Текст книги "Пятое измерение"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Ну, Герочка, неужели вы не сумеете сделать то, что удается и Александру Ивановичу, и даже этому... Самойленко? Я всегда была уверена, что вы интереснее, содержательнее их, только недостаточно настойчивы. Соберите свою волю и!..

Зачем же мне перлебрласываться. Аллочка, в иные варианты, возражал разомлевший Кепкин, когда мне здесь с вами так хорлошо!

А может, в иных. нам будет еще лучше? Смирнова искусительно приблизилась грудью к лицу Геры. Ведь способ называется неземное блаженство. Вот и надо стремиться к нему, милый Герочка.

Я за пультом слушал да облизывался.

Тюрин стоял на стреме, выглядывал в приоткрытую дверь. Наконец шепнул мне: "Есть! Они в коридоре".

Теперь оставалось дождаться ПСВ. Она не замедлилась и все совпало отлично: индикаторы показали приближение резонанса: я включил музыкальный сигнал, кивнул Радию; он зажег над дверью в коридоре табло "Не входить! Идет эксперимент" только на сей раз оно означало приглашение войти; и Стрижевич ввел в комнату Лену Кепкину, плотно сложенную женщину с широким чистым лицом, темными бровями и усиками над верхней губой; не знаю, что он говорил ей, выдерживая в коридоре, только вид у нее был решительный, губы плотно сжаты.

Все назад! Я нажатием клавиш откатил от Геры электродные тележки.

Смирнова с возгласом: "Ах, боже!.." отскочила, одернула халатик.

Гера увидел восходящую на помост супругу. Лицо его выразило смятение. Он беспомощно шевельнул руками, жалко улыбнулся, ерзнул в кресле и исчез. Был и нет.

Конечно, это было жестоко по отношению к Лене. Она едва не грохнулась в обморок. Дали воды, успокоили, заверили, что вечером Гера вернется домой, как обычно, ничего страшного не случилось, обычное внепространственное перемещение и т. п. Так оно, кстати. и было, мы не врали Лене: вернулся домой после работы во всех вариантах Кепкин-ординарный.

Но главное опыт удался.

Определенно могу сказать, что Лена Кепкина своего Геру не бьет жалеет и любит. Просто была как-то в коридорном перекуре высказана такая гипотеза. Кепкин на свою беду завелся: "Что-что?! Меня-а?!." И пошло. У нас это просто.

Но после такого перехода ему теперь трудно доказать обратное.

...В варианте, где Сашка до Нуля не дожил, все придумал я сам.

А за Леной послали с надлежащей инструкцией техника Убыйбатько.

У Нуль-варианта тоже есть варианты. Тот, который со Стрижевичем, дельнее, выразительней.

3

Прлисутствовал сегодня прли интерлесном рлазговоре, сообщает Герка, беря стул и усаживаясь возле сварочного станка. Ехал в служебном автобусе вместе с дирлектором и Выносовым. Наверлно, их машина испорлтилась. Выносов меня, конечно, узнал, спрлашивает: "Ну, как там у вас обстановка?" "Ждем ученого совета", отвечаю. "Скорло будем обсуждать, говорит, только не поступите прлежде с Павлом Федорловичем, как прлидворные с Екатерлиной..." Алка, Кепкин поворачивается к лаборантке, что он имел в виду?

Той льстит, когда у нее консультируются по истории. Но сейчас она отвечает кратко и с превосходством:

При мужчинах нельзя.

Ну и ладно, Гера снова поворачивается ко мне. Потом Выносов говорлит дирлектору: "Непрлиятная, говорлит, ситуация". А тот ему: "Все из-за скорлопалительности. Торлопимся заполнять штатное рласписание, берлем кого ни попадя". А Выносов "Но, Иван Иванович, все-таки Урлалов создал лаборлаторию!" А дирлектор: "Да, но что создала его лаборлатория?" Вот.

...Нет, конечно, передо мной сейчас Кепкин-здешний, по уши погрязший в делах и отношениях этой н. в. линии. А где тот, мой коллега, куда его занесло?

Когда я позавчера переходил из Нуля, его не было уже дней пять. Вернулся ли?

Я спрашиваю:

Ну а вывод какой?

Вывод? Шатается Пал Федорыч-то. Дирлектор он ведь, так сказать... Гера смотрит на меня со значением.

Чепуха. Подумаешь, директор сказал... Выкрутится Уралов и на этот раз, ему все как с гуся вода.

Знаешь, Кепкин оскорбленно встает, когда ты прликидываешься идиотом, у тебя получается очень похоже. Прлосто один к одному!

Смирнова фыркает за моей спиной.

Я тоже поднимаюсь:

И из-за подслушанной сплетни ты отвлекаешь меня от дела?! Постой... что это у тебя под глазом? Граждане, у него под глазом синяк.

Опять?! с хорошо сделанным сочувствием произносит Толстобров.

Где? Где?! Гера смотрится в зеркальную шкалу гальванометра. Это чернила... Он слюнит палец, пытается стереть, но поскольку пальцы в тех же чернилах, синяк становится еще заметнее.

Тем временем его окружают все.

Похоже на отпечаток утюга, определяю я. Тыльная сторона. Хотя бы в полотенце заворачивала.

Кино-о! стонет Алла.

Герман Игоревич, скалится Убыйбатько, вы бы сбегали в медэкспертизу, взяли справку о побоях и в суд!

Кепкин теперь предельно лаконичен. Он берется за ручку двери, обводит всех взглядом исподлобья:

Пар-ла-зи-ты! и выходит.

Минуту в лаборатории длится веселье, потом все утихомириваются. Только Андруша еще долго хмыкает и крутит головой над схемой.

Все-таки Кепкин перебил настроение, отвратил от идеи. Слишком многое напомнил. "Да, но что создала его лаборатория?" Вот именно: одни попытки и провалы. Под водительством Павла Федоровича Уралова.

Неужели он и здесь выкрутится на ученом совете? Вероятней всего, да.

Ведь вышел он цел и невредим из всех вариантов провала "мигалки", даже катастрофических, в которых сотрудник погиб. В таких случаях снять начальника следует хотя бы из соображений приличия, а вот нет, обошлось. Доктор Выносов за него горой, пестует в ученые.

Но сейчас Паша шатается, Герка прав. И если поднапереть всем, то?.. Ведь он еще "и. о.", диссертации не сделал.

...Ну. вот отвратив от эксперимента, втянул меня другим концом в водоворот лабораторных страстей этот черт картавый. Так я завязну надолго.

Закончу-ка я лучше опыт на сварочном станке, закруглюсь

хоть с этим для душевной свободы.

Прилаживаю снова на нижнем электроде наполовину изуродованную матричную полоску. Осторожно подвожу верхний штырь к искорке германия с никелевой, с мушиный след, нашлепкой.

Дожимаю педаль и... хруп!

Мысленно произношу ряд слов, заменяемых в нашей печати многоточиями.

Нет, я что-то не так делаю. Надо иначе. Как?..

ГЛАВА V. ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ ДЕЛАЕТ ПАССЫ

Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Это знают все кроме карася. Его даже и не спрашивали не только насчет сметаны, но и любит ли он поджариться вообще.

Такова сила общего мнения.

К. Прутков инженер. Мысль No 95.

На подоконнике зазвенел телефон. Встаю, подхожу, беру трубку:

Да?

Лаборатория ЭПУ? Попрошу Самойленко.

Я слушаю, Альтер Абрамович. Здравствуйте.

Алеша, здравствуйте. Алеша, ви мне нужен. Надо якомога бистро списать "мигалку". Она же ж у вас на балансе! Зачем вам иметь на балансе неприятности? Надо списывать, пока есть что списывать.

Ясно, Альтер Абрамович, вас понял. Иду.

Делаю мысленный реверанс станку и идее: ничего не попишешь, надо идти. Хотел попробовать, честно хотел, но... то Кепкин, то вот Альтер не дают развернуться.

Техник Убыйбатько, подъем! Пошли в отдел обеспечения, "мигалку" будем списывать.

Ну-у, я только распаялся! недовольно вздыхает Андруша. Встает, снимает со спинки стула пиджак в мелкую клетку, счищает с него незримые пылинки, надевает. Придирчиво осматривает себя: туфли остроносо блестят, на брюках стрелочки все в ажуре, от и до. Андруша у нас жених.

Мы идем.

...Тот разговор во времянке, статья из "Ла вок де текнико" и "мигалка" три источника и три составные части Нуль-варианта. Из разговора родилась теория, статьи дали первый намек на ее практичность, открыли путь к методу. А из "мигалки" возник наш советский эмоциотрон.

(Собственно, название "эмоциотрон" нам было ни к чему куда вернее бы "вариатрон" или "вариаскоп". Но на начальство, в частности, на доктора Выносова, неотразимо действуют доводы типа "Так делают в Америке", особенно если не уточнять, что в Южной. А что там делают, эмоциотроны? Значит, и быть по сему.)

Сейчас можно смотреть на все происшедшее философски: нет худа без добра. Ведь именно -потому, что не получился нормальный вычислительный агрегат, мы и смогли, добавив по Сашкиной идее необходимые блоки, преобразовать его в персептрон-гомеостат, чувствительный к смежным измерениям. Благодаря этому получились наши интересные исследования, мир расширился.

Только нет у меня в душе философичности, эпического спокойствия.

...На кой ляд Паша поставил "мигалку" на баланс? Ах да, это же было готовое изделие: Электронно-вычислительный Автомат ЭВА-1. Все мы свято верили, что сделали вещь.

Тогда лаборатория наша (как и все в этом новом институте) только начиналась. Начиналась она с молодых специалистов Радия Тюрина, Германа Кепкина, Лиды Стадник, которая сейчас в декрете, Стрижевича и меня; Толстобров появился через год. Молодые, полные сил и розовых надежд специалисты ни студенты, ни инженеры. Экзамены сдавать не надо, стипендия... то бишь зарплата неплохая, занимаешься только самым интересным, своей специальностью... хорошо! Первый год мы часто резвились с розыгрышами и подначками, по-студенчески спорили на любые темы. При Уралове, конечно, стихали, двигали науку.

Уралов... О, Пал Федорыч тогда в наших глазах находился на той самой сверкающей вершине, к которой, как известно, нет столбовых дорог, а надо карабкаться по крутым скалистым тропкам. "Мы, республиканская школа электроников", произносил он. "Меня в Союзе по полупроводникам знают", произносил он, потрясая оттиском единственной своей (и еще трех соавторов) статьи. И мы, как птенчики, разевали желтые рты.

Нас покоряло в Паше все: способность глубокомысленно сомневаться в общеизвестных истинах (тогда мы не догадывались, что он просто с ними не накоротке), весомая речь и особенно его "стиль-блеск" лихо, не отрывая пера от бумаги, начертать схему или конструкцию, швырнуть сотруднику: "Делайте!" и неважно, что схема не работала, конструкции не собиралась, потом приходилось переиначивать по-своему, главное, Паша не отрывал перо от бумаги. Это впечатляло. В этом смысле у него все было на высоте, как у талантливого: вдохновенный профиль с мужественным, чуть волнистым носом, зачесанные назад светлые кудри, блеск выкаченных голубых глаз и даже рассеянность, с которой он путал данные и выдавал чужие идеи за свои.

Впрочем, должен сказать, что к концу первого года работы над "Эвой", я ясно видел, что Павел Федорович в полупроводниках разбирается слабовато; впоследствии выяснилось, что Кепкин и Стриж были также невысокого мнения о Пашиных познаниях в электронике, а Толстобров и Тюрин о его научном багаже в проектировании и технологии. Но каждый рассуждал так: "Что ж, никто не обнимет необъятное. В моем деле он не тумкает, но, наверное, в остальных разбирается. Ведь советует, указует".

Автомат создавали в комнате рядом с нашей (в Нуль-варианте он, модернизированный, и сейчас там); затем распространились и сюда, в "М-00". Тюрин и Стрижевич выпекали в вакуумной печи у глухой стены твердые схемы на кремниевой основе: промышленность таких еще не выпускала. Возле окна мы с Лидой Стадник собирали из них узлы, блоки ощетиненные проводами параллелепипеды, заливали их пахучей эпоксидкой, укладывали в термостат на полимеризацию. У соседнего окна Толстобров с лаборантом в два паяльника мастерили схемы логики. В дальнем полутемном углу Кепкин, уткнув лицо в раструб импульсного осциллографа ИО-4, проверял рабочие характеристики полуготовых блоков. Посреди комнаты техник Убыйбатько клепал из гулких листов дюралюминия панели и корпус "Эвы".

А Павел Федорович величественно прохаживался по диагонали, останавливался то возле одной группы, то возле другой:

Гера, теперь проверьте на частоте сто килогерц.

Алексей... э-э... Евгеньевич, Лида! Плотней заливайте модули, не жалейте эпоксидки.

Радий... э-э... Кадмиевич. ну как тут у вас? Темпы, темпы и темпы, не забывайте!

Э-э... Андруша! А ну, не перекореживайте лист! Покладите его по-другому.

Кепкин высвобождал голову из раструба, глядел на Пашу, утирая запотевшее лицо, восхищенно бормотал: "Стрлатег!.."

Как мы вкалывали! До синей ночи просиживали в лаборатории и так два с половиной года. А сколько было переделок, подгонок. наладок. Но собрали.

Мы с техником спускаемся вниз, выходим в институтский двор. Солнышко припекает. Перепрыгиваем через штабеля досок и стальных полос, обходим ящики с надписями "Не кантовать!", стойки с баллонами сжатого газа, кучи плиток, тележки, контейнеры, пробираемся к флигелю отдела обеспечения. Вокруг пахнет железом, смазкой, лаками.

...Когда красили готовую "Эву", вся комната благоухала ацетоновым лаком. Мы тоже.

Вот она стоит приземистая тумба цвета кофе с молоком, вся в черненьких ручках, разноцветных кнопках, клавишах, индикаторных лампах, металлических табличках с надписями и символами. Казалось, автомат довольно скалится перламутровыми клавишами устройства ввода.

Как было хорошо, как славно! В разные организации полетели красиво оформленные проспекты: "В институте электроники создан... разрабо... эксплуати... быстродействующий малогабаритный электронно-вычислительный автомат ЭВА-1!" Из других отделов приходили поглазеть, завидовали. А мы все были между собой как родные.

Правда, многоопытный Ник-Ник не раз заводил с Пашей разговор, что надо бы погонять "Эву" при повышенной температуре, испытать на время непрерывной работы, потрясти хоть слегка на вибростенде чтобы быть уверенным в машине. А если обнаружится слабина, то не поздно подправить, улучшить конструкцию.

Но какие могли быть поиски слабин, если в лабораторию косяком повалил экскурсант! Кого только к нам не приводили: работников Госплана республики, участников конференции по сейсмологии, учителей, отбывающих срок на курсах повышения квалификации, делегатов республиканского слета оперуполномоченных... Только и оставалось, что поддерживать автомат в готовности.

В роли экскурсовода Уралов был неподражаем. Он не пускался в нудные объяснения теории, принципа действия зачем! а бил на прямой эффект.

Вот наш автомат ЭВА, Павел Федорович движениями, напоминающими пассы гипнотизера, издали как бы обводит контуры машины. Производит программные вычисления по всем разделам высшей математики. Включите, Алексей... э-э... Евгеньевич!

Я (или Александр... э-э... Иванович, или Радий... э-э... Петрович, или Герман... э-э... Игоревич) включал. Лязгал контактор. Вспыхивали сигнальные лампочки. Прыгали стрелки. Видавшие виды оперуполномоченные замирали.

Набираем условия задачи! (Пассы. Я ввожу клавишами что-нибудь немудреное, вроде квадратного уравнения по курсу средней школы.) Вводим нужные числа... (Пассы. Я нажимаю еще клавиши.) Считываем решение!

Где? Где? волновались делегаты. Потом замечали светящиеся числа в шеренге цифровых индикаторов. А! Да-а!.. Тц-тц-тц!

Входим во флигель. В большой комнате снабженцев галдеж, перемешанный с сизым дымом. Грузный мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими глазами сразу замечает нас:

Ага, вот ви-то мне и нужен! Он вылезает из-за стола, берет бумаги, направляется к нам. Пойдемся. Ах, опрометчивый человек Павел Федорович! И зачем он поставил "мигалку" на баланс? Так бы списали по мелочам туда-сюда. А теперь... ведь сорок две тысячи новенькими, чтобы вы мне все так были здоровы! Еще утвердит ли акт главк, этот вопрос.

Альтер, как и все, не помнит уже официального имени автомата "мигалка" и "мигалка".

...Все было хорошо, все было прекрасно. Потом приехала государственная приемочная комиссия, пять дядей из головных организаций. Дяди быстро согласовали набор испытательных заданий для "Эвы" посложнее квадратного уравнения, опечатали дверцы и панели автомата, включили его на длительную работу; составили два стола глаголем и принялись задавать вопросы, выслушивать ответы, знакомиться с чертежами, вести протокол.

На третий день работы автомат начал сбиваться, в числовых индикаторах вместо правильных цифр вспыхивали ненужные нули. Дальше хуже. На пятый день, в разгар заседания комиссии, когда Павел Федорович со слегка перекошенным от неприятных предчувствий лицом обосновывал выбор именно такой схемы и такой конструкции, ЭВА совсем перестала отзываться на команды с пульта. Числовые индикаторы то с бешеной скоростью меняли цифры, то гасли; потом стали зажигаться все цифры сразу: сначала правая сторона (положительные числа), потом левая отрицательные. Казалось, что на плоской бежевой морде автомата растерянно моргают красные узкие глаза.

Председатель комиссии, подполковник и кандидат наук Вдовенков, лысеющий брюнет, огляделся на предмет отсутствия женщин, почесал подбородок и спросил у Паши:

А чего это он у вас подмигивает, как б...?

Мы втроем опять выходим во двор, направляемся в дальний его угол. Там, среди разломанных ящиков, погнутых каркасов и битых раковин стоит "мигалка". Точнее, то, что от нее осталось.

Да-а... тянет Альтер, останавливаясь перед ржавой коробкой с дырами приборных гнезд. Даже крепеж поснимали, скажите пожалуйста! Он пнул коробку, листы с облупившимся лаком жалко задребезжали. Как после пожара.

Я стою в оцепенении: последними словами начснаб как бы свел вместе обширный пучок вариантов (в том числе и с пожаром в лаборатории) ; в них осталось ровно столько от нашей "Эвы", электронной собаки, угодившей под самосвал судьбы: одно шасси. Все по теории, по Тюрину.

...Подобно тому, как морской вал мощный, крутой, зеленовато просвечивающий на солнце разбивается, налетев на берег, на гейзеры брызг и изукрашенные пеной водовороты, так и "вал" наших трудов, мечтаний, замыслов, эмоций, творческой энергии раздробился после провала, разделился на множество ручейков-вариантов. Среди них есть и сильно отличающиеся, и пустячные да я все, честно говоря, и не знаю. Но грубо их можно разделить, как пустыню со львом, на две части: а) варианты, в которых у нас опустились руки (льва нет), и б) варианты, в которых они у нас не опустились (лев есть). Последние, разумеется, интересней.

После отъезда госкомиссии была создана внутриинститутская, которая выясняла, что подвело в "ЭВЕ" и почему. Подвело многое: густо залитые смолой модули плохо отводили тепло, от этого менялись характеристики микросхем; сработались кустарные переключатели; местами даже отстали наспех подпаянные проводники. Общий диагноз был: надежность.

Паша тогда выкрутился ловко. Модульные блоки собирал кто? Самойленко и Стадник. Микросхемы изготовлял кто? Стрижевич и Тюрин. Блоки проверял кто? Кепкин... Не умеют работать! Над нами нависло разгневанное начальство. Но Уралов все замял: ничего, они молодые, на ошибках учатся и т. п. и потом еще ходил в благодетелях.

– Отсюда ответвляются варианты, в которых Толстобров не вынес Пашиного бесстыдства и ушел (а здесь-сейчас он все-таки вынес и не ушел колебался, значит), а также и те, в которых мы, предварительно сняв с "мигалки" все ценное, выставили ее в коридор, а затем и вовсе, чтобы не возбуждать насмешки соседей, сволокли на задний двор. Но ответвились и те, в которых мы в самом деле решили научиться на ошибках, попробовать еще раз, уже не полагаясь на "гений" Уралова. Новаторы Стрижевич и Тюрин предложили не повторять зады, а использовать самые новые технологические идеи с пылу, с жару, из журналов и свежих патентов. "Если и будем делать ошибки, то хоть такие, на которых вправду можно научиться", высказался Сашка. Деморализованный Уралов согласился: авось кривая вывезет!

Поэты сочиняют произведения не только из слов. Стрижевич был поэтом-инженером, мастерством своим и идеями воспевавшим Технологию, Науку Как сделать пообширней математики: без нее все остальные и посейчас находились бы на уровне Древнего Египта. Тюрин его хорошо дополнял. Прочие были на подхвате.

И получилось неплохо: универсальные микросхемы для вычислительной техники в многослойных пластинах кремния, напыления на них в вакууме через маски связующих контактов, увеличенные быстродействия... словом, см. авторские заявки и научные статьи. Из всего этого можно было собирать не только автоматы типа ЭВА-1, но и многое другое.

...И наверное (даже наверняка), были созданы "Эвы" и другие электронные устройства, приносят они и сейчас пользу науке и народному хозяйству; нам там хвала, премии и повышения в чинах. Но я знаю не эти варианты, а лишь те, которые, переплетаясь и сходясь, вели к Нулю. А путь к Нулю шел через Сашкину гибель.

...И исходные настроения после провала "мигалки" здесь были иные: ну, теперь нас разгонят! Закроют лабораторию... Большого страха нет, без работы не останемся, терять нам здесь, кроме мудрого Пашиного руководства, нечего. В городе немало интересных институтов и КБ. Куда податься: в бионику, в кибернетику, в физику, в химию?.. Начали примеряться к тем проблемам, читать, спорить помешали себе зонтиком в мозгах. Ассоциативно вспомнились и разговоры в моей времянке, статьи об "южноамериканском эмоциотроне" тоже ведь лихой бред, не лучше теории информации или релятивистской электродинамики. Дальше больше: а чего мы будем прислоняться к чужим идеям, почему бы нам не создать и не возглавить новое направление в науке! Разве Альберт Эйнштейн, когда придумывал свою теорию относительности, не был таким же сопляком и житейским неудачником, как мы?

Словом, это настроение создало в нас душевную раскованность, освобожденность необходимую предпосылку далеко идущих умствований. И начали сначала для веселья души, а чем далее, тем серьезней.

Пал Федорыч, могутный зав, здесь уже не пытался строить из себя гения и наставника. Он выслушивал наши суждения, не смея слова вставить, а затем отходил со смятением во взоре. По-моему. он опасался, что его могут арестовать вместе с нами, а с другой стороны, если донести, так вполне могут самого упрятать в сумасшедший дом.

Так мы дошли, как до ручки, до вывода, что недостаток опростоволосившейся "Эвы", ее хлипкость, ненадежность на самом деле достоинство, которое позволяет преобразовать ее в персептрон-гомеостат, сиречь эмоциотрон. Ведь все кибернетические устройства такого типа, обосновывал Стрижевич, обобщенно чутки к внешним изменениям, к веяниям среды именно в силу внутренней шаткости, переменчивости. Такую "ненадежность в заданных пределах" обычно организуют искусственно, хитроумными схемами обратной связи из надежных промышленных элементов.

А нам и организовывать ничего не придется! Все есть. Надо только еще это достоинство "мигалки" усилить.

Это просто, поддержал я. Будем поливать ее горячей водой, а потом сбрасывать со шкафа.

Здесь нервы Павла Федоровича не выдержали, и он, предоставив нам свободу действий (выбора-то не было: либо тащить "Эву" на задний двор, либо попытаться что-то сделать из нее), отбыл в длительный отпуск: для поправки здоровья и написания диссертации

И начались у нас дела... Конечно, насчет поливания водой и сбрасывания со шкафа я сказал так, для куражу; это не метод. Да и по уровню сложности "мигалке" было далеко до эмоциотрона. В ход пошли технологические импровизации Стрижа и Тюрина те, да не те, что в смежных вариантах, ибо предназначались для иной цели. Для поимки "льва".

Варианты расходятся варианты смыкаются. И сомкнулись все варианты с попытками довести "мигалку" до толку в одном простом решении: надо не тужиться самим с изготовлением множества разнообразных микросхем, а отдать кремниевые пластины-заготовки и все сопутствующие материалы на полупроводниковый завод, в экспериментальный цех. Там по нашему заказу исполнят всю черную работу, подготовительные операции, а мы затем сделаем с ними то, что чужим рукам доверить нельзя.

...И вот здесь на сцену выходит Алка Смирнова, дипломированный историк и лядащая лаборантка; и ампулы с тетрабромидом бора сизо-коричневым мелкокристаллическим порошком, применяемым для вакуумной термообработки кремния, для образования в пластинах многослойных структур.

Утром отправлять материалы и документацию на завод, уже заказали машину, а вечером накануне, после конца работы, когда все разошлись, Стрижевич и Тюрин, проверяя напоследок, обнаружили, что Алла, дева высокого полета мыслей, наклеила на ампулы с бромидом бора совсем не те, от других реактивов этикетки! Когда они представили, какая от этого может произойти на заводе путаница, думаю, что даже у Кадмича волосы вокруг лысины встали венчиком. "Иди пиши новые этикетки, у тебя почерк красивый", распорядился Сашка, сам вывалил всю сотню ампул в раковину, под струю с теплой водой смывать Алкину работу. Тюрин ушел в другую комнату, сюда, к нам, и это спасло ему жизнь.

Что произошло со Стрижом, можно восстановить только предположительно. Наверное, когда он соскабливал размякшие этикетки, какая-то ампула выскользнула из пальцев, цокнулась о край раковины, разбилась... и здесь после десятка лет применения этого порошка в полупроводниковых технологиях обнаружилось, что при соединении с водой он образует детонирующую смесь. От взрыва в комнате повылетали стекла. Начался пожар. Кадмич вбежал с огнетушителем ив одном варианте утихомирил пламя, в другом нет. В том, где он не совладал с пожаром, от "мигалки" остался обгорелый каркас.

Потом и мы, и специальные эксперты проверяли этот эффект соединения бромида бора с водой: действительно, получаются внушительные взрывы. Было разослано специальное инструктивное письмо, которое все работающие с порошком должны были прочесть и в том расписаться. А тогда... неповрежденными у Сашки остались только одни ботинки.

...В фатальных происшествиях часто можно заметить отблеск какого-то вселенского, космического идиотизма. Почему именно в этом, во взрыве ампул, должны сомкнуться многие и совершенно же разные, даже связанные не с нашим институтом, а с тем "п/я п..." н. в. линии Стрижевича, человека и исследователя? Почему "мигалка" разбарахленная и "мигалка" после пожара машины опять-таки различного содержания, назначения и даже уровня оставили после себя одинаково выглядящие каркасы (так и скелеты людей куда более схожи, чем сами люди)?

Ведь есть и вариант (благодаря которому Сашка все-таки "мерцает" в Нуле), когда они с Тюриным успели захватить еще не ушедшую домой Смирнову, ткнули носом в ошибку и заставили ее смывать этикетки. Так что вы думаете? Она все аккуратно смыла, ни одна ампула не разбилась.

На кой черт вообще нужно было их смывать, наклеили бы новые прямо поверх тех!

Почему, почему, почему?! Ответ, наверное, такой: у Вселенной свой счет и своя мера. События, предметы, различия, которые для нас имеют большое значение, для нее не имеют никакого, вот и все.

Конечно, и от Сашкиной гибели ответвилось много вариантов. в которых мы опустили руки, отшатнулись от замысла, разбежались по другим организациям. А там, где не отшатнулись, продолжали, тоже получилось немало вариантов-неудач; дело-то сложное, новое.

То есть можно сказать, что Нуль-вариант достигнут нами на самой верхушке всплеска труда и дерзаний, на пределе нашей не только научной, но и человеческой выразительности. Поэтому в него так нелегко вернуться.

3

Сейчас на заднем дворе актом списания мы заключаем-смыкаем все варианты, в которых у нас опустились руки.

Ну-с, приступим, Альтер Абрамович протягивает листы бумаги Андруше. Пишите, молодой человек, у вас должен быть красивый почерк.

Польщенный техник устраивает их на крышке "мигалки", раскрывает авторучку.

Мы, нижеподписавшиеся: начальник отдела материально-технического обеспечения Приятель А. А., инженер лаборатории ЭПУ Самойленко А. Е. и материально-ответственное лицо той же лаборатории техник Убыйбатько... проставьте свои инициалы, написали? составили настоящий о нижеследующем...

Я слушаю и впадаю в транс. Сам не знаю, какой я сейчас: надвариантный или здесь-сейчасный. Ведь вот как оно бывает: можно что-то задумать, интересно вкалывать, подгоняя себя предвкушением успеха: можно склепать что-то впечатляющее. Но не дай бог, если из-за "давай-давай", из-за неучтенных мелочей при изготовлении или мелких промахов в проекте ваша машина откажет при испытании. Новое устройство часто называют детищем. Это не так: первый шаг ребенка самый безответственный первый шаг машины самый ответственный. Споткнулась все: в нее утратят веру, вынесут приговор "не получилось". Почему, кто виноват это уже тонкости. Не получилось. Оттащат ваше неродившееся детище куда-нибудь, где коллеги из смежных лабораторий смогут укромно потрошить его для своих надобностей, и будет стоять оно, ободранное и страшное, как угрызение совести. И вы будете избегать проходить мимо него.

...в результате испытания на длительную работу, из-за демонтажа, а также воздействия атмосферных условий при открытом хранении, монотонно диктует Альтер, необратимо вышли из строя все остальные узлы.

"Про пожар бы надо еще, думаю я. Реквием в форме акта списания..."

И наконец заключительная фраза:

...считать полностью списанной. Лом в количестве... ну, скажем, пятьдесят килограммов, так, Алеша? сдать на склад металлоотходов.

ГЛАВА VI. ВСЕ ВАРИАНТЫ ТЮРИНА

Требовать от человека, провозглашающего великие истины, чтобы он и сам следовал им, значит требовать слишком многого. Ведь, провозглашая истины, так устаешь!

К. Прутков инженер. Мысль No 46.

Когда я возвращаюсь, то замечаю в комнате приглушенную сосредоточенность. Все заняты делом. За моим столом сидит в вольной позе коренастый мужчина в темно-синем костюме. Волнистые волосы тщатся замаскировать розовую плешь. Белый воротник обтягивает шею с тремя крепкими складками. Широкие пальцы в светлых волосиках барабанят по оргстеклу на столе. Павел Федорович Уралов, прошу любить и жаловать.

Во мне все как-то подбирается. Заслышав мои шаги, Уралов поворачивается всем корпусом, доброжелательно смотрит из-под белесых бровей блестящими голубыми глазами

Так как ваши успехи, Алексей... э-э... Евгеньевич? Что меня всегда умиляет в Паше, так это его "э-э" перед отчествами сотрудников. Отвечаю уклончиво"

Ничего, благодарю.

Первые матрицы сегодня выдадим?

М-м... нет. На той неделе.

Хм Уралов встает, оказывается одного роста со мной. Энергично поводит широкими плечами. А в отделе электронных систем ждут. Стенд собрали под них.

Слышать это неприятно. Черт догадал меня наобещать матрицы этому отделу. А все Стасик-Славик, он подбил...

Я уж упросил их не прижимать со сроками. Не успевает. мол, исполнитель. Но самое крайнее к концу месяца надо дать.

Я не могу сдержать изумленный взгляд: неужели мы с Ураловым будем в тех же отношениях и к концу месяца, после ученого совета? Рассчитывать все-таки уцелеть?!.

...Не имеет значения, какой я сейчас разговариваю с Пал Федорычем: надвариантный или обычный, которому надо матрицы к концу месяца выдать. Есть варианты, где он берет верх надо мной, есть и такие, где не берет, даже напротив, но нет таких, где бы мы с ним были заодно, в мире и согласии. Наше противостояние имеет тот же первичный иррационально-глубинный смысл, как и моя дружба со Стрижем. Конкретные обстоятельства будто и ни при чем, на поверхности. Он тоже чувствует это, насторожен.