Текст книги "Лихачи, или Черный ворон, я не твой"
Автор книги: Владимир Колычев
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Где Хабаровск, а где мы… Да и до Ставрополя далеко… А вы откуда про эти ограбления знаете?
– Ну, Андрей Павлович, вы меня удивляете. Я же человек коммуникабельный, за прессой слежу, программу новостей регулярно смотрю, что здесь, что на воле. И память у меня хорошая…
– Что ж, спасибо за информацию…
– Да, и еще, сразу хотел сказать. Казимиров снова чудит. Обязал Калугина и Челкина камеру вагонкой обить, чтобы класс «А» был, не меньше. Да и других озадачил… Но вы не думайте, я не жалуюсь. Даже напротив. А то как-то несправедливо получается, я свое сделал, а все только пользоваться будут. А так от каждого по возможностям…
– Если никто не возражает, пусть хоть сусальное золото на стены напыляют…
– Нет, нет, никто не возражает.
Кологривцев ушел, а пища для размышлений осталась. Казимиров мог разориться в девяносто восьмом году, но грабить в отместку банки – это казалось Андрею чем-то нереальным. К тому же в чужих и далеких городах Хабаровске и Ставрополе… Но в то же время Казимиров застрелил свою жену из боевого и неучтенного пистолета. Где он взял «беретту»? И что еще более важно – зачем?.. И откуда взялись у него деньги на строительство дома и сервис-центра на Московском шоссе?.. И его крутые замашки наводили на определенные мысли. Если он смог о блатарей ноги вытереть, то что ему стоило держать в кулаке всю свою семью? А семья большая, и сыновья-племянники достаточно взрослые…
Глава 10
В комнате невыносимо пахло лекарствами, болезнью и мочой. Парень в кресле-каталке весь как будто высохший, с потухшим взглядом. Когда прозвучало имя Риммы Казимировой, глаза его вспыхнули гневным огнем, но тут же снова погасли. Как будто не было внутренних сил поддерживать его.
– Почему она вас интересует? – вяло спросил он.
Андрей уже жалел, что пришел сюда. Хотелось поскорее покинуть этот пропитанный бедой и безнадегой дом, глотнуть свежего воздуха. Право, в тюрьме было легче дышать, чем здесь.
– Дело в том, что я служу в следственном изоляторе, где в данный момент находится ее дядя…
– Ее дядя в тюрьме?! – как-то квело обрадовался парень. – А дети его, эти… Герман, Себастьян…
– Нет, они на воле.
– Жаль. По ним тюрьма плачет.
– Почему вы так думаете?
– Потому что это они посадили меня в эту коляску… Они похоронили меня, неужели непонятно?.. Был здоровым, жил полной жизнью, дышал полной грудью, а эта сволота…
Егор взял паузу, собираясь с силами. Чувствовалось, что душевное волнение забрало у него много энергии… Парень действительно очень плох. Мало того что ходить не может, он угасает изнутри. Засыхающее растение. Кошмар.
– Я знаю, это они были… Я с Ингой шел, а тут они – с бейсбольными битами. Один по голове ударил, другой по спине… Очнулся уже в больнице, позвоночник, говорят, сломан… Это они мне за Римму отомстили… Я, может, и не прав был. Но не убивать же за это… А они убили меня. С отсрочкой убили. Врачи говорят, что надежды нет. Маме говорили, но я же слышал. Мама постоянно плачет… А Инга ушла, ей инвалид не нужен… Да мне уже все равно, мне совсем немного осталось…
Егор опять взял паузу. Андрей дождался, когда он сможет говорить снова.
– Вы уверены в том, что вас избили Герман и Себастьян?
– Да. Как в том, что скоро умру, уверен…
– Тогда почему они на свободе? Вы не обращались в милицию?
– Милиция обращалась ко мне. Следователь в больницу приходил. Спрашивал, кто и за что… Я сказал, что братья Казимировы. Объяснил за что. А Инга сказала, что нападавшие в масках были. Как их опознаешь?
– Они действительно в масках были?
– Да, в масках… Знаете, в каких банки грабят…
– Банки? Почему именно банки?
– Ну, не знаю, просто на ум пришло…
– Были в масках, но вы все равно уверены, что это были братья Казимировы.
– Абсолютно.
– А напали они на вас далеко от дома?
– Нет, недалеко, совсем рядом. Я же Ингу домой к себе вел…Здесь раньше весело было. А сейчас тоска смертная. Я же вижу, что вам не терпится поскорее отсюда уйти… Вы бы шли, а то мне совсем уже тяжело…
Егор на прощанье лишь вяло махнул рукой. Не осталось сил для слов.
Под впечатлением, выходя из дома, Андрей невольно огляделся по сторонам. Как будто и на него могли напасть Герман и Себастьян с битами в руках. Тем более что однажды они уже пытались это сделать, пусть и без бит. Да, он отделался тогда лишь легким испугом – и то в большей степени для них, чем для себя. Но как бы парни реванш не постарались взять. Он и обидел их, и с Риммой спит…
Начальник отпустил его на два часа, но он уложился всего в час. Время еще оставалось, и он решил заглянуть в квартиру, где жил с Риммой. Похоже, она обосновалась там всерьез и надолго, и время проводила там не даром, а в хлопотах по обустройству домашнего очага. Она готовила ему обеды, ждала его с работы… Вроде бы все хорошо. Но не нравилась ему та мутная водица, что плескалась вокруг нее и ее родственников. И братцы у нее – преступники, да и сама она могла быть злой и жестокой, случай с Альбиной тому подтверждение.
Часы показывали половину одиннадцатого. До обеда еще два часа. Но в принципе он может позвонить начальнику, сказать, что у него возникли проблемы – тот разрешит задержаться, и тогда Андрей останется дома до завершения обеденного перерыва. Естественно, это время он проведет в объятиях самой красивой и сексуальной девушки. Римма была такой постоянно, ее хотелось всегда – и на завтрак, и на обед, и на ужин.
Он подъехал к дому и увидел во дворе знакомый «Фокус». Опять к Римме братик пожаловал. Может, он и вчера у нее в этом время был, и позавчера. Бывал, а к обеду исчезал. Может быть, после снова приезжал, а к вечеру опять же убирался, чтобы Андрей ничего не заподозрил…
Вроде бы и выяснил он с Гербертом отношения, вроде бы убедился в том, что парень безобидный. Но сейчас червь сомнения снова зашевелился в душе.
Своего ключа у Андрея не было. Поэтому пришлось жать на клавишу звонка. В какой-то момент ему показалось, что кто-то глянул в глазок, но дверь так и не открылась. Но ведь кто-то же был дома. Тогда почему ему не открывают?..
Он спустился вниз, сел в свою машину, заехал за угол дома, вышел и пешком прошел к подъезду. Ждать пришлось не долго. Колченогий Герберт проковылял до своего «Форда» и был таков. Андрей выждал время и снова поднялся на этаж, позвонил в дверь. На этот раз Римма не заставила его ждать. В футболке, в джинсах на бедрах, распаренная, как будто уставшая.
– Только что из супермаркета, – сообщила она, хотя ее никто ни о чем не спрашивал. – Продуктов на неделю набрала…
– Я тоже там был. Приехал, тебя дома нет. Думаю, в супермаркете, а тебя и там нет.
– Значит, разминулись…
– Герберт тебя в супермаркет возил?
– При чем здесь Герберт? – изобразила она удивление.
Андрей смотрел на разложенный диван. Постель не убрана, застлана поверх покрывалом. Что-то подсказывало, что она смята.
– А его разве здесь не было?
– Нет. А что? – подозрительно глянула на него Римма.
– Значит, мне показалось.
– Что тебе показалось?
– Да минут десять назад из нашего подъезда парень выходил, на Герберта очень похожий.
– Ну, все может быть.
– С такими же искалеченными ногами.
– Надо же, какое совпадение…
Римма прошла на кухню, смахнула с холодильника пачку сигарет, встала у окна, спиной к Андрею. Курила она нечасто – навеселе, после секса и в душевном волнении…
– И машина у него «Форд-Фокус». Точно такого же серебристого цвета…
– Десять минут назад?.. Так это он и был… Я-то пять минут назад пришла… Разминулись мы с ним…
– А со мной как разминулась, если я все это время возле подъезда стоял? Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу!
Андрей прошел в комнату, сорвал с дивана покрывало. И точно, постель смята, а посредине еще не высохшее, но уже желтеющее пятно.
– И что это такое?
– Скотина! – Римма возмущенно вытянулась в лице.
– Кто, я?
– Нет. Герберт!
– Все-таки он был здесь?..
– Да, утром пришел… Я в салон красоты собиралась, а он сказал, что ночью не спал. Я ему постелила, спи, говорю… А он здесь не только спал… Рукоблудник несчастный…
Андрей с интересом смотрел на нее. Врет ведь, но не краснеет.
– Так в супермаркет ты ходила или в салон красоты?
– Ну, сначала туда, а потом в магазин…
– И где покупки?
– Ну, в холодильнике…
– Пошли, глянем…
Содержимое холодильника разрушило наспех и нагло сооруженную ложь. Там было только то, что покупалось вчера и раньше. Не была Римма в супермаркете.
– Рукоблудием, говорите, занимались, – усмехнулся он. – Потому и дверь мне не открывали?
– Как это не открывали?
– Я звонил, а ты не открывала…
– Герберт не открывал!
– И давно это у тебя с ним?
– Что давно?
– Половые отношения.
– Нет, – в отчаянии мотнула она головой.
– Что, недавно?
– Ты не так понял…
– Дядя твой об этом знает?
– Нет… То есть он не может знать, потому что не было ничего…
– А с Германом тоже ничего не было?
– С Германом?! – возмутилась она. – Германа зачем приплетаешь! Уж он-то со мной точно не спал…
– А Герберт спал?
– Да, но без меня… Да, я не была в супермаркете. Я была дома, когда ты приходил. Но я не стала открывать тебе дверь, чтобы ты не застал Герберта. Я же знаю, ты его на дух не переносишь…
– Почему не переношу? У нас нормальные с ним отношения. Дня три назад он меня к изолятору подвез, мы с ним поговорили. Он извинился за свое поведение… Я думал, это искренне, а, оказывается, он прикидывался. Пыль в глаза мне пускал. Чтобы я жалкого инвалида в нем увидел, чтобы подобрел к нему. Нет, не для того, чтобы к тебе ходить. Хотя и это… Про тюрьму он спрашивал, как жизнь там, может ли он выжить, если туда попадет…
– И что ты ему сказал?
Андрей не ответил. Он долго и пристально смотрел на Римму, подготавливая ее к пушечному вопросу. И наконец выпалил:
– Зачем твой дядя взял на себя его вину?
– Кто тебе такое сказал? – вздрогнула она.
– Герберт сказал.
– Он – идиот!
– Идиот не идиот, а ты спала с ним… Может, из жалости?
– Нет… И не спала я с ним…
– А он мать свою убил. За что?
– Случайно… – в замешательстве проговорила Римма и тут же попыталась исправить положение: – То есть не убивал…
– Он не убивал, а ты с ним не спала. Но я, то знаю, что убивал он. Он мне сам об этом сказал…
Андрей не обманывал Римму, он всего лишь вводил ее в заблуждение. Он имел полное на это право.
– Но он же не говорил тебе, что спал со мной…
– Я мог бы соврать и сказать, что говорил. Но не было этого… А то, что мать он свою убил – было…
– И что ты? – встревоженно спросила Римма.
– А что я?
– Ну, ты же мог его арестовать…
– Я не из уголовного розыска. И не из прокуратуры…
– Но ты бы мог сказать мне.
– Сказал.
– Но ты говоришь мне об этом сейчас…
– После того как ты с ним переспала.
– Да… То есть нет…
– Ладно тебе вилять. Все и так ясно…
– И что, если ясно?.. Ты меня бросишь?
– Э-э, не знаю… Опасное это дело, тебя бросать… – мрачно усмехнулся Андрей.
Конечно же, после того, что случилось, он больше не станет жить с Риммой. То, что была у нее раньше и с кем-то, его мало волновало. Но убило то, что этот кто-то перенесся к ней из прошлого в настоящее. Этого он ей простить не мог. Но и уходить, хлопнув дверью, не спешил. Не зря же он сегодня был у ее бывшего парня, не зря же он узнавал, что представляет собой семейка Казимировых, типичным представителем которых была Римма.
– Почему опасное?..
– Потому.
Он не спешил перевести разговор на покалеченного Егора. Сначала нужно было разобраться с Гербертом, чью вину он установил благодаря собственной интуиции.
– Может, все-таки скажешь? – взъерошенно смотрела на него Римма.
– Ты мне так и не ответила, зачем твоя дядя взял на себя вину своего сына?
– Своего сына. Своего!.. Герберт – его сын. А еще он – калека. Ты и сам должен понимать, что в тюрьме он не выживет… Дядя Стас – великий человек! Только он мог взять на себя чужую вину…
– Да, жалость великое дело…
По сути, Андрей раскрыл тяжкое уголовное преступление, но удовлетворения не было, вместо этого он испытывал чувство некоторой безысходности. Казалось бы, он продвинулся далеко в своих подозрениях насчет тихого омута, где водятся черти. Но в то же время попал в тупик. Оказывается, Станислав Казимиров вовсе не чудовище. Он взял на себя вину сына, страдает из-за него. Уже одно это говорило о нем как о порядочном человеке… Другое дело, что сам сын – порядочная скотина. Отца на жалость взял. И, возможно, с той же колокольни пользуется и Риммой…
– В том-то и дело, что великое… – кивнула она. – Но ты не думай, я не только из жалости…
– Переспала с ним?
– Да что ты заладил! Спала, переспала… Не было ничего… То есть было, но совсем не то, что ты думаешь… Герберт сказал мне, что хочет признаться в убийстве. Я связалась с дядей, он сказал мне, что его надо остановить… Пришлось уговаривать Герберта…
– Уговорила? – ехидно усмехнулся Андрей.
– Да, но не так, как ты думаешь… То есть близко к тому… Я сделала ему массаж…
– Эротический?
– Ну, если честно, что-то вроде того. Только я не раздевалась и на спину его не переворачивала… Но ему было очень приятно. Так приятно, что простыню испачкал… А тут ты звонишь, я подумала, что ты не так все поймешь… Ты не так все понял… Не было у нас ничего с Гербертом. А массаж – это не измена…
Андрей смотрел на Римму и думал о том, какая она красивая и желанная. Он хотел ей верить, но, увы, не мог… Не было никакого массажа. Был полноценный секс… Возможно, это сам бес уверял его в том, пользуясь голосом интуиции, но как бы то ни было, Андрей собрал все свои вещи и ушел. Дверью он на прощанье не хлопнул, но мысленно заколотил ее крест-накрест досками…
В камере был полный бардак. Сразу три зэка из хозобслуги стучали молотками, приколачивая к рейкам полосы хвойной вагонки. Работа шла с огоньком, к вечеру, возможно, все будет сделано, но пока что приходилось мириться с шумом. Станислав не злился: ведь он сам заварил эту кашу. Тем более что из-за этого шума свободно можно было разговаривать по телефону. Купленного надзирателя никто не боялся, но в камеру мог глянуть кто-нибудь из тюремного начальства. Увидят телефон, начнутся разбирательства. Такая вот здесь жизнь – ремонт в камере за свой счет делать можно, а звонить родным нельзя. Как бы нельзя…
Станислав лег на свою шконку, зашторился, вытащил телефон, глянул на дисплей. Как знал, что есть пропущенные звонки. Целых три. И все от Риммы. Не эсэмэски, а звонки…
– Звонила?
– Дядя! У нас беда! – срывающимся на истерику голосом сообщила Римма.
– Успокойся.
Она была послушной девочкой. И действительно стала успокаиваться.
– Теперь говори.
– Герберт все рассказал Андрею.
– Что рассказал?
– Вину на себя взял.
– Идиот!.. – зло сквозь зубы процедил Казимиров. – А ты где была?
– А что я могла сделать?
– Я же сказал, делай что хочешь.
– Сделала. Но уже после того, как он Андрею рассказал… Он успокоился, но поздно. Андрей все знает…
– Когда это было?
– Три дня назад.
– Он мне ничего не говорил.
– Мне тоже. Только сегодня сказал…
– Может, на пушку берет?
– Вряд ли. Он говорил так, как будто точно знал… Твой сын – полный кретин.
– Не то слово… Если он дальше начнет говорить, не остановишь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Герберт слишком много знал. И если этот идиот откроет рот, то пострадает вся семья, и он в том числе…
– Понимаю.
– Надо что-то делать.
– Что?
– Признаваться буду. Раз уж он этого так хочет, будем меняться с ним местами…
Герберт сам подписал себе приговор. И как ни жаль его, им нужно было жертвовать в угоду всей семье.
– Мне поговорить с ним? Если я скажу, он сам сдаваться пойдет. Но ничего лишнего не скажет.
– Ты в этом уверена?
– Да.
– А я не очень. Надо бы сделать так, чтобы до тюрьмы он не доехал. Ты меня понимаешь?
Потянулась тягостная для обоих пауза. Скрепя сердце Станислав призывал привести приговор в исполнение, а Римма понимала что от нее требуется – поэтому и молчала. Она не хотела делать этого, но долг перед семьей обязывал ее к повиновению.
Герберт не заставил себя долго ждать.
– Глаза у тебя плохие, – сказал он, глядя на Римму. – Что-то случилось?
Глаза у нее плохие… Никогда не слышала она, чтобы так говорили. Глаза плохие… Но ведь в самом деле плохо у нее на душе, темно, страсти холодные и липко-тягучие, как черная смола.
– Андрей все знает, – зло сказала она.
– Что знает?
– Все!!!.. Что я сплю с тобой… Что ты мать свою убил…
– Откуда?
От сильного волнения лицо Герберта пошло красными пятнами.
– От верблюда!.. Есть один такой верблюд, Герберт его зовут… Зачем ты сказал Андрею, что убил свою мать?
– Я не говорил…
– Вообще ничего не говорил?
– Говорил… Про тюрьму спрашивал. Как там живется…
– Зачем ты спрашивал?
– Сознаться хотел… Чтобы отца спасти… Чтобы ты с Андреем не была… Чтобы ты мужчину во мне видела… Я бы сознался, но ты меня отговорила…
– Ты и так сознался. Андрей знает, что ты свою мать убил…
– Но я ему про это не говорил… Хотел, но не стал…
– Про наши общие дела с ним говорил? – пронзительно посмотрела на Герберта Римма.
– Нет, что ты! – еще больше разволновался парень. – Об этом я никому и никогда!..
– Точно?
– Точнее не бывает…
– И в тюрьме не проболтаешься?
– В тюрьме?!. Нет, и в тюрьме не проболтаюсь… А почему в тюрьме?
– Потому что там Андрей. Потому что ты спал со мной. Он из тебя душу там вытрясет, ты меня понимаешь?
– А он знает, что я спал… Думаешь, будет мстить?
– А ты так не думаешь?
– Не знаю… Он не похож на чудовище… Но все может быть… А почему ты заговорила про тюрьму?
– Ты точно идиот! Андрей все знает – за тобой скоро придут!
– Мрак! – в паническом замешательстве схватился за голову Герберт. И с надеждой посмотрел на Римму. – Ты не могла бы с ним поговорить?
– Может, ему денег дать? – язвительно скривилась она.
– Нет, деньги не помогут.
– А кто деньги ему в машине швырял?
– А-а, это я по дурости…
– А ты у нас дурной, да?
– Выходит, что да.
– И жадный…
– Это здесь при чем?
– А при том, что по тебе тюрьма плачет. А знаешь, как в тюрьме таких, как ты, называют? Крысами их называют. Крысы у своих крадут… Откуда у тебя деньги, которыми ты швырялся?
Герберта передернуло изнутри, глаза испуганно расширились, красные пятна на щеках уступили место мертвенной бледности.
– У меня есть деньги… – жалко пробормотал он.
– Деньги деньгам рознь. То были деньги из нашей последней партии… Мешок один раскрыт был, там одной пачки недоставало… Значит, твоя работа!
– Нет… То есть я не хотел… Рука сама…
Герберт затрясся, как заклинивший флюгер во время сильного ветра.
– Крыса ты!
– Я больше не буду!..
Он упал перед ней на колени, руками обхватил ее голени. Римме пришлось приложить усилие, чтобы высвободиться.
– »Больше не буду» – для детского сада, – презрительно усмехнулась она. – А ты уже взрослый. И должен отвечать за свои поступки… В тюрьму пойдешь…
– Что скажешь, то и сделаю!
– И будешь держать рот на замке. Говорить будешь только по делу – убил мать, виноват, готов нести наказание. И больше ни о чем ни слова!
– Я… Я понял… Прости меня, пожалуйста!
– Прощаю.
Римма считала себя злопамятной женщиной. Но при всем при том не умела держать зла на Герберта. Не тот он человек, на которого можно было обижаться. И даже то, что он украл деньги из общего семейного котла, не настроило ее против него. Если бы это сделал тот же Герман, Римма, не задумываясь, рассказала бы дяде Стасу и сама настояла бы на жестокой расправе. А Герберта простила уже на следующий день после того, как узнала о его проступке. И, возможно, никогда бы не завела этот разговор, если бы не обстоятельства…
– А это правда, что Андрей ушел от тебя? – поднимаясь с колен, спросил Герберт.
– И что с того?
– А то, что ты должна меня ждать. Я выйду из тюрьмы, и мы поженимся…
Римма внимательно посмотрела на него. Иногда в нем просматривались признаки здравого ума, он мог говорить и предлагать умные вещи. Но еще чаще с ним случались приступы идиотизма, и тогда он городил такие огороды, что становилось стыдно за него. Но Римма в таких случаях не стыдилась за себя, когда она врала в ответ на его завиральные идеи.
– Пожениться мы не сможем, – покачала она головой. – Потому что мы родственники… Но мы можем жить вместе, как муж и жена…
– Ты будешь меня ждать! – воспарил духом Герберт.
– Буду… Если ты поведешь себя в тюрьме как настоящий мужчина, то буду… Но если ты предашь нас!..
Она угрожающе посмотрела на него.
Герберт поспешил развеять ее сомнения.
– Я не предам тебя! Я не предам семью!..
Для убедительности он приложил руки к груди. Но Римму этим убедить не смог. Она понимала, что рано или поздно Герберт расколется – если не по слабости характера, то по собственной глупости. А если еще и Андрей возьмется за него с пристрастием, то расколется рано… Поэтому она угостила его соком, в который был намешан порошок, изготовленный по старинным рецептам древних алхимиков.
Снадобье не имело вкуса и запаха, и действовать начинало не сразу, поэтому Герберт ничего не заметил. Римма еще раз объяснила ему, как он должен вести себя в тюрьме, и самолично отвезла его к зданию райотдела милиции, где он должен был сделать признание.