Текст книги "Поймайте мне Снарка (СИ)"

Автор книги: Владимир Венгловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Венгловский Владимир Казимирович
Поймайте мне Снарка

Поймайте мне Снарка

Глава 1. Девушка со змеиными головами

Это была девушка. Красивая девушка. Пластиковые змеиные головки, вплетенные в пряди русых волос, при каждом ее движении сталкивались с едва слышными щелчками.

И еще она мешала моему одиночеству.

Только что я находился у бушующего океана Посейдона. Здесь безумствовал ураган, который перемешивал ледяное крошево, отчего казалось, что вода вокруг кипела. Надо льдом бегали морозные призраки. Странные объекты, похожие на живых существ. Они выскакивали из воды и некоторое время стремительно перемещались в воздухе – так, что камера робота-наблюдателя фиксировала лишь смазанный след.

Тогда я впервые почувствовал, что был не один. Здесь присутствовал кто-то еще. Там, впереди, мелькал чей-то силуэт.

Шаг – и океан сменился болотами Сальери. Бесконечная топь вспучивалась пузырями, которые лопались с кваканьем лягушки. Некоторые из них вырастали до огромных размеров и застывали, ожидая, когда давление болотного газа превысит их прочность, после чего взрывались, разбрызгивая вокруг склизкие клочья.

Теперь я четко видел незнакомку.

Еще шаг. Уныние болот уступило место жаркому солнцу Осириса – царству пустыни и танцующих миражей. Говорят, что здесь никогда не бывает одинаковых видений, они чередовались, словно картинки в калейдоскопе. Завораживали, заставляли любоваться собой вновь и вновь.

Но я шел вперед.

Девушка, слегка склонившись, разглядывала крохотную птицу, порхающую вокруг плотоядного цветка. Голограмма тропического леса Слез Златовласки отлично передавала напряжение ситуации – еще секунда-другая, и птица приблизится к хищному растению. Последует едва уловимый бросок, столь быстрый, что взгляд увидит лишь конечный результат – несколько опускающихся на зеленый мох перьев.

– Красиво, правда? – спросила девушка, поднимая голову и поправляя волосы, это выглядело так, будто она заложила за ухо тонкую змейку. – Вы ведь Матеуш Бартольд, ксенобионик?

– Да, – кивнул я. – Но экспозиции все равно не передают всей прелести дикой природы.

– Знаю, – улыбнулась моя собеседница. – Тут все ненастоящее. Запах. Цвет. Звук. Осязание... – Она протянула руку, и птица пролетела сквозь ее ладонь, удаляясь от цветка. – А еще – опасность. Здесь этого нет.

'Сильвер о ней не предупредил', – шепот Пака в голове, будто по сознанию провели кистью художника. Легкие прикосновения, от которых хотелось отмахнуться, прогнать надоедливые чужие мысли.

В голограммной чаще раздалось рычание тигроида. Если стоять достаточно долго, то этот хищник появится на поляне. Создатель экспозиции знал, чем привлечь внимание посетителей – дикий лес и смертельная опасность. Все смазано в утренней дымке, будто джунгли нарисованы акварельными мазками.

– И ветра тоже нет, – добавила девушка. – Там он пахнет грозой. Знаете, такое ощущение, что гроза вот-вот начнется, но на небе ни облачка.

– Вы бывали на Слезах Златовласки? – спросил я.

– Да. Работала там над бакалаврским проектом.

Девушка кивнула в сторону экспозиции, и змеиные головы в ее волосах столкнулись, как кастаньеты. Я бросил взгляд на табличку. 'Панорама создана студенткой четвертого курса Космической академии Вестой Кмит. 2122 г.'

'Сильвер должен был предупредить человека'.

Я помотал головой, избавляясь от навязанных мыслей.

В вечернее время после закрытия на втором этаже Космического музея обычно бываем только я, Сильвер и Пак, хотя последний мало чем отличается от экспоната. Я медленно хожу вдоль голографических панорам с пейзажами иных планет, подолгу задерживаясь возле тех, что в тот момент отражают мое настроение. Это помогает сосредоточиться и направить мысли в нужное русло. Здесь все стало привычным, словно собственный дом, даже стоящее у входа в зал чучело грифона с горных пиков Данте, которого когда-то добыл сам Алексей Гарнов по прозвищу Сильвер. Сейчас бывший космонавт работает здешним смотрителем. Когда он обходит свои владения, то стук металлического протеза разносится далеко по залам музея.

Я привык к этим вечерам, наполненным иными мирами, ворчанием Сильвера и болтовне Пака. Но сейчас девушка вносила диссонанс в гармонию множества миров.

– Вы читали у нас несколько лекций, – сказала Веста. – Я тогда еще подумала, такой молодой, а уже профессор. Извините, что помешала. Я тут немного подправила настройки и уже ухожу.

Когда девушка проходила мимо меня, я уловил тонкий запах ее духов – смесь жасмина и корицы, разбавленная маслом плавающего дерева с Корайи.

– Вы мне не мешаете, – быстро сказал я.

– Правда? – Веста остановилась. – Но тогда я могу замучить вас вопросами. Я ведь очень любопытная. Меня ужасно заинтересовала ваша лекция по ксенобионике. Даже захотелось выучиться, чтобы работать... вместе с вами.

'Осторожнее, – прошептал Пак. – Девушка со змеями на голове превратит человека в камень'.

– Не по 'ксено', а 'астробионике', – поправил я. – 'Ксено' – устаревшее слово и его употреблять... не корректно. В общем, астробионики его не оценят. Наша наука специфическая. Она не для каждого. Надо мыслить немного нестандартно, чтобы научиться чувствовать, какие свойства инопланетных существ возможно применить в технике, а какие нет. Тут многое может просто натолкнуть на мысль, подсказать решение проблемы. Вот вы, например, на Слезах Златовласки где жили, во временном лагере?

– Да, – кивнула Веста. – Такие полупрозрачные дома-палатки. Казалось, будто находишься внутри мыльного пузыря.

– Идемте.

Я быстро пошел по залу, затем остановился, чтобы проверить, последовала ли за мной Веста. Девушка оказалась совсем близко и мы едва не столкнулись.

– Узнаете? – кивнул я на большой засохший пузырь, что вырос у края панорамы болот Сальери.

Веста нахмурилась.

– В похожем вы жили, – улыбнулся я. – Тот же принцип. Поверхность пузыря покрыта коркой простейших организмов. Миллиарды крошечных панцирей, которые скрепляются друг с другом, словно крючочки на молнии. Дай нужное количество пищи – и за минуты родится бесчисленное множество строителей, чтобы тут же погибнуть, создавая прочную стену. Палатку теперь не надо переносить – ее можно вырастить прямо на месте.

Веста зачаровано смотрела на болотный пузырь.

– И вы это сами придумали?

– Ну, в том числе и я. Вернее, идея полностью моя, а вот практическая реализация – это уже работа других людей, – развел я руками. – К нам обращаются за идеями, способностью по-новому взглянуть на проблему.

– А я в зоопарке работаю, – тихо сказала Веста. – Зоологом. Еще на практике. Обычная работа на Земле. А вы, наверное, побывали на множестве планет?

Я промолчал. Из джунглей Златовласки вышел тигроид, и его рев прокатился по залу. Веста вздрогнула.

– Я его убила, представляете. Он выскочил прямо на меня, и я... Не знаю, когда выставила десантный парализатор на максимальную мощность. Тигр свалился прямо у моих ног, а я стояла и держала оружие. Мне говорили, что иначе он бы меня съел, мне даже тогда влетело от начальника группы, за то, что пошла к лесу сама, но в тот момент я замерла и смотрела на мертвое тело. Шерсть была черной, а кровь красной, как у нас. И я... Я больше не хочу никуда летать.

Над пустыней Осириса взошло второе красное солнце, и глаза змеиных головок в ее волосах блеснули отраженным рубиновым светом.

– Я смотрела ваши передачи по сети, – сказала Веста. – Целый цикл про работу ксе... астробиоников. Кажется, сейчас вы ищите одного зверя, способного к телепортации. Ведущий еще в шутку назвал его Снарком.

Она с улыбкой продекламировала:

– Был отряд на подбор! Первым шел Билетер

Дальше следовал шляпный Болванщик,

Барахольщик с багром, чтоб следить за добром,

И козы отставной Барабанщик (1)

Простите, но вы мечтатель, Матеуш. Гоняетесь за несуществующим, словно персонажи поэмы Льюиса Керрола.

(1) Льюис Кэрролл. 'Охота на Снарка'. Перевод с английского Григория Кружкова.

– Барабанщик, Бобер и Бартольд, – усмехнулся я в ответ. – Неплохая подобралась компания. Хотя вместо Снарка я предпочитаю называть гипотетическое животное 'зверем икс'. Разве плохо быть мечтателем? Ведь во вселенной может существовать все, что угодно. Почему бы не дать шанс природной телепортации? Допустим, на какой-то планете развитие жизни пошло по пути, где животные научились создавать червоточины в пространстве? Это ведь очень удобно. Мгновенное перемещение – спасение от хищников.

'Человек не скажет правду?' – спросил Пак.

– Нет.

– Что? – удивилась Веста?

– Это я не вам. Извините.

– И ваш Снарк выглядит, как черный кот?

– А как иначе объяснить сходные изображения аборигенов на Сириусе и Хладе?

– В передаче вы еще упоминали про суеверия космопроходчиков, когда они оставляют на корабле блюдца с молоком. Думаете, подкармливают вашего Снарка?

– Все может быть.

Почему-то этот разговор не казался раздражающим. Было легко и спокойно.

– Простите меня, я, наверное, пойду. Удачи вам, – неожиданно сказала Веста.

Она развернулась и направилась к выходу.

Стойте! Нет, я не крикнул, просто смотрел ей вслед. Веста, словно подчиняясь моему взгляду, вдруг остановилась.

– Совсем забыла, – улыбнулась она, вернулась и что-то положила мне в карман.

– Возьмите.

Затем она ушла.

Я проводил ее взглядом, а затем достал из кармана маленький кристалл. Свет красного искусственного солнца отражался от множества граней, и казалось, что в глубине кристалла течет своя жизнь. Там зажигались сверхновые, чернели провалы сингулярностей и закручивались спирали галактик.

– Что это? – вслух спросил я.

'Обычный кварц'.

Пак появился из-за панорамы Посейдона, переваливаясь с ноги на ногу, словно утка. Видение исчезло. Звезды внутри кристалла погасли, галактики прекратили свое вращение, и по моей ладони побежали солнечные зайчики от преломленного света. Я сжал пальцы, пряча в кулаке подарок Весты.

'Почему человек-мужчина не остановил человека-женщину? Пак почувствовал его мгновенный порыв'.

Он владел телепатией и часто лез в мои мысли. Несуразный, сгорбленный, покрытый сухими дубовыми листьями, Пак обитал на первом этаже музея, где рос вековой дуб. Могучее дерево олицетворяло древность Земли. Символ. Герб Научного совета.

Не знаю, почему Пака не фиксируют системы сканирования, но его присутствие на нашей планете до сих пор оставалось незамеченным. После крушения его космического корабля вся команда обосновалась на Земле. С древних времен люди по-разному называли таких, как он: гоблинами, домовыми, народом с холмов. Спустя много веков, Пак остался один – остальные его соплеменники не дожили до эпохи, когда люди смогли выйти в космос. Сейчас появилась возможность вернуться, но Пак все равно продолжает жить в дупле старого дуба. Мне кажется, он просто забыл, откуда прилетел.

Пак открылся только мне. Наверное, его можно назвать моим другом, хотя он сам считает меня скорее объектом для изучения. Пак собирает психологические портреты существ, с которыми встречается, и хранит их в своей голове, чтобы потом передать соплеменникам. Психоматрицы, с помощью которых можно менять поведение. Но я предпочитаю не пользоваться его услугами – привык оставаться самим собой.

Я вернулся к голографическим джунглям Слез Златовласки. Тигроид все еще стоял на поляне, и я встретился с ним взглядом. Затем ткнул в зверя указательным пальцем.

– Бах!

Хищник скрылся в зарослях, ступая величественно, словно император, возвращающийся на престол после изгнания.

'Человек охотится?' – мысленно спросил Пак.

Он рассматривал панораму прищуренным взглядом. Острые уши слегка подрагивали. Кончик длинного толстого носа, казалось, ходил вслед за его взором, как у выхухоли, ищущей, чем бы поживиться.

'Человек не признался человеку-женщине, что никогда не был вне Земли'.

Из джунглей снова донеся рев тигроида.

'Человек не рассказал, что Снарка искал еще его отец, и есть другие доказательства существования зверя'.

– Это не доказательства. Это всего лишь фантазии моего отца.

'И – да, человек не признался, что боится летать'.

– Надо будет – полечу, – сказал я.

'Психологический портрет своего друга я навсегда сохраню в памяти. – Пак прикоснулся к моей рубашке своими длинными пальцами. – Человек в возрасте двадцати пяти оборотов его планеты. Его разум полон противоречий и страхов. Он добился уважения среди соплеменников из-за своего склада ума. Наблюдать и анализировать – вот его призвание. Но в глубине него скрывается другой 'я' – тот, который рвется в неизведанные дали. Который желает быть похожим на своего отца. Ему не хочется прятать свои страсти, он мечтает действовать, бежать, лететь, искать... Как и девушка, с который он сегодня повстречался. Их психологические портреты очень схожи. Они словно части мозаики, которые складываются в одну картину. Но храбрость – отнюдь не отличительная черта человека'.

– Все ты сочиняешь, – бросил я.

'Сочиняю?! – Пак выпрямился и стал выше моего пояса. – Человек, Пак видел, как люди добыли первый огонь, как изобрели колесо, и как сменялись целые поколения, но ваша сущность осталась такой же, как и тысячи лет назад'.

Он вынул из кожаной складки на животе желудь и, сунув в рот, принялся звучно чавкать.

'Пусть человек подумает над своим другим 'я', не пора ли что-то менять в своей жизни?'

– Ты же знаешь, что я не люблю перемен. Минуточку...

Я наклонился и забрал у него свой карандаш. Пак тяжело вздохнул, наблюдая, как я прячу его обратно в нагрудный карман.

'Не понимаю, зачем человеку такое старье, – проворчал Пак. – Все давно пользуются квантумами(2)'.

(2) Квантум – переносной квантовый компьютер, работу которого для меня можно охарактеризовать одним термином: 'квантовая неопределенность'. То есть, совершенно неопределенно, как он поведет себя в моих руках. Единственное, что я в нем самолично настроил – это виртуальный ханг – музыкальный инструмент, похожий на маленькую летающую тарелку.

На спине Пака среди наколотых на острую щетину листьев уже виднелся блокнот для записей. Пришлось ощипать воришку, возвращая назад свою собственность.

Пак тащил все, что попадало под его загребущие руки. Зов старых времен, мимикрия, когда народ с холмов приспосабливался к жизни в опасном мире. Думаю, что копирование психологических портретов встреченных существ – тоже ее разновидность.

Пак достал изо рта шляпку от желудя и критически ее осмотрел.

'У Пака для человека новость'.

– Какая? – насторожился я.

Он отправил шляпку обратно в рот.

'Одноногий человек оставляет молоко. Наверное, думает, что Пак – еж. Это хорошо, потому что сначала он ставил мышеловки. Хотя, признаться, сыр в них был неплохим. Но молоко уже успело изрядно надоесть. Вчера Пак видел, как одноногий человек пил из бутылки красную жидкость, сидя у зеркала и разговаривая сам с собой. Ее запах и аромат напомнили Паку прошлое, когда рядом с дубом стояла мельница, и живущий в ней человек угощал вкусным напитком. От той жидкости по телу разливалось тепло и кружилась голова. Пусть человек принесет похожую пищу'.

– Обойдешься, – сказал я. – Это и есть твоя новость?

'Это плата. Человек давно одержим идеей. Пак нашел то, что он искал'.

– Как?! Ты обнаружил природную телепортацию?!

Щетина на спине Пака вздыбилась и вернулась в нормальное состояние. Щелк-щелк, словно старинные бухгалтерские счеты.

– Что ты нашел?! – не выдержал я.

'Во-первых, – загнул Пак длинный палец на левой руке. – Человек должен принести вкусную еду. Во-вторых, человек споет вместе с Паком песню'.

– Вымогатель!

'Всего два', – задумчиво пошевелил пальцами Пак, словно раздумывая, не потребовать ли еще чего-нибудь.

– Что спеть?

'Ту, что в прошлый раз'.

Я активировал лежащий в кармане квантум, вызвал виртуальный ханг. Выпуклый диск, словно модель Галактики лег под мои ладони. Стоило провести по его поверхности пальцем, как зал наполнился мелодией. Она рождала виртуальные образы, и вокруг меня зажглись звезды, сливаясь с голограммами экспозиций. Тени космолетов проплавали под ногами. Я запел, сначала тихо, но потом, когда Пак принялся хлопать в ладоши и стучать ногами по полу в такт музыке, уже в полный голос.

В бесконечном космосе водятся тигроиды.

В нем обитает множество невиданных зверей.

Мы обязательно найдем того, кто нужен для науки,

Пусть это будет даже скромный серый хворобей.

'А если человек поймает злого бармаглота?' – вставил Пак.

– От него бежать тогда придется поскорей, – сказал я, и продолжил:

Наука ждет от нас решительных поступков.

Планеты ожидают посещения людей.

Мы улетим туда, мой друг, отправимся с попуткой.

Пусть это будет даже скромный Бета Птоломей.

'А если человеку не понравится охота?'

И Снарка своего нигде он не найдет?'

– Всё, хватит, – деактивировал я квантум, – а то на шум сейчас Сильвер подойдет. Рассказывай, что хотел. Угощение получишь позже.

Виртуальные звезды погасли. Тени космолетов рассеялись, как фата-моргана. Пак тяжело вздохнул.

'Ночь была холодной, – сказал он. – Пак спустился в комнату с кучей ящиков поискать что-нибудь, чем можно укрыться'.

– В общем, лазил на склад, – подытожил я. – И что дальше?

'В одном ящике нашелся кусок шкуры. Пак забрался в дупло, укрылся. Подстилка из листьев мягкая, шкура теплая, спать так хорошо'.

Он зевнул.

– Ну? – не выдержал я.

'Пак проснулся под утро от холода. Шкуры не было'.

– Кто-то стащил? – предположил я.

'Здесь только Пак и несколько мышей, обитающих под корнями и не поддающихся дрессировке. Когда-то жила еще белка, которую Пак назвал Рататоском, но она давным-давно умерла, и Пак сделал из нее чучело. Когда человека нет рядом, Пак рассказывает ей истории. Пак слез с дуба и отправился на поиски. Шкура нашлась в соседнем зале, и Пак опять принес ее в дупло. Через час она снова исчезла. Тогда Пак начал внимательно следить. Притворился спящим, но подглядывал одним глазом'.

Он закрыл глаза и застыл, равномерно посапывая.

– Проснись! – растормошил я его. – И каков результат наблюдений?

'Шкура исчезала вне зависимости от того, подглядывали за ней, или нет'.

– Ты хочешь сказать, что кусок шкуры неизвестного животного сам переносился в пространстве?

'Пак видел то, что видел, а решать уже человеку'.

– И где этот э-э-э... образец сейчас?

'Пак вернул шкуру обратно на склад, раз ей не понравился дуб, – пожал плечами Пак.

– Пошли.

Я решительно направился к складам. Мне не нужно было просить Сильвера – моего разрешение хватало, чтобы система пропускала меня во все помещения музея. Пак семенил следом, перебирая короткими ножками.

'Номер три, тот, что справа по коридору'.

Третий склад располагался в полуподвальном помещении. Его металлические двери были способны выдержать осаду целой армии, и, казалось, что подобное событие уже случалось когда-то в прошлом: поверхность створок носила на себе глубокие вмятины и борозды, словно кто-то царапал их когтями. Но по моим понятиям, вырываться должны были как раз оттуда, а не прорываться туда. Изредка из складских помещений доносился рев и шорохи, но когда я заходил внутрь, там царила полная тишина.

Весь зал был заполнен картонными ящиками и герметичными коробками с бирками, табличками, инвентарными номерами и пояснительными надписями. Стоящий у входа скелет карфозавра с Пенелопы смотрел на меня пустыми глазницами. Его должны были покрыть искусственной кожей, роботизировать и запустить в панораму родной планеты еще год назад, вот только сама экспозиция еще не функционировала. Гильберт Оул – основной консультант по Пенелопе до сих пор находился на Ольме – переговоры с протеями изрядно затянулись.

– Привет, старина, – сказал я, постучав по костлявой лапе.

Пак опасливо обошел скелет стороной.

'Вот эта коробка'.

Я открыл картонный ящик. В его глубине находился лишь небольшой кусок абсолютно черной шкуры, покрытый мягкой короткой шерсткой. Среди шерсти поблескивали вкрапления небольших кристаллов. Неужели Пак прав, и это часть шкуры Снарка? Но как она может сама перемещаться?

Я достал подарок Весты и сравнил с вросшими в шкуру кристаллами. Одинаковая форма, тот же кристалл. Но откуда он у Весты?!

Я захлопнул ящик и прочитал табличку на его крышке: 'Экспонат GT-256-2Z-86. Часть шкуры неизвестного животного. Добыт Анжеем Бартольдом 27 мая 2099 г.'

– Отец! – воскликнул я.

Возглас Пака эхом раздался в моей голове. Да, кусок шкуры привез в музей мой папа, и, судя по дате, это случилось во время одной из его последних экспедиций.

***

Алексей Гарнов, он же Сильвер, смотритель зала экзопланет, находился в своей коморке. Он сидел, развалившись в кресле у письменного стола и, вытянув ногу с протезом, задумчиво глядел в окно, по которому блуждали тени от ветвей растущих снаружи деревьев. В комнате царил полумрак. Тени падали на лицо Сильвера, пробирались по полу и шевелились на противоположной стене, словно лапы гигантских мантисс, найденных на орбите Ракшасы. На столе стоял допотопный квантум и полупустая бутылка с 'бордо'.

– Привет Тео, – сказал Сильвер, поднимая бокал. – Зачем пришел к отшельнику в столь поздний час?

Он открыл тумбочку в столе и достал второй бокал.

– Вы чего меня не предупредили о гостье? – укоризненно спросил я. – Всё еще не теряете надежды женить?

– Время идет, – произнес Сильвер. – Мы стареем, мой друг. Ты тратишь лучшие года жизни и рискуешь встретить последние дни в таком же одиночестве, как я. Для космического корабля нужен маяк, а для мужчины – жена. Садись, давай помянем старого космического волка.

Сильвер знал, что я не употребляю спиртного, но традицию нарушать не стоило. Я аккуратно поставил ящик с экспонатом на пол, отодвинул бокал в сторону и вынул из тумбочки блюдце.

– Сюда, пожалуйста.

Сильвер пожал плечами и наполнил блюдце до краев красным густым вином. Стараясь не расплескать, я вынес блюдце в коридор, поставил на пол. Затем вернулся в комнату и сел на шаткий табурет.

– Кого поминаете? – спросил я.

– Себя, – ответил Сильвер, глядя в свой бокал. – По документам я умер ровно двадцать три года назад. Моя 'Ласточка' не вернулась из полета. Что-то случилось. Тогда скорости были меньше, чем сейчас, я находился в анабиозной камере спасательной капсулы, и меня выбросило вместе с ней в космос. Специфика работы, – пожал он плечами. – Меня подобрали, а 'Ласточку' так и не нашли. По инструкции корабли тогда оснащались квантовым копированием сознания. Сейчас эту систему уже отменили, но тогда нас заставляли оцифровывать воспоминания и геном, чтобы в последствии можно было восстановить личность. Ты видел тех восстановленных? Бр-р-р! – Сильвер расплескал вино на рубаху. Затем взял со стола бутылку. – Ты ведь знаешь, что у оцифрованных нет сознания? Это просто разновидность программы, несущая воспоминания. Но я здесь, а он – там. Давай выпьем за беднягу Гарнова, который до сих пор мотается в Безвременьи.

В дверях появился Пак. Остановился, опершись на дверную раму и глядя куда-то мимо нас. Сильвер прищурился. Пак встретился со мной взглядом, вмиг протрезвел и исчез за дверью. Сильвер изо всех сил зажмурился, затем открыл глаза и спрятал бутылку обратно в стол.

– Вот такие дела, – прокашлялся он. – Так зачем пришел?

– Здесь экспонат моего отца, – сказал я, кивая на коробку. – Нашел на складе, хотя в каталоге его нет.

– Каталоги несовершенны и далеко не все туда попадает.

Сильвер вынул из нагрудного кармана круглые очки и нацепил на нос. Я удивляюсь его привычке держаться за старые вещи и традиции, будто бывший космонавт не раз попадал в соседние потоки пространства-времени и являлся этаким выходцем из забытого прошлого. Протез вместо выращенной ноги – это еще понятно: укол летающей медузы с Персея 5 выжигает нервные окончания в мозгу так, что их уже не восстановить. Но вот пристрастие к очкам выглядело поистине странным.

– Что тут у нас? – спросил Сильвер, разглядывая коробку прищуренным взглядом. – Так-так. Значит, GT-256? Я был там, неплохая системка.

Он открыл крышку, заглянул в коробку. Затем посмотрел на меня поверх стекол и откинулся на спинку кресла.

– Твоего отца называли Жаком Кусто космоса, по имени такого же увлеченного морем человека из прошлого. Океан и космос – эти две стихии чем-то похожи, не находишь? Анжей был мечтателем, как и ты. Но еще – шутником.

Сильвер продемонстрировал внутренности коробки. Там была лишь пустота.

– Но я видел кусок шкуры! – вскрикнул я. – Черная, с вкраплениями кристаллов!

– Твой отец тоже искал Снарка, считал его представителем расы гостей, только мало кому об этом рассказывал. Вы оба одинаково верите в невозможное.

– Тут точно был экспонат!

– Жаль, что сейчас ничего нет, – сказал Сильвер и откинулся на спинку кресла.

Затем поднялся с кресла и рухнул на стоящий у стены диван, что-то забормотав себе под нос, смешивая русскую речь со словами аборигенов с Персея. Тень на потолке напоминала огромного мантисса, плетущего сеть. Я подошел к окну и распахнул форточку, впуская в комнату поднятые ветром сухие листья. Они влетели, словно ночные бабочки, и опустились на пол в сети теней. Над домами сияла огромная луна, и надкусивший ее край дирижабль электростанции выглядел уснувшим на привязи небесным китом.

***

Шкуры не было нигде. Лишь пустая коробка с табличкой – вот и всё, что осталось от несостоявшегося экспоната.

Я стоял возле дуба и смотрел, как в разреженном свете фито-прожекторов медленно кружат пожухлые листья. Хотя дерево находилось в большом закрытом зале с витражной крышей-куполом, но осень еще никто не отменял – дуб готовился к зимнему сну. Казалось, что я попал в сказочный лес. Сейчас с веток свесит ноги древесная русалка, а ученый Кот расскажет волшебную историю.

Из дупла у самой кроны высунулся Пак, прижимая к голове смоченную холодной водой тряпку. Он все еще надеялся, что шкура непременно появится.

'И снова нет, – мысленно сказал Пак. – Теперь опять пойдем на склад. А потом еще раз сюда вернемся и проверим'.

– Нет, – сказал я. – Мы идем в планетарий.

Планетарий находился в левом крыле музея. Чтобы до него добраться, следовало пройти сквозь исторический зал. Мы миновали макет 'Юноны' – первого межзвездного корабля, возле которого стояли голограммы звездоплавателей. Капитан Михаил Баринов, по прозвищу Медведь, большой, обманчиво кажущийся неповоротливым, приветливо махал нам вслед рукой.

По коридору протянулась мемориальная доска с фамилиями всех космонавтов и ученых-исследователей, сделавших значительные открытия в космической сфере. Среди длинного списка есть и Анжей Бартольд. Меня всегда переполняет гордость, когда вижу фамилию отца. И еще – тоска. Он не вернулся из экспедиции, когда мне было всего пять лет.

А я даже Землю ни разу не покидал. Пак прав – я действительно боюсь летать. Мысль о том, что можно оказаться в замкнутом пространстве корабля бросает в пот.

'Помедленнее, пожалуйста, – попросил семенящий за мной Пак. – Что-то нехорошо'.

Планетарий поражал своей величиной. Совокупность макетов и голографических изображений создавала впечатление присутствия на космическом корабле. В первые мгновения кружилась голова. От безграничного пространства захватывало дух. Казалось, что от космоса ничего не отделяет. Сделай шаг – и тебя унесет в бесконечность. Пак застонал и лег на пол.

'Пак немного полежит, а человек пусть смотрит, что хотел'.

Нужную информацию можно было отыскать и в обычном сетевом справочнике, но только в планетарии я чувствовал чужие планеты, животных которых изучал. Странное ощущение, когда смотришь на другой мир, и сердце начинает биться в ожидании чего-то неведомого, что обязательно обнаружишь. Охватывает страх открытого пространства – но не настоящий, я ведь знаю, что надо мной лишь крыша музея.

'Человеку тоже нехорошо?' – спросил Пак.

– Все нормально.

Я зажмурился, сжал зубы. Нет, на сей раз обойдусь без лекарств. Я открыл глаза и ринулся навстречу космосу. Взмах рукой – и планетарий, повинуясь движению, приблизил Альфу Центавра. Мне надо дальше, много дальше, к квадрату Кларка, к безымянной звезде GT-256. Желтый карлик, словно близнец нашего Солнца, зажегся над головой. Первая планета – раскаленная огненная пустыня. Меня интересует вторая, на которую высаживался мой отец. Зелено-голубой шар с фиолетовыми вкраплениями туч, словно в атмосфере планеты кто-то разлил чернила.

Я найду на ней Снарка. Я это понял, едва увидев планету.

'Человек не сможет лететь', – сказал Пак.

– Смогу, – ответил я.

'У человека не получится'.

– А вот это мы еще посмотрим, – через силу улыбнулся я.