Текст книги "Постой, паровоз!"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Полосатую робу Зиновий догадался снять только возле реки. И способ нашел, как избавиться от нее – завернул в нее большой камень, завязал рукава узлами и сбросил все это хозяйство в воду. Остался в одних только трусах. Майку оставил еще и сапоги. Лето, июнь, тепло, солнечно. Трава под ногами такая мягкая – босиком бегать по ней одно удовольствие, но уж лучше в сапогах.

Трава, луговые цветы, головокружительный запах свободы... Лежать бы сейчас на этом зеленом ковре, целовать вольную землю. Но нельзя. Бежать надо. Пока никто не видит его. Людей пока вокруг не видать, но места явно не пустынные. Крыша какого-то дома виднеется вдали – потемневший от времен шифер, кирпичная труба, антенны. И не только телевизионные антенны. Похоже, в этом доме обитает хулиганствующий радиолюбитель. Хотел бы сейчас Зиновий пообщаться с ним. Но не напрямую. Через радиоэфир. Милое дело... А напрямую нельзя. Он хоть и в трусах, но на спортсмена не похож. Кости вроде бы целы, но правая щека разодрана в кровь, на груди – огромные ссадины, на животе, в боку – вообще кровоточащая рана – чем-то острым проткнуто. Неизвестно, вызовет ли его вид сострадание, но подозрительным он покажется всем наверняка! Да и не надо к людям идти. Там, где люди, есть опасность. Сторониться их нужно, держаться от них подальше... Зиновий чувствовал себя зверем, вырвавшимся на свободу. Не злым зверем, но побывавшим в неволе у злых людей. Может, потому и манили его так к себе дикие лесные дали? Жить бы где-нибудь в глуши подальше от людей! Жить и наслаждаться свободой... Пусть в тяготах и лишениях жить, но на свободе! Чтобы никаких тюремных камер, засовов и решеток, чтобы не видеть и не ощущать присутствие рядом злобных надзирателей и конвоиров! На свободу, правда, нужно еще вырваться. Зиновий остро чувствовал сгущающуюся вокруг опасность. Еще немного, и его увидят, а еще через какое-то время устроят облаву... Но пока еще не поздно. Да и в камышах неподалеку спрятана лодка. Зиновий сначала почувствовал ее, а потом уже увидел. Да, наверное, так оно и должно быть, сначала нужно предугадать событие или предмет, а потом уже убедиться в том, что предчувствие не было обманом...

Лодка была старой, пропускала воду. Зато уключины есть, и весла вдоль борта лежат. И ржавый, некогда эмалированный черпак в наличии – чтобы воду вычерпывать... Не будет зоны, не будет строгого режима. Сама судьба приготовила ему чудесное избавление от дьявольских пут, в которые заманила его роковая женщина. Да, это судьба, которую направлял сам бог! И если Сатана не подставит подножку, то судьба дальше будет благоволить ему. Тем более, что многого ему в этой жизни не нужно. Городская суета его не прельщает, да и нечего делать теперь там – мамы нет, Люда уже давно забыла о нем. Наташа... Ее Зиновий видеть не хотел. Пожалуй, он еще любил ее. Да, любил. И при этом понимал, что любовь сия от лукавого. И если Наташа снова будет ниспослана ему, то лишь во искушение... Боялся он ее и не хотел видеть. Он хотел лишь одного – свободы, тишины и покоя. И утлое суденышко должно было отнести его вниз по течению большой реки, подальше от мест обетованных. В синие дали, в лесную глушь...

Зиновий работал веслами как одержимый. Он не просто греб, он наслаждался усталостью, которую испытывали его натруженные мышцы. Он наслаждался самим движением. Ведь он не просто качал мышцы в тесноте каменного мешка, он работал ими, чтобы лодка быстрей шла по свободной воде свободной реки и уводила подальше от опасности теперь уже свободного человека. Никто не гнался за ним, никто не останавливал. Проходившие мимо баржи равнодушно взирали на него своими глазами-иллюминаторами. А белый теплоход, важно прошествовавший по встречному курсу, казалось, даже не взглянул в его сторону...

Наступил вечер, затем ночь. А Зиновий продолжал грести. Медленно накапливающаяся усталость упорно не желала переходить за критическую отметку, когда нет больше сил продолжать работу. Он уставал, но по-прежнему получал от этого удовольствие. Ко всему прочему физический труд защищал его от ночной прохлады. Он уже жалел, что выбросил робу. Хоть она и полосатая, но в ней сейчас было бы гораздо теплей. И костерок в лодке не разведешь. Разве что пристать к берегу. Но нечем добыть огонь. В неком подобии рундука в носовой части лодки среди прочего добра он обнаружил мокрые спички в разбухшем от влаги коробке. Спички сейчас сушились, но до кондиции им еще далеко...

Но к берегу он все же пристал. После полуночи его сморил сон, а это значило, что оставаться дальше в лодке было опасно. Нужно ведь постоянно отчерпывать воду – заснешь, тогда вместе с лодкой пойдешь ко дну. Да и с курса можно сбиться и столкнуться с речным судном. После той катастрофы, в которой побывал Зиновий, он уже ничего не боялся, но тем не менее к берегу все же причалил. Выбрал место, лишенное ночных огней, приплыл к кромке берега, вытащил лодку на сушу, вычерпал воду и лег на траву в одних трусах. Холодно. Но Зиновий знал несколько способов, как согреться. В тюремной камере зимой отопление работало плохо, а иногда его и вовсе отключали. Хочешь не хочешь, а надо было приспосабливаться. То есть выживать в страшных условиях неволи. А здесь свобода, когда не выживать нужно, а жить. От одной только мысли, что завтра он проснется свободным человеком, становилось теплей. Согревала внутренняя энергия. До утра ее должно хватить...

Энергии хватило – Зиновий не замерз. Но все же проснулся от холода. И сразу согрелся – от ощущения счастья и радости, которое вызвало в нем поднимающееся из-за горизонта солнце. Как будто сам бог улыбнулся ему...

И снова вниз по реке – к ледяному северному морю. Закон природы – чем ближе к северу, тем холодней. А климат и без того не тропический. Это сейчас тепло, потому что лето. А потом будет холодная осень и морозная зима. Скоро надо бы начинать искать себе место для зимовки. Как говорится, сани нужно готовить летом. Места уже и без того безлюдные. Только пароходы и баржи взад-вперед снуют, не обращая внимания на одинокого путешественника...

Для очередной стоянки Зиновий выбрал небольшую возвышенность в излучине реки. Изгиб был настолько крутой, что это место представляло собой настоящий полуостров. Заливные луга, опушка вечнозеленого леса вверх по склону, пьянящий запах хвои, травы и луговых цветов. Вокруг на десятки, а может, и на сотни верст ни души... У Зиновия не было карты этих мест, но своим особым чутьем он догадывался, что места совершенно безлюдные. Ну разве что речные суда. Но к берегу они причалить не смогут, не тот фарватер. А на лодке запросто...

Луга еще сырые после пойменных вод, но в лесу сухо. Обилие ягод. И что удивительно, на лесной поляне, на которую он вышел, почти не было гнуса и комаров. Уже одно это наводило на мысль, что лучшего места для житья-бытья не найти. Чутье подсказывало, а сознание упрямилось. Место, может, и хорошее, но ведь здесь нет абсолютно никаких условий для жизни. И сам он гол как сокол. Трусы да майка вокруг туловища, да и та пропитанная кровью. Хорошо, что сапоги не догадался выбросить.

Правда, у него было добро, которое он обнаружил в лодке. Изъеденный ржавчиной топор без топорища, моток лески с ржавым рыболовным крючком, спички. Ну разве же это не богатство? Да сама по себе лодка представляла собой самое настоящее сокровище. Краденое сокровище. Ведь у кого-то же Зиновий украл эту лодку. Грех. Но у него не было выбора...

Удочка у него уже была. Пока плыл, соорудил. И несколько рыбин успел поймать. Съел их сырыми и, можно сказать, живьем. Ничего, нормально. Невкусно, зато сытно... Не до жиру сейчас, быть бы живу. Быть бы живу и жить, наслаждаясь долгожданной свободой! Жить, жить и еще раз жить... Удочку Зиновий забросил еще до темноты. Но только когда стемнело, самодельный поплавок впервые ушел под воду. Зато какой был эффект! Он выдернул жирного налима килограмма на три. Хорошо, что леска толстая и крючок крупный, поэтому он смог затащить на борт добычу. Еще немного посидел, и выдернул крупного ерша. Хороша уха из ерша! Но, увы, не в чем ее варить. А так хотелось горяченького похлебать!

«Ничего, все у меня будет, дай только срок». С этой мыслью Зиновий собирал хворост и разводил костер. Рыбины нанизал на тонкие прутики. Хорошо у костра. Тепло. Уютно. А вокруг – лес. Волк мог вынырнуть из темных глубин или рысь. Но больше всего Зиновий боялся людей. Хотя и знал, что здесь их быть не должно, во всяком случае сейчас...

Никто не нападал на него. Никто не тревожил его покой. Он поужинал, наломал еловых лап, соорудил постель у костра и лег спать. Неудобное ложе, колючее. И у костра спать не очень приятно – животу жарко, спине холодно. И наоборот. Но уж лучше так мучиться, чем заживо гнить в тюремной камере...

Утром Зиновий долго точил о камень топор. Нашел подходящую палку, сделал из нее топорище. И уже самодельным топором вырубил более удобную рукоять. После чего весь день сооружал шалаш. Рубил ветки, складывал их в конструкцию, переплетал между собой, а получившееся сооружение густо накрыл сверху еловыми лапами. Нарвал травы, сделал себе ложе. К ночи все было готово. Уставший, голодный, но вдохновленный, как ему казалось, колоссальным успехом, отправился на рыбалку. Ему повезло, всего за час он смог надергать ряпушки на ужин. Снова костер, снова запеченная рыба. Неплохо. Но была бы соль, было бы еще вкусней! Но нет соли. И без нее не будет жизни. Это когда соли в избытке, о ней не думаешь. А когда ее вообще нет, в самую пору задуматься...

Ночью прошел дождь, и оказалось, что крыша шалаша хорошо пропускает воду. А иначе и быть не могло. Вот если бы его целлофановой пленкой накрыть да небольшим рвом по периметру окаймить. Ровик Зиновий сделать мог, а вопрос о пленке отпадал сразу. Нет у него доступа к благам цивилизации. И не будет... Разве что если очень повезет...

Именно на везение он и надеялся, отправляясь в путешествие, которое он сам назвал краеведческим. Надо было исследовать прилегающую к его стоянке местность. Может, деревенька какая-то поблизости обнаружится.

Часа два или три ушло только на то, чтобы покинуть полуостров и уйти от большой воды. Странно, но чем дальше он удалялся от реки, тем больше появлялось гнуса-мокреца. Хотя, казалось бы, должно было быть как раз наоборот. Загадка природы или перст судьбы, указующий ему на это место как на лучшее из возможных пристанищ? Возможно и то, и другое...

В окровавленной майке, в трусах и сапогах на босу ногу, с посохом в одной руке и самодельным топором в другой, он прошел километров двадцать, не меньше. По лесам, по долам, куда глаза глядят. Шел, пока не наткнулся на избушку посреди леса. Ни курьих ножек, ни Бабы-яги. Прохудившаяся крыша, замшелые бревна, внутри – полуразрушенная печь, пыль и паутина. А гнуса вокруг столько, что Зиновий удивлялся, как он до сих пор дух не испустил. Зато в избушке кровососы оставили его в покое. Более того, здесь он обнаружил одежду – старую байковую рубаху в клетку. Древние заплатанные штаны лежали у дверей вместо половой тряпки. Но ведь их можно выстирать, благо что в сундуке за печкой он обнаружил несколько кусков пересохшего, оттого и растрескавшегося хозяйственного мыла.

Там же он нашел две пачки соли, пол-упаковки спичек, четыре слипшиеся свечки, иголку, воткнутую в катушку с нитками, нож, топорик. А также небольшой запас просроченных консервов и труху, оставшуюся от крупы непонятного происхождения. И даже плотно закрытую фляжку со спиртом – к счастью, с ней ничего не случилось. За печкой же, возле сундука, обнаружилась большая саперная лопата армейского образца, ножовка с проржавевшим полотном и целых два топора с настоящими топорищами.

Зиновий понял, что это была охотничья избушка. Видимо, последний раз неприкосновенный запас для поиздержавшихся охотников был сделан очень давно. То ли никому не нужен стал этот запас, то ли так же давно не появлялся здесь никто, кто бы мог им воспользоваться. Возможно, что избушка уже давно находилась вдали от основных охотничьих троп. Все это наводило Зиновия на мысль, что ему повезло – попал в самую что ни на есть непроходимую глушь. Но ведь именно этого он и хотел! Раньше хотел. А сейчас почему-то стало немного не по себе. И невольно потянуло обратно к большой воде. Там тоже глухомань, зато с обрыва открывается отличный вид на реку, нет-нет да и судно мимо пройдет. Хоть какое-то напоминание о цивилизации.

Но все же лучше было остаться в этой избушке. Крышу можно подлатать, печь восстановить, вымыть окна, прибраться. Налови да навяль рыбы, насуши грибов и ягод да зимуй себе в удовольствие. Но здесь чересчур было много гнуса. Да и место Зиновию казалось нечистым. Такое ощущение возникло, будто в этой избушке произошло что-то страшное. Похоже, человека здесь убили... Темная тут энергетика, нехорошая...

В любом случае эту охотничью избушку Зиновий воспринял как величайшее открытие в своей новой жизни. Он более тщательно исследовал ее, и вдобавок к уже найденным сокровищам обнаружил рваный, полуистлевший, но теплый тулуп. Еще бы шапку да валенки в придачу! Но чего не было, того не было. Зато нашелся старый, еще довоенного образца армейский плащ с капюшоном. А еще на печке обнаружился чугунок и самый настоящий туристический котелок, а на полке над столом кое-какая посуда – алюминиевые миски, кружки и даже ложки...

Ночь Зиновий провел в избушке. Первую половину ночи он откровенно мучился – пытался заснуть, но не получалось: такое было ощущение, что в углу дома кто-то стоял и пристально смотрел на него. Как будто чья-то темная душа насылала на него проклятия. Жуткое ощущение прошло лишь после того, как он стал читать молитву. «Господи, помилуй, господи, помилуй...» Увы, других молитв он не знал. Даже «Отче наш». Некому было научить. Но ведь главное не форма, а содержание...

Утром он собрал в кучу все обнаруженные в доме сокровища, из тех, которые можно было унести, и отправился в обратный путь. Шел по зарубкам на деревьях, оставленных им же самим накануне. Вернулся к своему шалашу, наловил рыбы, поужинал и с намерением завтра же перестирать всю одежду лег спать. Заснул сразу же, но проснулся среди ночи в горячечной лихорадке. Градусника у него не было, но и без этого было понятно, что температура зашкаливает за сорок. Жить не хотелось, так было плохо. Но все же он нашел в себе силы и терпение, чтобы согреть в котелке воду. Набросал туда хвои – какие-никакие витамины – сделал отвар, через силу выпил. Лег и накрылся тулупом, чтобы пропотеть... Утром, еле живой, отправился по ягоды.

Ягод как таковых еще не было. Начало лета. Брусника и черника еще только цвели. Зиновия интересовали листья ягодных растений. Никто не говорил ему, но он сам чувствовал, что листья черники, собранные в это время, имеют особую целебную силу. Возможно, он ошибался, возможно, это было всего лишь самовнушение, но так или иначе после целебного отвара ему немного полегчало. Всю ночь ломило кости, тряслось тело, но к утру температура спала. А еще через два дня он был совершенно здоров. Но болезнь, казалось, высосала из него все соки. Еще несколько дней он ходил, еле переставляя ноги. Но в конце концов к нему вернулось все – и здоровье, и бодрое состояние духа. И рана на боку затянулась. И царапины на теле стали исчезать.

Он выстирал в реке рубаху, штаны, плащ, из нижней части штанов сделал латки, поставил их на дыры. Словом, привел себя в более-менее благообразный вид. И стал обживаться дальше.

Самодельная удочка приносила ему рыбу. А с помощью охотничьего ружья он мог бы добывать себе и мясо – бить утку, зайца. Но ружья не было, зато он сделал себе лук. В качестве тетивы использовал сплетенную из лески струну. Наконечники для стрел сделал из консервных банок с просроченной тушенкой. Первое время у него ничего не получалось. Пока научился незаметно приближаться к утиной стае, пока получился меткий убойный выстрел... Но в конце концов из него вышел отличный охотник.

И рыбу приноровился Зиновий ловить в приличных количествах. Даже соорудил собственную коптильню, где сначала вялил рыбу, а затем и утиное мясо. Готовил запасы на зиму. Ближе к осени пошли грибы и ягоды. Об этом он тоже не забывал.

Но большую часть времени он посвящал строительству нового жилья. Для этого вырыл яму три на три метра, обшил стены плотным частоколом из толстых веток. Но это было всего лишь начало. Сложнее всего оказалось работать с цельным деревом – валить сосны, счищать с них ветки, а потом укладывать в сруб. Всего-то и нужно было уложить четыре венца. Но на это ушел целый месяц. Зато когда сруб был готов, Зиновий почувствовал в себе силы и сноровку для того, чтобы сложить полноценную избу. Возможно, к следующий зиме он сможет справиться со столь сложной задачей. А пока что он был рад довольствоваться землянкой, которую еще нужно было подвести под крышу, которую нужно было сделать хотя бы с небольшим откосом, чтобы не затекала влага. А материал для крыши он нашел. Организовал и собственными силами осуществил промысловую экспедицию к охотничьей избушке. Сначала снял дранку с крыши, затем позаимствовал и стропила. За четыре ходки доставил все это к месту своего обитания. Умаялся. Зато к сентябрю крыша была готова. Погода к этому времени разладилась – похолодало. Но Зиновий не унимался. Он еще несколько раз сходил к избушке. Снял стекла с окон, чтобы сделать пару окошек в своем жилище. Плюс к этому разобрал печь, чтобы и у него в землянке был свой очаг. Даже нормальную печь соорудить смог. Кирпичи крепил самодельным раствором из глины, песка и воды. Даже дымоход сложил. И дверь в землянку поставил. Нетрудно догадаться, откуда он ее снял...

К октябрю жилище было готово. Погода теперь окончательно разладилась – стало совсем холодно, пошли осенние дожди. Но крыша выдержала испытание непогодой, и печь работала исправно – правда, поначалу немного дымила, но потом все прошло. Рыбы Зиновий на зиму насушил, мяса, грибов и ягод, правда, не в достаточных количествах. Впрочем, и зимой можно заниматься подледным ловом. Да и на зайца охотиться. А зайцы – это не только мясо, но и мех. Шапку можно скроить или даже полушубок взамен теплого, но расползающегося по швам тулупа. За те месяцы, что Зиновий провел здесь, он успел получить бесценный опыт выживания в диких условиях. И еще преогромное спасибо хотел сказать тем людям, которые когда-то соорудили охотничью избушку. Жаль, конечно, что ее пришлось частично разобрать. Если по законам общества, то это было самое настоящее воровство. Но суровые условия, в которых он оказался, диктовали свои правила игры. Когда-то Зиновий был противником охоты и даже осуждал тех, кто бил зверя и птицу в свое удовольствие. Однако с недавних пор он запросто, без всякого зазрения совести, мог запустить стрелу в утку, мирно плывущую в окружении своего выводка. Мог пройтись по всему близлежащему лугу, чтобы собрать и съесть все перепелиные яйца. И все равно, что тем самым лишит бедных птичек потомства. Он делал это по необходимости, чтобы не умереть с голоду. Вот если бы он из удовольствия убивал, тогда можно было бы и осуждать себя. А так душа спокойна...

Пришла зима. Холода, морозы, снега и вьюги. Но в землянке тепло. И на улицу выходить не страшно – тулуп хоть и дрянной, но в нем не замерзнешь. В сапогах вместо теплых портянок – сухая трава без жестких стеблей. Вместо шапки – копна волос. Конечно, далеко было не все так гладко, как хотелось бы. И ноги мерзли, и голова. Иногда случались такие ветра, что из землянки выдувалось все тепло вместе с дымом. Но уж лучше было зимовать здесь, в диком лесу, нежели в каменном узилище особой тюрьмы. Здесь он – свободный человек. А то, что приходилось коротать зиму в одиночестве, так ничего страшного в том он не видел. И со скуки он здесь не умирал. Да и какая может быть скука, если нужно постоянно бороться за выживание! Дров заготовить, рыбы наловить, зайца подстрелить, обед-ужин приготовить. Так уставал за день, что к вечеру с ног валился. И сразу же засыпал, едва голова утопала в ворохе сухого сена, которым было застелено его ложе...

Зиновий жил как дикарь, но это его ничуть не смущало. К лету следующего года он уже настолько приспособился к новой жизни, что никакая другая, казалось, ему была и не нужна. Как только сошел снег и подсохла земля, он продолжил обустройство своего жилья. Он так был уверен в собственных силах, что намеревался к осени поставить небольшую избушку на манер охотничьей. Что ни говори, а в землянке было не так хорошо, как хотелось бы...

Шли годы. Жизнь продолжалась. Жизнь, в которой Зиновий уже чувствовал себя как рыба в воде...