Текст книги "Блокпост"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 15

Марица сидела на диване, чуть склонившись вправо, к дальнему от меня подлокотнику. Короткая черная комбинация на бретельках, ноги обнажены по всей длине, одна, в фирменном стиле, заброшена на другую, в руке дымящаяся сигарета. И комната узнаваемая. Красный свет ночника, ковер с охотничьими собаками на стене, стул с кривой спинкой, шифоньер со старым календарем на торце, кресло, два коктейльных бокала на журнальном столике.

Я зашел в комнату, спиной прижавшись к стене, в которую вмонтирована была дверь.

– Джером?! – будто очнувшись, улыбнулась она.

Неторопливо поднялась с дивана, шагнула ко мне, но остановилась, заметив, как я напрягся.

– Ты меня боишься? – удивленно повела она бровью.

– Это еще почему?

Конечно же, мне было не по себе. Там, за спиной, разруха, вода под ногами, плесень на стенах, а здесь, в этой комнате, как будто ничего не изменилось. Разве что в образ Марицы подлили сексуальности. Эта короткая сорочка, открытые плечи, обнаженные ноги. А в глазах волнующая истома, волосы распущены, губы ярко накрашены…

– Не знаю. Ты чем-то очень расстроен. И ты сегодня злой.

А ведь не шевелятся ее губы. Она говорит, а губы молчат. Ни дать ни взять, озвученное немое кино.

– Злой. Сегодня мы напали на людей. Титаник открыл огонь… Что ты ему внушила?

– Ничего я ему не внушала… И ты не о том говоришь. Какие люди? Какой огонь? Иди ко мне, можешь лечь со мной, раздеть меня… Ты же этого хотел?

На губах блудливая улыбка, но это все, что они могли изобразить. Зато говорили глаза. Я смотрел в них… Не мог не смотреть. Их магическая гравитация втягивала мое сознание в свою орбиту. Я слышал голос и видел, как меняют размер ее черные зрачки, примерно так происходит с индикатором прибора, реагирующего на изменение амплитуды звука.

– Не знаю, может, и хотел… Когда-то…

Я чувствовал палец на спусковом крючке. И ствол карабина смотрел прямо на Марицу. Но мне вдруг стало казаться, что я не смогу выжать слабину.

– А сейчас?

– Нет. Настроение не то… Где Крис?.. Почему его нет? Почему в баре разгром?

– Потому что там была только видимость бара. А сейчас там все так, как и должно быть… Но, возможно, мы сделаем там настоящий бар…

– Кто мы?

– Я и Крис.

– Вы оба создаете видимость?

– Да. И это у нас вроде бы неплохо получается.

– Я думаю, что вы с Крисом – злоформеры! – выпалил я.

– Как тебе будет угодно!

Марица улыбнулась еще шире и, скрестив руки, взялась за подол сорочки.

Комбинацию она снимала через голову, но женского тела я так и не увидел. Только серая тестообразная масса, сморщенная, будто кожа на лице Шарпа. Сорочка отлетела в сторону, и глазам открылась безобразная личина монстра, будто вылепленная пьяным скульптором из зеленоватого, заплесневевшего от времени, слизкого пластилина. Ни волос, ни косметики, и глаза совсем не черные – белые, но не тусклые, словно у рыбы, а ярко светящиеся, будто круглые плафоны с горящими внутри красными лампочками.

Глазами Аномалья на меня смотрел злоформер, и его взгляд казался тяжелым камнем, что давил на крышку моего сознания, прессуя, будто капусту в кадке. Но все же я шевельнул пальцем на спусковом крючке. Правда, выстрелить не успевал: монстр исчез, растворился в зыбкой полутьме.

Я вдруг услышал, как залаяли легавые, сбегая со стены вместе с ковром, как затрубил в рожок охотник, пытаясь их остановить. Зашипел на огне промокший порох, каркнула ворона, ухнул сыч, с треском обвалился кусок штукатурки там, где только что шла охота, с хлопком лопнула обшивка исчезающего дивана, шифоньер с гулом просел на сломавшихся ножках. Со скрипом открылась створка, падая в пустоту, которую только что занимал злоформер. Ночник тоже исчез, и комнату освещали только мои фонари.

– Ты не бойся, Джером, убивать я тебя не стану, – услышал я голос Марицы.

Мой палец все-таки выдавил слабину на спусковом крючке, еще чуть-чуть, и грохот выстрела ударил бы по барабанным перепонкам, а мощная отдача толкнула в плечо.

– Но и ты меня не убивай, ладно?.. Мы ведь в мире живем, ты должен это понимать.

– В мире?! А кто направил зомби на вертолет?

Я не видел ни Марицы, ни гуманоида, в которого она превратилась, но разговор вел так, будто видел перед собой собеседника. Ствол карабина вдруг оказался опущенным вниз, и нелегко было его поднять. Да и смысла в этом я не видел. Злоформер где-то рядом, возможно, нависает надо мной невидимой громадой. И если он вдруг нападет, то спастись я не смогу. Слишком уж мощной и непреодолимо опасной казалась эта особь.

– Мы с Крисом всего лишь хотели узнать, что за люди к нам летят… Плохие люди к нам летели. Очень плохие. Они убивали наших друзей…

– Каких друзей? – перебил я.

– Зомби – наши друзья.

– Извини за наивность. Я-то думал, что зомби – это ваши жертвы…

– Жертвами были люди, которых мы изменили. А зомби – наши друзья. Так же, как вы – ты и твои солдаты…

– Мы тоже ваши жертвы?

– Нет… Но если есть желание, ты можешь стать зосом.

– А можно обойтись без этого?

– Можно… Пока ты ведешь себя правильно, у меня нет надобности перекодировать тебя. Зачем? Зомби, может, и друзья нам, – в голосе Марицы слышался легкий сарказм, – но они тупые и медлительные. Они все вместе не смогут сделать то, на что способна твоя группа. Кенги чуть получше, но не с каждым получается, поэтому их не очень много. Косорогов и того меньше. Не у всех людей одинаковый код, одни слабей, другие сильней… Твоя группа ценнее, чем кенги, чем косороги…

– Чем ценней?

– Тем, что способна воевать по всем правилам военной науки. Воевать и убивать наших врагов… Ты когда-нибудь ездил на электричке?

– Не смеши.

– А ты когда-нибудь ездил в электричке без билета?

– Ну, доводилось…

– И что ты ощущал? Сейчас появится контролер, а я без билета. Убить он не убьет, но из вагона попрет. Если не захочет обилетить на месте. А если есть билет, то и душа спокойна. Так и в Аномалье. Здесь свои билеты, свои контролеры. Тебе мы выписали билет. Твоим солдатам тоже. Поэтому можете ехать дальше и ни о чем не беспокоиться. А кого не захотим обилетить, тот станет «зайцем». А «зайцев» мы перекодируем в зосов… Такая вот нехитрая схема. Но она относится к обычным пассажирам. Однако если в электричку садится враг, мы должны его уничтожить. А враги – это военные, они приходят к нам, шумят, убивают…

– Убивают, – кивнул я. – Чтобы Аномалье не расширялось.

– Нас все равно не остановить… А с врагами нужно бороться всеми силами. И своих друзей для этого привлекать, и обилеченных пассажиров, то есть вас…

– Поэтому Титаник и открыл стрельбу? Ты заморочила ему голову, и в результате погибли люди. И он сам погиб. А мы теперь вынуждены искать новое пристанище…

– Погибли наши враги.

– Именно этого ты и добивалась.

– И этого тоже… Титаник раньше тебя понял, что нужно помогать нам…

– Помогать вам?! – возмущенно перебил я. – А кто вы такие?! Откуда взялись? Что вам нужно на нашей планете?

Только сейчас до меня дошло, что я, возможно, первый в мире живой человек, которому довелось общаться с самым настоящим злоформером, с этим порождением абсолютного космического зла.

– Эта планета такая же наша, как ваша. Это наша общая планета…

– Тогда почему вы ее разрушаете?

– Мы не разрушаем, мы – созидаем… Мы созидаем вечность. Я знаю, люди хотят жить вечно. Они мечтают о вечности. И мы даем им вечную жизнь…

– Тогда скажи, почему они бегут от этой вечности?

– Ты боишься смерти?

– Да.

– Почему? Ведь после смерти начинается загробная жизнь. Вечная жизнь в райских облаках…

– Я в это не очень верю.

– А кто-то верит. Очень верит. И все равно боится умереть… Ты можешь умереть прямо сейчас. И сразу же родиться для вечной жизни…

– Кем, зомби, кенгом, косорогом?

– А кем хочешь?

– Но я не хочу быть зомби. И кенгом не хочу. И косорогом…

– А чем ты лучше кенга?

– Если я уродлив внешне, это еще не означает, что я урод в душе.

– Я не говорю, что ты урод внешне. А ты говоришь, что кенги уроды.

– Я не говорю.

– Но даешь понять.

– Кенги тупые. Зомби еще тупей. У них совсем нет мозгов… Их жизнь даже не назовешь существованием…

– Да, но при этом они счастливы… Хочешь узнать их мир изнутри?

– А можно обойтись без этого? – похолодел я.

– Можно… Если ты наш друг…

– Э-э… А что нужно, чтобы стать вашим другом? Убивать людей?

– Не людей, а военных.

– Но я сам военный.

– Ты неопасный… Пока неопасный… Но можешь стать опасным. Тогда я на тебя разозлюсь. Но я не хочу на тебя злиться… Ты упрямый, а я все равно хочу, чтобы ты стал моим другом… Да, ты упрямый. Ты не хочешь жить одним настоящим. Ты все время оглядываешься в прошлое, где у тебя родители, друзья-однополчане. Они не дают тебе покоя, не позволяют остаться в настоящем…

– Не дают покоя, – кивнул я. – Отец в гробу перевернется, если я стану воевать со своими. А мои друзья?.. Они мне друзья, потому что я плечом к плечу с ними шел в бой. И сейчас они воюют. Против твоего чертового Аномалья, против злоформеров, против порожденных вами зосов… И как я могу воевать против них самих?

– Лучше воевать против нас?

– Это мой долг.

– Долг – это красивый хрустальный шар. Он блестит на солнце, радует глаз, но внутри его пустота. Эту пустоту легко увидеть, если заглянуть внутрь шара. А еще лучше разбить его… И ты загляни вглубь своего долга… Пойми, люди объявили на тебя охоту. На тебя и на твоих людей. Ты сам это знаешь, да и нам это известно… Вы все – вне закона. Поэтому вы и оставили блокпост. Но ты не переживай, мы спрячем вас, мы дадим вам кров…

– Если бы вы позволили мне связаться со своими, но вы забили весь эфир… Вы все время мешали нам. Вы перекрыли нам дорогу назад, вы лишили нас возможности объясниться с начальством.

– Да, силы нам пока хватает. И дорогу вам перекрыть можем, и связи лишить. А зачем вам дорога? Зачем связь? Мы вас приняли, вы для нас почти родные. И вы поможете нам…

– Но я не буду убивать своих.

– Они уже не свои, они – чужие. И ты будешь их убивать. Потому что служишь нам…

– Нет!

– Да!!!

– Где ты? Почему я тебя не вижу? – до боли в ушах закричал я.

– Ты меня не видишь. Потому что меня здесь нет. Я далеко-далеко. Так далеко, что не могу с тобой говорить.

– С кем же я тогда говорю?

– С самим собой… Ты сам задаешь себе вопросы, сам на них и отвечаешь… Ты сам уже знаешь, кто враг тебе, кто друг. Ты думаешь, что не соглашаешься со мной. Нет, ты споришь с самим собой. Ты знаешь, где твое спасение, где твоя жизнь. Ты знаешь, что Аномалье – это твой дом. Что настоящее – твое время. Но ты все-таки цепляешься за прошлое, споришь… Но ты уже все для себя решил. Ты будешь жить с нами, ты будешь помогать нам…

Я открыл было рот, чтобы сказать «Нет!», но в уши, казалось, вонзились длинные иголки. Не в силых терпеть стреляющую боль, сжимая уши ладонями, я сел на корточки, скользнув спиной по мокрой холодной стене.

А ведь я действительно все это время разговаривал с самим собой. И сейчас, и в прошлый раз, когда желал Марицу как женщину. Тогда она стояла у меня за спиной, чтобы я не видел, как молчат ее губы и говорят глаза. Нет, не говорят, а внушают мне вопросы, на которые я сам же искал ответы. Искал, рассуждал… Но так и не согласился с самим собой, что должен убивать своих… Видимо, приближался к этому решению, но так и не дошел…

«Ты уже не человек, – озвученная знакомым женским голосом всплыла у меня в сознании вразумляющая фраза. – Ты ничуть не лучше зосов, за которых вас приняли вертолетчики. Поэтому тебя хотели убить. И тебя, и всех твоих солдат. А сегодня вас тоже собирались убить, для этого к вам и ехал спецназ. Полковник Брыль предал вас окончательно. И вместе с ним вас предали все люди… Но мы спасли вас. Мы и дальше будем заботиться о вас. О вас… У тебя больше нет прошлого, у тебя есть только настоящее. Вечное настоящее. И в этом вечном настоящем у тебя есть друзья. Они же твои подчиненные. Ты должен заботиться о них. Ты должен сохранить им жизнь. Они для тебя люди, а все, кто на Большой земле, – враги. Твои заклятые враги… Враги…»

– Да, враги! – хоть и невменяемо, но все-таки согласился я.

После чего встал на ноги, тряхнул головой, как это делают, чтобы взбодриться.

«Никто не заставляет тебя на них нападать. Но если нападут на вас, ты должен убивать. Должен. Потому что ты обязан защитить свое настоящее…»

– Да, защищаться надо…

Я почувствовал, как в голове у меня зашумело, перед глазами замельтешили огненно-красные звездочки, темнота вдруг всколыхнулась, пошла радужными кругами – так на воде расходятся радиальные волны от упавшего камня. Снова залаяли собаки, в предсмертной агонии крякнул добытый ими селезень, охотничий рожок радостно пропел победу, в углу комнаты вспыхнул красный свет, высветив диван и сидевшую на нем женщину в белом халате и с фоноскопом на груди.

Марица вернулась в образе врача. Коленки сведены вместе, ладони раскрепощенно покоятся на бедрах. Лицо у нее строгое, но вместе с тем спокойное и даже доброе. Взгляд пристальный, менторский, внушающий послушание, без которого невозможно нормальное общение между пациентом и врачом.

– Джером, тебе нужно успокоиться, – сказала она.

Да, это были ее слова. Я видел, как шевелятся ее губы.

– Ты совершенно прав, на блокпост вам возвращаться рано. Туда собирается полковник Брыль с ротой спецназа.

– Откуда такая информация? – спросил я, понимая, что удивляться глупо.

Марица – очень сильная особь, ее возможности практически неограниченны. Если она умеет создавать помехи в радиоэфире, то ей ничего не стоит прослушивать разговоры, которые в нем велись. Можно закодировать информацию, но только не мысль, вложенную в нее, поэтому от Марицы ничего невозможно скрыть. И если она сказала, что на блокпост собирается Брыль, значит, так и есть.

– Не важно. Главное, что так и будет… Вас будут искать, чтобы уничтожить, поэтому Брыль возьмет с собой целую роту. И еще он боится вас, поэтому охранять лично его будет целый взвод… Но вы не бойтесь. Я знаю место, где вы можете спрятаться. Это недалеко. И совершенно безопасно… Это дом отдыха, заодно и отдохнете. Но если вдруг ситуация осложнится, вы должны знать, что мы всегда рядом. И поможем вам справиться с любой напастью…

Марица исчезла вместе с обстановкой комнаты, а я повернул назад.

Глава 16

Мелкий дождь не мог справиться с водонепроницаемой тканью армейских комбинезонов, водяная взвесь беспомощно сбивалась в капли, стекала вниз по рукавам, струилась ручьями между подсумками на разгрузке бронежилета. Но на этом дожде, казалось, душа раскисала, расклеивалась, и в этой сырости хлюпали мутные мысли.

Я невменяемо смотрел на высокое четырехэтажное здание под темной от непогод и времени шиферной крышей. Такое же темно-серое, как ненастный промозглый вечер. На окнах ржавые решетки, железные двери закрыты на косой засов с тяжелым амбарным замком. Клумбы, заросшие травой, у дорожек стоят зеленые туи стройными, но неухоженными рядами. Хозяйственные постройки чуть в стороне, гараж… Вдоль железобетонного забора захламленный парк со сломанными скамейками…

Это и был дом отдыха, о котором говорила Марица. И куда она нас привела… Глядя на мрачное здание, я пытался припомнить, как направлял Чижа, наставлял его, какой дорогой ехать. Тщетно, память забита холодной изморосью дождя. Так иногда бывает, когда едешь на машине, думая о чем-то своем. И правила дорожного движения соблюдаешь, и поворачиваешь, где надо, но все это происходит автоматически… А о чем думал я, когда ехал сюда? Снова с Марицей разговаривал? Кажется, да. Она-то и вывела меня к этому зданию на холме, неподалеку от озера…

Но ведь я не должен был отвлекаться от дороги. Мы же не где-нибудь, а в Аномалье, где опасностей как песка в море… Похоже, Марица смогла убедить меня в том, что нам ничего не угрожает. И действительно, мы здесь, все живы и здоровы.

Здание на холме у озера… Ну да, именно эту серую крышу я не раз наблюдал в бинокль с блокпоста. Что ж, теперь отсюда, с чердака, я смогу увидеть, что творится на заставе…

Дом отдыха… Что-то не похоже это здание на дом отдыха. Слишком уж оно унылое, чтобы создавать бодрое настроение, без которого любой отдых превращается в кабалу. Да и решетки на окнах опять же вызывают тоску. И забор вокруг этого заведения слишком высокий, колючая проволока на нем. Ворота, кажется, тоже немаленькие, с «егозой» поверху. Будка контрольного пункта с железной дверью… С воротами нам пришлось повозиться.

– А врачи здесь есть? – заглушив двигатель, спросил Чиж.

– Какие врачи? – не понял я.

– Это же психушка, как здесь без врачей?

– Психушка?! – недоуменно повел я бровью.

– Ну да, вывеска у ворот была. Ты же видел, командир.

– Да, да, вывеска… Психушка… Значит, врачи будут, – насмешливо заявил я, вспомнив, как выглядела Марица в белом халате. – И подлечиться нам бы не мешало…

Уж не для того ли злоформер принял образ врача, чтобы подсказать, о каком доме отдыха идет речь. А может, он просто дает нам понять, что будет наблюдать за нами как за своими пациентами. Если так, то я не должен удивляться, если в этой лечебнице, в ординаторской ждет нас Марица… Где же тогда будет находиться Крис? В кабинете патологоанатома?.. В психушках нет таких врачей, но если Крис умудрился создать бар на руинах заброшенного кафе, то ему ничего не стоит организовать морг в подвале этого здания.

– Что дальше, командир? – спросил Шпак.

– Ты был в санатории после госпиталя? – спросил я.

– Нет. Мне предлагали Черное море, но я не захотел. Зачем людей пугать?

– Да, люди нас не любят, – кивнул я. – Они нас ненавидят.

– Ненавидят, – подхватил Чиж.

– И презирают, – добавил Скорняк.

– Ничего, люди далеко. И у них много проблем. А мы здесь. И это наш санаторий. Сейчас устроимся и будем отдыхать. Скорняк, давай в регистратуру, путевки предъяви, пусть покажут, где наши номера.

– Вот и я говорю, куда запропастилась кастелянша! – хохотнул Скорняк и, ловко спрыгнув с машины, направился к дверям.

– Постарайся без погремушек, – бросил я ему вслед.

Он мог сбить навесной замок выстрелом или даже сорвать его с помощью гранаты. Я не боялся шума, хотя, казалось бы, на него могли сбежаться зверопсы. Ведь они обосновались где-то в этих местах и отсюда своим воем действовали нам на нервы.

Вроде бы я размышлял вполне трезво, но при этом, как ни странно, не испытывал страха перед Аномальем. Поэтому нисколько не переживал, когда отправлял Шпака, Якута, Баяна, Шарпа и Малыша обследовать территорию лечебницы. Сам же я занялся зданием больницы.

Чиж срезал замок ножницами по металлу из арсенала запасливого Гуцула. Спокойно сделал это, без нервотрепки. И я без суеты зашел в холл здания. Со мной Чиж, Скорняк и Пух. Хоть и не давило на душу дурное предчувствие, но я командир группы и хотя бы по долгу службы должен думать о нашей безопасности… Думать… Нет-нет да и промелькнет в голове мысль, что за меня в моей же голове думает кто-то другой. И за меня, и вместе со мной… Не надо напрягаться, не надо заниматься самокопанием, иначе и мозг взорвется, и психика разлетится на куски. Нужно просто жить. И лучше всего настоящим. Забыть о прошлом, не думать о будущем… Определенно это было не только мое суждение. И я даже знал, кто забеливал холст моего прошлого… Что ж, пусть Марица помогает мне готовить место для новой картины, где будет только настоящее. Но все-таки я позволю себе заглянуть немного в будущее. Если мы станем на постой в этом здании, то я обязан буду составить план охраны и обороны…

А мы остановимся здесь… Сумрачно в холле, гулко, под ногами шуршат листы бумаги. Сухие листы, потому что здесь нет сырости. Краска на стенах облуплена, шары абажуров под потолками пыльные, в углах паутина. Но сухо здесь, тепло, хотя, казалось бы, должно быть зябко и даже промозгло, как во всяком заброшенном здании в холодное осеннее ненастье. Но здесь все стекла целые, и сквозняки по коридорам не гуляют. И даже запах карболки, с которой моют полы, не выветрился.

Гардероб, забранный фигурной решеткой, опрокинутые вешалки в нем; справочная с распахнутой настежь дверью, перевернутый стол, стулья, коробка с папками, оброненная подушка с лопнувшей наволочкой в ореоле вывалившихся перьев, кадка с засохшей пальмой… Чувствовалось, что больницу покидали в спешке. Срочная внеплановая эвакуация – все как обычно для этих мест.

– А больных вывезти успели? – негромко спросил Скорняк.

– Душевнобольных, – поправил Чиж.

– Вот я и говорю, только психованных зомби нам не хватало.

– Нет здесь никого. Тихо.

– Было бы еще тише, если бы вы не болтали, – спокойно заметил я.

И первым вышел из холла на лестничную площадку. Справа – створки лифта с характерным для больниц окошечком-иллюминатором. Лестница вела и вверх, и вниз, в подвальное помещение.

Электричества в больнице не было, но верхние этажи хоть и скудно, но освещены. Не совсем еще темно на улице, хотя и вечер уже. В подвале наверняка темно, там без фонарей не обойтись. Поэтому лучше начать с верха, а в подвал мы всегда успеем…

На втором этаже тоже сухо и тепло, сквозняки не гуляют, не гоняют по коридорам бумаги, которых здесь многовато. Палаты, процедурная, душевая, кладовая, ординаторская. В комнате для санитаров мы обнаружили диван, кресла, тренажерную скамью, штангу над ней, телевизионный кабель, свисающий с потолка. Телевизор санитары забрали, но железо вывезти не успели, может, места в автомобилях не было или штанга слишком тяжелая…

В палатах кавардак – сдвинутые кровати, перевернутые стулья, тумбочки, валяющиеся на полу матрасы, одеяла, подушки. Но нигде мы не обнаружили следов человеческой крови, не было и разбросанных по сторонам останков. В процедурной комнате мы нашли пустой стеклянный шкаф с распахнутыми створками, стол, похожий на массажный, рассыпанные по полу желтые шарики аскорбиновой кислоты.

И вдруг я увидел лежащего на этом столе человека с оголенной спиной. Руки его были связаны, один санитар атлетического сложения держал его, а другой, поменьше, делал больному укол под лопатку. Крик отчаяния резанул по нервам, но вместе с тем и вернул к реальности. Не было никого в процедурной, и тишина мертвая. Но, видно, боль несчастных пациентов до сих пор витала в спертом воздухе, и мое разбалансированное воображение стало ее легкой добычей.

– Командир, ты чего? – спросил стоявший за спиной Чиж.

– Ничего.

– Смотрю, вздрогнул.

– Ты больше смотри по сторонам.

Третий этаж мало чем отличался от второго. Разве что в комнате для санитаров не было штанги, зато на тумбочке стоял телевизор.

А на четвертом этаже я увидел больных. На ровных негнущихся ногах они медленно выходили из палат; головы их были опущены, поэтому они стукались лбами, с приглушенным хохотом поворачиваясь в нашу сторону. Растрепанные волосы, бездумные взгляды исподлобья…

– Твою муть! – нервно вскинулся Чиж.

Он приготовил к бою автомат, но стрелять не стал. А команду я не давал… Из глубины коридора к нам шли зомби, в которых превратились пациенты четвертого этажа. Они опасны для людей, но не для нас. Марица не допустит, чтобы мы погибли от их рук. Да мы и сами с усами. Автоматы, карабины, подствольные гранатометы, полная разгрузка боеприпасов…

Мы не стреляли, а зомби вдруг стали исчезать. Никто из них не смог преодолеть невидимую линию, находившуюся в каких-то пяти-шести метрах от нас. Переступая через нее, обратившиеся пациенты попросту растворялись в воздухе. И так продолжалось, пока не исчезли все.

Только тогда до меня дошло, что это было такое же видение, как в процедурной. В коридоре улавливался запах лекарств и карболки, но я не чувствовал вони, которую своими гниющими телами вызывают зомби.

– Да, дела… – дрогнувшим голосом протянул Чиж.

А ведь в процедурной комнате он ничего не видел. Зато сейчас вместе со мной стал жертвой галлюцинации.

– Жуть.

И Скорняку тоже было видение. И Пуху, как выяснилось, тоже… А чему, собственно, удивляться? Ведь мы все связаны одной цепью, пси-воздействием со стороны злоформеров. Мы хоть и не зомби, но эти деятели уже приперли нас к стенке. И никуда нам от них не деться… Да мы уже, похоже, и не сопротивляемся…

Казалось бы, после представления с голографическими зомби мы должны были как минимум испугаться. Но это, напротив, укрепило нас в уверенности, что ничего страшного случиться с нами не может. И в подвал мы спустились без особого страха.

Холодный холл без окон с кафельным полом, три двери: две железные сбоку и одна широкая; проходная, ведущая в просторный зал, под его низким потолком витает кисловатый запах котлет, в которых больше ржаного хлеба, чем фарша. Электрическая плита, варочный паровой котел, шкаф из нержавеющей стали…

– Пух, твой кабинет! – весело сказал Чиж, осветив фонарем длинный металлический стол.

– Да я не против… Только холодно здесь, – поежился парень. – И темно.

– Ничего, генератор у нас есть, свет будет. А отопление тебе не нужно, – засмеялся Скорняк. – Штангу со второго этажа сюда спустим. Покачался – согрелся – кашу сварил. Покачался – согрелся – котлет нажарил… А когда жаришь, уже тепло…

– Вместе жарить будете, – тем же насмешливым тоном, но совершенно всерьез сказал я. – Поступаешь в распоряжение Пуха, он повар, ты хлеборез. Вопросы?

– Э-э… – растерялся боец.

– Свиристеть вредно, – насмешливо хлопнул его по плечу Чиж.

– А ты у нас будешь барменом, – сказал я, когда, миновав готовочный цех, оказался в небольшом зале совершенно без окон, но с хорошей, как мне показалось, вентиляцией.

Пучки электрического света от моих фонарей высветили две холодильные витрины, поставленные буквой «г», острым углом ко мне. Старые витрины, еще из прошлого тысячелетия; возможно, они давно уже не работали, но использовались как магазинная стойка. Один лакированный стол находился между витринами, другой – с краю, и на нем возвышался кассовый аппарат из тех же далеких времен, громоздкий, с массивной ручкой на боку. Стеллажные шкафы с полками для товара, холодильник со стеклянной дверцей…

Зал достаточно уютный – стены обиты вагонкой, картины на них с натюрмортами, четыре столика, вокруг каждого по нескольку деревянных стульев-кресел с плетеными спинками. На мебели, на полу и везде заметный слой пыли, по углам паутина. Я зашел за стойку, под ногами затрещало битое стекло, зашуршали бумажные пакеты. Задетая носком, отлетела к стене жестяная банка, судя по ощущениям, полная. На стеллажах я обнаружил консервы и стеклянные бутылки с подсолнечным маслом, уксусом. Продуктов немного, видно, остатки роскоши, которые не успел вывезти отсюда завхоз. Возможно, после эвакуации здесь осталось печенье, макароны, прочая бакалея, но все это стало добычей крыс и мышей.

Чувствовалось, что здесь похозяйничали грызуны, но зомби здесь точно не были. Шкафы, стулья, столики – все расположено в правильном порядке. Зосы бы в поисках еды перевернули здесь все, что можно, – ни бутылок бы не осталось, ни банок с консервами.

Насколько я понял, это был магазин, совмещенный с кафе для работников лечебницы. И продукты здесь можно было для дома купить, и перекусить, благо, рядом пищеблок, где наверняка готовили не только для пациентов.

– Чего притих, Чиж? – спросил я. – Не хочешь здесь оставаться? Все-таки подвал. Как в «Пещере». Может, страшно?

– Да есть чуть-чуть, – растерянно пожал плечами Чиж.

– Чуть-чуть?

– Ну а чего бояться? Нас же Аномалье вроде бы приняло…

– Кто тебе такое сказал?

– Да есть ощущение… На улице дождь, холод, а здесь сухо, тепло. И зосов нет… На блокпосте они были, а здесь – нет. Как будто для нас это место приготовлено. Чтобы мы здесь жили, ни в чем не нуждаясь…

Пух и Скорняк смотрели на Чижа и дружно кивали. Оказывается, Марица воздействовала и на них, настраивая на лояльное отношение к абсолютному злу…

За кафе-магазином находился небольшой холл, куда спускалась вторая лестница; по ней можно было подняться в коридор первого этажа, но мы пошли дальше и уперлись в дверь, обитую толстым слоем поролона с одной стороны и пенопластом с другой. Дверь была открыта, и мы беспрепятственно прошли в помещение, потолок и стены которого были обшиты упаковочными картонками для куриных яиц.

Хорошая звукоизоляция понадобилась здесь для того, чтобы приглушить децибелы, которые мог издавать стоящй здесь генератор электрического тока. Мощный, современный, но все-таки достаточно шумный. В этом мы убедились, запустив машину. Достаточно было нажать на красную кнопку, чтобы двигатель завелся, а вскоре темноту подвала разогнал электрический свет. Вот и скажи после этого, что Аномалье не заботится о нас…

Но и это было еще не все. В той же комнате мы нашли спуск в канализационный коллектор – старый, арочный, выложенный кирпичом. Стены слизкие, местами затянутые плесенью, воняло нечистотами, зато по нему можно было идти в полный рост. А тянулся он далеко, связываясь с системой таких же сооружений. До конца эту шахту мы обследовать не стали, но взяли ее на заметку как подземный ход, по которому в случае опасности мы могли покинуть наш «дом отдыха».