Текст книги "Я - истребитель"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Понятно. Помочь чем? – спросил я у него.

– Ага. На вот, консервные банки вскрывай. Трех штук хватит.

Похлебка в кастрюле уже давно варилась, распространяя по лесу дурманящий аромат мясного блюда, когда наконец послышался оклик стоящего на часах Панова.

– Свои, – услышали мы в ответ.

И действительно, первым в освещенный круг возле костра скользнул Иванов, за ним появились остальные бойцы. Среди них выделялась пятерка людей в мешковатой одежде. При свете костра не разглядеть, они далековато стояли, но наверняка это были летчики со сбитого ТБ.

«Нашли все-таки!» – подумал я и тут же повторил свою мысль вслух.

– Нашли… Замучились их по лесу собирать, – устало зевая, ответил рябой боец с такой хорошей полководческой фамилией – Кутузов.

Встав, я отдал импровизированную поварешку, вырезанную Дюжевым из палки, Андрееву и, поправив форму, пошел знакомиться с летчиками.

Они в это время устраивали на импровизированном ложе из нарубленного лапника, принесенного бойцами, своего раненого товарища. Судя по шине, он банально сломал при приземлении ногу.

Определив старшего по двум рубиновым прямоугольникам, мелькнувшим в расстегнутом воротнике комбинезона, вытянулся перед ним по стойке «смирно»:

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Ну здравствуй, боец. Кто такой? – повернувшись ко мне, спросил майор.

– Вячеслав Суворов, будущий курсант летного училища!

– Не понял! Как это понимать? – нахмурился майор. Остальные летчики, включая раненого, и бойцы Иванова с интересом следили за нами.

– Долгая история, товарищ майор.

– Времени у нас целая ночь, расскажешь, – сказал майор, внимательно осмотрев меня.

Я старался держаться поближе к летчикам, помогая им в случае нужды, и, когда ужин наконец закончился, начались расспросы. Первым шоком для бойцов Иванова стало то, что немцы продвинулись уже довольно далеко от границы, больше чем на три десятка километров. Но все были уверены, что это временные неудачи и наша Красная Армия так даст им по «наглым харям», что «еще долго помнить будут». Однако майор их энтузиазм не разделял, это было понятно по слегка грустному взгляду, которым он осматривал красноармейцев. Во время всех этих бесед удалось выяснить, из какой они части.

Как я и думал, полк подполковника Стрельцова был тяжелым бомбардировочным. В первые же дни войны из-за нехватки бомбардировщиков средней дальности их бросили на затыкание дыр.

«Дырой» оказалась железнодорожная станция, забитая цистернами с топливом для танков. Майор не знал, откуда появилась эта информация, но они чудом, не встретив ни одного немецкого истребителя, смогли добраться до станции.

– …и тут зенитки сшибли машину Рясова. Я сам выдел, как он направил горящую машину, полную бомб, прямо на склады, потом взрыв, и все потонуло во вспышке, – рассказывал штурман, младший лейтенант Сорокин.

Я тоже с интересом слушал его, стараясь не заснуть – глаза так и слипались. Да и среди бойцов многие заражающе зевали, но все равно очень внимательно слушали летчика.

После бомбардировки, потеряв три машины из девяти, эскадрилья майора Тонина, собравшись в компактный строй, отправилась назад.

– Мы ночники и полетов в дневное время проводили не так много, как было нужно. В общем, нас встретили на подлете к границе, вывалились из облаков и атаковали. Машину лейтенанта Рощина сразу подбили, и он со снижением ушел вниз. Потом подожгли Караваева, Соткина, мы со снижением ушли немного в сторону и, как мне кажется, единственные, кто смог вырваться из той бойни. Одно радует, это то, что задание мы выполнили и сумели сбить один из «мессеров», – устало говорил майор.

Потом Иванов рассказал, как мы тут оказались, не забыв нашу встречу на аэродроме, и майор обратился ко мне:

– Ну а теперь вы, молодой человек, объясните мне, почему в форме и с оружием. И вообще, что тут делаете?

Пришлось пересказывать свою историю, стараясь не сболтнуть лишнего и то и дело отвлекаясь, чтобы ответить на задаваемые вопросы. И это при том, что зверски хотелось спать:

– А как получилось, что ты летчик?

– У меня батя полковник авиации, заместитель командира дивизии. Уговорить его сперва было трудно. Но я воспользовался тем, что к нам приехал друг отца, и попросил его помочь, вот он и помог. Хоть немного, но опыт пилотирования И-16 у меня теперь есть.

– Что, прям вот так разрешили на истребителе? Насчет У-2 еще как-то могу поверить, но не боевой же истребитель!!! Наверное, друг твоего отца не меньше генерала.

– Да, боевой генерал. Дядя Паша, – подтвердил я.

– Что за дядя Паша? – попался на крючок майор. Что было странно, в наш разговор не вмешивались остальные авиаторы, слушать слушали, но молчали. Видимо, авторитет у Тонина был абсолютный.

– Генерал Рычагов, – коротко ответил я.

– Кхм… – издал горлом неопределенный звук удивившийся майор.

Борт-стрелок Сашка Кириллов, бывший всего на три года старше меня, от изумления громко хлопнул себя по коленям, но, поймав взгляд командира, тут же стушевался.

– Так ты его лично знаешь? – спросил Тонин.

Кроме нас, авиаторов, рядом никого не было, остальные сидели у костра, о чем-то разговаривая, но большая часть уже начала укладываться. Кроме Виктора, который, открыв рот, устроился неподалеку и увлеченно слушал нас.

– Ну да, он хороший приятель отца, вместе служили, – с деланным безразличием пояснил я.

– И что он сделал, когда узнал, что ты хочешь пилотировать боевой самолет? – все-таки спросил Тонин.

– Да знать он, наверное, знал. Уж доложили наверняка, что я летаю на У-2. Но в дивизию пришла новая техника. ЛаГГи и Яки. Вот я набрался наглости и, когда он прилетел в часть к отцу, подошел и попросил разрешения на обучение на старой технике.

– И он тебя послал? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал майор.

– Вначале, но после восьмой моей попытки все-таки согласился. Правда, сперва посмотрел, как я управляюсь с У-2.

– И что было дальше?

– Он разрешил. Правда, с опытным инструктором. Они хотели провести «рекламную» акцию для комсомола по линии ОСОАВИАХИМа, что, мол, вот уже и подростки летают.

– Что-то я не слышал такую историю… – начал было майор, но я перебил его с видимым удивлением:

– Да? Странно! Эта история в прошлом году получила довольно много пересудов в узких кругах.

– Ну, вполне… может… быть. А где служит твой отец? – продолжая пребывать в задумчивости, спросил Тонин, но я не попался на такую уловку и отделался общей фразой:

– Да… за Москвой.

Было видно, что это наш не последний разговор. И еще не раз мы будем обмусоливать эту скроенную чуть ли не на коленке историю. Я понимал, что она шита белыми нитками, но серьезно считал, что если только доберусь до кабины истребителя, то сразу покажу, на что способен, отбив все вопросы, а если поймают на вранье, то… Что ж, скажу, что пойду НА ВСЕ, лишь бы попасть в авиацию, даже на вранье.

– Иванов, давай отойдем! – приказал сержанту Тонин. Встав, они под нашими взглядами отошли в сторону. И как только майор удалился на некоторое расстояние, на меня сразу же обрушился шквал вопросов от остальных слушателей.

Когда через час объявили отбой, у меня уже язык отваливался рассказывать в подробностях, как я учился летать и как «уговаривал» генерала.

Утром майор Тонин, который принял командование нашей сборной солянкой, после легкого завтрака из остатков продуктов дал команду на выдвижение. Кстати, оказалось, что почти все припасы, что у нас были, мы схарчили еще вчера вечером.

Так что, построившись в колонну, мы отправились дальше, но на этот раз с дозором впереди.

Шел я рядом с носилками с раненым летчиком. Им был старшина Середа, тоже, как и Сашка, борт-стрелок.

Заметив, что старший сержант Земляной, судя по струйкам пота, стекающим по его лицу, стал выдыхаться, я сказал:

– Давай сменю.

– Старшина – парень тяжелый. Вряд ли справишься, – слегка задыхаясь, ответил он.

– Не волнуйтесь, товарищ старший сержант, я ведь спортсмен. Тяжелая атлетика, она, знаете ли, укрепляет организм.

– Ну ладно, а то я ж действительно… Головой об дерево ударился, мутит меня что-то. Саня, остановка.

Парни положили самодельные носилки на землю, и я сменил уставшего сержанта. Кириллов в отличие от Земляного был в лучшей форме и замены не требовал, о чем сообщил сунувшемуся к нам Иванову. Подняв носилки, мы направились вслед за слегка удалившейся группой.

Судя по постоянному шуму моторов, шли мы неподалеку от оживленной трассы, да и разведчики, постоянно шмыгавшие в ту сторону, возвращались удрученные. Возможности перейти через дорогу не было. Она вся была забита немецкими войсками.

Наконец майор объявил привал, позвав командиров о чем-то совещаться.

Поставив носилки, я вытер пот со лба. Все-таки таскание тяжестей по такой жаре в форме – не настолько легкое дело, как мне казалось. Скинув вещмешок, отстегнул термос с водой из встреченного нами родника и, налив в крышку, предложил ее раненому. Затем пришла очередь сидящих рядом летчиков и бойцов, и только потом – моя. К тому времени воды в термосе осталось граммов пятьдесят.

Вдруг по отряду пронеслось оживление, многие привставали и, вытягивая шеи, всматривались в глубину леса, откуда к нам шли пять человек.

На зрение я никогда не жаловался, поэтому сразу разглядел среди мужских фигур тонкий девичий стан.

Гормоны немедленно встали в стойку. Не сводя взгляда с приближающейся девушки, я по кубарям и эмблемам определил, что она военфельдшер.

– Что, Севка, понравилась? – спросил меня Кириллов, который тоже с любопытством разглядывал пополнение. С разведчиками пришли двое бойцов и та самая девушка-военфельдшер.

Познакомиться не успел, хотя даже шагнул в ту сторону – но майор дал команду к выдвижению.

К моему удивлению, дорогу мы пересекли в обеденное время. За полчаса до двенадцати часов движение стало не такое интенсивное и через некоторое время совсем прекратилось, кроме изредка шнырявших посыльных на мотоциклах. Дождавшись, когда никого не будет видно, быстро перебежали на другую сторону дороги и вломились в лес.

Отойдя от памятной дороги, на которой снова началось оживленное движение, мы остановились на привал.

Военфельдшер Зимина, которую прибило к нам течением войны, служила операционной сестрой в окружном госпитале, а здесь оказалась в виде шефской помощи одному из госпиталей – там их не хватало. Ну, дальше понятно. Внезапная война, постоянные бомбардировки, немцы, и вот она с двумя бойцами из госпитальной охраны встретилась с нами.

– Самая обычная история, – тихо себе под нос пробормотал я, слушая Кириллова, который уже успел разузнать все, что только можно.

В самом конце отдыха, за пять минут до запланированного подъема, мы услышали гул авиационных моторов.

– Наши! – уверенно сказал старшина Середа, прислушиваясь к звуку моторов.

Самолеты над нами пролетали постоянно, и мы уже как-то привыкли к этому. Но все они были немецкими, и слова старшины сразу же вызвали ажиотаж среди бойцов.

– Четыре СБ и звено «ишачков» в прикрытии, – сказал я сразу же, как только увидел самолеты в переплетении ветвей.

– Угу. Похоже, они с соседнего полка. Там были эсбэшки, – задумчиво пробормотал Кириллов, с жадностью смотря на своих товарищей в небе.

– С прикрытием. А нам не дали. Сказали, что нет, – хмуро сказал старшина.

– Может, новую часть с внутренних округов перекинули? – спросил я, не отрываясь разглядывая самолеты. Все-таки это были свои. Такие же летчики. Только они там, в небе, а ты ползаешь на земле, с завистью глядя на них. Или с надеждой, что они «дадут ТАМ за нас».

– Может быть, – ответил старшина и, привстав на локте, тоже стал всматриваться в крестики на небе.

– Хотя нет. Ошибся, – приглядевшись, со вздохом сказал я.

– В смысле? – не понял Кириллов.

– Это сборная солянка. Ведущий – хороший пилот, видно, как он маневрирует, а вот ведомые – желторотые птенцы. Или из училища, или с другой части. Постоянно теряют ведущего, нет опыта совместного полета.

– Действительно, один ведомый отлетел в сторону, – раздался за спиной голос майора.

– «Мессеры» со стороны солнца на них заходят… – сказал я, указав в нужную сторону. Все смотрели на наши истребители и как-то прозевали немцев.

– Их всего двое, ну сейчас наши им покажут, – радостно воскликнул Иванов, хлопнув себя по ноге от переизбытка чувств.

Поглядев на него как на несмышленое дитя, я стал монотонно перечислять, что сейчас произойдет. Каждое движение наших и немцев было передо мной как открытая книга:

– Судя по тому, как действуют немцы, слетанность пары у них на очень высоком уровне. Такое постигается месяцами усиленных тренировок…

– Да ладно! Сейчас наши их… – перебил меня рябой боец, глядя на небо блестевшими от предвкушения глазами.

– У наших шансов нет! – коротко проинформировал я их. – Сейчас немцы атакуют сверху и собьют ведущий бомбовоз… Ну вот, он падает… Вот сейчас они атакуют «ишачки». СБ от них никуда не денутся, а вот избавляться от помех они станут сразу. Судя по тому, как они атакуют, немцы уже поняли уровень подготовки и собьют самого слабого – это левый ведомый… Падает. Вот они уходят в пике и вверх. Сейчас наберут высоту и снова атакуют, уже сверху.

– Слушай, да замолчи ты!!! И так двух наших сбили! – не выдержал сержант Иванов. Майор Тонин молчал, но бросил на меня какой-то странный взгляд.

– Сейчас собьют второго ведомого и займутся ведущим, но и он долго не продержится. Потом они погонятся за остальными бомберами, – тихо сказал я.

Бросив на меня быстрый взгляд, майор стал смотреть в небо. Я тоже смотрел. Меня интересовало, как действовали немцы в боевой ситуации: все-таки одно дело – смотреть на это в старинных кинохрониках и читать мемуары и совсем другое – смотреть живьем.

Бойцы стонали и шевелили руками, как будто это они там, в кабине последнего истребителя, дерутся с немцами, но бой не продолжался долго. Как я и говорил, сбив «ишачок» ведущего, «гансы» немедленно бросились за бомбовозами, оставив летчика опускаться на парашюте немного в стороне от нас. Пока мы смотрели на довольно далеко начавшийся бой, он как-то быстро стал вестись над головой, так что, покинув кабину истребителя, летчик опускался фактически на нас.

– Быстро! Разведка – за ним! – скомандовал Тонин, очнувшись после завораживающего зрелища неравного боя.

Как только пяток бойцов во главе с Ивановым исчезли в направлении, куда относило ветром летчика, Тонин повернулся ко мне и сказал:

– Папа показал? Научил летать? Хрена!!! А ну давай говори, откуда такие подробности знаешь, как действуют немцы! – жестко приказал майор.

Бойцы, в основном летчики Тонина, сгрудились вокруг, вопросительно глядя на меня.

– Да что тут такого? – пожал я плечами. – У нас на аэродроме была четверка «мессеров». Немцы подарили Союзу. Правда, модификации «Е», но все равно. Дали на два месяца для изучения и составления учебного боя между немецкими и нашими истребителями.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил у меня майор.

– В дивизию поступила новая техника, вот ее и решили испытать в учебном бою с «мессершмиттами». Так что этих боев я насмотрелся по самое не хочу, там реально искали слабые и сильные стороны немцев. Правда, модификация «Е» сейчас у немцев практически отсутствует, они на другую перешли, но все равно действия те же.

– Ясно. Действительно, такое может быть, – после некоторых размышлений согласился майор.

– У нас на аэродроме еще «хейнкели» были и «юнкерсы», – слегка хвастливо приврал я, надо же держать марку.

– Ну, это понятно, для чего – дивизия же истребительная. Но все равно не помню я полковника Суворова, – сказал Тонин.

– Фамилия моего отца не Суворов, – ответил я лениво.

– Так, подожди-ка, но ты же сам говорил что… Хотя… Действительно не говорил, – вспомнив, признал майор. – Тогда кто у тебя отец?

– Полковник, – чуть улыбнувшись, ответил я. Отвечать не хотелось категорически.

– Я помню, что полковник. Фамилия какая?

– Не, не скажу. Он и так наверняка всех на уши поднял, так что не хочу, чтобы меня в летную школу отправили, попаду в какой-нибудь полк и пристроюсь там. Покажу себя.

– А Суворов?

– Девичья фамилия бабушки.

На дальнейшие вопросы я стал отвечать односложно, и после некоторых попыток разговорить меня, даже рявкнув в приказном порядке, ничего он не добился – и так хватит ему информации для размышления.

Еще через полчаса, когда мы отдыхали, прибежали разведчики-спасатели, таща на прицепе летчика.

– Немцы! Цепью идут. Лес прочесывают, – запаленно дыша, доложил Иванов.

– Немедленно уходим, – крикнул майор и обратился к летчику, который никак не мог отдышаться:

– Сто шестнадцатый ИАП?

– Да… товарищ… майор, – в три приема выдохнул лейтенант.

– Понятно. Это вы неподалеку от нас стояли. Я хорошо знаю вашего командира, майора Пугачева.

– Я помню вас, товарищ майор, вы неделю назад к нам на У-2 прилетали.

– Вот и хорошо, что помнишь. Давай в конец строя. Всем внимание! Собираем все силы, и бегом, бегом бежим на восток. Вперед! – скомандовал Тонин и возглавил нас, пустив вперед сперва разведку.

– Привет, я Сева Суворов, – поздоровался я с лейтехой.

– Лейтенант Курмышев, – слегка холодно представился он. Видимо, никак не мог понять, почему я не представляюсь как положено.

Остальные летчики быстро просветили его насчет меня, не забыв упомянуть мои едкие комментарии в его адрес в воздушном бою.

С лейтенантом мы быстро нашли общий язык, и дальнейший наш бег шел под жаркие споры, как надо и как не надо было действовать. Немного позже я рассказал ему, что стало со старшим лейтенантом Соломиным из его полка. Это вызвало у него натуральный шок.

– Я ведь тоже в том бою был, мы тогда семерых потерли. Эдик, он вторым звеном командовал, в третьей эскадрилье, – со вздохом сказал лейтенант…

Через три часа, под самый вечер мы вышли к небольшому польскому хутору, стоящему в глубине белорусского леса. Поселения нам встречались довольно часто, но мы обходили их, а вот одиночный хуторок заинтересовал майора, и он выслал разведку. Наши животы уже пели голодные рулады, так что мы встретили этот приказ с полным одобрением.

– И все-таки, почему ты думаешь, что я смог бы сбить хотя бы один из «мессершмиттов», если бы вел бой на горизонталях? – опять запел привычную песню Курмышев…

– Все чисто, товарищ майор. Немцев нет, – отрапортовал боец.

Тонин в очередной раз осмотрел в бинокль хутор и спросил:

– А хозяева?

– Семеро их там. Старик с женой, трое сыновей, молодка и пасынок.

– Поляки? – влез в разговор я.

– Вроде да. Я точно не слышал, но вроде по-польски говорили, – кивнул мне парень.

– Поляки! – сказал я таким тоном, как будто это грязное ругательство.

Мои рассказы слышали все, так что некоторые нахмурились. Однако Тонин, посмотрев на людей, все равно приказал:

– Идем на хутор, может, припасами разживемся. Иванов, возьми несколько бойцов, осмотри, что творится с той стороны хутора. Остальные – за мной!

Благодаря тому, что майор заранее отправил на хутор пару бойцов, которые успели познакомиться с хозяевами, нас встречали с «хлебом и солью». Вернее, без, но все равно с приятными улыбками и радостными глазами. Мне показалось все это каким-то фальшивым, нарочитым, но я ничего не сказал. Да и что говорить, глядя, как хозяева уже расставляют столы в великолепном яблоневом саду, где вечерний воздух просто создавал мирок покоя и уюта? Посматривая, как дородная хозяйка с приятной улыбкой расстилает скатерти, а девушка уже носит яства в глиняных блюдах, я только морщился. Не нравилось мне тут. Заметив мою мину, майор молча показал кулак, выражая свое отношение к моему поведению. В отличие от остальных, которые уже стали садиться за столы, куда хозяин водрузил большую бутыль самогона с плававшим внутри стручком перца, я, положив у одной из яблонь, где устроили старшину Середу, свой вещмешок, поправил кобуру и спросил у хозяев:

– Где у вас тут удобства?

Старик, посмотрев на меня, сказал одному из своих сыновей, тому, что постарше:

– Марек, проводи товарища командира.

– Не надо! Просто покажите, куда идти. Я сам найду.

Чуть замешкавшись, Марек указал на один из шести сараев и пояснил с легким акцентом:

– За постройкой, там, есть.

Широко шагая к сараю, я спиной чувствовал на себе взгляды поляков, и мне все это нравилось все меньше и меньше.

«Может, они на самом деле нормальные? И мне все кажется? Или все-таки вещун не подводит? А если еда „заряжена“? А?» – под такие мысли я нашел будку для размышлений и спокойно воспользовался ею. Застегнув ремень, провел по поясу, убирая складки за спину, и двинулся было обратно, как что-то привлекло мое внимание.

На земле валялась красноармейская звездочка. Давно лежала, ее уже успели втоптать в грунт, и она не привлекала к себе внимание, и только я случайно поймал зайчик, отразившийся от одного из лучей. Выковыряв звездочку из земли, почистил ее и внимательно осмотрел.

«Не соврал вещун, что-то тут есть!» – мелькнула мысль. Расстегнув кобуру, достал ТТ, передернул затвор и стал осматривать сараи.

«Повезло» мне на последнем. Открыв подпертую вилами дверь, я вошел в полутемное помещение. Сперва я не понял, что там. Но когда глаза привыкли к полутьме…

Увиденное заставило меня отшатнуться назад и издать горлом неопределенный всхлипывающий звук.

Там были наши. Там ВИСЕЛИ наши. Они были прибиты к стенам сарая. Глядя на обрубки рук и ног, которые были прижжены, чтобы не истечь кровью, я перевел взгляд на корыто, полное отрубленных кистей рук и ступней ног. Парни были живы, я видел, как они смотрели на меня своими открытыми глазами. Закрыть они их не могли. Веки были срезаны.

Судя по голубым петлицам, четверо из шести были летчиками. Двое – пехотинцы.

– Сейчас, парни. Сейчас, – тихо бормотал я, рывком раздирая крючки на воротнике. Мне просто не хватало воздуха. Парни молчали. Кляпы не позволяли им сказать что-нибудь, но глаза были красноречивее слов.

– Я сейчас! Я… Я… Сейчас! Вы подождите. Я за нашими, – тихо пробормотал я и, пошатываясь, вышел из сарая.

То, что стало с сержантом милиции после того, как он попал в руки поляков, не шло ни в какое сравнение с увиденным сейчас.

«Нужно торопиться. Поляки могут забеспокоиться», – подумал я и, встряхнувшись, дозарядил пистолет патроном из запасного магазина. Теперь у меня было девять выстрелов.

Я как-то быстро пришел в себя и стал действовать со спокойствием робота, отключив все эмоции. У меня появилась ЦЕЛЬ.

Застегнув кобуру, сунул пистолет за пояс сзади, чтобы его можно было легко вытащить, и направился к туалету. Подойдя, привел себя в порядок и, изобразив на лице спокойно-скучающее выражение, вышел из-за сарая, поправляя на ходу ширинку комбинезона, как будто только что из туалета. Поляки, что наблюдали за мной, существенно расслабились.

– Ну вот он, а ты, Марек, раз пять хотел сходить проверить его! – со смехом сказал сержант Иванов.

Подходя к столам, где веселье шло полным ходом, я посмотрел на старика. И сразу понял, что сделал это зря: он обо всем догадался.

– Севка, что с тобой?! – удивленно спросил Кириллов, глядя на меня. Многие бойцы стали оборачиваться.

И под крик старика: «Марек!!!» – я выхватил из-за пояса ТТ и открыл огонь. Стрелял двойками. Две пули в дернувшегося Марека, две – в среднего брата. Потом поворот направо – и еще две пули в грудь хозяйки, которая испуганно застыла рядом с майором Тониным. Забрызгав майора кровью, она упала на спину.

«Шесть есть, осталось еще три!» – хладнокровно подумал я, считая патроны.

Прицелившись в спину младшего сына, выстрелил в него. Снова двойкой. И сразу же нажал на защелку, выкидывая из рукоятки пустой магазин. Полный запасной уже был у меня в руке и без задержки скользнул в рукоятку. Не передергивая затвор, я продолжил стрельбу.

Две пули в молодую польку, что кормила старшину, две – в двенадцатилетнего пацана, и как только я навел ствол на старика, оставив его напоследок, кто-то вцепился мне в руку.

Шок от моих первых выстрелов прошел, и пара бойцов из находившихся рядом кинулись ко мне, вцепившись в руку, поэтому первый выстрел по улепетывающему старику попал не между лопатками, а в поясницу, второй, в ногу ниже колена, третий в землю в трех метрах от старого ублюдка, четвертая – рядом со столом, чудом никого не задев, и последняя, пятая, под самые ноги.

Меня свалили на землю и, выкручивая руки, вырвали горячий от стрельбы пистолет. Пока меня вязали, я молча терпел.

Сбоку скрипел зубами старшина. Полька упала прямо ему на ногу, вызвав сильные боли.

– А ну отошли!!! – заорал рядом Иванов. Бойцы прыснули в стороны, и меня окатили ледяной колодезной водой.

Мат, что стоял вокруг, передавал все, что думают бойцы, не стесняясь Зиминой, подскочившей к старшине, с которого уже сняли подстреленную девку. Так они отходили от шока.

– Поставить его на ноги, – приказал подходивший майор, платком вытирая на ходу лицо и форму, куда попали брызги крови.

Меня рывком подняли, как будто куль с картошкой, и поставили на ноги. Встретив мой взгляд, Иванов отшатнулся.

– Севка, да что с тобой?

Схватив меня за воротник, Тонин заорал мне прямо в лицо:

– Ты что творишь, сволочь?! Зачем?!

Глядя прямо ему в глаза, я разлепил склеившиеся губы и безжизненным тоном сказал:

– Крайний сарай!

– Что?

– Крайний сарай, там наши, им нужна медицинская помощь!

Отшвырнув меня в руки красноармейцев, майор развернулся и в сопровождении десятка бойцов энергичным шагом скрылся за ближайшим сараем, повторяя мой путь.

– Отпустите меня. Я сесть хочу, – сказал я рябому, что держал справа. Переглянувшись, парни подвели меня к одинокому пеньку для колки дров и усадили на него, встав по бокам.

Стоящий на часах Васечкин прибежал, осмотрелся и убежал обратно на пост.

Почти сразу, как только я сел, кто-то закричал у сараев. Крики становились все громче и возмущенней. В них явно прослеживался накал страстей. Вот из-за угла сарая выбежал боец с зеленым лицом и выпученными глазами. Добежав до медички, он схватил ее за руку и силой потащил к остальным. Изувеченные парни нуждались в медицинской помощи.

Просидел я так где-то минут десять, пока не появился пошатывающийся Курмышев.

Хмуро посмотрев на хозяев хутора, он крикнул бойцам, что охраняли меня:

– Отпустите его!

Потирая затекшие руки и поглядев на бледного лейтенанта, развернулся и направился к столу – у меня почему-то появился зверский аппетит.

– Товарищ лейтенант, а что там? – с жадным любопытством спросил рябой боец, второй красноармеец тоже навострил уши.

– Страшно там, – глухо сказал Курмышев, садясь напротив меня.

Взяв лежащий на столе нож, что заставило напрячься окружающих, я отрезал себе кусок сала с прожилками мяса, положил его на хлеб и стал спокойно есть под взглядами присутствующих.

– Как ты можешь есть после того, что увидел?! – с недоумением спросил Курмышев, передергиваясь от воспоминаний.

Поглядев на него, я дожевал и ответил:

– Я уже и не такое видел, и заметь, тоже работа поляков.

В это время из-за угла появилось несколько человек и направились к нам.

– Это лейтенант Рощин и его экипаж. Из нашей эскадрильи, – глухо сказал младший лейтенант Сорокин.

– Мы думали, его «мессеры» еще там, у границы сбили, а оно вон как. Похоже, он на скорости перелетел на бреющем границу и где-то сел, а тут… Твари! Я их!.. – вдруг вскочив, заорал Сорокин. Но его так же скрутили, как и меня до этого.

Убедившись, что он немного успокоился, отпустили.

Посмотрев на него, я достал последний магазин с семью патронами и стал выщелкивать их.

Поставив шесть патронов рядом с Сорокиным, глухо сказал:

– Это парням, от меня.

– Да ты что?! Сдурел?! Да как тебе такое в голову могло прийти?! Сопляк! Мальчишка!!! – сразу же заорал он.

– Ты их видел? – спросил я у него спокойным, ровным тоном.

– Видел, – уже тише сказал он.

– Ты бы захотел жить ТАКИМ?

Сорокин молча склонил голову, постоял несколько секунд, развернулся и шатающейся походкой отправился к остальным в сарай. Рябой со вторым бойцом поспешили следом.

Около меня остался один Курмышев, который, звякнув стаканом, стал наливать в него самогон.

– Не советую, – хмуро посмотрев на алкоголь, сказал я.

– Почему? – спросил лейтенант, поднося полный стакан ко рту.

– Думаешь, парни просто так дали себя взять? Наверняка он «заряжен».

– «Заряжен»?

– Снотворное. Или еще что, – пожал я плечами, шинкуя дольками лук.

– А ведь некоторые успели хлебнуть, – припомнил он, ставя стакан обратно на стол.

Ел я, смотря в столешницу, поэтому не видел, кто подошел к столу, хотя шаги слышал. Подняв голову, я обнаружил стоящего рядом майора Тонина. Посмотрев на него, я вернулся к разглядыванию рисунка на скатерти, поведя мокрыми плечами.

Прочистив горло, майор постоял еще пару секунд, развернулся и направился обратно.

Подняв голову, я посмотрел на пустой стол. Патронов не было. Поглядев вслед майору, который медленно шел, ссутулив спину, я взял нож, встал и посмотрел на старика – тот был пока еще жив.

Я успел сделать к старику всего пару шагов под слова лейтенанта: «Не стоит, Вячеслав. Он того не стоит… Да, оставь нам хоть немного. Знаешь ли, тоже нервы не на месте…» – как услышал быстрые бухающие шаги. Обернувшись, увидел вбегающего во двор Васечкина с винтовкой в руках.

Заметив за столом Курмышева, он быстро доложил:

– Машина. Вроде сюда едет!

– Я гляну. Предупреди майора, – быстро сказал я лейтенанту. Идти к сараям у меня не было ну никакого желания. Хватит, насмотрелся. Молча кивнув, Курмышев вскочил и бегом скрылся за сараями, я же в это время, положив нож обратно на стол, энергичным шагом шел к воротам, от которых к лесу шла слегка заросшая дорога.

– Где? – спросил я у Виктора, доставая из чехла бинокль.

– Вон там, где опушка! Поработал и замолк, – указал рукой Васечкин.

– Угу. Вижу, что-то белеет… – тихо сказал я, всматриваясь в непонятное пятно, и когда оно шевельнулось и опустило такой же бинокль, как и у меня, понял, что вижу милиционера.

«Додумался по лесу в белой гимнастерке шастать. Ее же за километр видно!» – подумал я, недоуменно покачав головой.

– Суворов, что там?

Голос майора был уставший и какой-то безэмоциональный, как мне показалось.

– Похоже, что наши, товарищ майор. Один в форме милиционера. Белая гимнастерка и синие галифе. Больше не видно, но кто-то там еще есть.

– Где? Не вижу. – Мы стояли так, чтобы кусты смородины скрывали нас наполовину.

– От того места, где мы вышли, метров триста направо.

– Теперь вижу. Действительно милиционер, – согласился майор.

– Товарищ майор, уходить надо, и как можно быстрее. Через несколько минут стемнеет, как бы не вляпаться. Лучше посмотреть в доме, что с собой брать, и уходить, – закинул я удочку. Меня действительно озаботила та анархия, что творится сейчас в группе. Один часовой, остальные заняты с ранеными. Понятно, что нужно позаботиться о них, но не всем же! Пару человек мне не помешает – подготовиться к отходу. Припрется кто-нибудь, как вот сейчас, и бери нас голыми руками.