Текст книги "Чужой из психушки (фрагмент)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Ближе...

– Не убирай. Всеми пальцами. А-а... Прошу тебя, не убирай!..

Ему вдруг вспомнилась фотография Мадонны. Конечно, груди у этой женщины были не столь совершенны, но тоже очень круглы, очень красивы. Чем-то она напоминала все же всплывшую в памяти Мадонну. И стоило только подумать об этом, как в затуманенном алкоголем и страстью сознании все смешалось. Меченый и сам теперь не знал с кем спит. Певица она или повариха... Хороша! Только бы все время доставать до донышка, до самого горяченького, безумно горячего, только бы заставлять ее быть раскрытой раковиной и истекать любовью. Пусть истает, расплавится, изойдет стонами-криками, пусть ничего не останется, даже исколотой фаллосом плоти. Женщина! Мадонна!"

Понимаешь? Замечательный текст! Редактору остается лишь сделать сноску по термину "фаллос" и пояснить, что он в контексте автора идентичен пенису, хрену или члену.

– Мяу, – сказал Ыдыка Бе. – Лучше быть просто котом и ловить мышей, чем писать такую муру. Странная у вас планета, не зря ее включили в список запрещенных. Лучше бы я в больнице лежал.

16. Шабаш в мэрии Москвы

Нет ничего досаднее, чем видеть, как удачно сказанное слово умирает в

ухе дурака, которому ты его сказал.

Ш. Монтескье

Мефис объявил общий сбор. Для проведения собрания он абонировал актовый зал мэрии. Особым условием для всех приглашенных было ношение специального головного убора.

Зюгатофель явился в солдатской шапке с пришитым к ней согласно нечистому уставу козырьком, а Жиритофель, поддерживая примитив оригинальности, нахлобучил на свою бедовую головку настоящий аэродром с гигантским козырьком. Короче, каждый выбрал кепку согласно своему характеру.

Мефис был с непокрытой головой, что для кота, в общем-то, естественно.

Собрание открыл сам законодатель кепочной моды.

– За аренду помещения, – сказал он важно, – вы заплатили солидную сумму. Деньги эти, естественно, пойдут на благоустройство Москвы. Мы планируем открыть вертолетное сообщение между Митино и Свиблово. Причем, вертолеты будут грузовые, со специальными ячейками для перевозки мешков с вещами. И каждый вертолет распишет водоэмульсионными красками самый знаменитый художник и скульптор, которого я знаю.

– Тебя, пижон, из-за трибуны не видно, – подал голос Жиритофель. – Нам не вертолеты нужны, а реактивные бомбардировщики. Чтоб разбомбить все барахолки и скульптуру твоего нерусского художника от слова худо. Сколько вы с ним денег казенных в свой карман положили за эту скульптуру, а? Думаешь, мы не знаем!

– Это хорошо, что меня не видно, – не растерялся докладчик. – Зато из графина меня никто облить не сможет. И нужны нам не бомбардировщики, а сверхзвуковой истребитель, чтоб таких умников отправить куда подальше. Вместе с сапогами. Свои нетрудовые доходы посчитай лучше, чем мои.

– Нам нужны не самолеты, а корабли, – встрял Зюгатофель. Шапка налезала ему на уши, он в ней потел. – Следует проложить водный канал между Митино и Свиблово, такой проект гораздо дешевле авиационного. Мы обязаны беречь народные деньги. А художники тот пусть плакаты коммунистические пишет. По государственным расценкам.

Выкатился розовобоким шариком очередной думак. В зале густо запахло прокисшими яблоками.

– При чем тут Митино или Свиблово? – вопросил он. – Разве нет более важных вопросов. Мы, собственно, для чего сюда посланы? Чтоб простых людей с панталыку сбивать, заставлять их жить неуверенно, непредсказуемо. Мы тут не на заседании, где нас раскусить человеки могут, мы в своем кругу. И хорош нести чушь про народные деньги. Тем более, что у народа никогда денег не было и быть не может, а те бумажки, которыми мы их в повиновении держим, не дороже фантиков от конфет. Ты, Зюгатофель, представляешь консервативную линию нашего отродья, но это не значит, что твоя устаревшая лапша должна висеть на наших ушах. А ты, Жиритофель, характеризуешь психов вовсе не для того, чтоб портить нервы собственным собратьям. Когда тебя выдвигали, считалось, что человечество, подвергнутое руководству подобным убожеством, само к себе теряет уважение. Оказалось, что этого уважения и не было вовсе, так что твоя должность, не побоюсь сказать – синекура, не нужная. И, как правильно сказал наш консерватор, мы не имеем права зря расходовать нечистые силы.

– Ты что же это говоришь, рожа яблочная, – возник Жиритофель. – Моя должность однозначно нужна, мои сторонники заявление в партию кровью подписывают.

– Фу, – не сдался яблочный изверг10, – кровью, скажешь только! Мочой старого осла они подписываются. Такие же, как ты придурки. Я на месте шефа давно бы тебе запретил на поверхности земной показываться, чтоб дело наше не компрометировать.

– А ты... А ты... – не мог найти слов оппонент.

Он надул свое дряблое тело и окончательно потерял сходство с человеком. Теперь он был тем, кем и являлся в самом деле, – дурнопахнущим, плохообученным нечистым из низшей касты, введенным в передовой отряд вредителей только по прихоти какого-то стратега, посчитавшего, будто паршивая овца быстро испортит все стадо. Яблочный изверг тоже принял позу атаки. Он выгодно отличался от Жиритофеля, хотя годы, проведенные в человеческом облике, успели нанести некоторый ущерб его фигуре. Собравшиеся радостно загалдели, будто настал час пиршества. Драки между собратьями сопровождали отрицательными флюидами и всегда вызывали у нечистых эйфорию.

Лишь в дальнем углу зала двое не приняли участие в общей трапезе. Это были несчастный, заблудившийся в страницах этой книге Штиллер, и охранник с устрашающими рогами. Охранник обнаружил постороннего и требовал пропуск, а Евгений Иудеевич лишь попукивал11.

В это время по залу пронесся знойный смерч, всегда предшествующий появлению того, чье имя лучше не произносить без нужды.

Он прошел по проходу между стульями, гордо отклячив черную, пушистую задницу и плотно постукивая выпущенными из лап когтями. Взошел (именно взошел!) на подиум, резко увеличился до размеров карликового бегемота, присел на краешек хрустнувшего стола и приказал:

– Песню.

Так как гимны нечистых братьев постоянно сменялись, то никто не знал что именно петь. Ошибившемуся грозило долгое заключение в статис поле, где нет течения времени12.

Бесшабашный детинушка Жиритофель тряхнул глупой головушкой и запел. Он был бесстрашен, как порой бывают бесстрашны невинные дети или законченные дебилы.

– Димедрольное похмелье, – запел он, димедрольное вино...

– Очень странное веселье мне судьбою суждено, – подхватили бесы.

– Очень странные виденья, очень сонная судьба,

Постоянные сомненья и схождение с ума.

Ни одеться, ни покушать, никого не обольстить,

Самого себя послушать, самого себя любить,

Сам собою восторгаться и себя же уважать,

И с самим собой встречаться и себя потом ругать.

На себя таить обиду, от себя ее скрывать,

Не подать себе же виду, что ругал себя опять.

Сам собою обесчещен, сам собою и прощен,

Если был с собою честен, то собой и награжден.

Две таблетки димедрола – то ли сон, а то ли явь

Захрипела радиола, заиграл ноктюрн рояль.

Вышли девушки навстречу – пять красавиц, как одна,

Обнаженные их плечи, а глаза – хмельней вина.

Я под музыку рояля фее руку протяну:

"Как зовут тебя? Ты – Майя? Майя, я иду ко дну!"

Затихает радиола, успокоился рояль,

Сон без имени и пола увлекает меня вдаль.

Там, вдали, мелькает чудо, там отрава чьих-то глаз,

И во сне теперь я буду вас счастливей в много раз.

Только теперь вступил сам Мефис. Он пел шаляпинским басом, от которого когда-то лопались пивные кружки:

Димедрольное похмелье поутру меня возьмет,

Сон мечты приятней хмеля... В жизни все наоборот.

В жизни все грубей и проще, в жизни все оценено:

Есть цена прекрасной рощи, есть расценка на вино,

Цены есть и на красавиц, на красавиц и на фей...

Стоит дорого мерзавец, чуть дороже – прохиндей.

Есть цена на президента, есть цена на палача,

За валюту резидента покупаем сгоряча.

Покупается отрава, покупается любовь,

И дешевая забава, и пылающая кровь.

По червонцу за улыбку, поцелуй – за четвертак...

Только золотую рыбку подкупить нельзя никак.

Но – таблетка димедрола, дальше рыбка не нужна.

Заиграла радиола, грань у яви смещена.

И вдали мелькает чудо, там отрава чьих-то глаз,

И спокоен, словно Будда, я уже в который раз.

Димедрольное похмелье, димедрольное вино...

Очень странное веселье мне судьбою суждено.

И наступила тишина. Все сидели и смотрели на предводителя, а он не смотрел ни на кого.

17. Беседы при ясной луне

Лишь одним дуракам даровано уменье говорить правду, никого не

оскорбляя.

Эразм Роттердамский

С большим трудом удалось мне уговорить Ыдыку Бе ликвидировать груду вещей, созданных его больным воображением. Осталась только одна игрушка, с которой наотрез отказалась расставаться Женя. Она (игрушка, естественно) отдаленно напоминала калейдоскоп, которым я сам вдосталь играл в тихие совдеповские, дефицитные времена, но, как я подозревал, сочетала в себе разные функции, мне не ведомые, но используемые Женей тайком от взрослых.

Ыдыка, похоже, обиделся. Не пошел гулять, сидел себе на кухне и мрачно смотрел в окно. Был поздний вечер, в окно светила ясная луна. Я тоже засмотрелся на эту луну, вспомнил о прошлом и спросил Ыдыку Бе:

– Слушай, а ты можешь управлять временем?

– Временем никто не может управлять, – ответил Бе, не поворачивая рыжей головы. – Его можно лишь разрушить, но это приводит к бедам.

– То есть как! – удивился я. – Время же движется, значит подвержено воздействию.

– Время неподвижно, движется все остальное: материя, пространство.

Конечно, я знал о времени лишь из фантастики, но фантастику порой писали доктора наук. И везде выдвигалась мысль, что время подвижно.

– Но Эйнштейн?.. – спросил я.

– Ваши земные ученые часто путают яичницу с яйцами, – непонятно ответил Бе.

– А что ты тут у нас делаешь? – опять спросил я после небольшого раздумья. – Тебе, как я вижу, тут скучно.

– Если бы я знал, – тоскливо сказал пришелец. – Это все болезнь моя.

Пришла Женя.

– Посмотри, – сказала она, протягивая свой калейдоскоп.

Я добросовестно посмотрел. И ничего не увидел. О чем и сказал ей.

– Как же, – Женя сплеснула руками и забрала игрушку. – Как же, там столько всякого...

– Это телескоп квантовый, – печально сказал Ыдыка Бе. – В него можно увидеть все обитаемые миры, так он настроен. Вроде, как вы щелкаете переключателем программ в телевизоре. Надо только приноровиться их переключать. Твоя маленькая спутница приноровилась.

Я вновь взял игрушку, повертел в руках, попытался что-нибудь высмотреть – безуспешно. И кнопок не было. Наверное, я стал пожилым. Неспособным видеть то, что открыто детям.

Мое смущенное молчание разрядила соседка. Сперва послышалось пыхтение, потом по стенам кухни метнулись радужные блики и лишь потом собравшиеся смогли лицезреть саму Ароновну. Она примостила мощные ягодицы на табуретку и улыбнулась.

– Я опять без стука, – сказала она невинным голоском пятиклассницы. Дела, знаете ли. Не корысти ради, а токмо пожеланием пославших меня. Всем здравствуйте, пожалуйста.

– Ну-ну, – мрачно сказал я. – Чаю?

– Нет, сегодня я выпила бы кофе. У вас, конечно, только растворимый?

– Приходится, – сказал я, – живем по доходам.

– Так я со своим. Припасла вот. Сама зерна жарила. У вас турка есть?

– Нет, не держим`с, – продолжал язвить я.

– Так я и думала. – Толстуху трудно было смутить. – И ее прихватила.

Она извлекла из-под халата блестящую турку, насыпала туда кофейный порошок и с неожиданной для ее массы живостью засуетилась у плиты. По кухне поплыл божественный аромат.

– Так, так, – приговаривала Елене Ароновна, – пенку снимать не будем, в ней весь скус, мы с огня уберем и вновь поставим, что б второй раз пенка поднялась. Так, теперь сразу по чашкам разлить и без сахара, горячий, глоточками мелкими.

Она походила на колдунью, сварившую адское зелье, которая в данный момент озабочена лишь тем, как напоить этим зельем свои жертвы. Это, конечно, была абсурдная мысль, при всей своей зловредности соседка на отравительницу не тянула. Но что меня удивило, так это то, что она налила четыре чашки.

– Нас вроде трое, – заметил я.

– Почему трое? А гость ваш? Неужто откажется от натурального из Бразилии?

Кот к моему дополнительному удивлению не отказался. Он вспрыгнул на стул, обхватил чашку мягкими лапами и начал лакать, не боясь обжечься. При этом он поглядывал на Елену Ароновну, будто говорил ей что-то, а она в свою очередь сосредоточенно внимала, почти не обращая внимания на нас с Женей.

– О чем это вы разговорились? – не выдержал я.

– О, прости, сказал Бе, – я совсем забыл, что у тебя не активированы некоторые органы. Сейчас, минутку...

Не знаю, что уж он сделал, но в моей голове зазвучали бестелесные голоса, совершенно не похожие на те, которые слышишь ушами. Тем ни менее, можно было определить, кто говорит. Какие-то неуловимые интонации, некий окрас, непередаваемый словами, придавал им индивидуальность, характерную для говорящего.

– Это что же, телепатия? – спросил я растерянно.

– Говори про себя, – подсказал мне беззвучный голос Елены Ароновны, просто думай словами. А немножко потренируешься – и без слов обойдешься.

– Как это без слов? – подумал я про себя.

– Образами. Образы передают больше информации. В особых случаях их подкрепляют немногими словами или другими символами.

Соседка замолчала, и в моем сознании возник образ, поясняющий сказанное. Он был исчерпывающе понятен, но выразить его при помощи слов было бы затруднительно.

– Помнишь, я тебе читал символический рассказ? – Вступил Ыдыка Бе. Вот как он выглядит при передаче образами.

В моей голове возникла ослепительная и невыразимо печальная картина. Она была бесконечной, как та алмазная гора, о которую ворон точит свой клюв. Мне стало тоскливо, и я выразил протест. Мысленно. Мгновенно образ сменился, Бе рассыпал в моем сознании фейерверк чего-то неуловимо прекрасного, сопроводив фразой: "Это для настроения...".

Настроение действительно улучшилось. Будто пузырьки игривого шампанского пронизали мои нервы и жилы. Так я чувствовал себя на Новый год, за пять минут до боя курантов.

– Надеюсь, это не гипноз? – спросил я уже более уверено.

– Ни в коей мере, – ответил Бе, сопроводив слова улыбающейся рожицей, просто я поделился с тобой жизненным тонусом. Те, кто владеет телепатией, легко делят между собой и радость, и грусть. Радости становится больше, а грусти меньше.

– Но она же ведьма?

– Что значит ведьма! – сказала соседка. – Мы просто другое племя. И мы живем на этой планете гораздо дольше, чем вы – люди.

– Почему же тогда мы не владеем телепатией?

– Вы еще не дозрели. Вы еще детсадовцы. Некоторые из вас взрослеют быстрей и обретают дополнительные чувства. Но их обычно уничтожают толпы незрелых. А необходимые органы, управляющие телепатией, телекинезом и телепортацией имеются у всех.

– А то, что вы активировали этот орган у меня, не опасно.

– Это на время, – сказал Бе, – пока я тут у вас в гостях. Считай, будто это временный дар.

– Но я же потом, когда его лишусь, с горя помру!

– Я избавлю тебя от воспоминаний. Извини, но так уж получилось, что мой визит многое изменил. Когда мое разтроение кончится, я все приведу в равновесие.

– Но все же... – завозмущался я.

– Помолчи, – прервала меня Елена Ароновна. – Наслаждайся моментом и не хорони самого себя заранее. Как вы, люди, любите все наперед планировать. Вот ты лучше войди в мое сознание и посмотри, что твориться из-за твоего гостя.

"Как это?" – хотел спросить я, но спрашивать не пришлось. Я вошел в сознание соседки так же легко, как входил в тело любимой женщины. И прочувствовал нечто схожее с оргазмом, только не физическим, а духовным. Во-первых, сама соседка перестала выглядеть толстой и неприятной, она превратилась в тоненькую фею с распахнутыми в пол-лица очами и золотой косой. Во-вторых, я через ее утонченное восприятие увидел мир, не заслоненный шорами привычек и навыков. Это был игривый, красочный мир, в котором все находилось в движении, но одновременно было в покое. Впрочем, выражать убогими словами-символами то, что воспринимал я множеством таких чувств, о которых люди только мечтают, бессмысленно. И все эпитеты остаются при этой попытке всего лишь жалкими сочетаниями звуков, грамматическими правилами. Но главное, что я воспринял, так это мощную угрозу Ыдыке Бе со стороны многочисленного племени тех, кого люди зовут нечистыми.

18. Шабаш в мэрии Москвы (окончание)

Молчание – добродетель дураков.

Ф. Бэкон

– Что ж, – сказал Мефис. – Об основном мы договорились.

Он вновь принял форму черного кота. Кот в чем-то отдаленно походил на бегемотика. Карликового.

Собрание начало расходиться. Те, кто помощнее, просачивались в канализацию. У туалетов образовалась очередь. Мефис пренебрег условностями и просто сгинул. Хилые13 выходили, как люди, через дверь, толкаясь у гардероба. Гардеробщица визгливо советовала им не толпиться, так как у нее не семь рук. Рук у нее действительно было всего шесть.

Жиритофель орал на гардеробщицу.

– Я сдавал ондатровую шапку, – орал он, – а ты мне цигейку суете! Ты мне, зачем это старье суете, когда у меня ондатра!

Гардеробщица, будучи особой древнего рода, уходящего корнями в древнегреческие мифы, тыкало пальцем пятой руки в табличку, на которой было написано: "Гардероб ответственности за деньги в карманах и шапки с шарфами в рукавах не несет", и для пущей убедительности читала ее вслух. Жиритофель не сдавался:

– Ты мне пальцем не тычьте! Ты мне ондатру выньте да положь!

Скопившиеся за его спиной нечистые оживленно комментировали:

– Да у него сроду ондатры не было. Этот скупердяй и цигейку-то в секи хенде покупает. Эй ты, фраер безрогий, кончай базар. Люди из-за него по делам опаздывают, а он тут баки втирает. Пижон, а пижон, ты без шапки пришел, все видели.

Скромно подошел хозяин мэрии и попытался получить свою кепочку без очереди. Его оттеснили. Мэрин14 пронзительно завозмущался:

– Те, кто бинокль брали, могут без очереди.

– Протри шары, – сказал грубый Зюгатофель, – какой бинокль! Ты чё – в театре?

– Ленин тоже в фу`ашке ходил, – сказал зачем-то яблочный изверг. Он еще не полностью обрел человеческую внешность и поэтому отливал зеленой чешуей. – Потом ходоки с Поволжья у него эту фу`ашку сперли. Все знают, чем дело кончилось?

– Ну вот, только извращенцев нам и не хватало, – закричал уже с хвоста очереди мэрин.

– Я знаю, я знаю, – встрял Жиритофель, забыв про шапку, – Ленин за эту фуражку их жрачки лишил.

– Не замай! – выдвинулся Зигатофель. – Не замай святое грязными лапами. Владимир Ильич большим специалистом был, ежели б не он, мы с вами тут, среди русаков, не резвились бы столь вольготно. Он нам дорогу проложил на Русь.

– Я что – спорю, – сразу отступил трусоватый Жиритофель. – Это все он, извращенец чешуйчатый.

– А я с точки одобрения, – выкрутился яблочный дипломат. – Большому специалисту большое уважение. До сих пор наш брат к его саркофагу подзаряжаться энергией ходит, как к аккумулятору.

– Говорят, что сам Мефис частично в его личности присутствовал, проблеял какой-то мелкий и кучерявый. Оттого и сила была великая.

– Эй, эй, – спохватился Жиритофель. Что это мы все головные уборы требуем, когда они на нас? На собрании этом форма одежды была такая – в шапках.

– Ах ты, аферист, – замахала руками, как мельница, гардеробщица. Ондатру ему, вот мошенник, спаси меня нечистый!

Очередь смущенно потрогала свои головные уборы. Одни изверг ничего трогать не стал, так как с самого начала знал о том, что он в кепке.

– Могу я теперь получить свой головной убор? – спросил главный мэрин. Наконец получить...

На него посмотрели. Он действительно был без кепки. И без бинокля.

19. Небольшое философское отступление

Ум везде одинаков: у умных людей есть одни общие признаки, как и у всех дураков, несмотря на различие наций, одежд, языка, религий, даже взгляда на

жизнь.

Даниил Гранин (Герман)

Ядрена феня! Как мне все надоело! Если бы вы только знали! Врагу не посоветую быть писателем в текущее время!

Впрочем, и редактором тоже!!

20. Обзор событий

Не важно, сколько кошек дерется, всегда кажется, что дерется их много.

Авраам Линкольн

...в небе над труднодоступными долинами Малайзии появились небольшие самолеты. Опустившись к тамошним селениям, они покружили немного и сбросили на парашютах... тысячи кошек. Произошло это в рамках крупной операции, руководимой азиатским филиалом ВОЗ. Во внутренних районах Малайзии в последнее время размножились крысы, ставшие бедствием для местных жителей. Крысы уничтожали съестные припасы, нападали даже на людей. Что еще хуже, крысы переносят блох, распространяющих чуму. После того как ловушки и яды не возымели должного эффекта, специалисты предложили использовать против крыс кошек. Но как доставить их в труднодоступные долины? В конце концов, решились на десантную операцию. Сейчас кошачий десант уже усердно борется с крысиной армией.

...за монетку, за таблеточку, сняли нашу малолеточку. Ожидает малолетку небо в клетку, в клеточку.

...своеобразный мировой рекорд установил город Лаплас (Техас, США), насчитывающий сто семьдесят тысяч кошек. Городской начальник санитарной инспекции был вынужден установить норму: каждый человек получил право содержать не более четырех кошек.

...тираж книг про сексуально озабоченного кота, хозяином которого является еврей-эмигрант, превысил разумные пределы. Сбылись предсказания классика: "Не Пушкина, не Гоголя с базара понесут". Ожидается очередная серия, где кот будет безумствовать в Африке.

...группа индийских ученых, которая занималась выяснением загадки небольшого безлюдного кораллового острова Фраджест, лежащего в Индийском океане и населенного... исключительно кошками, наконец установила, что в 1850 году о коралловые рифы разбилось судно. Все спасшиеся члены команды вскоре умерли от какой-то заразной болезни. Зато осталось несколько кошек, которые приспособились к условиям жизни на острове и размножились. Около тысячи обитающих сейчас на острове кошек питаются ракообразными, морскими ежами, а главным образом, ловят рыбу, поскольку на Фраджесте нет никаких других животных либо птиц.

...мадам Брошкина возмущена тем, что у соперницы душа кошкина. Но поезд уже ушел.

...самым лучшим ловцом мышей признана черепаховая кошка по кличке Таузер (Таиланд, Шотландия). Подсчитано, что за всю свою жизнь, она поймала 28899 мышей: в среднем по 3 мыши в день.

...Ыдыка Бе заявил, что эволюция внешности на планете Земля пошла неверным путем. Самая удобная для ношения форма кошки вытеснена непрактичными для прямоходящих формами бывших обезьян.

... четырехмесячный котенок (Женева, Швейцария), вслед за группой альпинистов вскарабкался на вершину горы Маттерхорп в Альпах на высоту 4478 м.

...сообщество голованов обратилось в совет Галактики с просьбой разместить свое посольство на одной из малых планет Юпитера. Совет отказал голованам на основании того, что Земля находится в непосредственной близости, а контакт с этой планетой запрещен по причине агрессивной неразумности ее обитателей.

...Карл Мэйз, животновод из Атланты, (штат Джорджия, США), отказался продать за 10 тыс. долларов кота сингапурской породы по кличке Булл чемпиона этой породы в США.

...Мефис в форме черного кота, отдаленно похожего на бегемота, устроил безобразную оргию в ресторане "Метрополь". Он напоил восемнадцать бичедралов, которых привел с собой, а они перебили мебель и посуду. Хозяева ресторана не знают, кому вчинить иск за ущерб.

...тридцатилетняя кошка Китти, (Великобритания), родила двух котят, став, таким образом, самой старой роженицей среди кошек, подаривших жизнь 218 котятам. Она умерла в июне 1989 г., незадолго до своей 32-й годовщины.

21. Сочинение Ыдыки Бе15

Мы живем в мире, где один дурак создает много дураков, а один мудрый

очень мало мудрых.

Г.Лихтенберг

Он вошел в Город на четвереньках. К коленкам и локтям были привязаны мягкие подушечки, шел Он быстро.

Одет Он был в зеленую вельветовую куртку, красные вельветовые штаны и белые вельветовые туфли. Одежда была пыльная, но новая.

Он шел себе на четвереньках и уткнулся и уткнулся носом в блестящий грубый сапог с тупым носком.

– Ну, ты, – сказал страж грубым голосом, – вставай.

Он встал, снял подушечки, бросил их в пыль и пошел.

– Стой, дубина! – заорал Страж, – Документы давай.

– Чаво?

– Документы есть?

– Не знаю.

Лицо у Него было тупое-тупое. Тупей, чем у Стража. А глаза – маленькие щелочки без ресниц.

– Как зовут? – смягчился Страж.

– Чаво?

– Кто ты?

– Я?

– Нет, он!

– Чаво?

– Как зовут, скотина?

– Я? Он?

– Яон, что ли?

– Ага.

– Что ага?

– Ага, Я – Он

– Яон... Ну и имечко. Впрочем, что с тебя, дурака, взять. Сам дурак и имя дурацкое. Шлепай отседова.

Я пошел.

– Эй, дурачок, – закричал кто-то, любопытные уже собрались, – пойдем, я тебя накормлю.

– Спасибо, – четко сказал Яон, и пошел.

Добрый любопытный привел его к себе домой и налил миску борща.

– Лопай.

– Не.

– Чо, не?

– Не, мясо.

– Мясо не ешь, что ли?

– Ага.

– Вегетанец?

– Не.

– Чо, не?

– Не ем.

– Ну и дурашлёп. Вегетанец, гляди-ка.

Добрый мужик наложил Яону картошки, принес с огорода огурцов, лук. Себе в водки налил, полстакана. Яону предложил, тот отказался.

– Не пьешь? – не сердито сказал мужик.-И опять ты дурак.

И сам выпил. И закусил смачно.

Яон немного, совсем немного поел, сказал отчетливо:

– Спасибо.

– Ты чо? – удивился мужик.-Сыт, что ли? Ты, может, и не хотел есть?

– Нажрался где-то! – неожиданно заорал он.-Гад, побирушка. Ему, как человеку, а он сытый оказывается. Обормот!

Налил себе еще водки, выпил, не закусил. Совсем злым стал.

– Подлюга, – кричал, – живоглот, бич! Пошел вон, падла!

Руку протянул, схватить хотел за грудки. Яон отступил на шаг. Тогда добрый мужик размахнулся, стакан бросил в Яона. Яон увернулся. Глаза его, маленькие щелочки, открылись на миг, большие стали, странные. Темный огонь был на дне их. А лицо такое же неподвижное, тупое лицо, вялое.

Открылись глаза, распахнулись, и сразу же вновь обратились в щелочки. Тихо выскользнул Яон за дверь. А мужик орал багрово что-то в избе, ничего не заметил он, кровно обиженным себя считал.

Яон ходил по городу, заходил кой-куда.

Зашел в одно учреждение в отдел кадров к начальнику.

– Скажите, – спросил вежливо, – вам начальник отдела кадров не нужен?

Начальник смотрел на него долго. Внимательно смотрел. Потом сказал тихо:

– Извольте выйти вон.

А сам чернильницу мраморную по столешнице шарить стал.

Яон ушел.

В Стражницу заходил.

– Вам не нужны Стражники?

Хохотали над ним грубыми голосами, по заду шлепали вельветовому. Хлеба дали и мелкую монету.

Вечером Яон ушел за Город в тощий лесок. Нашел маленький ручей, разжег костер и долго сидел около, по-турецки скрестив ноги. Огонь костра не отражался в его распахнутых огромных глазах, а будто таял в них, исчезал. В зрачках же тлел свой, темный и страшный огонь.

Заснул Яон на спине и всю ночь лежал без движения. Потух костер и холодно было, но он не чувствовал холода – лежат себе неподвижно на спине, а с первым лучом солнца вскочил, будто и не спал, разделся догола и залез в ручей, лег в его ледяное русло. Он лежал, будто в теплой ванне, кожа его даже не порозовела, но и не посинела тоже.

Он был смуглый, тоненький и легкий какой-то. Подростка напоминал он телом, не сформировавшегося юношу.

Прошло мимо стадо коров. За ними ехал пастух на чахлой лошади. Пастух был в грязной телогрейке и в шапке. Яон внимательно посмотрел на стадо и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро, резко отмеряя шаг. В Городе пошел на прямых ногах.

И смотрели на него люди. Без зла шутили. Кто-то камешек в него кинул, маленький, шутки ради.

Потом он долго стоял, смотрел на афишу. Там были нарисованы похожие на лягушек коровы, некое бородатое чудище с бутылкой в руках и стихи:

"Пастух наш водку лихо пьет,

А скот в посевах мирно бродит.

Когда же пьяница поймет,

Что он народное добро губит?"

***

Приближалась зима. Город существовал своей неторопкой суетой. В седьмом доме Галя родила ребенка, а отца никто не знает. В 12-м доме умерла бабка Арина. Пошла на колонку за водой и не дошла. Упала на бок, ногами засучила: юбки задрались и стали видны толстые ноги в узлах вен. Потом затихла. Когда подняли ее соседки, только хрипела чуть, да слюну пускала. А к ночи отошла.

Поминки были плохие. Сын приезжал, но спешил очень, ссылался на служебную занятость. Плохие были поминки.

И еще человека зарезали. Ну, не то, чтоб человека – девку гулящую, Люду.

Пьяная она дурная – выступает, вот и ткнул ее кавалер ножом столовым. Попал в живот, испугался и убежал. А Людка сама до больницы дошла и здорово ругалась там еще. Лекари по ее виду ничего серьезного не предполагали, переругивались с ней добродушно, не поспешали. А когда Людка, вдруг, омертвела, на пол сползла, стали готовить к операции, но не успели. Отошла девка.

К дурачку Яону в Городе привыклы, даже гордились немного, что есть свой юродивый. Старики говорили, будто дурачок к счастью. Его, мол, устами Бог вещает, а ангелы ему покровительствуют.

А видели его теперь редко. Он рано-рано уезжал со стадом, а вечером, пригнав коров, шел к старой бане в усадьбе Лешачихи и не выходил оттуда до утра.

За баню Лешачиха брала с Яона пять денег в месяц, а за свет он платил отдельно, но счетчику. В хату ходить запретила – он и не ходил.

Получал он за пастушество 120 денег в месяц, а куда тратил – никто и он видел. Еду, знали, покупал: хлеб, картошку, рис, лук... И все. А это денег 50 в месяц. Куда же остальные девал? Прятал, наверное.

Как-то Витька-Косой, злой с похмелья, схватил Яона за грудки, тряс, денег требовал. Яон трясся покорно, а потом вдруг что-то руками сделал, взмахнул ими, как дирижер перед оркестром. Косой обвис, скрючился, сполз на землю и лежал минут десять. Лекарь потом важно объяснял желающим, что у дураков сила большая бывает.

Витька больше к Яону не приставал, только посматривал удивленно, а один раз выпить пригласил. Зря, конечно. Не пил Яон.

А уже пришла зима, от снега Город похорошел, чистым стал, свежим, и приятно было даже просто ходить по улицам, гулять. Но люди не знали, что это такое – гулять. Они толпились кучками, разговаривали о многом, хотя разговаривать им было, вроде, и не о чем. А, если шли быстро, то только по делу: в магазин, на работу, к врачу.

И приехал в Город еще один странный человек. Сын покойной бабки Арины приехал, избу продавать. Ну, и отпуск у него был, так он зажился в этой избе. По ночам свет жег – читал все, а днем ходил по снежным дорожкам. Если заговаривали с ним – отвечал вежливо, но торопился, уходил скоро.