Текст книги "Вилла в Лозанне"

Автор книги: Владимир Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Владимир Григорьевич Александров
Вилла в Лозанне

Глава первая

Генерал Анфилов покрутил диск с цифрами на сейфе, набирая нужное число, повернул ключ в замке и распахнул тяжелую стальную дверь. В темном чреве массивного шкафа лежали на полках папки разного цвета с бумагами. Он взял тонкую красную, тщательно запер сейф, развязал тесемочки и выложил на письменный стол десятка два листков с разведывательной информацией.

Он отделил сведения за прошлый месяц от новых данных, разложил на столе, как игральные карты, и стал сравнивать. Машинописный текст почти всей свежей, апрельской информации был замаран красным карандашом – жирно подчеркнутые строчки, галочки, вопросительные знаки, сделанные им самим, тогда как старые, мартовские сведения, как и более ранние, не вызывали у него никаких сомнений ни прежде, ни теперь. Проверка подтвердила их полную достоверность.

Перебирая листки, уже неоднократно читанные, Анфилов снова подумал: «Так что же все-таки это означает? Что там произошло?»

Это была информация о гитлеровской армии, пересылаемая по радио одной из его разведывательных групп, временно обосновавшейся в Швейцарии. Анфилов придавал ей особое значение. Он перебросил часть своих людей туда для того, чтобы обеспечить им большую безопасность. Разведчики, действующие в самой Германии и некоторых оккупированных странах, работали в очень трудных и опасных условиях, под постоянным давлением гиммлеровских репрессивных служб. Перевод же нескольких людей в соседнюю с Германией страну в какой-то мере гарантировал их неуязвимость и успешную деятельность. Это оправдало себя: от группы непрерывно поступали важные сведения о вермахте, получаемые от источников в рейхе. Донесения представляли для советского командования значительную ценность.

Швейцарская группа вышла на эти источники почти четыре месяца тому назад, в январе сорок третьего года. Фортуна, несомненно, улыбнулась одному старому сотруднику Анфилова, когда тому удалось установить деловой контакт с Хосе – офицером секретной службы, который и связал наших людей с законспирированными антифашистами в Германии. Правда, связал не напрямую: информация поступала сперва какому-то человеку, пожелавшему остаться в тени, некоему господину ИКС, а затем через Хосе передавалась нашему связному.

Анфилов знал, что оппозиционная фюреру часть военной элиты всегда предпочитала иметь дело с западными державами, а отнюдь не с Советским Союзом. Однако полное бездействие в Европе англичан и американцев, с одной стороны, и недавний сокрушительный разгром вермахта на Волге, с другой стороны, очевидно, сильно повлияли на умонастроение тайной антинацистской группы в Берлине. Впрочем, ее представитель в Швейцарии господин ИКС сам ответил довольно ясно о причинах, побудивших его к сотрудничеству. Через своего посредника Хосе господин ИКС сообщил, что он и его друзья в Германии видят пока единственную силу в мире, которая способна сокрушить гитлеровский рейх, – Красную Армию: она доказала это своей героической борьбой на фронте. Поэтому его единомышленники готовы помогать командованию Красной Армии.

Анфилову предстояло принять сегодня важное решение. В сущности, он уже принял его. Оставалось доложить начальнику о продуманном плане операции и получить согласие. И теперь, сидя за столом в кабинете, он в последний раз проверял себя.

Позвонил дежурный офицер и сообщил Анфилову, что генерал-полковник Самохин только что прибыл и ждет его.

Собрав со стола бумаги и уложив в кожаную папку, Анфилов взглянул на ручные часы. «Без пяти десять. Пунктуален, как всегда», – подумал он о Самохине.

Миновав комнату дежурного и двойные двери, обитые кожей, Анфилов вошел в просторный кабинет начальника. Генерал-полковник Самохин разговаривал по телефону. Он, молча кивнув, указал глазами на кресло у стола.

Выглядел Самохин неважно. Бледное, с тонкими чертами лицо было сероватым, под глазами набухли мешки. И во всей его сухой, костистой фигуре и в голосе чувствовалась усталость.

Анфилов раскрыл свою папку с отобранными для доклада листочками с информацией.

Константин Иванович, продолжая телефонный разговор, поглядывал то на листочки, где машинописный текст был исчеркан красным карандашом, то на сосредоточенное лицо Анфилова, но к бумагам не прикасался. Он не любил заниматься сразу двумя делами. Зато, взявшись за что-то, изучал вопрос с присущей ему дотошностью со всех сторон.

Самохин ценил этого опытного помощника. Анфилов прекрасно знал свое дело, был хорошим аналитиком, обладал исключительной профессиональной памятью. С тех пор как Самохин назначил его руководителем ведущего участка, работа здесь заметно улучшилась: разведывательные группы активизировали деятельность, поступающая от них информация отличалась достоверностью, грамотным освещением военных вопросов. В анализе и отборе сведений чувствовалась уверенная рука специалиста.

Начальник нажал кнопку звонка. На пороге кабинета появился дежурный лейтенант.

– Я занят, – произнес Самохин. – Никого не впускайте. По всем вопросам – к заму.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник! – Офицер исчез, притворив двойные двери.

– Я готов, Константин Иванович, – сказал Анфилов, поглядывая на радиограммы.

Он кратко напомнил начальнику, каким образом и когда удалось вступить в контакт с посредниками немецких информаторов – с Хосе и неким не пожелавшим назваться господином ИКС. Высказал предположения о тайных целях этой законспирированной антинацистской организации, охарактеризовал радиста Зигфрида и Анжелику, иначе – супругов Кинкель, сообщил, как устроена связь между ними и Хосе.

Генерал Самохин слушал, откинувшись к спинке кресла. Бледное, тонко вырезанное лицо было бесстрастно. Только узкие кисти рук мягкими, замедленными движениями поглаживали лакированное дерево на подлокотниках.

– Начиная с января, вы знаете, всю информацию от этих источников я регулярно включал в сводку, – продолжал Анфилов. – Но в апреле их будто кто подменил. Вот смотрите. Расплывчато, неинтересно. Почти все конкретное пропало: цифры, числа, номера соединений – все, чем так ценна была их информация… Это я вам уже докладывал раньше… А вот совсем свежая радиограмма…

Анфилов подавал начальнику один за другим листочки с текстом.

– Пользоваться такой информацией, разумеется, нельзя. Сравните ее с январско-мартовской – совсем иная картина!

– Я хочу посмотреть все, от аза.

Генерал Самохин снова стал читать старую, доапрельскую информацию.

7.02.43. Центру.

От ИКС, через Хосе.

Сведения о тотальной мобилизации в Германии:

С 1 января 1943 года на строевую службу в вермахт призвано 286 тысяч человек. До 1 июня будет мобилизовано еще 290 тысяч новобранцев, уже прошедших медицинское обследование. Кроме того, для несения гарнизонной службы, строительных и других работ – 85 тысяч. В январе почти 50 тысяч солдат пополнили войска СС.

Зигфрид.

20.03.43. Центру. 02 час. 28 мин. Молния.

От ИКС, через Хосе.

Ход боевых действий в районе Курска, Купянска, Ростова вынудил командование вермахта изменить свои первоначальные планы. Главное командование намерено воздержаться от введения в сражение 3-й танковой армии для взятия Курска до тех пор, пока коммуникации Брянск – Львов не окажутся под контролем немецких войск.

До начала штурма Курска командование хочет быть уверенным, что сумеет, если потребуется, быстро вернуть обратно танковые дивизии, переброшенные из-под Брянска. В результате изменения планов задержалось развитие боевых операций на этом участке фронта. Это дало возможность русским ускорить строительство укреплений вокруг Курска.

1-я танковая армия еще не переформирована. В начале марта в нее должны были влиться пополненная 13-я танковая дивизия и 3-я танковая дивизия, но это до сих пор не сделано, ввиду чего отложено наступление на Ростов.

Зигфрид.

29.03.43. Центру.

От ИКС, через Хосе.

В марте танковые заводы Германии выпустили 320 танков «Т-3», 400–410 танков «Т-4» и 90 машин «Б-1» («тигр»). Кроме того, вермахт получил еще 950 танков других типов.

Зигфрид.

Затем Самохин прочитал апрельские сообщения. Некоторые были такого содержания:

5.04.43. Центру.

От ИКС, через Хосе.

Учитывая возможность перехода к стратегии оборонительной войны на советско-германском фронте, главное командование рейха наращивает производство истребителей и других самолетов ближнего поля боя. Нехватка бензина препятствует введению в действие на фронте всей авиации.

Зигфрид.

8.04.43. Центру.

От ИКС, через Хосе.

Около месяца назад в рейхе создан совет министров по обороне. В него включены высшие чиновники, возглавляющие важные оборонные учреждения, а также министры финансов и юстиции. Президентом совета назначен Геринг, его заместителем – Геббельс.

Зигфрид.

– Как видите, Константин Иванович, очень мало конкретного, не идет ни в какое сравнение с тем, что было прежде, – проговорил Анфилов. – Либо шлют, что нам известно, либо то, что не составляет особого труда выяснить по другим нашим каналам… А вот, пожалуйста!.. Это уже просто грубая деза! – Он протянул радиограмму с коротким текстом.

17.04.43. Центру.

От ИКС, через Хосе.

Вермахт имеет сейчас на советско-германском фронте почти 30 тысяч танков.

Зигфрид.

– Ого! – Самохин усмехнулся. – Какая липа!

– Я послал запрос, указав, что такие неправдоподобные сведения ставят под сомнение всю апрельскую информацию, – хмурясь, сказал Анфилов.

– Ну, и что они, интересно, ответили?

– Зигфрид ответил, что допустил ошибку.

– И часто он ошибается?

– Таких ошибок никогда не делал. Радист он прекрасный…

– Да-да… – тихо отозвался Константин Иванович, думая о чем-то и собирая со стола прочитанную информацию. Он передал пачку листков Анфилову. – Вы правы, Петр Федорович, этой информации верить нельзя. Явно кто-то пытается водить нас за нос, подсовывая фальсифицированные сведения.

– Да, Константин Иванович. Если в первые дни после того, как стала поступать такая информация, у меня еще были сомнения, то теперь их нет. За две недели накопилось достаточно материала, чтобы провести тщательный анализ.

– Но будем осторожны с выводами. Эти берлинские источники слишком важны для нас, чтобы от них отказываться. В особенности сейчас, когда назревают решительные события в районе Курска. Вы согласны?

– Безусловно, товарищ генерал-полковник. При такой напряженной боевой обстановке консервировать эту разведгруппу было бы большой ошибкой.

Необходимо предпринять все меры, чтобы сохранить ее. Конечно, при условии, если берлинские источники будут давать, как прежде, ценные сведения.

– Вот именно, Петр Федорович, только при таком условии.

Генерал-полковник положил перед собой схему с названиями городов и псевдонимами и, слушая объяснения Анфилова, поглядывал изредка на листок. По ходу рассуждений Петра Федоровича Самохин ставил на схеме красные крючки тревожных вопросов.

Как пересыпалась информация из Берлина, было неизвестно. Если по радио, то чужое вмешательство в тексты на этапе от берлинского радиста до господина ИКС отпадало. Однако оно могло быть в том случае, если сведения переправлялись с помощью дипломатических курьеров и германская контрразведка, вскрыв подобную связь, контролировала ее. Правда, для этого нужно знать ключ к шифру перехваченной информации, а курьерам он неизвестен. Далее сообщения расшифровывались господином ИКС и попадали в руки Хосе. А сами господин ИКС и Хосе? Могут ли они подтасовывать разведданные? Полностью отрицать трудно. Мотивы могут быть разные: сотрудничество с гестапо или, скажем, деньги – продажа ценной информации другим иностранным разведкам. Впрочем, оба предположения, по мнению генерала Анфилова, весьма шатки. Даже если допустить, что немецкая агентура каким-то образом вышла на господина ИКС и Хосе и принудила их к работе, то это означало бы, что вся группа берлинских информаторов, а также радист Зигфрид уже ликвидированы. Однако пока таких доказательств нет: анализ радиограмм показывает, что их отстукивает не кто иной, как Зигфрид, а по стилю текстов ясно, что частично их пишет та же знакомая рука в Берлине. Значит, группа антифашистов вроде бы продолжает действовать, сохраняя конспирацию. Вроде бы…

Анфилов умолк, снял очки и, словно умываясь, потер широкими ладонями выпуклый лоб с залысиной, виски, заросшие волосом щеки. Потом он сказал, усмехнувшись:

– Может быть, абвер, СД или гестапо ведут с нами радиоигру? А чтобы это выглядело убедительно, арестовали не всех – сохранили пока Зигфрида в Лозанне и кое-кого из информаторов в Берлине. Но работают они, разумеется, под присмотром гестапо. Тогда все объясняется, нет никаких загадок… Полный провал.

Петр Федорович взглянул на Самохина. Генерал-полковник сидел, прикрыв веками глаза. Казалось, он дремал. Но Анфилов знал, что эта странная поза указывает не на расслабленность, а, наоборот, на то, что Самохин в крайней сосредоточенности. Так, отключившись внешне, ему, очевидно, легче собраться с мыслями.

Самохин всегда находился в более сложном положении, чем другие. То, над чем его подчиненные имели возможность работать дни и недели, он обязан был обдумать в короткий срок и дать указания. И чем важнее дело, тем ответственнее принимаемое по нему решение и, следовательно, тем труднее оно давалось начальнику.

Петр Федорович видел, что опасность, если не гибель, нависшая над лучшими информаторами, взволновала генерала. Только огромная выдержка позволяла Самохину выглядеть спокойным. Он стойко переносил неудачи, сослуживцы считали его человеком бесстрашным и на редкость упорным. Когда случались срывы в работе, он говорил своим обычным тихим голосом: «Ничего. Проведем операцию по-иному… Думайте, фантазируйте! Только не изобретайте велосипед».

Самообладание не изменило Самохину. Когда он заговорил, лицо его было бесстрастно, только голос стал еще тише:

– Давайте, Петр Федорович, будем верить только фактам и анализу. В чем мы уверены? – Генерал-полковник поднялся и пошел по кабинету своим особенным, мягким, словно бы замедленным шагом. – Мы уверены в том, что в группе произошел серьезный срыв, вероятно, провал. Кто-то пытается нас водить за нос, ведет игру. Вместо ценной информации, как было раньше, нам подсовывают второстепенный, малозначительный материал, иногда даже липу. Кто этим занимается – германская контрразведка или секретные службы третьих стран, чего исключать нельзя, – нам неизвестно. Какими фактами мы еще располагаем? Их очень мало. Мы знаем только, что в целом швейцарская группа Зигфрида действует, но какое-то ее звено взято под контроль теми, кто заинтересован дезинформировать нас. Верно?

– Совершенно верно, товарищ генерал.

– Безусловно, пользоваться информацией этой группы нельзя. Надо разобраться, что же там произошло. У нас есть два пути: либо законсервировать группу, пока не разберемся, либо включиться в игру, дабы обмануть противника и выиграть время для проверки. В данной сложной ситуации я предпочел бы второй путь. Вы, Петр Федорович, очевидно, такого же мнения?

– Конечно, Константин Иванович. Консервация группы встревожит дезинформаторов. А игра даст нам преимущества.

Самохин сел в кресло, хмурясь, сказал медленно:

– Да-а, консервация их встревожит… Значит, решено: ведем радиоигру через Зигфрида до тех пор, пока не закончим проверку. Какие у вас предложения по этой операции? – Опустив руки на подлокотники, Самохин выпрямился в кресле, внимательно взглянул на Анфилова.

– Я продумал несколько вариантов, товарищ генерал. Все, за исключением двух, пришлось отбросить. Швейцария сейчас – островок в оккупированной Европе, со всех сторон она обложена немецкими и итальянскими войсками. Пробраться туда трудно – границы заперты крепко. Но возможности у нас все-таки имеются.

Самохин кивнул седой головой, сухо покашлял в кулак.

– Давайте ваши варианты. Слушаю.

Анфилов изложил свой план операции. Для проверки положения в группе Зигфрида он предлагает послать опытного сотрудника Центра. Это капитан Рокотов, руководитель группы в оккупированной Франции, псевдоним Ришар, паспортная фамилия Шардон.

Глава вторая

Они подошли к узкой расселине между скал, и все трое присели на корточки в зарослях кустарника.

– Обожди здесь, брат, до границы двести метров, – тихо сказал Рокотову пожилой рослый крестьянин. – Покури, если хочешь. На той стороне не покуришь. – И, подмигнув, похлопал Леонида по плечу тяжелой рукой, как бы успокаивая.

– Мы быстро – не успеешь сигарету выкурить! – заулыбался щербатым ртом второй проводник, худой парнишка, совсем еще мальчик.

Ночь была лунная, и Леонид видел, как они бесшумно скользнули вниз по белой тропинке, петляющей среди скал, и исчезли в кустарнике. Кругом было тихо. Только блестел ручей и слышался плеск падающей воды. От каменных круч и деревьев тянулись синие тени. Рокотов посмотрел в сторону границы, которую ему предстояло перейти, но ничего не увидел, кроме гор и чащобы леса. Со слов проводников он знал, что на швейцарской территории вдоль границы протянуты проволочные заграждения и по ним пущен электрический ток, – перелезть через них практически невозможно. Однако люди священника нашли другой путь – сделали подкоп под заграждения и пользовались этой «кротовой норой», как они называли, для своих нужд. Теперь по этому подземному ходу проведут по просьбе кюре Леонида.

От настоятеля сельской католической церкви Рокотов и узнал, с какой целью здешние жители прорыли тайный лаз и почему пограничная стража на той стороне не воспрепятствовала этому. Оказывается, и те, и другие были заинтересованы в данном предприятии, имея от него материальную выгоду. Связи между местными крестьянами и швейцарскими пограничниками впервые установились, когда Франция была полностью захвачена гитлеровцами. Жизнь на оккупированной территории резко вздорожала, многие продукты и товары можно купить только на «черном рынке» за высокую цену. Городское население Франции голодало, а в свободной Швейцарии еще жилось сытно, как в мирное время. По инициативе какого-то предприимчивого мошенника начались сделки между здешними жителями и закордонными пограничниками. Пограничники передавали французам различные дефицитные товары – сигареты, консервы, шоколад и прочее – на взаимовыгодных условиях: треть – себе, остальное – для реализации на «черном рынке». Отправляясь в город, дабы продать излишек продуктов своего хозяйства, крестьяне обменивали заграничный дефицит на ценные вещи, получая от этого свой барыш. Сперва товар просто перебрасывался с той стороны через два ряда колючей проволоки. А когда объем контрабанды возрос, пришлось вырыть подземный ход сообщения. Сами заинтересованные лица, разумеется, этому новшеству не препятствовали, а на этой части французской земли, прилегающей к границе, в ту пору немецких солдат уже не было: почти вся Верхняя Савойя находилась под контролем отрядов маки. Подземным ходом сообщения со свободной нейтральной страной и стали с успехом пользоваться, когда возникала нужда спасти от расправы человека, преследуемого извергами-бошами, как сказал кюре.

…Укрывшись за огромным валуном, Леонид докуривал сигарету. Да, он подготовился к переходу границы как надо, вроде бы ничего не упустил из того инструктажа, который получил неделю назад. В радиограмме Центра было указано, как и что он должен делать. Охотничьи штаны и куртку швейцарского производства, именно поношенные и по его росту, купил у здешних крестьян, они же продали ему ружье. Ведь на той стороне он должен выглядеть как человек, приехавший сюда поохотиться. Разъятая двустволка, протертая насухо от смазки, была уложена в чехол, патроны – в патронташе. Леонид проверил карманы куртки: деньги и документы, удостоверяющие, что он, Жан Шардон, проживающий в Лионе и приехавший для лечения в одну из курортных клиник Швейцарии, были на месте. Теперь дождаться проводников – и в путь.

Пока дело у него идет без сучка и задоринки, как сказал бы по-русски Рокотов там, дома, в России, где он не был, как казалось ему, уже ох сколько лет! До священника мсье Пати он добрался благополучно. Правда, на пути из Лиона были две проверки, первая в поезде, вторая на станции, где он сошел. Во время последней могли произойти осложнения с непредсказуемыми последствиями, если бы у Леонида были поддельные документы. Но у него имелись настоящий французский паспорт с выездной визой в Швейцарию и врачебное свидетельство о необходимости соответствующего лечения.

По этому паспорту на имя Жана Шардона Леонид жил в Лионе последние несколько месяцев. Военный разведчик капитан Рокотов (Ришар) был переброшен сюда, в оккупированную зону Франции, по решению руководства Центра в период самых ожесточенных сражений под Сталинградом (до этого он работал в южной Германии под иной фамилией, имея надежное прикрытие). Центр располагал данными, что гитлеровское командование намерено перебросить на советско-германский фронт некоторые дислоцированные во Франции дивизии. Требовалось срочно установить номера и состав этих соединений, точное время их отправки на Восток. Задание поручили капитану Рокотову. Хорошо сочиненная легенда и авторитетные рекомендации помогли ему устроиться коммивояжером в солидную лионскую фирму по продаже медицинских инструментов. Эта работа предоставляла Леониду возможность ездить по городам оккупированной страны, открывала двери различных служебных кабинетов, помогала завязать полезные знакомства в немецких военных учреждениях и госпиталях, поскольку кривая спроса на медицинское оборудование, инструменты в канцеляриях вермахта неуклонно ползла вверх. В этих ведомствах и госпиталях Рокотову удавалось по крупицам собирать нужную информацию. Сведения о передислокации фашистских дивизий на Восток были своевременно пересланы в Центр по радио.

За годы работы во вражеском тылу Леонид приучился обеспечивать свои действия максимально правдивыми объяснениями или документальным подтверждением, а при внезапной критической ситуации иметь, кроме того, про запас нечто такое, что давало ему полное алиби. Именно подлинные документы, а также небольшая посылочка для одного влиятельного чиновника спасли его и на этот раз.

На железнодорожной станции в департаменте Савойя, где, по плану операции, Рокотов сошел с поезда, он подвергся вторичному контролю. Облавы и проверки документов гитлеровцы устраивали здесь часто, так как неподалеку находился район боевых действий карателей против французских партизан. Со станции Леонид должен был пройти в деревню и встретиться в церкви с католическим священником мсье Пати. Но на платформе его остановил военный патруль.

Два солдата с автоматами на ремнях, перекинутых через шею, и офицер в черном эсэсовском мундире с серебряным погончиком на плече преградили ему путь.

– Проверка документов, мсье, – сказал лейтенант, кинув два пальца к лакированному козырьку фуражки. – Предъявите ваши документы!

Рокотов достал из кармана пиджака паспорт и врачебное свидетельство о болезни. Немец долго рассматривал на последней страничке паспорта штамп с выездной визой. Не отдавая документов, прищурившись, эсэсовец спросил:

– Судя по медицинскому свидетельству, господин Шардон, вам рекомендовано пройти курс лечения в клинике, не так ли?

– Совершенно верно.

– Почему же вы не едете за границу, а оказались здесь? Здесь ведь не место для лечения! – Офицер усмехнулся, не спуская с него изучающего взгляда.

Леонид предвидел возможность такой проверки и был готов к ней.

– До выезда за границу, господин лейтенант, я должен выполнить одно поручение, – спокойно ответил он. – Мне необходимо повидать префекта полиции этого города мсье Молижона, чтобы передать посылку от его старого приятеля мсье Фуше, полицейского чиновника города Лиона. Вот, прошу убедиться! – И, распахнув свой большой кожаный чемодан, Леонид вынул увесистый пакет в оберточной бумаге с написанным адресом и фамилией префекта (тут все было подлинно: Рокотов-Шардон, бывший в весьма тесных отношениях с мсье Фуше, в застольной ресторанной беседе сам предложил инспектору закинуть попутно посылочку с дефицитной снедью его доброму старому приятелю, услуга, мол, пустяковая, коль он все равно будет проезжать мимо этого города).

Лейтенант повертел в руках тяжелый сверток, перевязанный несколько раз крест-накрест бечевкой, немного подумал, но вскрывать не стал. Уложив обратно посылку в чемодан и принимая от эсэсовца свои документы, Леонид говорил с легкой, как бы извиняющейся улыбкой:

– Если бы не эта просьба уважаемого мной человека, господин лейтенант, я бы не тащился сюда местным поездом, а сел бы в экспресс и сегодня же был за границей, тем более что времени у меня для этой поездки маловато. А теперь, увы, я попаду на скорый только завтра!

Офицер, по-видимому, был разочарован. Однако, желая довести до конца свою роль, он приказал солдату из патруля проводить мсье Шардона в полицейское управление и удостовериться, действительно ли посылка предназначается для господина префекта. Леонид вручил в присутствии сопровождающего сверток полицейскому чиновнику вместе с коротким письмом от его лионского друга, выслушал слова благодарности и извинения за неприятный инцидент и принял приглашение переночевать в доме префекта. А за ужином они с хозяином выпили несколько рюмок отличного «Мартини», извлеченного из присланного пакета, в котором оказалась еще одна бутылка коньяка, шоколад, немецкие галеты и сыр рокфор.

Поутру Леонид простился с гостеприимным префектом, послонялся по городку, проверяя, нет ли за ним слежки, потом, купив билет, сел в скорый поезд Лион – Берн. Уезжать далеко от этих мест ему не следовало: хотя для встречи с товарищем за кордоном выделялись запасные дни, Центр просил приступить к операции как можно скорее. Убедившись, что «хвоста» за ним нет, Рокотов сошел с поезда на первой же остановке. Теперь у него уже не было никакого алиби на случай очередной проверки, если зададут вопрос, почему он возвращается назад, так и не доехав до пограничного контрольно-пропускного пункта. При посадке на встречный пассажирский Леонид уже заготовил убедительное объяснение и знал, как поступить дальше. Он миновал злополучный городок, где удачно «сыграл» на посылке, и на следующей станции сдал в камеру хранения свой массивный дорожный чемодан (потом его заберет кто-то из людей священника). Рокотову предстояло сделать изрядный крюк, прежде чем достичь нужной деревни, тайком обходя лесом все населенные пункты. На этот раз происшествий не случилось. Сильный и жилистый, Леонид отмахал два десятка километров по бездорожью довольно быстро.

Сельского священника он застал у гроба с усопшим – кюре служил заупокойную мессу. Крохотная церквушка была полна людей, возле гроба толпились в черных одеждах родственники покойного. На вошедшего Леонида никто не обратил внимания. Из сказанных полушепотом слов соседей он понял, что отпевают молодого парня, односельчанина, застреленного в городе при гестаповской облаве на базаре. Когда месса окончилась, Рокотов подошел к кюре, назвал себя, сказал, от кого он, и произнес две условленные фразы. Мсье Пати, сухонький, с седым клинышком бородки, но совсем не старым, энергичным лицом, быстро ощупывал пришельца живыми карими глазами. Потом удовлетворенно, светло заулыбался, однако улыбка кюре предназначалась не столько Леониду, сколько была отражением каких-то его мыслей.

В небольшой жилой церковной пристройке, где обитал в одиночестве священник, они обо всем переговорили. В беседе, когда заходила речь о тяготах оккупации, об унижении народного духа, кюре не мог сдержать своего гнева, видно было, что ненависть к нацистским насильникам переполняет его. Он не скрывал от мсье Шардона, посланного его личным другом, что исподволь научает свою паству неповиновению оккупантам и поощряет тех из своих прихожан, кто не боится помогать восставшим маки. Сам же он давно оказывает приют тем, кого преследуют боши, кто ищет у него защиты.

– Я многих переправил через границу, мсье. – Живые карие глаза кюре блестели и от возбуждения, и от выпитой деревенской «сливянки». – Среди них были разные люди, но не было ни одного предателя! Истинно так! – Мсье Пати перекрестился быстро, словно отмахнулся. – Вас проведут честные французы! Это ничего, что они занимаются контрабандой – ведь они бедняки, им надо кормиться, – зато дело творят хорошее, богоугодное: помогают ближнему своему спастись от рук кровавых убийц.

Следующим утром кюре познакомил Рокотова с рослым пожилым крестьянином по имени Мишель (тем самым, что ушел теперь к границе вместе с мальчиком). Он оказался угрюмым, несловоохотливым, но опытным и спокойным проводником. Ночью они втроем – Мишель взял с собой сына Пьера – глухими охотничьими тропами обошли посты карателей, оцепивших весь лесной район, и вышли в нужное место.

Подготовительный этап операции прошел сравнительно гладко. Завтра, пятого мая, то есть уже сегодня (Леонид взглянул на часы, стрелки показывали без четверти час), он должен быть за кордоном – там его ждут… Он погасил сигарету о камень, прислушался… Нет, не идут. Но тут же заметил мелькнувшую в кустарнике фигурку, и через минуту на тропинке у ручья появился поднимающийся к нему мальчик.

– Небось, заждался? – сказал Пьер, растягивая в улыбке широкий рот с щербатыми зубами. – Когда волнуешься, время ползет, как улитка, по себе знаю. Все готово. Пошли! Отец ждет нас. Сегодня на той стороне на постах наши ребята.

Рокотов поднял с земли зачехленное ружье, перекинул ремень за плечо, и они пошли, Пьер впереди, он на пару шагов сзади. Рослый Леонид был на две головы выше юного проводника.

Проворно шагая и прыгая через камни, мальчик все время вертел головой, посматривая по сторонам и оглядываясь назад, чтобы убедиться, не отстал ли его спутник. По уверенности, с какой двигался Пьер, было ясно, что он здесь не в первый раз. Вдруг мальчик резко остановился. Леонид едва не столкнулся с ним.

– Пригнись – вон ты какая каланча! – шепотом сказал Пьер. – Тут надо пройти малость лощиной, с той стороны могут увидеть, кому не надо. Луна-то, как фонарь, светит! – И он исчез на повороте тропы, за скалой.

Леонид, скинув ремень с плеча и перехватив в руку чехол с ружьем, пригнулся, как мог, и последовал за проводником. Они быстро пересекли открытое место – только мелькнули по камням их кривые тени – и нырнули в кустарник, прошуршав ветками. И почти сразу, сделав несколько бесшумных шагов, Пьер опустился на корточки.

– Садись. Пришли, друг.

Рокотов присел, оглядываясь. Перед ним в склоне горы, заросшей густым подлеском, зияла дыра диаметром с метр. Рядом валялись крупные камни, которыми ее закрывали. Сбоку послышался шорох, и Леонид увидел вылезшего из кустов Мишеля. Рослый крестьянин быстро подсел к ним и, приставив ребром ко рту широкие ладони, подражая филину, глухо прокричал: