Текст книги "Блатные псы"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

Парные куриные котлеты – блюдо диетическое, но это куда лучше, чем овсяная каша на воде и обезжиренный творог с жидкой сметаной… Все-таки сдалась Кира, все-таки предложила мужу мясное блюдо. По закону Максим не был ее мужем, а после такого завтрака готов был отправиться в ЗАГС хоть сейчас.

Но отправился он на службу. И в хорошем настроении. И погода сегодня отличная. Небо ясное, прохлада комфортная, а ветер – как теплое дыхание весны.

Развернулась у него душа. Но тут же свернулась, стоило только выехать со двора. Улица перерыта была у самого перекрестка – не проехать. Максим развернул машину, но и на другом перекрестке – такая же беда. Как будто кто-то нарочно напакостил.

Тракторным экскаватором дорогу перерыли, на всю ширину и на глубину одного ковша. Грунт был вынут и уложен в четыре кучи, по две с каждого конца. А посередине чисто – бери толстые доски, перебрасывай их через траншею и проезжай по ним, как по мосту. Может, здесь и планировалось установить временный мост для проезда? Но тогда почему его нет? И зачем вообще дорогу перерыли? Если трубы собираются прокладывать, то где они? К тому же траншеи эти только поперек дороги, где же продолжение? Да и на улице между траншеями как минимум двадцать домов, и почти в каждом дворе машина. Как людям на работу выезжать?

Эти вопросы Одинцов задавал себе, вынимая телефон. В дежурную часть звонить надо, пусть коммунальные службы поднимают, а те устраняют диверсию. Как еще назвать это безобразие?

Он уже набирал номер, когда с перекрестка в его сторону свернул черный джип «Гелендваген». За ним второй. Машина вплотную подъехала к канаве, остановилась. Рядом замерла вторая.

Одинцов уже понял, что происходит – Никиткин с каждым днем борзел все больше. Бежать он не собирался, а пистолет на всякий случай достал. И с предохранителя ствол снял, и затвор передернул. Плевать, кто что подумает. Правда, руку с оружием он опустил.

Сначала из машин вышли рослые парни в черном. Пистолет в руке Одинцова их смутил, но в ответ они оружие доставать не решились.

– Максим Львович, все нормально, вам ничего не угрожает, – сказал плотного сложения мужчина с кривым носом и прямыми залысинами.

Знакомый персонаж – Чернышев Станислав Евгеньевич, начальник личной охраны господина Никиткина. Одинцову приходилось с ним встречаться.

– Да нет, ребята, не нормально. Это я вам угрожаю, – усмехнулся Максим.

Пусть достают оружие, пусть взводят курки, посмотрим, кто кого?.. Он готов был открыть огонь на поражение, и Чернышев прочел это по его глазам. Прочел и смутился. Его люди запросто могли нашпиговать майора свинцом, но без потерь среди них точно не обойдется. А потом еще отвечай за гибель сотрудника полиции… Лукомора за одно только покушение сожрали.

– Я так понимаю, у вас проблемы?

– Проблемы у вас, ребята.

Одинцов набрал номер дежурной части и вызвал все свободные на данный момент экипажи патрульно-постовой службы. Никиткин хотел произвести эффект, что ж, он этого добился. Будет эффект… Майор задержит его за хулиганство, оформит на пятнадцать суток, а уж он пусть выкручивается. И выкрутится – причем в пять секунд. Но осадочек от встречи с Одинцовым останется.

Чернышев потрясенно смотрел, как он опускает в карман телефон.

– Ну, чего смотришь?

– Э‑э, Леонид Афанасьевич мог бы вас подвезти, – пытаясь взять себя в руки, сказал начальник охраны.

– Пусть Леонид Афанасьевич вернет все на место, – кивком головы показал себе под ноги Максим. – Думаю, пятнадцати минут ему хватит. Если нет…

Он не договорил, повернулся к Чернышеву спиной и вернулся к своей машине. Не прошло и минуты, как появился Никиткин. Вышел из машины, неторопливо перешагнул через канаву и, стараясь держать марку, направился к Одинцову.

А тот, глядя на него, усмехнулся, вспомнив их первую подобного рода встречу. Они обедали с Ожогиным в кафе, Никиткин подъехал к ним на трех «Гелендвагенах», пустил пыль в глаза, изображая из себя крутого мафиози. Максим тогда сел к нему в машину, вежливо прослушал предложение о сотрудничестве и так же любезно послал его лесом. А потом Никиткин сам бегал за ним – то с одной проблемой, то с другой. И в управление к нему приезжал как проситель… И сейчас вот в машину к нему садится. Мина вроде хорошая, а игра не очень. Неудачная у него прелюдия вышла. Дорогу перерыл, давая понять, что Максиму некуда деваться. К себе в машину хотел позвать, вроде как руку помощи протянул, но сам же и нарвался. Сейчас здесь будет полно полиции, и куда тогда деться Никиткину? Убираться ему нужно отсюда, пока не поздно, а он пытается исправить ситуацию. Дурак. Но дураки бывают умными. И очень опасными…

Дверь Никиткину открыл Чернышев, но в машину он садился так, будто был водителем, которому Одинцов, как инспектор ГИБДД, собирался выписать штраф. Перед «инспектором» он не заискивал, держался с вельможным достоинством, но унизительной была сама ситуация. И Одинцов глянул на него так, будто решал, то ли штраф выписать, то ли простить.

– Ну, здравствуй, Леонид Афанасьевич, – снисходительно улыбнулся он. – Давно не виделись.

– Увиделись, – мрачно буркнул Никиткин.

В его внешности не было ничего угрожающего. Черты лица у него правильные, даже с некоторыми мягкими, аристократическими линиями. Срок он не мотал, в законные воры не просился, в «крестные отцы» криминального мира не рвался, но всерьез считал себя авторитетным мафиози. Для этого у него было все – деньги, власть, связи, сила, ум, хитрость и коварство. Ему не нужно было давить на собеседника, внутренней своей мощью угнетая его волю, он мог просто приговорить его к смерти, а исполнители у него имелись. И, судя по недавним событиям, удары Никиткин наносить умел. Да это и раньше было известно, не зря же Лукомор в свое время согласился подвинуться, уступил ему половину города. Сунул палец в рот, а Никиткин руку по локоть откусил…

– Я знаю, ты у нас благоустройством города занимаешься. – Максим взглядом показал на кучу темно-бурого грунта, из которой смотрел на него, будто подмигивая, большой грязно-белый камень. – Но ты бы не увлекался.

– Ну почему же? Иногда, прежде чем что-то построить, нужно что-то разрушить. Дорогу вот перекопали. Закопают. А потом и асфальт постелим.

– Асфальт – это хорошо, – нехотя кивнул Одинцов. – Но иногда лучше ничего не трогать, чем что-то строить.

– Если бы человек ничего не трогал, он бы до сих пор в каменном веке жил.

– А чем каменный век от нашего отличается? Та же борьба за выживание, те же войны за охотничьи угодья. Или нет?

– Война – двигатель прогресса.

– А если короче?

– Тут одна птичка ко мне залетела… Почту разносят голуби, а слухи сороки, так вот я не пойму, то ли голубь это был, то ли сорока. То ли правда, то ли слух… Ты каких-то типов задержал, пытаешься доказать, что они на меня работают.

– Не работают, – покачал головой Одинцов. Он, конечно же, понял, о ком шел разговор.

– Ну вот видишь… – слегка расслабился Никиткин.

– Уже не работают… А если работают, то против тебя.

– Неужели против меня что-то сказали?

– Если бы сказали, я бы с тобой не здесь сейчас разговаривал. И не так.

– У‑у, как страшно!

– Бойся… Ты столько дров наломал, что теперь тебе нужно бояться.

– Чего?

– Я на частные уроки не подписывался. Я на казенном содержании и даю казенные уроки. Когда тебя на казенную пайку оформят, тогда и поговорим.

– Зря ты так, Одинцов, зря… – задумчиво проговорил Никиткин. – Если ты думаешь, что это я против Лукомора играю… А ты думаешь.

– Я не думаю, я знаю.

– А доказательства?

– Будут доказательства.

– Роешь ты под меня. Я знаю, что роешь. А ведь мы вместе против Лукомора копать должны.

– И копаем. Вместе. Но по разные стороны песочницы.

– Так я и не претендую на совместные усилия.

– Ты и так со всем отлично справляешься. Лукомор в СИЗО, шансов у него практически нет.

– Тем более. Лукомор – это вчерашний день.

– Так же, как и ты. И ему здесь не место, и… И тем, кто играет так же грязно, как он.

– Клин вышибают клином. Как только Лукомора не станет, в городе наступит тишь да гладь.

– Это не ко мне, это к моему начальству, – усмехнулся Одинцов.

Он знал, о чем говорил. Сам начальник УВД покровительствовал Никиткину. Правда, полковник Саньков осторожничал, на рожон не лез и Максима на откровенный разговор не вызывал. Не те сейчас времена, когда можно было так вот просто закрыть уголовное дело в угоду сильному мира сего. Тем более Сколков и Пинчук попались в милицейской форме, на которую не имели прав, а это само по себе уже резонансное дело. К тому же в городе рыщут «волкодавы» из областного УБОПа, работают следователи из Москвы. Одинцов эксплуатирует их интерес к Никиткину, но, похоже, они об этом не очень догадываются. Если дать им наводку на Фраера, они могут наброситься на него самого. И на Санькова вместе с ним…

Но Саньков понимает, под кого роет майор. Он хоть и осторожничает, но сигнал Фраеру подал, и тот уже в действии. А начал Никиткин с предупредительного разговора, который приподнес на блюдечке с отрытой экскаватором канавой-каемочкой.

– Ну, с твоим начальством я договорюсь. Но мне нужно, чтобы ты угомонился. А то вдруг пустишь следствие по ложному пути.

– Ну да, на Кустарева лукоморские покушались, а не твои, – скривил губы Максим.

– Так и было. А ты пытаешься доказать обратное.

– Я пытаюсь доказать правду.

– Ты пытаешься доказать свою ошибку. Эта твоя ошибка может мне дорого встать, ты меня понимаешь?

– Суд разберется, ошибка это или нет.

– Твоя ошибка может встать мне поперек горла. И мне. И тебе… Ты же видишь, я хочу решить с тобой вопрос по-хорошему…

– Вопрос нужно решать по закону.

– Закон – это дубина о двух концах. Она ведь и тебя ударить может. И тебя… И твоих близких…

Одинцов резко глянул на Никиткина, но тот даже бровью не повел. А родные у Максима были, прежде всего дочь от первого и пока единственного брака. С ней не должно ничего случиться…

– Зря ты об этом сказал, Фраер, – сквозь зубы выдавил он.

Никиткин возмущенно нахмурил брови: не нравилась ему эта кличка. Но Максим нарочно к нему так обратился, чтобы вывести из себя.

– Если с моими родными вдруг что-то случится, ответишь ты.

– Перешел на пустые угрозы? – взяв себя в руки, усмехнулся Никиткин.

– Это не пустые угрозы. Я на преступление пойду, чтобы с тебя спросить. На любое преступление. И спрошу. Очень жестоко спрошу. Я живучий. И руки у меня длинные, надо будет, с того света дотянусь…

Одинцов едва сдерживал себя, он рвался вцепиться в подлеца прямо сейчас, заполняя пространство злой, агрессивной силой. Никиткин уже пожалел о своей угрозе.

– Нервный ты какой-то, майор, то за ствол хватаешься, то на пену исходишь.

– Зря ты про родных сказал. – Максим зажмурился, с силой сжимая кулаки, и стиснул зубы. – Ох и зря… Давай иди отсюда. Прошу, не доводи до греха. – Казалось, еще мгновение, и он взорвется.

– Ну, мы с тобой договорились! – с важным видом, но без всякой уверенности в голосе изрек Никиткин и поспешил исчезнуть.

А Максим остался сидеть в машине, внутри у него все бурлило. В чувство майора привел старший патрульно-постового наряда. К месту подъехали сразу две машины, но Никиткин со своей свитой успел очистить пространство перед канавой. Зато появился трактор с ковшом экскаватора.

Одинцов отпустил патрульных, дождался, когда восстановят проезд, и продолжил путь на своей машине.

Он не дурак, все прекрасно понимал. Не пойдет Сколков на сотрудничество, не сдаст он Никиткина. Похищения не было, за незаконный ствол и поддельное удостоверение он получит максимум четыре года, отбудет половину где-нибудь на поселении с мягким режимом и условно-досрочно выйдет на свободу. И еще денег заработает за свое молчание. А если сдаст Никиткина, то его жизнь превратится в долгое и полное лишений скитание, и это в лучшем случае, если нет, то его зароют где-нибудь под трубопроводным мостом, как это было с Мишей Веселым…

Никиткина сдать мог Леша Татаринов, но как его найти? Не зря же он сбежал, узнав о гибели Веселого. Значит, знал что-то… Но чтобы Татарина допросить, его сначала нужно взять, а с этим проблемы. Розыск пока никаких результатов не дал. Или парень на дно плотно залег, или Никиткин его уже нашел…

Нет у Одинцова улик против Фраера, и не факт, что будут. И еще Саньков дышит в спину… Он и сам, в общем-то, склонялся к тому, чтобы оставить Никиткина в покое. Пусть владеет всем городом, если ему хочется, пусть тешит свое самолюбие, раз в детстве не наигрался. Что с Лукомором он будет Бочаров делить, что без него править бал, в принципе без разницы… Но зачем Фраер вызвал его на этот разговор? Зачем замахнулся на святое?..

Максим заехал в управление, собрал подчиненных, провел совещание и, не извещая о том Санькова, отправился в следственный изолятор, в котором находился Лукомор. Чутье подсказывало, что Фраер нанес удар и в этом направлении. Не переживал он за Лукомора, и не было желания помогать ему, но так вдруг захотелось сломать игру одному самодовольному болвану…

Глава 6

Матрас валялся на полу в проходе между скамей и шконками. Простыня под ним, одеяло, подушка. Сумка рядом лежит.

Это его, Лукомора, матрас, какая-то мразь скинула его со шконки, пока он был на прогулке.

– Что-то я не понял! – возмущенно протянул Кислый.

С его шконкой ничего не случилось, а на месте Лукомора сидел какой-то чернявый тип с длинным и широким носом.

На улице потеплело, а батареи топят как зимой. Не сказать, что в камере жарко, но можно запросто ходить без футболки. И голый торс наглеца не должен был удивлять, если бы не выколотые на его плечах восьмиконечные звезды – знак высшей воровской власти. Такие наколки мог позволить себе только законный вор.

А парень молодой. И на грузина очень похож. Неужели Муртаз?.. Ну вот и начался концерт по заявкам заклятых друзей… С резкой ноты начался, с опасной.

Муртаз выглядел внушительно. Крепкая голова в монолите с мощной борцовской шеей, покатые плечи, накачанные руки… Видно, парень борьбой серьезно занимался. Классической, вольной, греко-римской, без разницы какой, в любом случае одолеть его будет очень сложно. Если эта победа над ним вообще возможна.

Вор был не один, справа от него маячил здоровенный «бык». Черные пышные брови сливались на широкой переносице в одну линию, образуя мост между скальными выступами над глазами. А глаза страшные, пышущие дикой злобой. «Бык» даже не сдвинулся с места, просто глянул на Кислого, и тот шарахнулся от него, как лошадь от волчьего запаха. Остальные арестанты просто стояли, не решаясь разбрестись по своим местам.

И сам Лукомор стоял, в оцепенении глядя на это безобразие. Это его постель валялась на полу, это по нему нанесли удар. А Муртаз и его «бык» – реальная сила, в одиночку с такой не сладить. Кислый со своими дружками – не подмога, не попрут они против силы с воровскими звездами на плечах, не хватит у них духу… Ребята они простые, одного за банальную драку закрыли, другого за взятку, третий со своего завода машину цемента вывез. Для них криминальные разборки – это что-то такое же далекое, как марсианское нашествие. Тем более такого уровня разборки – вор против вора.

– Ты «смотрящий»? – пристально глядя на Кислого, спросил Муртаз.

Он неторопливо, по-хозяйски важно сел за стол, «бык» подал ему сигарету, щелкнул зажигалкой. Лукомора он даже не замечал, хотя наверняка знал о нем. Играет Муртаз, в кошки-мышки играет…

Лукомор кивнул, глядя на него. Пусть играет, не надо ему пока мешать.

А игра по-крупному идет. «Контролер» не просто так стоит в коридоре, он должен постоянно отслеживать ситуацию в камерах, докладывать о беспорядках. Ситуация конфликтная, но за дверью никаких движений. Да и Муртаз попал в камеру неспроста. Все-таки есть у него какая-то власть на зоне.

– Ну, я, – кивнул Кислый.

– Кто тебе постанову давал?

– Ну, мы тут сами…

– Я должен был постанову дать. Я за тюрьмой смотрю. Я здесь все решаю… А за это дело извини! – Муртаз небрежно кивнул на сброшенный матрас. – Го́ра перенести хотел, да не удержал…

– Это не мое, – растерянно покосился на Лукомора Кислый.

И Муртаз посмотрел на него. С хищной усмешкой посмотрел. Он ждал, когда Лукомор объявится. Ждал, чтобы «зачморить» его – обвинить в трусости, спровоцировать конфликт и на пару со своим Горой пустить в замес.

– Это моя скатка, – выдавил из себя Лукомор. Он понимал, чем все это может для него закончиться, но и молчать не мог.

– Все равно, извини, старый.

Лукомор покачал головой. Случай сейчас такой, что извинения только с кровью врага принять можно. И Муртаз очень хорошо это понимает…

– Я сказал, извини, старый! – нахмурился наглец.

Качая головой, Лукомор подошел к столу, сел. Го́ра резко шагнул к нему, оскалив желтые с гнильцой зубы, но Дмитрий Андреевич как будто и не заметил этого.

– Я не Старый. Старый меня короновал. Старый – нэмпановский вор, настоящий босяк. Он бы с таким бакланом, как ты, разговаривать не стал…

Гора угрожающе дернулся, навис над Лукомором, по-медвежьи вскинув лапы, зарычал, исторгая зловонное дыхание. Муртаз удержал его в самый последний момент:

– Ша!

«Бык» сдал назад, но руки не опустил, по-прежнему готовый обрушиться на Лукомора.

– Тебя короновали?

– Я – Лукомор.

– Лукомор?!. – всполошился Муртаз. – «Косяк» вышел! Дмитрий Андреевич, вы уж меня извините!.. Го́ра!

Громила кивнул, опустил руки, схватил матрас и бросил его на свободную шконку, которая стояла у самого «дальняка». А ведь в камере было еще четыре свободные шконки. Сегодня утром сразу двоих забрали – с вещами.

– Куда? – Муртаз показал взглядом на место, которое занял сам.

Чтобы вернуть матрас на законное место, Горе пришлось переместить своего босса – на шконку Кислого.

– Накладка вышла, Дмитрий Андреевич! – Муртаз виновато приложил руки к груди. – Я думал, вы в двести четырнадцатой камере! А вы, оказывается, в триста четырнадцатой! Я даже маляву к вам засылал! Надо же так лажануться!

– Я должен тебя простить? – проницательно глядя на Муртаза, проговорил Лукомор.

– Вы должны меня понять! Я в законе! Я должен был занять козырное место!

– Я должен тебя понять, – усмехнулся Лукомор, – и простить. – Он с едким прищуром глянул на бывшего «смотрящего»: – Кислый, такой «косяк» прощается?

Тот в ответ покачал головой.

– Все правильно, такой «косяк» не прощается. Грош мне цена, Муртаз, если я тебя прощу… Но тебе же не нужно мое прощение? Тебе нужно мое унижение, да, Муртаз?

– Что ты такое говоришь, Дмитрий Андреевич? – хищно сощурился «пиковый» вор.

– Я в этой жизни многое повидал. И многое знаю. И тебя, пацан, просчитал на раз-два. Сначала ты меня унизишь, потом посмеешься. И скажешь, что я не могу быть вором, что Чапель правду отписал, не вор я…

Муртаз набычился, глаза его налились кровью.

– А ты вор?

Лукомор с усмешкой смотрел на него. Все-таки раскусил он Муртаза и даже загнал его в яму, из которой его львиный рык похож на баранье блеянье. Не с той ноты Муртаз развод начал. На такой мякине лохов разводят, а не стреляных воробьев.

– Я – вор и тебя, Муртаз, не прощу.

– Ты не вор! Ты сухарь! – вскипел «пиковый».

– Чапель маляву загнал? – хмыкнул Лукомор.

– Я Чапеля знаю! Он реальный вор!

– Реальным может быть пацан, а вор может быть правильным. Честным, правильным… И еще вор может быть «апельсиновым»… Я знаю, какой ты вор, но не буду тебе предъявлять. Я знаю законы, знаю, как все это делается, а ты меня тут на фуфло развести хотел… Будет сход, я тебе предъявлю. Постановит он – я тебя закончу. – Лукомор пристально смотрел на Муртаза, чувствуя, как его душа прогибается под мощью взгляда.

Не с той руки сделал ход Муртаз, поэтому оказался в матовой ситуации. На словах Лукомор выиграл вчистую, будь рядом с ним «правильные» люди, они бы это подтвердили. Но не было с ним никого. Кислый со своими мужиками не в счет, он в эту свару точно ввязываться не будет. И Муртаз на «серую масть» не надеялся, он делал ставку на себя и на Гору. Обычные арестанты здесь – всего лишь массовка. И в перспективе – свидетели его «справедливой» правилки…

Лукомор мог выиграть на словах сто, тысячу раз, но, пока за ним нет реальной силы, в этой схватке верх ему не взять. Если менты не вмешаются, его могут и «опустить». А «опущенный» не может быть вором по определению. Никто не подпишется за «опущенного», и некому будет ставить Муртазу на понятия… А менты не вмешаются. Пока не выйдет выкупленное у них время, не вмешаются.

– Ты меня закончишь? А может, раз на раз давай? – играя мышцами, ретиво спросил «пиковый».

Лукомор шарахнулся от него как от чумного. Наигранно шарахнулся, с презрительной ухмылкой на лице.

Интересно знать, кто короновал этого баклана? Детский сад какой-то, а не вор… Но именно поэтому и опасен Муртаз. Глупость, она порой страшнее автомата. А если это глупость, помноженная на тупую физическую силу, тогда дело и вовсе дрянь.

Плохи дела в стане грузинских воров, кланов много, а «рыбных» мест с каждым годом все меньше, отсюда конкуренция и даже вражда. Сила клана определяется количеством законных воров, которые в него входят. Настоящий бродяга – товар штучный, созданный неволей и закаленный в лагерных морозах. Грузинские бонзы это понимают, но все-таки включают штамповальный станок. Лукомор знал случай, когда на одном сходе короновали сразу полсотни воров. Мыслимое ли это дело? Но факт оставался фактом.

Муртаз, видимо, из такой полусотни. Вор-скороспелка, «апельсин», все это понятно. Но ведь он вращался среди прожженных воров, он должен знать законы, правила этикета, а сам машет языком, как безмозглый баклан – крыльями.

– Я слышал, тебя Тифлис короновал, – с упреком качая головой, сказал Лукомор.

– Ну! – Муртаз дернулся, как будто ему наступили на больную мозоль.

– Я его знаю… И он меня знает… И людей знаю, которые за меня встанут… Не снимали с меня корону. Для этого сход нужен, а Чапель устроил балаган. Его за это спросили. С тех пор мы на ножах… Скажи, Муртаз, у тебя есть враги?

– Э‑э… Ну, есть!

– И у меня есть враги, и у Тифлиса есть. У нас с ним были общие враги. С чеченами у нас «рамсы» были, ты в это время пешком под столом ходил…

– С чеченами?

– Слава Япончик «мазу» в этом деле держал… Ты у Тифлиса спроси, он знает, кто такой Япончик!

– Эй, ты че! Я знаю, кто такой Япончик!

– А я с ним работал… И Тифлис был…

Где был в это время вор по кличке Тифлис, Лукомор, честно говоря, не знал. Он о нем краем уха слышал, тогда, в девяносто втором году, и слышал. И сам Тифлис мог о нем слышать. И том «косяке», который упороли Чапель и Беловик, тоже мог слышать… В любом случае Муртаза нужно было отослать к его «крестному» и на этом выиграть время.

Уж очень не нравилось Лукомору, как смотрел на него Гора. Бешеный у него взгляд, безумный. Если в Муртазе хотя бы слегка просматривался здравый смысл, то этот – полная невменяемость. Его совершенно не волновало, кто такой Лукомор. Будет команда «фас», и он порвет любого, хоть самого Деда Хасана.

– Молодой ты еще пацан, резвый и доверчивый. Нельзя так. – Лукомор не зло, но с осуждением качал головой. – Сначала разобраться надо, а потом уже предъявлять… Цирк здесь устроил… Кто тебя научил? Чапель? Он может. Он старый волк, его так просто не прочитаешь. А тебя насквозь видно… Зря ты со мной так…

– Как?

– По беспределу!

– Я знаю Чапеля! – осатанело глядя на него, сквозь зубы проговорил Муртаз. – Если он сказал, то это правда!

Он уже понял, в какое дерьмо вляпался, и знал, что с ним за это могут сделать. Тот же Тифлис мог спросить с него за то фуфло, которое он здесь развел. Воровской мир – это не детский сад, здесь в наказание не в угол ставят, а на «правилку». Сначала по ушам, а потом под ребро – ножом… Муртаз все понимал, поэтому он пойдет до конца. Тут или пан, или пропал…

– Нет на тебе короны, а ты вором назвался! За такие дела на нож ставят! – сквозь зубы цедил он. Разума в его глазах уже не было, сплошной сумрак в них. Сумрак из палаты номер шесть.

Но Горе плевать, он сорвал с себя последнюю цепь, собираясь наброситься на Лукомора, и, похоже, уже не нуждался в команде «фас».

Но и это было еще не все. На сторону Муртаза перешел вдруг бородатый Нагель со своими четками. Если Кислый принял волю Лукомора спокойно, без возражений, то этот, казалось, только и ждал момента, чтобы подставить ему подножку. И дождался.

Нагель мог напасть со спины… Впрочем, и без него шансов у Лукомора не было. С Муртазом еще можно потягаться, и то не факт…

– Ну, давай! – Он поднялся, встал так, чтобы Нагель не смог зайти со спины.

Первым в атаку ринется Гора, его нужно встретить ударом в глаза, «шифты» загасить… А дальше – как получится…

Муртаз выразительно глянул на своего «быка». Ну вот и все…

Лукомор бросил взгляд на Кислого – так утопающий хватается за соломинку. Кислый все понял и едва заметно качнул головой. Нет, не собирался он вписываться за него. Качнул головой и опустил голову. И его дружки стыдливо спрятали глаза.

Зато Гора ничего не стыдился. Бешено выпучив глаза, он провел пальцем по горлу. Все, Лукомор приговорен, и спасти его может только чудо.

И чудо произошло. Дверь в камеру вдруг открылась, и Гора сдал назад.

Возможно, это была подстава. Сейчас дверь откроется, «контролер» спросит, как дела, все скажут, что все нормально, и один только Лукомор подаст сигнал тревоги, а это непростительный для вора «косяк». Нельзя ломиться из камеры, обращаться за помощью к ментам. Это крест на всю жизнь…

В камеру действительно заглянул «контролер».

– Почему не расходимся? – смущенно глянув на Лукомора, спросил он.

Гора сел на скамейку, опустил голову, подперев ее рукой. Арестанты, толпящиеся у дверей, стали расходиться по своим местам. А Лукомор остался стоять. Ни слова он никому не скажет, как только за надзирателем закроется дверь, сразу атакует Гору, пока тот не поднялся с места. Ложка лежит на столе, а в умелых руках – это страшное оружие. Черенок не заточен, но его запросто можно воткнуть в глаз. Пока Гора будет выходить из шока, той же ложкой можно ударить Муртаза. Вдруг повезет?..

Бить никого не пришлось. «Контролер» вышел, но дверь закрыл не сразу, а лишь после того, как в камере появились новые арестанты.

Лукомор едва сдержал стон радости. В камеру входили бойцы из личной свиты Вити Полоскова – Леня Зацеп и Алик Жадный. Лукомор хорошо знал этих парней, они сопровождали его на выездах, когда требовалась дополнительная охрана. Оба плотного телосложения, а бойцовские качества у них на высшем уровне. Лукомор сам видел их в бою, причем в поединке без правил…

– Дмитрий Андреевич! – Леня обрадовался ему как отцу родному.

И Алик просиял, толкнув плечом своего дружка.

– Ну, здорово, братва!

Никогда бы не подумал Лукомор, что будет так рад этим парням. Раньше они были всего лишь штатными единицами в его системе, а сейчас он смотрел на них как на родных сыновей после долгой разлуки. Правда, обниматься с ними не стал, но руку пожал каждому. Крепко пожал, до хруста в костяшках.

Надо было видеть, как смотрел на них Муртаз. Он был похож на черта, под носом у которого раскуривали ладан. И Гора выглядел озадаченно, хотя духом не падал. Громила по-прежнему рвался в бой, хотя и понимал, что шансы на успех уже далеко не те…

А Нагель сдулся, как плевок. Вжав голову в плечи, опустив глаза, он бочком-бочком подступил к своей койке и сел. Лучше пусть сразу лезет под шконку, там ему самое место…

– Какими судьбами? – спросил Лукомор.

– Да вот, с хаты выдернули, сюда привели, – сказал Алик. – А я думаю, зачем…

– И меня выдернули, в продоле с Аликом пересеклись… Дмитрий Андреевич, у вас тут «рамсы», по ходу. – Леня свирепо сощурил глаза, глядя на Муртаза.

Парень учуял неладное. И еще он понял, что к Лукомору в камеру его перевели не просто так.

И Лукомор это понимал. Кто-то дернул за одну ниточку, натравливая на него Муртаза, а кто-то – за другую, выравнивая чаши на весах… Неужели Миша Солодкий успел решить вопрос с «кумом»? Но разговор с ним был только вчера, а такие дела быстро не делаются… Но Миша шустрый малый, и Пекарь пока еще способен раскошелиться на большую сумму. Впрочем, некогда было разбираться, кто и за что дернул, надо было решать вопрос с Муртазом, а то заигрался «апельсин» во взрослые игры…

– Вовремя вы, ребята, подъехали. Без вас мне проблемы не решить… «Косяк» за тобой, Муртаз!

– А малява у меня была!

– Будет тебе малява! С полной постановой! И сход будет! И по ушам получишь! Узнаешь, как это делается. Я не узнал, а ты узнаешь…

– Ну, если Чапель меня подставил… – поплыл Муртаз.

Лукомор презрительно скривился. «Апельсин» заметался в поисках выхода, он уже не прочь выбросить белый флаг, но щадить его желания не было. Будь у Лукомора воля, он бы «замочил» этого недоумка прямо сейчас. Да, Муртаз крепкий орешек, и его «бык» – силища, но Лукомор их уже не боялся. С ним два крутых бойца, и сам он еще способен на многое, втроем они справятся с этими уродами. Но каким бы скороспелкой ни был Муртаз, он законный вор, и решать с ним должен сход. И с ним самим тоже. Надо ставить вопрос, стряхивать пыль с прошлого, обелять себя и очернять Чапеля. Ресурсы у Лукомора есть, желание выкрутиться – тем более. Он выкрутится, есть в этом уверенность. А утопят Муртаза или нет, это уже не так важно. Главное, что этот черт сдал назад. Главное, что Лукомор обрел реальную силу в лице своих бойцов. Главное, что он смог отвоевать плацдарм для наступления…

– Ты сам себя подставил, Муртаз. Детский сад здесь развел, соплями все забрызгал…

– Ну да, нехорошо вышло, – согласился «апельсин».

– Сход решит, где хорошо, где плохо. С тобой – только через сход, а с этим «бакланом» я сам решу, – зло глянул на Гору Лукомор. – Этот «баклан» руку на вора поднял. На законного вора. Ему прощения нет.

Громила не выдержал его взгляд, внутренне сжался, но из груди вырвался предупредительный рык. Гора готов был драться за себя насмерть. За себя… Он уже сейчас чувствовал, что на Муртаза можно не надеяться, не захочет его молодой пахан обострять отношения с воровским миром из-за какого-то «быка».

– И что ты сделаешь? – Муртаз напряженно смотрел на Лукомора. Он изображал хорошую мину, но игра шла плохо, и это чувствовали все, не только он один.

– Ну, беспредела не будет. Как решит «смотрящий», так и будет. Решит он «опустить» этого «баклана» – «опустим». Решит отпустить – отпустим…

– Я здесь «смотрящий».

– Ты за тюрьмой смотришь. Но тут такое дело, что я тебя не признаю. Мне постанова нужна, мне объяснить должны, кто ты такой, кто тебя на положение ставил. Ты, Муртаз, этого мне объяснить не смог, поэтому я тебя не знаю. Так что за этой хатой ты смотреть не можешь, здесь я решаю, кто смотреть будет.