Текст книги "Натиск на Закат(СИ)"
Автор книги: Владимир Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
***
Приоткрыв глаза и узрев время на циферблате часов на панели моей старой «Лады», осознал, что вместо минуты молчания в память об отце простоял у дворца Меншикова добрые пять минут. Мои родители погибли вместе с родителями Макса. Полетели отдохнуть и полечиться в известном всем Трускавце. Не долетели. Похоронил своих в закрытых гробах. В соседнюю могилу, в воду, что просочилась на её дно, опустили два гроба с останками отца и матери Макса. Во что-то надо верить. Так и мы верим, что схоронили останки наших родителей…
Когда Михаил-горыныч унёс картину, оголённая стена с осиротевшим шурупом наполнила меня печалью; душа взвыла от непривычной пустоты. Давным-давно всё пространство стены заполнял дагестанский ковёр. Навоевавшись и насмотревшись в Чечне на подобные ковры, я снял изделие ручной работы со стены и сбагрил его, чтобы он не напоминал мне о крови, пролитой моим наполовину поредевшим взводом. У приятеля, большого, но непризнанного Мастера, купил несколько холстов. Не сразу, а поэтапно. Мастером он стал в моих устах в тот же миг, когда узнал об имени жены: она звалась Маргаритой. За тот осенний пейзаж, что, по его словам, на аукционе запросто можно сбыть за тысячу, он запросил пятьдесят баксов. Теперь, volens nolens, ехал к нему с «пузырём», без которого было велено не появляться.
Он жил на Первой линии, в обшарпанном доме. Как-то поведал мне, что обшарпанность домов ему дорога как художнику. Шведы же, как заведённые, после впечатлений о музеях, выдавали тирады об обшарпанности зданий в городе, что даже хуже, чем в Норвегии, и о том, что Петербург «is beyond repairs», то бишь, не подлежит ремонту.
Когда-то у Мастера была мастерская; из-за отсутствия финансов он вынужден был отказаться от всякой роскоши, а место работы, по мнению жены, занимало видное место в перечне излишеств; квартира наполнилась запахами красок, разбавителей, лаков – и размолвками с женой. «Ну, не понимают они нас» – так удручённо сетовал он по поводу всех бывших жён художников, когда его настигла беда: Маргарита покинула Мастера. И сына с собой забрала.
***
С высокого мыса руйский волхв указывал князю путь на восход. В предутреннем сумраке уже разгоралась заря, играя бликами на сбруе Рюрика и насыщая отсветы кровью и золотом. Очарованный мощью живого письма широкой кистью и мастихином, я подавил вздох сожаления: не по карману сия музейная ценность.
– Для тебя, капитан. Года два работал. Вишь, как лессировочки играют!
– Шутишь? Мои амбары пусты, а на днях последняя мышка сбежала, хвостиком вильнула с корабля и отплыла за море к свеям.
– Не городи чушь. Доставай, что принёс! На этот раз не отвертишься – нарушишь свой сухой закон.
Три бутылки перцовой водки произвели на него впечатление. Нет худа без добра, и по подсказке Подруги викинги приходили не с пустыми руками, а исправно подносили дань в стеклянных ёмкостях с наклейками «ABSOLUT». Не для себя взымал дань. После Чечни редко принимал на грудь, а если принимал, так рюмку-другую, не более. Увы, на то есть причина. Не бог весть какая: язва желудка. Так мне врач сказал. Можно сказать повезло: ни ранений, ни наград, не считая присвоения капитанского звания, ни иных последствий, кроме язвы.
Пока Мастер что-то стругал на кухне, готовя закусь, позвонил Максу:
– Дуй с компом к Мастеру. Перегрузим в мою машину. Угощу Абсолютом.
– Оки-доки, но к твоему Мастеру не пойду. У меня дельце проклюнулось. Чао, скоро звякну.
Ну что сказать? Тактичный парень.
В самом деле, зачем тусоваться в тех компаниях, где чувствуете себя не в своей тарелке.
Я уже просмотрел множество работ Мастера, и сам хозяин появился из кухни со сковородой, когда затренькала мелодия моего мобильника. Взирая на шипящие шкварки, коротко ответил Максу: «Иду!», и, объяснив хозяину суть дельца, сбежал вниз.
Полнотелый Макс широко мне улыбнулся. Хорошая у него улыбка. По-детски непосредственная. Перенесли из его старого Москвича в мою не менее старую Ладу всё железо с комплектующими, прикрыли сиё хозяйство мешковиной, дарованной Максом, и я отдал ему задаток, то есть, двести баксов: сотню, чтоб отдать долг, а сотню – на расходы.
– Завязывай, Макс, с криминалом. Знаешь ведь поговорку про верёвочку?
– Не учи учёного. За три года ни одного прокола. Товар беру только у Птаха. Ты, кажись, видел его.
Я тяжело вздохнул, пообещал Максу наведаться через неделю-другую, и мы попрощались. В самом деле, кто я такой, чтоб учить его?! Всего лишь одноклассник. Мы в детстве особо не дружили. Впустую он вертелся в детстве, впустую вертится и ныне. А я не Дон Кихот, и сражаться с ветряными мельницами не желаю. В нашей стране с утреннего солнышка, что встаёт над Дальним Востоком, и до самой до Москвы одному витязю не вспахать всё поле криминального мира. К тому же, сам только что цапнул коготком ворованное.
Мастер не сидел без дела: за время моего отсутствия обернул картину бумагой и скрепил её скотчем. Прищурив глаза, я оценил размеры шедевра. Охренительные! Придётся везти на крыше.
– Раму, будь добр, закажи в мастерской или салоне. У меня багет был да вышел.
– Ты, похоже, извиняешься? Вот объясни, с какой стати ты стал таким щедрым?
– Неужели не помнишь, капитан? Лет десять тому назад ты мне, православному атеисту, поведал о заре нашей цивилизации, о Боге Свентовите, и о том, что сотворили с нашим народом. Я тогда с издёвкой отвечал тебе и твоему приятелю. Потом начал почитывать и беседовать. Нашёл светлые головы. Они мне подтвердили многое из того, что ты сказывал. Считай, что наставил меня на истинный путь. Моя работа – в благодарность за твоё наставление и прояснение в моих мозгах, и за это выпьем, друже.
С пафосом Мастер, не без этого!
Мы выпили, а от шкварок я отказался.
– Извини, язва у меня, – это заявление для него не внове, из года в год твержу его как попугай, но ни на него, ни на других оно не действует; пора, как говорил мой отец, «сменить заезженную пластинку». – Доктор велел аж на год забыть о спиртном и жареном. Питаюсь овсянкой. А ты никак в родноверы подался?
– Стакнулся с ними. Не по душе они мне. Зациклены на ритуалах. Атмосфера у них, скажем так, совсем не творческая. Работу нашёл: веду занятия в изостудии. Сынок мой, вопреки матери, в меня пошёл, работает рядом со мной. Так вот, в эту студию раз в неделю ко мне приходит толпа народа из тех, кто историей интересуются. Норманистов почему-то больше. С пеной у рта доказывают, что викинги основали Русь.
– А чего ты их привечаешь? Они ж шарлатаны.
– Ну почему? Многие веруют и даже доказательства представляют. Из того, что нарыли. Я со всех дань беру – на чай и кофе, – Мастер усмехнулся, – И всем вещаю истину: блажен кто верует!.. Хотел бы с твоим приятелем потолковать. Ну, с тем, кого ты приводил в мою студию.
– С Александром? Исчез он. Никто не знает, где он и что с ним. А жаль, хороший парень. Я с ним в спортлагере подружился. Славное было время!..
***
Старый шуруп пришлось вывинтить: размеры картины потребовали. Даже без обрамления, Рюрик с волхвом заняли доминирующее место в гостиной. Тогда-то впервые столкнулся с мистикой: вроде бы волхв указывал на восток, но без рамы он определённо указывал Рюрику и мне на дверь, то бишь, на выход. На лике Рюрика явственно видно недовольство. Есть, есть тайна, и похоже, что Мастер интуитивно раскрыл её: русы и руйские волхвы молвили Рюрику о том, что путь перед ним чист и указали на восход. Потому-то он и пришёл со своими людьми в Ладогу.
Следующая неделя пролетела как один день, благодаря полученному заказу на перевод технического описания. От нового работодателя. В гарантийном письме-сопроводиловке было указано, что я фирме известен как опытный переводчик.
И наступил чёрный понедельник.
Ранним утром того понедельника направил заказчику выполненную работу вместе со счётом-фактурой и, как говорили в старые времена, «с чувством глубокого удовлетворения» поаплодировал сам себе и лёг спать.
На протяжении прошедшей недели никто меня, слава Богу, не беспокоил. Звонила, правда, племянница из Валдая. Из маминой родни. А другой нет. Нет родичей по отцу: они воевали-партизанили, и все сложили головы. И вёску их сожгли. Маша жила в моей квартире, пока я бегал по горам Чечни и Дагестана.
Голосок её показался взволнованным. «Соскучилась по Питеру!» – «Вполне понятное желание. Ради Бога! Приезжай в любое время и живи, сколько пожелаешь.» – «Тогда я нарисуюсь в понедельник.» И она нарисовалась. В пять утра. Хорошая девушка Маша, супы готовит превосходно, и молодчина, потому что рано разбудила.
***
По-разному строят люди свою защиту от внешних и внутренних неурядиц и коллизий. Как на передовых позициях, так и в тылу. Когда оттаял, пообмяк после войны, втянулся, как встарь, в лямку переводчика, так мой взгляд утерял былой стальной блеск. Но что-то затаилось, осадком легло на сердце. Женщины, как правило, чурались меня. А ведь не урод. Не помогала разного рода маскировка ни в одежде, ни в причёске. До чего дошёл! Саксаулом себя вообразил. Бесчувственным снобом, свысока посматривающим на верблюдиц и девиц. Уж очень покойным стало моё бытие, а поле моих игр казалось ровненьким как биллиардное сукно с застывшими шарами. Как главный на своём поле, взирал с равнодушием на окружающие меня субъекты и объекты.
В злосчастный понедельник Маша первой разбила сиё состояние покоя; её голос, насыщенный обертонами, задрожал – и она, заплакав навзрыд от неразделённого горя, поведала весть, что ударила по мне, безучастному эгоисту – и я как выбитый за бортик белый шар оказался в новой реальности. А в ней – боль и сострадание к Маше с её чередой несчастий.
Дошла до ручки! Работу потеряла, из-за безденежья охотницей стала: бутылки собирает. В девяностые годы перестройка жизни увела в лучший мир мою тётушку, младшую сестру моей мамы, затем отца Маши; за ними последовали её иные родственники. Кроме меня никого не осталось. В прошлом году умер от передозировки парень, о коем она грезила ещё в школьные годы. В этом году в офис, где она работала, пришёл новый инженер, и всё складывалось, как в сказке. Она даже начала мечтать о подвенечном платье. Недолго мечтала: средь бела дня зарезали её парня на автобусной станции. А месяц спустя обанкротили фирму, в которой она зарабатывала на хлеб насущный. По словам Марии, она живёт «в заколдованном кругу», и мнится ей, что кто-то наложил проклятие на её род.
«Дурдом. Весь мир дурдом» – так воскликнул я и, велев Маше выдать мне реквизиты для перечисления денег на её счёт, добавил: – «Всем бедам есть объяснение. Оно в одном слове: Москва. Всё в этом звуке слилось, всё им объясняется. Тебя, Маша, бессонница утомила. Приляг, поспи, сон развеет твои страхи. В комнате вчера марафет навёл, там светло и чисто. Сказку во сне не гарантирую, но пока спишь, решу твою денежную проблему. Есть кое-какие связи, так что найду тебе и работу». Не следовало мне произносить последнюю фразу. Тот же Макс умнее меня; не помню уж, по какому поводу он обронил свой девиз: «Никогда никому ничего не обещай».
Маша заснула, а я лёгкими ударами пальцев по клавиатуре и мышке отсёк добрую половину спасательного круга – и праведно заработанные денежные средства помчались по электронным путям с острова, забытого всеми богами, кроме Меркурия, на расчётный счёт Марии.
В грозные дни под городом Грозным и в горах Дагестана, где очутился по причине бардака в военкомате славной Российской армии и где ни дня не служил по своей воинской учетной специальности, за квартиру был спокоен: Мария держала оборону, то есть, платила по счетам, а заодно успешно окончила институт и получила классное образование экономиста. Как и ранее, она вселилась в спальню с окнами, выходящими во двор. Самая спокойная комната. А двор у нас вполне питерский: из него можно выехать в другой двор – и на улицу, параллельную нашей. Свою машину редко там оставлял: жильцы выбрасывают из окон, например, помидоры, недоеденную пиццу, et cetera, и всё почему-то летит на крышу и капот моей развалюхи или на другие машины.
Можно было бы и самому вздремнуть…
Да'с, насчёт того, чтобы покемарить в гостиной, я подумал да отставил это желание. Взгляд упёрся в комп, сиротливо стоящий за шкафом. Сопли кабелей, что высовывались из-за шкафа, напомнили о необходимости поддерживать уставной порядок. Любопытство взяло верх. Что кому за дело, что у меня болело?! А что болело у моего коллеги? Подсоединение к родному монитору заняло считанные минуты.
«Ну'с, что сказать? Солидный переводчик. Работал с бандитами, пардон, олигархами» – к такому выводу я пришёл через полчаса работы, то бишь, беглого просмотра документов и текстов. – «Мне с ним детей не крестить. Хотя, о человеке надо судить, прежде всего, по книгам, что он читает. Скажи, светик, что читаешь?» Нашёл фолдер «чтиво». Раскрыл. Ба-а, какая пошлятина! В том фолдере был ещё фолдер, названный «Untitled». Судя по пошлятине, что узрел, можно биться об заклад с самим собой, что сей фолдер скрывает порнуху. Открыл его – и, фигурально говоря, завис. Что за лох этот переводчик!
И потекли мысли, одна за другой: «Что он, что я – оба лохи! Начисто у нас отсутствуют понятия о безопасности. Но если мой комп без паролей, то я не храню там конфиденциальную информацию. Твоё благо, коллега, что ни Макс, ни воры ничего не читают. Иначе бы твои капиталы уплыли бы в их карманы. А здесь что? Файл с паролями и снимком карточки кодов доступа к банковскому счету! Ну да, а вдруг оригинал будет утерян?! А до банка далеко. Надо же, тот самый банк под теми же пальмами! Это дело ясное: видел ты, светик, ту же рекламку оффшоров, что и я.»
Мне как-то стало нехорошо. Ранёхонько ещё, но Макса надо было трясти за жабры. Выскользнув на улицу, завёл машину и поехал по пустынным улицам с редким среднеазиатским людом, вышедшим на уборку вверенных им территорий. Свеж был воздух, напитанный осенней прелью. Почему так мил людям сей признак умирания природы и знак прощания?
У подъезда дома, где жил Макс, две лавочки. Народ повсеместно ставит кодовые замки на подъездах, а лавочки почему-то исчезают. Обшарпанный дом Макса был исключением. Не сгинул советский дух и порядок из этого дома. Несмотря на раннее утро, на лавочке под сенью кустиков с листвой в багровых тонах сидели две пожилые женщины, прервавших живое обсуждение местных сплетен при моём появлении.
– К кому вы? – беспардонно спросила меня та, что потолще.
В памяти вспыхнуло: Трофимовна, соседка Макса.
– К Максу иду, Трофимовна. Надо бы нам на кладбище съездить, к могилкам родителей.
– Нет твоего Макса. Вчера убили. Ментов вызвала, так они почти до полуночи разбирались, кто да почему?
Сглотнув, спросил:
– Кто ж его?
– Бандюганы. Первым делом дверные глазки нам залепили, потому никто их не видел. Не шумели, не кричали. Поговорили да отчалили на своих мерсах. А у меня ключ от его квартиры: Максик мне его дал давным-давно. Глянула я – а там два трупа. Максик, в голову стреляный, и бандюган Птах. Его я опознала. Частенько наведывался. Так и сказала. В понятых была.
Я приложил ладонь к сердцу. Неровно оно стукнуло.
– Квартиру, верно, опечатали?
– Опечатали. Запиши-ка телефон ментов. Если знаешь что, позвони следователю.
Записав номер телефона, сказал на прощанье:
– Ясно. Но неясно, как земля таких сволочей носит?
Разное приходило на ум, пока вертел баранку. Одно было понятно: всему причиной тот сворованный комп, что у меня в кабинете. Надо отомстить за Макса и слинять на время. Вряд ли Макс выдал меня. Тотчас бы навестили. Но вычислят, как пить дать. По мобильным номерам входящих-исходящих. Они все под одними крышами ходят, что бандиты, что менты.
Машину загнал во двор и через чёрный ход поднялся к себе. Маша ещё спала, и я решил не будить её. Из её сумочки достал паспорт, спустился на первый этаж и позвонил в дверь Михаила Моисеевича. Сонливо и недоумённо он уставился на мою персону, но я скоренько объяснил ему, что нужна доверенность на имя племянницы. Мол, специально вызвал её, да с дороги притомилась и спит, а дело безотлагательное, поскольку должен срочно отбыть по делам. Покряхтел Михаил Моисеевич и пригласил войти. Конечно же, бывшая моя картина висела на видном месте, напротив стола юриста, ублажая и успокаивая его взор. Нотариальное дело хлопотное, а потому и дерут безбожно. Хлопоты опытного Михаила Моисеевича растянулись аж на пятнадцать минут. Распечатал, где надо приложил штамп и печать, заверил мою подпись – и протянул ладошку для принятия оплаты. Ладошка у него маленькая, а размер оплаты большой. Но я не возражал. Поблагодарил и пожелал всех благ ему и его супруге. Бездетно они прожили жизнь. Но такая радость не для всех.
Без лишнего шума, дабы не нарушить безмятежный сон Маши, открыл на кухне бутылку минералки. Воздушные капли стремились наверх, к своей родной стихии. Последую их примеру – и бог знает, куда меня выбросит. Но иного выбора нет. Осушив фужер одним глотком, решительно направился к компу. Вывел файл с банковскими кодами, вошёл в Интернет. На счету моего коллеги, по моей догадке, либо убиенного, либо сбежавшего, сумма превышала двадцать лимонов. Внутрибанковская операция свершится мгновенно. На всякий случай указал по-английски: «для закупки оборудования по контракту». И перешёл Рубикон, оставив небольшой «хвостик» на счету. А перейдя, зачистил следы своих действий. Отсоединив кабели, упрятал железо в сумку. Утопить её – минутное дело.
Начал собирать вещи. Когда-то у отца имелся «тревожный чемоданчик». У меня наготове тревожный «back-pack», а по-русски «рюкзак». Уложил дополнительно то, что мне будет необходимо, и то, что дорого, иначе говоря, несколько фотографий моих родителей. Не мог представить их мёртвыми, потому что видел их только живыми. Мама была второй женой отца; с первой он расстался ещё в пятидесятых. А я, единственный сын, оказался поздним ребёнком. И надо бы восполнить то, что не успел отец, да вот – постоянно что-то удерживает меня в рядах холостяков.
Возможно, нечаянный стук дверцы шкафа или мои движения разбудили Машу, и она позвала меня. Приоткрыв дверь её комнаты, я сказал:
– Надо вставать, Маша.
– Мне показалось, что кто-то звонил. Точно, кто-то звонил долго и настойчиво, но у меня просто не было сил встать и открыть дверь.
– Странно, кто бы это мог быть? – ответил я.
В самом деле, странно. Вряд ли бандиты. У них, как в армии, утренний развод. Да'с, человек всегда способен найти утешительную мысль. Тем не менее, столь ранний утренний звонок в моё отсутствие мне был не понятен. Мобильник я всегда отключаю на ночь с тех пор, как мои работодатели звякнули мне раза два в ночное время из Штатов. Работы следует сбрасывать по электронной почте, а не звонить по ночам. Ныне мобильник был отключён, и никто до меня не пытался дозваниваться. Это-то ясно: зачем раньше срока пугать дичь?!
– Вставай, Маша! Я на тебя оформил доверенность. Как хозяйка, будешь платить за квартиру. Все бумаги для этого на кухне, рядом с твоей сумочкой. К сожалению, мы оба должны сейчас уехать. Деньги тебе перечислил, тебе их на год хватит.
Маша подозрительно всматривалась в мои невинные глаза. Она не стала меня укорять, но молвила:
– Говорила ведь вчера, что над нами довлеет чьё-то проклятие.
– Ах, Маша! Люди сами себя заводят в дебри таких обстоятельств, из которых только одно спасение… И я завёл себя в дебри, и мне надо скрыться на время. Не будем спорить, просто играю тебе подъём, как в армии. Время пошло! Я тебя прямо до твоего дома довезу.
Пока Маша умывалась, достал отцовский ТТ и сбрую для скрытого ношения. Одел пиджак, плащ бросил на рюкзак. Маша вышла из ванной, и в этот момент раздался звонок в дверь. Соседи не стали бы звонить так долго. По спине пробежал холодок. Указав Маше на спальню, вытащил пистолет и подошёл глянуть в дверной глазок.
– Открывай, старина. Это я, Сашка. Не забыл, надеюсь, наш спортлагерь?
Визуальная проверка подтвердила явление пропавшего народу, и я открыл дверь.
Сашка поставил тяжёлую и объёмистую сумку на пол, бросил на неё плащ, и мы обнялись. Он разительно изменился. Обритая голова с седельцом Ю la запорожец выдавала его, по моему разумению, модное увлечение, характерное в среде молодых ребят, но сам-то он ведь не молод! По фасу видно: истрёпан жизнью. Моего друга впору можно называть «Старым». Впопыхах я сунул ТТ в карман, а Сашка, узрев его, спросил:
– Знаешь, значит, что тебя пасут?
– От тебя первого слышу об этом.
– Начали серьёзную охоту. Напротив дома, в сквере, двое ждали твоего возвращения. Ты куда-то уезжал на машине. Они увидели: дверь на балкон открыта, значит, вернёшься. Хотели проникнуть через балкон и встретить тебя в квартире. Могли бы. Пришлось их попытать и выспросить. Дали адресок босса. Практически рядом. Доехал на их машине до Депутатской, что на вашем Крестовском. Там, в особняке, зачистил всех. Кое-что прихватил за труды и риск. Судя по всему, их цепочка гораздо длиннее. Есть такие, которых невозможно достать.
– Ты такой крутой?
– Намного круче, чем ты себе представляешь.
Из спальни появилась Маша, пролепетала «Здрасте», и в ответ на её приветствие вместе с книксеном Сашка широко улыбнулся.
– Твоя племянница, полагаю?.. Учитесь? Работаете?
– Окончила экономический.
– А ведь нехорошо вплетать племянницу в жуткую ситуацию, – Сашка укоризненно посмотрел на меня.
– Обо всём догадался лишь сегодня утром. Уже после приезда Маши узнал, что моего приятеля убили, – голос мой звучал глухо: много непонятного было в новом облике и речах Александра, чересчур много, включая его странную униформу. – Вижу, Сашка, ты в органах работаешь?
– Да, парочка! Маша и медведь. Медведь очень догадливый. Я тебе опосля расскажу. Сейчас я Машу провожу на вокзал, потом вернусь за тобой. От моего предложения, думаю, ты не откажешься. Прощайся с Машей. Твой дядя, Мария, уедет со мной надолго, а может быть, навсегда.
Маша всхлипнула, изобразила «чмок» на моей щеке. Я напомнил ей о платежах за квартиру. И мы присели на дорожку.
Сашка достал несколько пачек зелёных в банковской упаковке и, затолкав деньги в дорожную сумку моей племянницы, сказал ей:
– В качестве компенсации за дядю. Чтоб не поминала лихом.
Проводив с балкона взглядом отъезжающее такси, вернулся в гостиную и хотел было… Какая разница, что я хотел?! Как током пронзило: «Он же из этих! Сыграл на доверии! И ведь внушил, зараза! А я безвольный лох!»
Такси догонять и спасать Машу? Поздно! Надо же так повестись и лохануться! Но по поговорке, кол колом вышибают. А дома родные стены помогут. Идея оформилась в считанные мгновения. В прихожей – укороченная штанга от турника. Когда лень бежать в парк на утреннюю разминку, подтягивался на ней до седьмого пота. Там же, в шкафу прихожей, снасти для охоты и ужения. Считанные разы выезжал на охоту с отцом, но, повзрослев, наверстал. Вывалив из шкафа несущественные для предстоящего дела спиннинги, вытащил ловчую сеть. Распутывая сеть, подумал: «На фига тебе, козёл, баян? Есть ТТ. Если что, он живым не выйдет». Оттащил от греха подальше его сумку, заглянул: в ней – разного типа оружие и пачки банкнот. Ради достоверности баек и убеждения!
Запомнил его движение: он сбросил на пол свой плащ, что лежал-переливался светом на сумке. И где ж тот плащ? Пошарил рукой по полу – и нашёл. Ещё одно доказательство! Что-то читал о новых разработках. Простой смертный таким плащом-невидимкой владеть не может. На кого же ты, Сашок, работаешь?
Томительное ожидание ответа на этот вопрос наконец-таки прервалось цивильным звонком домофона. Снял трубку, спросил: «Кто?» – «Саша Буйнович.» Открыл дверь подъезда и, когда звякнул дверной звонок, крикнул: «Входи. Не заперто!»
Буйнович захлопнул дверь, обернулся, увидел пистолет в моей руке.
– Садись на пол. Руки за голову. Без резких движений. Стреляю метко и без предупреждения.
Он сел, уселся и я на стул и задал первый вопрос:
– Куда ты отвёз Машу?
– Посадил на отходящий. Билетов не было. Сунул на лапу проводнице. Обещала довести Машу в целости и сохранности до станции Бологое. Маше выдал ценные указания, как себя вести.
– На кого ты работаешь?
– На себя. И на свою колонию на Урале.
– Ага, колония зеков, а ты их олигарх, а точнее, пахан.
– Круче, намного круче. Князь я.
– Клёвая кликуха. Значит, и меня решил упечь в колонию?
– Если дашь добровольное согласие. Насильно никого не заставляю. Мог бы показать картинки той колонии…
– Руки!.. Твоим байкам не верю. Очевидно одно: ты следил за мной, прежде чем вломиться со своим грузом. Мог бы всё иначе провернуть. На фига вся эта показуха и желание втереться в доверие?
– Врать не буду. Следил. Дней десять, с перерывом. Тоскливо было внимать твоему молчанию, когда работал над переводом. Заказ, кстати, я тебе выдал. Считай, что оплатил. Мне надо было всё о тебе вызнать. Ночью проник через балкон. Ты бездумно оставляешь дверь открытой. Большой, так сказать, минус. Проверял бы тебя ещё денька два-три, да видишь, обстоятельства помешали.
– Так ты жучки установил?
– Не только. Прилепил тебе, спящему, датчик на спину. Могу сказать: ты физически здоров, и язвы, о которой ты шептал Мастеру, тоже нет. Мастер меня заинтересовал. Его проверка заняла меньше времени. Он уже дал согласие. Будет, как ты говоришь, зека в нашей колонии. Выдал ему денег на закупки холста и красок. Через два дня явится с сыном и привезёт материалы в лагерь. Арендую тот самый, где мы когда-то занимались самбо. Там все ребята и дивчины более или менее молодые, все специалисты. Женатых пар нет. До отбытия в колонию проходят курс молодого бойца.
– Чем вы там в колонии занимаетесь?
– Строим свою жизнь, дома, предприятия, стадион. Работаем на полях да в огородах. Никому мы там не подвластны. Отличная рыбалка, а охотничья угодья – сразу за периметром.
– Знаю я о нынешней охоте. Пять патронов на человека плюс куча ограничений.
– Так это здесь. А там другой Урал.
– Что значит другой?
– Там нет городов. Там моё княжество, окруженное горами и лесами.
– Если желаешь усыпить меня фантазиями, то номер не пройдёт. Фантастику не читаю. Не вешай лапшу…
– Так и я её не читаю. Я тебе дело предлагаю. Даже два дела. Будешь обязан дежурство нести, через день, как говорится, на ремень. Будешь переводами заниматься. Парни под моим чутким руководством изымают оборудование со складов в Штатах и прочих странах. Перевод документации к оборудованию – твоя работа по совместительству.
– Ясно, воруют станки и машины по указке пахана. А как платить будешь? Из расчёта за каждый лист объёмом в тысячу восемьсот печатных знаков?
– А никак!
– Понятно! Колония есть концлагерь. У вас там висит плакат с надписью «Труд освобождает»?
– Не ты один меркантилен. Для желающих, возможно, проведу посещение золотых приисков. Весь золотой песок, что намоете, и самородки – ваши.
– А мне этого не надо. Я уже себе намыл.
– Да знаю я. Прежде, чем хлопнуть босса в особняке, выведал, почему они так рьяно охотятся за твоей персоной. За тобой, оказывается должок, ни много ни мало, а сорок миллионов.
– Почему сорок? Двадцать.
– Ну, не знаю, может быть, проценты набежали. Так что здесь тебя и под землёй найдут.
После этих слов что-то затуманилось в моей голове. Последнее, что безвольно пришло на ум, было: «Ах, гад! Усыпил-таки.»
***
Пробуждаясь из тенет сна, не открывая глаз, пытался поймать увиденную жар-птицу за хвост и прочие видения и диалоги. Фрик с грубо намалёванным фасом наяривал на аккордеоне, и, вроде бы, я очутился в прошлом, в далёком Лондоне. Моя Подруга, забыв о моём присутствии и похабно виляя бёдрами, пошла прочь от меня и исчезла за портьерой, из – за которой в тот же миг вышли два парня, преграждая мне путь. Да ради Бога! Не желаю видеть похабство! Фрик по-прежнему играл грустную мелодию, а я заказал тёмное пиво. Вслушиваясь в звуки музыки, начал воспринимать, говорить и думать по-английски. Пальто, что держал на сгибе руки, вдруг исчезло, а фрик, пронзительно выражая сочувстие, запел скрипучим голосом о русских, что распродали свою империю, и о бедном русском, что продаёт последнее пальто. Горьким было пиво, горьким казалось и сочувствие… Всё прочее вылетело из памяти так же, как и жар-птица.
«Ага, перетащил в кресло. Странно, что не связал. Да уж ясно, что он не из этих» – кажется, такие первые осознанные мысли возникли, едва я успел стряхнуть наваждение сна. Припомнил я разговор с Сашей, и что-то мне прошептало: «Не враг он тебе!» А он сидел на другом кресле, за журнальным столиком, под образами Рюрика и волхва. Пистолет лежал рядом со мной, но его взведённый курок уже был спущен.
– Извини, надоело сидеть на полу. За Машу не беспокойся. Я ей дал работу: будет подыскивать людей для следующей партии. Может быть, и жениха себе найдёт. Те работы для тебя, что я упомянул, для тебя не главные. Помню наши беседы, и согласен с твоей идеей: мы здесь живём в тумане лжи. Много есть таких загадок, что мы должны разгадать и прояснить. Каждый археолог, независимо от того, где он копает – в своей душе или истории прошлого, – авантюрист. С твоим складом ума надо бы не корпеть над переводами, но вникать в загадки и интерпретировать их.
– Ты, Саша, темнишь. Выкладывай все карты, тогда смогу ответить тебе, причём кратко: да или нет.
– Ладно! Имей ввиду, я доставлю тебя в лагерь, а там никто не ведает истины. Полагают, что едут за границу. Иначе, многие из них послали бы меня или моих агентов грубо и по известному адресу. В моём маленьком княжестве нет ни храмов, ни церквей, но есть полная свобода для творчества в свободное время, хотя поначалу придётся пахать как рабам. Такой вот проект. Личный состав не большой, и вам необходимо будет выполнить множество работ. А тебе, думаю, придётся подумать о том, как оборонять городок от возможных наездов из степи. Шастают там кочевники. Здравый смысл, предполагаю, заставит тебя усомниться в моих байках, но скоро, уже сегодня смогу тебе кое-что доказать. Итак, как обещал, вводная. Для затравки, немного о себе. Перед собой ты видишь царьградского вора, промышлявшего в стольном граде Византии, и, благодаря стечению обстоятельств, сумевшему получить в распоряжение «Валькирию», темпоральный модуль, способный шастать в пространстве-времени. Так его именовали потомки немцев, в которых взыграла кровь предков. Решили они переиначить историю. Всего у них было три модуля, найденных в просторах космоса на планете, забытой всеми богами. Могли бы преуспеть, но их авантюра завершилась крахом. Два из тех модулей были уничтожены моим другом. Сегодня с ним познакомишься. У тех немцев из будущего имелась база их корпорации, некое осиное гнездо, и эта база была разбита и развеяна их противниками, после чего третий модуль попал в лапы американцев. Громко поименовав себя темпоральной полицией, они устремились на поиски двух исчезнувших модулей, а также с целью устранения всех возникших в прошлом аномальных явлений и тех лиц, что стали им известны из архивов корпорации. Ведомо им стало и о моей персоне. Нашли меня по датчику, что до сих пор ношу под кожей. Нашли на свою беду.