Текст книги "Гниль"

Автор книги: Владимир Голубь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Наконец, тулуп выскользнул из оков деревянной ограды. Я свалился задницей в сугроб и тут же в ужасе отполз назад, не сводя взгляда с подернутого пеленой снежного бурана забора.

По ту сторону вдруг зажглось два холодно-синих глаза. Они медленно опустились вниз, остановившись в полуметре от земли, а затем подплыли вперед, не сводя с меня взгляда.

Словно завороженный, я наблюдал, как очерчивается в снегу длинная собачья морда с черной взлохмаченной шерстью, клочьями торчавшей в тех местах, куда не дотянулась еще своими цепкими лапами болезнь. Из раскрытой пасти торчал наружу раздутый фиолетовый язык, обрамленный частоколом кривых желтых клыков, и с кончика языка капала вниз свежая теплая кровь, поблескивая в темноте ночи на скрюченных зубах.

Морда повернулась вбок, от чего один глаз уставился прямо на меня сквозь щель в заборе, а затем в ту же щель просунулась длинная мохнатая лапа.

Оканчивалась она человеческой кистью.

Пять заросших мехом пальцев раскрылись. Лысую ладонь покрывала сетка мелких шрамов, что шла выше к запястью и вдоль тощего жилистого предплечья. Длинные загнутые внутрь когти сочились прозрачной влагой, что тут же покрылась инеем от мороза.

Шух!

На землю передо мной упал сорванный с петли железный крючок. Он глубоко погрузился в снег, оставив за собой широкий след, напоминавший издалека знак вопроса.

Со стороны донесся тихий скрип.

Вместе с псом мы повернули головы в сторону звука и увидели, как открывается неспешно калитка, а за ней, сгрудившись прямо на границе забора, клубится почти осязаемая тьма, пугавшая своей чернотой даже в ночной мгле глубокой зимы.

Сияющие синевой глаза снова посмотрели на меня. Изъеденная мором мохнатая лапа скользнула по снегу и снова скрылась за забором. Морда медленно скрылась в темноте, а затем, словно намеком сверкнув напоследок разумностью, погас и взгляд, растворившись в буране.

Наконец, я осмелился сдвинуться с места. Поднялся на ноги, посмотрел на покачивавшуюся из стороны в сторону на ветру калитку.

Нечто по ту сторону забора не хотело, чтобы я заходил внутрь. Но это странное существо, похожее на смесь человека и пса, наоборот открыло проход, и сейчас неясное чувство манило меня внутрь, обещало ответы.

Я оглянулся и тут же испуганно всхлипнул.

Упав, я скатился вниз с небольшого холма, а сейчас, очерченные снегом, на вершине его сгрудились огромные темные силуэты. Сгорбленные, с длинными шеями, несоразмерно раздутой грудью и тонкими полутораметровыми руками, сцепленными друг с другом, они молча стояли надо мной и недвижимо наблюдали, будто интересуясь, какой выбор я совершу в следующее мгновение.

Их горящие синевой глаза парили над землей подобно блуждающим огням, обрекавшим на смерть заблудившихся путников. Просторные балахоны развевались, хлопали, напоминая удары птичьих крыльев.

Я в нерешительности отступил к открытой калитке.

Внутри меня ждал монстр. Снаружи – еще больше.

Я взялся замерзшими пальцами за калитку, сопротивляясь сносящей с ног буре. Тьма, ограниченная хлипким деревянным забором, беззвучно плавала внутри, словно ее совсем не трогало творящееся снаружи природное безумие.

Она была спокойной, молчаливой. Ждущей.

Еще раз оглянувшись на искалеченные силуэты на холме, я сделал шаг вперед.

Часть четвертая. Дурная кровь

В ушах зазвенело от резко накатившей тишины. Вспыхнувший перед глазами свет слепил, и я со вздохом отстранился, прикрыв лицо ладонью.

По-прежнему стоял холод. Шарф сбился в сторону, и лицо слегка защипало морозом. Сопли потекли с новой силой, неприятно струясь по потрескавшимся губам.

Я вытерся рукавом и осторожно приоткрыл веки, пытаясь справиться с болью. Мир вокруг был еще мутным, но с каждой секундой становился четче, пока не приобрел естественные краски.

Небольшой дворик, огороженный знакомым забором. Припорошенная снегом мерзлая земля с двумя глубокими бороздами, за много лет проделанными выезжающей машиной, что вели к пустому навесу на другом конце участка. Слева на краю располагалась маленькая летняя кухня с покосившейся выстланной шифером крышей и прямоугольной синей дверью, чья краска наполовину слезла, обнажая серые доски. А справа дом…

Я поднял голову. Квадратное деревянное окно выделялось на фоне красной кирпичной стены. Яркий лунный свет отражался в стекле, но внутри по ту сторону тлела желтым росчерком пламени одинокая свеча, поставленная на подоконник.

Я снова посмотрел вниз.

От края забора недалеко от калитки виднелась небольшая лужица свежей крови, проделавшая в снегу глубокую дыру. От дыры же этой, сопровождаемая крупными багровыми каплями, шла в сторону дома вереница неуклюжих шагов, сливавшихся в широкую грязно-серую полосу.

Я шумно сглотнул.

Следы эти явно принадлежали человеку, однако никогда в жизни я не видел такую большую ступню. Может, здесь крылось то же существо, как те, с холма? И, судя по всему, оно было ранено. Это сделал черный пес?

Было страшно. Но я все равно пошел следом, догадываясь, что иного выбора нет.

Следы уходили за угол, переместившись на залитую бетоном дорожку. Затем поднимались по двум невысоким ступеням крыльца и скрывались за высокой входной дверью, оббитой снаружи тонким листом выкрашенного в синий металла. Железная ручка-скоба, прибитая к двери четырьмя загнутыми у шляпки гвоздями, слабо поблескивала свежей бурой кровью, размазанной по ней чьим-то неаккуратным прикосновением.

Не рискуя касаться крови, я слегка надавил рукой на дверь, и та послушно открылась, выдохнув наружу порцию спертого горячего воздуха.

– Ох!..

Ладонь невольно прикрыла нос. Казалось, этот запах гнили и разложения преследовал меня уже очень давно, и здесь он приобретал особую силу. Будто нечто внутри служило его источником.

Я заглянул внутрь. У порога на разложенной газете кучей валялась обувь: цветастые детские ботинки, женские сапожки и большие резиновые галоши, изнутри утепленные мехом. Такие носил мой отец, когда мы приезжали раньше в деревню на выходные.

Капли крови шли дальше, по коричневатому старому паласу вдоль коридора, освещенного тусклым светом стеклянной лампочки на скрученном изолентой проводе. Та слегка покачивалась из стороны в сторону, отбрасывая на стены изогнутые трепыхающиеся тени, тянувшиеся ко второй двери в конце коридора, за которым – я уже знал наверняка – находилась маленькая комнатка со старой кирпичной печкой.

– Что за?..

Виски вдруг пронзило болью. Охнув, я пошатнулся и присел, едва не упав на пол. Кровь пульсировала в ушах. Казалось, что-то изнутри разрывает голову на части, и когда сознание уже понемногу начало меня покидать, все прекратилось так же резко, как началось.

Я тяжело перевалился через порог, закрыв за собой дверь.

В доме было тепло. Снег на моей одежде тут же растаял, пропитав ткань. На потрепанном коричневом коврике образовались темные пятна.

Половицы заскрипели под подошвой. Старое дерево прогибалось под моим весом, исходя почти на хруст. Я аккуратно прошел несколько метров ко второй двери, но остановился прямо перед ней и приложился ухом.

Хр-р-р…

Что-то по ту сторону тихо хрипело. Звук доносился издалека, приглушенный толстой дверью, и от него дверь слегка подрагивала, перенимая вибрацию.

Я стянул с рук мокрые варежки и сунул их в карман. Дрожащие пальцы обхватили теплую ручку, и я с осторожностью потянул ее на себя.

Почти беззвучно дверь открылась. Прикрывавшие проход шторы дрогнули от резкого порыва воздуха, открывая взору знакомую белую печку с черной чугунной пластиной сверху.

Над печкой, от стены до стены, тянулась бельевая веревка. Прикрепленные прищепками, на ней висели светлые лоскуты какой-то ткани, а дальше, у окна, примостился квадратный столик, освещенный маленькой свечкой в стеклянном стакане.

Хр-р-р…

Хриплый звук тяжелого дыхания доносился откуда-то из следующей комнаты, за очередной синей дверью.

Я приподнялся. Подошел к печи и коснулся пальцами ткани, ощущая сухую шероховатость знакомого материала. Неумелыми движениями ножниц некогда единый холст был располосован на мелкие куски. Кое-где виднелись выцветшие родинки, застарелые шрамы. Один из кусков напоминал эскиз для большой перчатки, не хватало только второй такой же части, а чуть левее от него на обрывке проглядывалась часть кривой синей татуировки.

Рука дернулась как от ожога. Стало дурно.

Прикрывая нос, я метнулся к столу. Весь он был завален иссушенными кусками человеческой кожи. Некоторые из них оказались сшиты между собой грубыми толстыми стежками, и моток черной нити с игольницей стояли в углу рядом с большими железными ножницами.

В горле застрял мерзкий колючий ком. От звука колотящегося в грудной клетке сердца закружилась голова, и я вцепился в стол, ощущая, как пол начинает уплывать из-под ног.

Внезапно за дверью в следующую комнату раздался протяжный жалобный скрип половиц. Этот звук заставил меня прийти в себя, и я тут же схватился за ножницы, отступив к окну.

Слабый огонек свечи дрогнул.

Бах… Бах…

Тяжелые шаги медленно приближались к порогу, а затем деревянная дверь медленно приоткрылась, выпустив очередную порцию гнилостного смрада.

Я стиснул зубы, пытаясь сдержать кашель.

Широкая тень легла на пол, закрывая весь проход. Из самой верхней части открывшегося дверного проема неспешно показалась наружу макушка головы, с которой свисали вниз длинные сальные волосы, слипшиеся и измазанные в какой-то красно-желтой жиже.

– Хр-р-рх-х-х, – свистящее дыхание с шумом вырвалось из его глотки.

Несоразмерно тонкие пальцы легли на дверь. Они не сгибались в фалангах, и кожа на них, мертвенно-бледная, почти синяя, свисала с костей подобно растянутой резиновой перчатке.

Взгляд мой метнулся в сторону висевших над печкой лоскутов, и я стиснул в руке ножницы еще сильнее, ощущая, как врезается в ладонь прохладный металл.

– Хр-р-рх-х-х…

Он был выше меня на целых три головы, намного больше двух метров. Сквозь волосы проглядывался длинный крючковатый нос и заляпанное все той же вязкой жижей одутловатое лицо с неестественно глубокими провалами глаз, тенями пролегавшими над блестящими жиром скулами.

Шаг, еще шаг…

Я медленно продвигался к выходу вдоль стены, и с каждым разом мне все больше открывалась фигура неизвестного человека.

На нем не было никакой одежды. Нет, вернее, создавалось впечатление, будто кожа и была его одеждой. Растянутая, она была подвязана в обвисающих местах грубой черной нитью и пришита напрямую к плоти, а из проделанных шилом дыр сочилось наружу это красно-желтое вещество, являвшееся смесью гноя и крови.

Широкие плечи расходились вбок. Ключицы торчали, а за спиной возвышался на уровне головы огромный горб с выступающим в сторону силуэтом позвоночника.

Длинные тощие руки, словно у обезьяны, свисали вдоль тела, а бочкообразная грудь с прекрасно очерченными ребрами переходила в тонкий живот, вновь резко расширявшийся к тазу.

Ноги наоборот были коротки и подгибались, словно едва выдерживая вес верхней части тела. Ступни напоминали ласты, будто кто-то просто сделал себе обувь в виде ноги и напялил на собственную. От шеи до самого паха шла отчетливая линия, стягивавшая неровными стежками кожу подобно молнии на комбинезоне, и в боку виднелась глубокая рваная рана, оставленная собачьими клыками.

Я толкнул дверь спиной.

Та не поддавалась. Лишь предательски скрипнула, от чего голова жуткого существа дернулась в мою сторону.

В темных провалах сверкнули иссеченные лопнувшими сосудами белки. Квадратная челюсть с мучительным хрипом раскрылась, обнажая по два ряда длинных из-за опустившихся десен зубов. От кончиков тонких бледных губ до самых ушей шли разорванные полосы, скрепленные вместе то ли степлером, то ли обычной проволокой.

– Ы-ы-ы-а-а-а!..

Он попытался что-то сказать, однако красный язык лишь вывалился наружу, выплюнув порцию слюны.

Уже не скрываясь, я толкнул дверь. На ватных ногах я побежал прочь, а в спину мне тут же ударил злобный рев, и пол содрогнулся от тяжелых шагов огромного тела.

За мгновение я преодолел расстояние до выхода из дома и схватился за ручку. Я дернул ее на себя, но она попросту отказалась поддаваться.

Я оглянулся.

Огромный человек неуклюже передвигал ногами, переваливаясь из стороны в сторону. Он едва поместился в проход и пригнулся, упершись руками в пол, после чего стал ползти на четвереньках, не сводя с меня жадного голодного взгляда.

В панике я принялся дергать дверь, молотя в нее ногой, чтобы расшевелить старые петли.

Верхняя грань едва отошла, блеснув холодным лунным светом. От ударов в воздухе повис резкий металлический звон, и железная ручка затряслась, едва удерживаемая четырьмя тонкими гвоздями.

– А-а-ах-х! – взвыло за спиной чудище.

Хрясь!

Не справившись с усилием, гвоздики вдруг распрямились. Я по инерции дернулся назад, а ржавая ручка-скоба осталась зажатой в ладони.

Сердце пропустило удар.

– А-а-аы-ы-ы!..

С каждым шагом оно двигалось быстрее, будто на ходу обучаясь движениям. Громоздкая челюсть клацала, а из раны порциями выплескивалась на пол темная кровь.

Бах, бах, бах!

Нас разделяли считаные секунды. Надежда угасала во мне подобно углям на снегу, и я от бессилия вонзил ножницы в щель между дверью и косяком, пытаясь продавить ее внутрь.

– Давай! Пожалуйста, давай же!

– У-о-о-о-о!..

С ног до головы меня обдало свежей вонью.

Всем телом я надавил на рукоятку ножниц, и внезапно…

– Да!

Оббитая металлом дверь неожиданно поддалась, и в лицо ударил холодный ветер.

Не тратя ни секунды, я вырвался наружу, едва не поскользнувшись на покрытом льдом пороге, и уже было побежал прочь, когда на первом же шагу голень обхватили чьи-то цепкие хладные пальцы.

С криком я свалился вниз, лбом ударившись о бетонную дорожку. Перед глазами вспыхнуло, и на миг я утратил контроль над телом.

Ш-ш-ш-ш…

Оно потянуло меня к себе, как лягушка распластавшись по полу и вытянув вперед правую руку в последней отчаянной попытке меня поймать – вышло успешно.

Пытаясь прийти в себя, я хватался пальцами за землю, но лишь обломал ногти о твердый бетон, зачерпывая мягкий снег.

Мое тело вдруг остановилось. Оттолкнувшись, я перевернулся на спину.

От обиды захотелось заплакать. Оно возвышалось надо мной как ночной кошмар, исходя слюной и кровью из воспаленных увечий. Черные волосы падали на мое лицо, а серые бесцветные глаза в темных провалах буравили взглядом. Тяжелое сиплое дыхание обжигало щеки.

Из последних сил я взмахнул еще зажатыми в руке ножницами.

Сталь коротко блеснула серебром, со свистом рассекая воздух, но лишь едва чиркнула по его лицу.

– Ы-а-а-а!

Существо яростно взвыло, отстранив голову. На лоб мне закапала свежая кровь, и я увидел, как слева от пасти на его лице пролегла еще одна полоса от ножниц.

Тем не менее, наказание не заставило себя ждать.

Злобно выдохнув, оно вдруг перехватило пальцами мою руку с ножницами с двух сторон от локтя и без особых усилий надавило.

Хрусть!

Я закричал от резкой боли. Рука с отвратительным хрустом вывернулась в обратную сторону. Острая кость пробила плоть, и я увидел, как бугриться она под рукавом тулупа, а вниз побежала ручьем свежая, на этот раз моя собственная, кровь.

Мутило. Кружилась голова.

Взвыв, я вслепую взмахнул другой рукой, пытаясь защититься от уродливых челюстей. Пальцы схватились за что-то твердое, и я рванул их на себя, обдав лицо еще одной порцией вязкой жижи.

Вдруг наступила тишина. Не было ни рычания, ни визга.

Я разлепил глаза и увидел в своей уцелевшей руке оторванную нижнюю челюсть. Но… она уже принадлежала трупу, была мертва.

С ужасом я поднял взгляд и увидел, что под отнятой мной нижней челюстью показался острый подбородок, покрытый мелкими ранками. Кожаное лицо, потеряв опору, сползло вниз и с чавканьем упало в снег, обнажая шокирующую картину.

– Ма… Мама?

Отказываясь верить, я сдавленно выдохнул.

Покрытое грязью лицо, некогда красивое, с яркой радостной улыбкой, ныне напоминало оживший кошмар. Скулы, лоб, нос – все было изъедено сепсисом, и знакомые очертания едва угадывались в этом окровавленном куске мяса, скалящимся на меня кривыми зубами, частично выпавшими из-за воспалений.

При звуке моего голоса в серых глазах на миг мелькнула частичка сознания. Взгляд ее прояснился, и с покусанных губ сорвался слабый дрожащий голос:

– А что я могла сделать? Он хотел бросить нас…

На снег закапали слезы.

– Он хотел бросить меня… Мы были ему не нужны…

Сочащаяся изо рта слюна вдруг приобрела желтый оттенок, и вместе с облачком горячего пара дыхнуло вонью протухшего молока.

– Это все твоя вина! – постепенно ее голос обретал силу, переплетаясь с утробным звериным рычанием. – Твоя вина, что он решил меня бросить. И такая твоя благодарность?!

Она схватила меня за ворот. Крючковатые пальцы с облезлой кожей поползли вверх, пока не обхватили мое горло.

– Кх-х-х!..

Я схватился за ее руки, но оказался многократно слабее, и железная хватка на моей шее стала постепенно усиливаться.

– Теперь ты тоже хочешь меня оставить?

Я брыкался, бил ногами о землю. Пытался извернуться, чтобы выползти из ее смертельных объятий, пока внутри меня что-то сдавленно хрустело, поддаваясь неумолимой внешней силе.

– Я не позволю. Не позволю!

Меня начало трясти. Затылок раз за разом бился о бетон, и после нескольких тяжелых ударов подряд я обессиленно разжал пальцы, повиснув в ее руках как тряпичная кукла.

– Мы станем одним целым! Мы сольемся воедино, и больше никто из вас меня не бросит! Мы будем вместе!

Шмяк… Шмяк… Шмяк…

– Вместе!

Было уже не больно. Только чавкало что-то на задворках угасающего сознания, будто лопался переспелый арбуз.

– Вместе навсегда!

Белый снег растаял от жара крови.

Огромное существо, бывшее моей матерью, бесновалось на моих останках, заталкивая их кусок за куском в свою пасть. Даже не пытаясь пережевывать, оно глотало мое мясо и внутренности, оставляя лишь изорванную кожу, чтобы потом пришить к своему жуткому костюму новые части.

Пожирая меня, оно становилось со мной единым целым…

Эпилог. Ответственность

Сознание вернулось ко мне на том же диване.

Валентин Петрович сидел напротив, наблюдая за мной через прозрачные линзы, и медленно покачивал из стороны в сторону закинутой на колено ногой.

– Прошу прощения, – увидев мои открытые глаза, сразу же извинился он. – Мне все же пришлось вызвать полицию и медиков. Они ждут за дверью. Я попросил их повременить, чтобы избежать ненужной суеты.

Рука невольно потянулась к лицу. Пальцы коснулись прохладного лба и скользнули вниз к подбородку.

– Да… понимаю…

– Как прошло ваше путешествие? Вы узнали для себя нечто полезное?

С губ сорвался усталый вздох.

– Можно и так сказать. Многое… вспомнилось.

– И это объяснило ваши проблемы?

– Мм-м. Думаю, объяснило.

Валентин Петрович улыбнулся. С грустью, но ободряюще.

– Я рад, что у меня получилось вам немного помочь. Полагаю, в дальнейшем вами займутся мои коллеги. Я попрошу знакомого приглядеть за вашей ситуацией и буду вас навещать, так что не бойтесь, вы не останетесь в одиночестве.

– Спасибо, – последовал мой искренний ответ. – Правда, спасибо.

– Не стоит. Редко кто даже из здоровых людей способен принять ответственность за свои поступки. Вы на верном пути. Главное теперь с него не сбиться.

С тихим шлепком на пол упал влажный лоскут, оставляя после себя неприятное вязкое ощущение на лице.

Взгляд упал на ладони.

Теперь мне было видно все с предельной ясностью. Как оказалось, руки мои казались липкими вовсе не от пота, а от спекшейся крови, покрывавшей их от кончиков длинных обломанных ногтей, покрытых облупившимся лаком, и до середины предплечья, обнажавшего застарелые поперечные шрамы.

– Полагаю, Леонид…

– Не стоит, – прервала его я, чувствуя, как глаза щиплет от подступающих слез. – Пожалуйста, не говорите это… Я сама знаю… что сделала со своим мужем…

Просторный кабинет наполнился сдавленными рыданиями.

Валентин Петрович поднялся с кресла. Его сочувствующий взгляд обжег мою сгорбленную спину, и мужчина коротко постучал по двери, приглашая санитаров внутрь.

– Мне искренне вас жаль, – сказал он напоследок, глядя куда-то в пустоту. – И вашего мужа. Иногда с людьми просто случаются вещи, которые ломают их разум. Стоит ли их за это винить?

С губ сорвался усталый вздох.

– Но и не винить тоже невозможно.