. Когда кажется, что твой путь будет бесконечен, в конце коридора вспыхивает свет, и ты возвращаешься в обычное пространство. У одних эта дорога занимает минуту, у других – несколько часов.

– Я неспособный, – сказал Алька. – У меня почти ничего не получается. Ни менять свой геном, ни изменять окружающее.

– В мое время слово «геном» в устах двенадцатилетнего мальчишки вызвало бы удивление. Зажги ветку. – Горан протянул Альке сухую хворостинку. – Попробуй. Нет, не от костра, – мыслью зажги. Ну, смелее!

Алька послушно взял ветку, устремив на нее взгляд.

– Видите, я же говорил, что ничего не получится, – сказал он через минуту.

Я сжалился над другом и зажег ветку в его руке.

– Наверное, меня выгонят, – вздохнул Алька и бросил горящую ветку в костер. – Останусь таким же, как и вы, неизменным.

– Тоже неплохо, – сказал Горан. – Не всем же менять реальность. Кто-то должен просто жить.

– Как вы думаете, наша реальность тоже кем-то придумана, если мы можем ее мысленно менять?

– Не раскрывшая крылья Бабочка хочет вести со мной философские споры о том, что такое реальность? – усмехнулся Горан. Он достал ветку из огня, под его взглядом пламя на ней потухло, появившиеся почки лопнули и распустились зелеными листьями. Горан воткнул ветку в землю. – Видишь, в свое время я тоже услышал голос подпространства. Не такие уж мы с тобой и неумехи. Возможно, в людях это было заложено изначально, и просто пришло время раскрыться, как бабочке, разрывающей куколку.

– Откуда вы знаете? – вздрогнул Алька.

– Знаю про что? – удивился Горан.

Алька поджал ноги, обхватил их и спрятал лицо в коленях.

– Про крылья. Когда-то я мечтал стать крылатым и жить в небесных городах.

– Не получилось? – поинтересовался Горан и посмотрел на спину моего друга, где сквозь натянутую футболку между лопаток выделились два бугорка. – Так и не выросли? Ты передумал, Бабочка?

– Не знаю, просто расхотелось.

– А что ты хочешь?

– Да не знаю я! Говорю же, что ничего толком не умею! Одни улетают в небо. Другие живут в воде. Кто-то выращивает биодома одной силой мысли. А я – пустышка, как те кабины. Почти все мои друзья уже встретили Учителя. Последний экзамен, знаете? Никто не говорит, где и когда тебя найдет Учитель. Насчет себя догадываюсь, каков будет его окончательный вердикт.

– Боишься? – спросил Горан.

– Боюсь, – согласился Алька.

Горан достал из темноты плетеную корзину и выудил из нее две сосиски. Затем подмигнул мне, поднял два прута и пробил ими плотную кожицу сосисок.

– В моем детстве были такие же. Все меняется, а сосиски остаются прежними. Держи, – протянул он одну Альке. – Жарь над костром.

Мой друг улыбнулся.

– Никогда такого не делал.

– Мы многое забыли, – сказал Горан. – Ведь для счастья необязательно меняться. Иногда достаточно зажечь костер. Когда-то я так сидел вместе с Лидой.

– Вы были женаты? Ой, извините.

– Ничего. Видишь, даже тебе кажется, что лучшее слово, которое ко мне подходит, это «был». Отвечаю: нет, не был. Она меня не дождалась. Я задержался в подпространстве на десять лет. Слишком дорого мне обошлась моя несбывшаяся мечта. Но это случилось очень давно. Смотри, как у тебя хорошо получается. Незачем все делать силой мысли.

– Трещит, – сказал Алька.

– Как тебе удается сбежать из школы? – поинтересовался Горан.

Я забеспокоился, ощутив Алькину тревогу. Он мысленно напрягся, выставив колючки, как еж.

– Не хочешь, не отвечай, – сказал Горан и снова посмотрел на меня. – В принципе, мне без разницы.

Он поднес сосиску ко рту и принялся дуть, смешно надувая щеки. Алькины колючки улеглись.

– Я прохожу сквозь коридор, – тихо сказал он. – Друг открывает для меня двери, и я прохожу.

– Коридор? Ты хочешь сказать, что каждый раз ты проходишь сквозь подпространство?

– Да. Я прошу друга открыть двери, шагаю в коридор, представляю на выходе парк и оказываюсь тут.

Алька попробовал откусить кусок сосиски, обжегся и начал ловить воздух ртом, как вытащенная из воды рыба.

– Вкусно, но горячо, – сказал он.

– Ты попадаешь в подпространство сам, без электромагнитного коллапса?

– Нет, не сам. С другом.

«Да, ему помогаю я», – захотелось сказать мне, похвастаться, словно мальчишке, но меня Горан все равно не услышит.

– Ты сумасшедший, Бабочка, – прошептал старик. – Не каждый взрослый сможет столько раз окунаться в безвременье. И ты после этого хочешь сказать, что ни на что не пригоден?

– Ни на что. Кроме этого, я ничего не умею.

– Ты не представляешь, что творишь, Бабочка, – покачал головой Горан. – Подпространство слушает твои мечты, если ты каждый раз оказываешься в этом саду. Не поступай так, тебя может унести куда угодно. Но у тебя яркие мысли. Уму непостижимо. Не делай так больше, иначе я стану за тебя волноваться.

«У нас гость», – сказал я.

Послышался шум крыльев, и на землю опустился крылатый, разметав костер в стороны.

– Извините, – сказал он. – Вкусно пахнет сосисками, прилетел на запах. Я сейчас разожгу.

– Нет, Сергей! – остановил его движением руки Горан. – Пусть это сделает Алька.

– Я?! – удивился мой друг.

– Смелее, – выкрикнул Горан и сердито посмотрел в мою сторону.

Не сквозь меня, а на меня. «Твоя помощь не нужна», – читалось в его взгляде.

Алька зажег костер сам. Пламя под его взглядом сначала робко побежало по веткам, а затем вспыхнуло в полную силу.

– Молодец, Бабочка. Позволь тебе представить моего молодого друга Сережу Репея. Пять лет назад он учился в твоей школе, но оказалось, что открывать новые миры не его призвание. Яркий представитель homo mutatis, которому для счастья нужно только небо.

– И ваши сосиски, дядя Горан, – улыбнулся крылатый.

У него были голубые глаза, и пламя отражалось в их глубине, словно вечерняя заря.

– Только ради них я и возвращаюсь на землю.

– Да уж, зачем людям, создающим летающие города, наша земля. Ты сколько раз был в подпространстве, Сережка? – спросил Горан, протягивая крылатому новую сосиску.

– Три. А что?

– Ничего. Как ты думаешь, если бы существовал человек, который может сам открывать путь в подпространство и возвращаться оттуда, на что он мог быть способным?

– Мне даже страшно представить. А что, есть такой человек? – поинтересовался Репей. – У него свободный доступ к коллапсару?

– Нет, Сережка, этот человек просто шагает в подпространство. Сам. Вполне вероятно, что он сидит сейчас перед тобой. Мне даже кажется, что мы всего лишь его фантазии. Да шучу я, не пугайся, – поднял руки Горан. – А ты, Бабочка, не смотри на меня так грозно. Твоя школьная тайна уже не важна – в школу ты не вернешься.

– Почему? – тихо спросил Алька. – А как же экзамен?

– Зачем человеку, который может больше всех вместе взятых, какой-то экзамен? Может быть, ты просто боишься своих умений, прячешься за своим воображаемым другом?

Я вздрогнул. Мне самому захотелось спрятаться за Алькой.

– Ты убедил себя, что ничего не умеешь, и создал себе друга. Но ведь он – это ты. Все, что умеет он, умеешь и ты. Но ты сдерживаешь себя, пугаешься ответственности, убеждаешь, что не ты, а он способен трансформировать реальность. Не ты, а он открывает путь в подпространство. Ты прячешься от жизни, Алька. Послушай старика: не бойся.

Алька спрятал лицо в ладонях. За его спиной выросли и развернулись крылья с белыми перьями. Деревья вокруг залил лунный свет, и на ветках в такт мыслям моего друга распустились цветы.

– Спроси себя, что ты хочешь, – продолжил Горан. Его голос больше не был мягким и не напоминал голос старика. – Нет, лучше спроси, что ты должен делать. Зачем ты идешь к брошенным кабинам? Может быть, ты хочешь исправить чужие ошибки, в этом твое призвание? Но еще никто никогда не мог изменить миры, порожденные пустыми фантазиями.

– Я смогу, – Алька опустил ладони. Крылья за его спиной растаяли, деревья отцвели и вновь погрузились в ночную мглу. В глазах мальчишки появились далекие искорки. – Я… попробую. Прямо сейчас. Я скоро вернусь.

Он поднялся и пошел в темноту. Я вскочил и бросился следом за ним. Алька словно вспомнил обо мне, остановился, оглянулся.

– Останься здесь, – властно сказал мне Горан. – Твоему другу пришла пора уходить самому.

И Алька ушел. Я устало опустился на траву.

Так мы и сидели у костра, встречая зарю – крылатый, старик и воображаемый друг, придуманный самым всесильным мальчишкой на свете.

– Спасибо, Учитель, – сказал Сережка, когда край утреннего солнца показался над деревьями.

– За что? – удивился Горан.

– Да, пожалуй, за все, – усмехнулся крылатый. – Можно попросить еще одну сосиску? Уж больно вкусные они у вас получаются.

Потом Горан поднялся и направился к заброшенным межпространственным кабинам. Проходил мимо серых кубов и дотрагивался до каждого, что-то шепча себе под нос. Наконец остановился возле кабины под номером двадцать три и, слегка помедлив, вошел внутрь. Внутри царило запустение. Слой вездесущей пыли покрывал пол, кресло путешественника и панель с давно не работающими приборами. Горан ладонью стер с кресла пыль, опустился и немного посидел, закрыв глаза. Затем поднялся, подошел к внешнему шлюзу и распахнул дверь.

За дверью был мир зеленой травы и голубого неба. Разноцветные радуги сверкали над реками с прозрачной водой, а где-то высоко, среди облаков, летели белые птицы. Их призывное курлыканье разносилось над вновь рожденным миром.