Текст книги "Хозяйка северных морей"

Автор книги: Владимир Бабенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Я сидел рядом, слушал и потихоньку ощущал, как глаза мои вылезали из орбит от всего услышанного.

 К концу вечера старички уже основательно нагрузились, а вот я, напротив, был «ни в одном глазу».  Самое обидное было в том, что отлично понимал, что о том, что  только что услышал,  ни смогу поведать ни одной живой душе – просто никто не поверит. Да и рассказать, обо всём, что я узнал, честно говоря, духу не хватит.

***

 Грохот взрыва гранат и тишина остановившегося мотора сменился хрустом веток, шумом листвы и треском каркаса боевой рубки. Всё, что не сняли на базе, было сметено жёсткой метлой из веток, палок и листьев.

 Катер на полном ходу влетел в довольно узкий пролом в скалах, заросший вековым лесом. Малышев и командир разведчиков успели нырнуть в углубление корпуса и зелёная метла, пройдясь по палубе, смела всё, что можно было смести.

 Ручки управления, приборы , компас были вырваны смяты и выплюнуты за борт.

 Катер летел  напролом сквозь зелёный коридор, не разбирая дороги,  теряя скорость и людей, находящихся на палубе.

 Наконец, всё это закончилось,  и он  закачался на водной  поверхности, окружённый тишиной и спокойствием.

 Бухточка, в которой оказался небольшой  отряд моряков и разведчиков, была метров сто в диаметре и имела овальную вытянутую форму. Отвесные скалы каменным забором окружали водоём, и он больше напоминал колодец, который кто-то вырыл среди гранитных громад.

 Говоря о том, что все, кто был на палубе были сметены, это я, конечно, преувеличил, потому что Степан успел уцепиться за скобу торпедного ложемента, оставшуюся после демонтажа.

 Зеленная метла, частично сорвав с него одежду, исцарапав тело, тем не менее, за борт его не скинула. А вот молоденький разведчик бултыхался в воде.

 —Не утопнет? – поинтересовался Малышев, сбрасывая с себя листья, сучья и бренные остатки рубки.

 —Ни черта с ним не станется, выплывет. Меня, кстати, Андреем кличут.

– Сергей, – Малышев протянул руку, – а его? – кивок в сторону разведчика, оказавшегося за бортом.

 —Витя.  Хороший парень, только, кажись, пару годков себе приписал, да это не страшно.

 Виктор действительно грёб и не скулил к небольшой отмели, покрытой мелкой галькой.

 —Фадеич, у нас есть багор?

– А как же без него. – боцман уже доставал добротный шест, сделанный по уставу, покрашенный и наточенный на совесть.

 —Правь к отмели, куда гребёт вон тот юноша,  по пути подберём, если, конечно, не утопнет.

 Бренные остатки, красоты и гордости отряда торпедных катеров Северного флота, ведомые опытной рукой боцмана направились к вышеупомянутому пяточку суши.

 Подбирать по пути никого не пришлось, по той причине, что  разведчик прибыл туда даже раньше и сейчас его зубы активно выбивали чечётку от холода.

 Швартовка произошла удачно. Нос катера выволокли на берег, а брошенный якорь, надёжно закрепил корму,  на небольшом пятачке суши, окружённой гранитными скалами.

 Мышеловка захлопнулась, мышка сидела и ждала кошку, а хвостатая зверюга в это время искала саму мышеловку, вернее, она даже не догадывалась о её существовании.

 Капитан на корабле  – первый человек после бога, а потому Малышев просто взял командование на себя, взвалив на свою совесть весь груз ответственности.

 —Андрей, бери бойцов и двигайте вон к тому валуну. Там замаскируйтесь и ведите наблюдение. Смены не будет, так что ты уж выкручивайся сам. Возьми немного еды и воды, в случае чего дашь знак. Выполняйте.

 Разведчики, прихватив один из своих сидоров, направились к указанному НП.

– Фадеич и ты Стёпа, начинаем ремонт. К утру нужно закончить.

 —Всё понятно командир, а вдруг немцы найдут вход к нам, – боцман внимательно смотрел на лейтенанта, Степан тоже.

 Если бы Малышев стал их уверять, что вход в бухточку найти невозможно и они в полной безопасности, вот тогда ему не поверили бы точно. Но лейтенант просто усмехнулся и будничным голосом, как о самом обычном, заявил:

 —Не найдут, там хитрая иллюзия имеется, рядом пройдёшь, а вход не увидишь, так что будьте покойны и не шумите, а всё остальное и без нас здешние духи сделают. Место тут заговорённое. Чужих не пустит.

 —А мы, что свои?

 —Я – свой, и этого пока что достаточно.  Ну, хватит молоть воду в ступе, за работу. Фадеич возьми ключи и инструменты. Пора.

 Весь день и ночь, троица пахала  без перекура и перерыва на "пожрать", вернее, работали двое, Степан только советовал, потому что когда руки в бинтах и боль отдаётся во всём теле, много не послесаришь.

 В четыре утра, упёршись, баграми о каменистое дно, начали выход из «мышеловки» и уже через полчаса катер вышел из теснины скал на чистую воду.

 Светила полная луна, Удача, кажется, снова улизнула по своим делам, но дольше оставаться здесь было нельзя, вода и провизия закончились. Фарватер был пуст, Океан лежал перед ними. Компас восстановить не получилось, но Сергей и без него в полный штиль смог бы найти дорогу.

 —Фадеич, заводи моторы.

 Оба двигателя, чихнув пару раз для приличия, запели свою песнь, быстро прогреваясь.

 Берег отпрыгнул и стал медленно удаляться.

 —Степан смотри! – молодой разведчик, которого разместили на корме, схватив одной рукой фуфайку моториста, другой указывал на чёрную скалу, от которой только, что отвалило из судёнышко.

 Двигатель продолжал работать, но катер стоял на месте как вкопанный. Все, кто был на палубе и в рубке, неотрывно смотрели на скалу. Боцман ничего не понимая  выглянул из трюмного отсека и тоже глядел и не верил своим глазам.

 В свете полной луны на  верхушке скалы был чётко виден барельеф, вырезанный искусной рукой неизвестного камнетёса.

 Сам барельеф был не меньше полутора метров в окружности:

 На капитанском мостике неизвестного парусника были  вырезаны объёмные фигуры двух человек :

 Один, который на переднем плане был молод, не более двадцати лет, на голове  широкая шляпа с плюмажем.  Перевязь от шпаги пересекала его грудь, в левой руке он держал подзорную трубу, а правой ухватился за парапет  мостика.  Глаза Капитана были устремлены в сторону бушующего Океана.

 А вот второй ! Второй была женщина. Она стояла рядом, чуть сзади, касаясь правой рукой плеча мужчины. Высокая статная, молодая, невероятно красивая с золотыми локонами, которые спадали на крутые, налитые здоровьем и силой  плечи.  Её взгляд был устремлён в ту же сторону.

 Барельеф вдруг закачался и, отделившись от скалы, поплыл по воздуху в лунном свете. Это было так необычно и неправильно, что поверить в увиденное было решительно невозможно.

 Каменное лицо Капитана повернулось в сторону  невольных свидетелей, и Ужас сковал сердца всех, кто был на верхней палубе.

 Неожиданно набежавшая тучка скрыла желтоглазую и, барельеф исчез. Мотор взревел, выходя на форсаж, неведомая рука отпустила судёнышко, и торпедный катер совершив прыжок,  умчался в сторону Океана.

 Четверть часа все, кто был на борту молчали, было понятно, что никому ничего не почудилось. Все, всё, видели, вот только поверить, а тем паче рассказать об увиденном ими, было решительно невозможно. Стать посмешищем и трепачом – малоприятная перспектива.

 —А ничего и не было Стёпа, – моргая   и укрываясь от морских брызг и встречного напора ветра, пролепетал разведчик.

 Степан кашлянул. Усмехнулся:

 —Было Витя, всё было. Вот только нужно об этом забыть поскорее и не вспоминать, от греха подальше .

 Встреча с чертовщиной ничего хорошего не сулила, уж это он знал отлично, не первый год на флоте.

 И , как оказалось, в дальнейшем, был абсолютно прав.

 Утром катер  швартовался на причале в Гранитном, где их уже ждали.

***

 —Что было дальше?

 —А ничего хорошего, самолётом в Ленинград и в особый отдел. Через пару дней выяснилось, что тот  портфель с документами, что отбили у немцев – липа. А мы сами были фрицами завербованы.  Никакой бухточки, где мы с вами прятались, нет и быть не может, а отсиживались мы у немцев на эсминце, где нам  портфель и вручили. Между прочим, мне твоё собственноручное признание показывали.

 —Так, я же писать не мог! У меня руки обварены были, ты же сам видел!

 —Видел Стёпа, всё видел. Я такое видел, что и вспоминать не хочется.

 —Понятно! А потом?

 —А что потом?! Расстрел заменили штрафбатом и на передовую, в разведку.  Москва, Ржев. Из нашей роты трое осталось, остальные все полегли. Ранения, контузии, госпиталя, но до «логова»  я всё-таки дошёл, там и войну закончил. А ты, как?

 —Да то же самое. Только у меня гангрена началась, я ничего не помню.  Оклемался в госпитале. Думал без рук останусь. Повезло – выкарабкался, так в Ленинграде и блокаду встретил.

 На завод направили – мотористом, сам знаешь специалистов по двигунам, днём с огнём не сыщешь. Но что-то в личном деле написали такого, что от меня, как от чумного  люди шарахались.

  Как город освободили, хищение на заводе случилось, в соседнем цеху. Ну, меня и забрали. Дали десятку и в Магадан, там с братвой и сошёлся.

 Воровал, сидел, опять воровал, был в авторитете. Сейчас вот завязал.  Женился.  Работаю.  На судоремонтном заводе мотористом.

 Выпили они по полной, не чокаясь и не закусывая. Пили, между прочим, чистый спирт. Степан сам предложил, а «дед» согласился.

 —А ты знаешь Витя, я ведь ещё тогда, в море, когда ты меня на фуфайку хватал, знал, что этим всё и закончится. Место там нехорошее. Лейтенант наш, ещё как катер чинили, говорил, что если бы не эсминец, он  ни в жизнь туда, ни ногой.

 —А что с ним стало?

– Думаю, что шлёпнули, как и твоего командира. А ты знаешь я того капитана, ну который на скале, потом видел,  не живого конечно. Закрою глаза и вижу, как он голову ко мне поворачивает и смотрит прямо в глаза.

 —Я тоже видел.  Помнить буду до конца своих дней. Вот только никому не говорил. Особист, когда я ему про бухту, где мы прятались рассказал, нагло так рассмеялся и говорит: «Ты сволочь продажная,  брехни про Аладинову пещеру другим заливай, я таких сказочником сотню раз видел и слышал столько же. Все вы твари продажные, горазды заливать».

 Вечер пролетел незаметно и если дедушки всё же упились и с почётом были препровождены в апартаменты. Кстати, в этом же заведении, только на верхнем этаже. Я был, трезв «как стёклышко». А утром мы уехали в Краснодар.

***

 Время неумолимо бежит, я  на пенсии, «деда» давно уже нет, Степана-моториста думаю тоже.

 А вот та история которую  услышал, схватила меня мёртвой хваткой. Я тоже иногда вижу того капитана и его каменный взгляд не даёт мне покоя.

 Ещё работая, решил написать книгу и написал: «Тень в тени трона» называется. Сам не ожидал, что она так понравится читателям. Напечатали. Просили написать продолжение.

 Появились поклонники, даже свою страничка «ВКонтакте» завёл. Сын Алексей помог, растолковал, что и как, подкинул идею.

Я решил попробовать, – написал о барельефе и попросил прислать мне, любые сведения о капитане том или о  бухточке, где катер прятался от немцев.

 Полгода ни строчки, ни ответа. Никто  даже ничего не слышал. И вот 5 марта 2019 года мне на почту пришло письмо.

 Я его  открыл и увидел фотографию барельефа при полной луне и фото той самой бухточки.

 Теперь у меня в руках была ниточка, да что там ниточка – целый канат, я  точно знал, что всё это не выдумка фронтовиков, понимал, где и как искать, а времени у пенсионера много и отпрашиваться ни у кого, кроме собственной жены, не нужно.

 Опущу подробности. Перед вами книга, которую я хотел написать ещё тридцать пять лет назад.

 Скажу без лишней скромности, книга удалась. Думаю, что Булгаков Михаил Афанасьевич,  вместе с Алексеем Николаевичем, который Толстой, наверняка нервно курят в сторонке, завидуя коллеге по перу. Всё может быть.

 Как сказал один англичанин: «Господа, прошу вас, не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет». Ну, в смысле:

  « Не стреляйте в бесталанных.  Намного приятней пальнуть в талантливых представителей рода человеческого».

 В Пушкина , например, стреляли двенадцать раз, в Лермонтова и того больше.

 Но, шутки в сторону господа читатели!!!

Представьте, что у вас в руках пистолет и пуля уже в стволе.  Представили? Хорошо! А теперь – стреляйте господа, стреляйте!!

Глава 1

Капитан.

 Вот спрашивается: « Как, по-вашему, должен уходить в плавание корабль, загруженный  дорогим и ценным товаром, да к тому же если его экипаж точно знает, что их  ждут и готовы взять на абордаж, ограбить и пустить на корм рыбам?».

– Торжественно, с толпой провожающих.  Слёзы, сопли, вой покинутых любовниц, шпионы, тайно отправляющие почтовых птиц? –  наверное, подумали вы.

 Фигушки! Такие корабли уходят тихо в предрассветном тумане, когда город ещё спит и  в порту слышны только отбиваемые склянки на стоящих рядом судах.

 Выходя из Амстердама, шнява «Алмаз» Григория Строганова рисковала не только деньгами первого богатея России.

  Команда из семидесяти помор и ещё трёх десятков прибывших французов, испанцев и прочего иноземного люда рисковала своей шкурой – жизнью своей рисковала. Да и денежки, в сундуке, стоящем в каюте капитана оптимизма никому не добавляли.

 Шведы даже и не скрывали того, что будут топить всех русских, которые только попробуют сунуть свой нос в Европу.

 И топили гады.  Из трёх кораблей,  вышедших из Архангельска, только один «Алмаз» сумел прорвать блокаду, устроенную цивилизованными европейскими разбойниками. Остальные были взяты на абордаж и что сталось с экипажами, только одному богу известно. Был слух, что всех, кто выжил после абордажа, попросту погрузили в лодку, и пустили на волю ветра и волн, даже не дав вёсел – это так цивилизовано, по-европейски.

 После прорыва в Амстердам. «Алмаз», сгрузив товар, обратно так и не вышел.

 Команда шнявы, промаявшись полгода в Амстердаме, уже собрались пуститься в бега домой, бросив судно.

 Поморы крепостными никогда не были и, плевать они хотели на Строгановские угрозы. Сходить в гости к морскому царю охотников было мало – дома в Архангельске ждали  матери, а кого и жёны с кучей ребятни.

 Бросать шняву  – небольшое, но добротно сработанное судно, имеющее три мачты с прямыми парусами и бушприт, под которым располагалась здоровая грудастая деревянная бабища, сработанная мастером Прошкой Елагиным на верфи в Беломоре, было откровенно жаль. Но идти на убой,  на заведомую погибель тоже никому не хотелось.

 Вот и разбегались потихоньку: кто домой по суше, через половину Европы, а кто и на голландские или английские корабли нанимался.

 Как долго это продолжалось бы, было решительно непонятно. Наверное, вскоре вся команда «Алмаза» тишком рассосалась бы, оставив судно на пирсе, но жизнь распорядилась по-другому .

 Всё началось с того, что утром на борт поднялся приказчик Дениска Мосолов, человек неглупый из поморов, служивший Строгановым уже почитай второй десяток лет, в сопровождении невысокого молодого человека в недорогом, но добротном иноземном кафтане . По тому, как легко незнакомец поднялся на борт шнявы, чувствовалась хватка опытного моряка.

 На вид ему было лет двадцать, может, меньше. Но ловкость и стремительность, с которой он двигался,  властность во взгляде и манерах выдавали в нём человека привыкшего отдавать приказы и не терпевшего возражения.

  Команде «Алмаза», собравшейся на верхней палубе, приказчик, особо не чинясь, по-быстрому представил прибывшего с ним молодца:

– Парни! Скоро вам домой в Архангельск идти. Вот – Мосолов указал взглядом  на юношу, стоящего за его спиной, – хочу представить вам вашего нового капитана. Человек он молодой, но морское дело знает хорошо. С ним и домой пойдёте.

– А мне куда теперича, податься? – поинтересовался мужчина крепкого телосложения, с лысым, как коленка черепом и чёрным от загара лицом.

 Широкий, отливающий синевой шрам от сабельного удара, уродовал его загорелую рожу, придавая классические черты злодея из ближайшей подворотни.

 После того как бывший капитан смылся со шнявы, прихватив с собой десяток не самых плохих моряков, Хромов будучи квартирмейстером и первым помощником капитана заступил на его место.

 Рост мужчины был выше среднего и в плечах он напоминал тот самый знаменитый славянский шкаф. И нет ничего удивительного, что при встрече с таким типом в тёмном месте у любого смертного,  невольно возникало желание отдать всё, что есть, включая исподнюю рубашку и молиться о спасении души «раба божьего».

– А тебе Осип Тимофеевич, быть у меня помощником, на время перехода, а там видно будет, – распорядился новый капитан.

 Прибывший юноша был ростом чуток ниже Хромова, уступал в ширине плеч, но весёлые черти так явственно плясали в его тёмных глазах, что возразить бывший квартирмейстер  не решился.

 Испугался?! Нет. Просто привык подчиняться, да и наглая уверенность юнца подкупала.

 Вероятно, у Мосолова были другие планы, относительно Осипа, но встретив взгляд капитана, присланного самим Хозяином, спорить он не стал.

  Не прошло и четверти часа, как Мосолов укатил с пристани.

  Управление «Алмазом», перешло в руки Александра Вельбоу – француза, с нерусской мордой, свободно говорящего по-нашему и крывшего российским матом вперемежку с голландским «портовым жаргоном» так, что уши в трубочку заворачивались, но всё по делу и без обид.

 Капитана невзлюбили сразу. И было за что – ну кому спрашивается охота пупок рвать, когда можно просто полежать в тенёчке или сходить в город поглазеть на «немцев»  или завалиться в кабак – денежки Строганов платил, хоть и не особо и много.

 Шипели в бороду, что та гадюка, которой прищемили хвост, матерились тишком, но выполняли все распоряжения. Особо языкастых выпороли прямо на палубе, заковали в железо и спустили в трюм, качать  воду, гонять крыс и конопатить щели.

 Помпы извлекли на свет божий и началась каторга. Откачиваемая  вода, воняла так мерзко, что серые хвостатые твари с рядом  стоящей «иностранной»  посудины с воем, зажимая носы, разбегались по щелям. А голландский капитан, возмутившийся несусветной вонью, был послан, кстати, на чистейшем нижнесаксонском матерном  сленге, так далеко и в точно указанное место, что ,вытаращив глаза, сел толстой задницей на палубу своего флета и долго хлопал губами, что та рыба окунь.

 Застучали топоры и колотушки, команда судового плотника, была поднята на ноги и начала приводить в порядок такелаж.

 О «французе» заговорили в этот же вечер в портовых кабаках и борделях. Как оказалось, он был действительно личностью занимательной и невольно внушал уважение, ну если не он сам, то его родителя знали превосходно.

 А тем временем кошмар, этакий мини-филиал ада, на «Алмазе» продолжился, да собственно  и не прерывался вовсе.

   Команда, возглавляемая боцманом кряхтя и охая взбиралась на мачты и подобно тараканам расползалась по реям и стеньгам, приводя в порядок  такелаж, гики, тали, блоки, полиспасты и прочую судовую амуницию. От умения и сноровки именно этих людей зависела жизнь всего экипажа.

  Когда ветер рвёт паруса, а дождь хлещет, заливая глаза, реи напоминают каток, а корабль так и норовит подставить борт под волну, именно эти люди заставляют неповоротливую шняву порхать как легкокрылая бабочка по гребням морских валов. Они же первыми и погибают в пучине океана при падении с высоты, когда ноги скользят,  а пальцы уже не гнутся от холода и нечеловеческого напряжения.

  К вечеру ладони людей покрылись волдырями, тело синяками от ушибов и падений, жирок,  накопленный за время простоя, в ужасе  покидал бренное тело..

  Всем в одночасье стало ясно, что с таким Капитаном можно выйти не то что в море, а  к самому чёрту в пасть: «Один хрен жрать не станет – подавится».

  Утром следующего дня сюрпризы не кончились. Наоборот  – они начались.  На причал прибыло человек с полусотни, разного иностранного люда с инструментами и трубками в зубах.

 Трубки, правда, вскорости прибывшим «немцам» пришлось засунуть себе в карман, потому как Капитан пообещал запихнуть их самим владельцам курительных приспособлений в место пониже талии, сзади естественно. А по горящим глазам и откровенно бандитскому виду лысого верзилы, стоящего рядом с ним, всё именно так  и произошло бы.

 «Немцами» на Руси издавна называли иностранцев, так что среди прибывшего иноземного люда германцев почитай и не было вовсе  – в основном французы и испанцы.

 «Хранцузы» мать ихнюю за ногу, принялись за работу с не меньшим рвением, чем московиты, ругаясь и шипя по-своему.

 Халтурить не получалось – «русский капитан» вникал в каждую мелочь и, похоже, что знал и умел делать не хуже самих мастеров. Это невольно вызывало уважение. Теперь уже русские «лё кон» кряхтя отругивались:

  « Что немчура, халтура не прошла?! Так-то мы вам ещё покажем, как хрен с редькой жрать нужно», – команда невольно гордилась «своим шкипером».

– Капитан, похоже, парни вас зауважали, – усмехнувшись в бороду, заметил Осип, – у меня такого не получалось, хотя,  я на море почитай всю жизнь, а вот поди ж ты. Завидую.

– Погоди, Тимофеич, вот когда шведа на абордаж возьмём, деньги в карманах зазвенят, вот тогда ещё больше зауважают, а сейчас это так – мелочи.

– Это ты ваше благородие про шведские фрегаты, говорить изволишь? – ехидство прямо-таки светилось в глазах «лысого чёрта», и не только это, а что-то ещё, чего и сам Осип пока не осознавал. – Я их видел своими глазами, а вот ……ты?

– Видал! Пришлось пару раз окропить палубу красненьким, – глаза Александра заблестели, и на лице появилась странная ухмылка. – Ладно, Осип проследи за работой помп и на камбуз загляни, – отмахнулся Александр, исчезая в трюме.

 Верить в бахвальство капитана Хромову не хотелось, но слова о денежках в кармане, ему понравились. О каперах ходило немало слухов, да и вживую их видать ему доводилось.

 «А чем чёрт не шутит, с таким дьяволом на мостике»

 Хромов печёнкой чувствовал, что есть в этом во всём какая-то чертовщина. А вот в чём она, было пока непонятно.

  В том что, морской дьявол с  Александром побратимы он уже наслушался вечером в портовом кабаке. Да и проститутки из местного борделя что-то подобное лопотали – Амстердам город небольшой, всё обо всех знают.

 «Выйдем в море, –  видно будет!» – «успокоил» себя Осип, направляясь к камбузу, где приятно пахло и слюни невольно наполняли рот при одном виде свиной тушки. Кормёжка была хорошей, в этом Капитану не откажешь. За свою команду он глотку готов был перегрызть любому и люди ему отвечали взаимность. Так начинала возрождаться Команда.

 Материалы подвозили,  Мосолов  пытался сжульничать, но был прищучен, обруган, получил звонкую оплеуху и ему твёрдо пообещали , если не вздёрнуть на рее, то утопить в месте неглубоком, вместе с его гнильём. Глянув в тёмные как смоль глаза Вельбоо , приказчик понял:

 «Этот гад, нерусский утопит. Как пить дать, предварительно содрав шмотки, чтоб добро зря не пропадало».

 Испить студёной солёной водицы да ещё голышом хотения не было и всё требуемое стало доставляться надлежащего качества и в срок.

 «Аспид проклятый, чтоб тебе басурману сдохнуть в море» – Масолов мило улыбался, глядя на капитана.

 Работа кипела и булькала, времени пожрать по-человечески,  толком не было, но зато уже через неделю шняву было не узнать.

 Кстати, экипаж тоже. Руки были в кровавых мозолях, тело в синяках, но духом воспрянули. Появились шутки, подначки,  смех. Материться стали душевно с гордостью, особенно любили покрыть «немчуру» лаком, те отвечали по-своему «по-хранцузски» с испанским акцентом. В общем, шло перекрёстное опыление.

 Вечером возле портового кабака случилась потасовка и все, кто был свободен от вахты и оказался рядом, дрались с упоением, этакой молодецкой удалью, круша зубы направо и налево, как у себя дома на Масленице. Бились на только русские, но и французы  махали кулаками с лихостью и азартом.

 «Домой» на шняву возвращались все вместе, пусть и с разбитой сопаткой, с фингалом под глазом, но орала, шутила, трепалась уже не толпа, возвращалась Команда.

 Это была первая победа, пусть и в заурядной пьяной драке.

 На верхней палубе шнявы установили десять пушек, соорудив в фальшбортах шкафута и на шканцах, закрывающиеся орудийные порты, сделанные вполне искусно и со знанием дела.

 Мужики, которых капитан определил в комендоры, взялись за учёбу охотно – пушкари, а в особенности флотские,  отродясь пользовались почётом и уважением. А лишними,  знания никогда не бывают. Эту истину жизнь подтверждала не единожды, так что подгонять никого не требовалось.

 Выйдя на рейд,  палили по мишеням. Грохоту и дыма было много – пороху и огневого припасу не жалели.

 «У Строгановых деньги есть, ещё подвезут. Неделю грохотала такая канонада, что можно было подумать, что идёт морская баталия.

 Стоило это Григорию Строганову в копеечку немалую, но три сотни тысяч гульденов серебром нужно было домой доставит, а по сухому пути  опасно было, да и морем тоже боязно.

 Но жить-то нужно было как-то, а помощи ждать от царя-батюшки не приходилось. Самому помогать доводилось , и не впервой уже.

 В море уходила половина из прибывших иноземцев. Особенно ценным кадром был Сезар де Бурбон, командовавший пушками и к славе однофамильца адмирала и графа Франции никоим образом непричастный.

 Правда, нередко, в подпитии, бывал за ним такой грех – любил выдать себя за внебрачного сына герцогини де Бофор, но это только в подпитии. А вот стрелял «Сеня» , как быстренько переиначили на русский манер его французское имя без промаха, в чём и снискал уважение всей своей пушкарской команды.

 Наконец, наступил день, когда все приготовления были закончены, товар загружен, слова прощания, и ценные указания начальства сказаны. Капитан занял своё место на шканцах. Он сейчас был главным на судне – первым, после бога и от его решений зависела жизнь сотни человек, уходящих в море.

– Снимаемся с якоря! – негромко скомандовал Александр, и Осип,стоящий рядом с капитаном, кивнул, давая понять, что распоряжение принял. Началась привычная работа:

– Пошёл, все наверх! С якоря сниматься! – заорал во всё горло бывший капитан, а теперь первый помощник – «лейтенант», по иноземному.

 Боцман, широкоплечий рыжебородый верзила, из потомственных поморов, чуть за сорок, приняв команду Тимофеевича, закрутил шестерёнки хорошо отлаженного механизма управления судном.

– Выбирать якорь! Паруса к постановке изготовить! – боцманский рёв, и скрип кабестана приведённого в движение четвёркой вахтенных матросов, заставил корабль слегка качнуться на нос. Якорь, оторвавшись от мягкого грунта, медленно пополз вверх увлекаемый звенящей цепью, неспешно наматываемой на барабан.

– Всем наверх!  – Снова последовала команда боцмана, и марсовые побежали по реям, подобно тараканам. Сняв чехлы и развязав лини, туго прижимавшие к реям паруса, взяв плотную ткань подмышки, они выжидали.

– Выбрать шкоты!.. Поднять паруса!.. Веселей наверху, не мешкать!.. Взять на гитовы!.. Навалиться на шкоты! Фока-шкот, фока-галс отдать! На брасы, левые! Крепить так! – распоряжения следовали одна за другой. Боцманская команда матросов, с быстротой тренированной обезьяны, карабкаясь по вантам, буквально взлетала на мачты и стеньги для постановки парусов. Другая часть экипажа, пользуясь канатами, закреплёнными в нужном месте, через блоки приводила в движение неповоротливые гики.

– Поставить марселя! Бизань-гик на правую!

 Даже ничего не соображая в управлении судна, а просто видя быструю и слаженную работу  экипажа, получаешь удовольствие, особенно если причал медленно отдаляется и ветер открытого моря начинает свистеть в туго натянутых канатах.

– Лево на борт! Поставить кливера – следует команда капитана.

– Фок-реи бейдевинд левого галса! Поставить грот! Поставить фок и брамселя!  Боцман точно репетирует, полученную команду, заставляя судно сделать поворот в нужном направлении.

 Корабль медленно, но уверенно ложится на курс. Правый бакштаг наполняет поставленные паруса жизнью, берег тает в дымке тумана, наполняя душу радостью и страхом. Ветер свистит в вантах.

 Капитан доволен – придраться, в общем-то, и нет повода. Мореходы  в десятом колене, поморы своё дело знали, учили их так.  Любовь к Северу, студёному Белому морю, рождалась вместе с ними, в них самих с молоком матери и на всю жизнь.

 Кивнув вахтенному , капитан  направился в свою небольшую каюту, где его дожидался молодой офицер в чине поручика, которого ему навязали ещё в Амстердаме и которого следовало доставить в Архангельск. Но это, конечно,  официально, а неофициально, как полагал Александр к нему попросту Строганов подсадили своего человека – «абы чего не вышло».

 Да и денежки в каюте наличествовали и не малые – так, что присутствие Ушакова было более чем уместно.

***

 «Они вышли . Груз в каюте капитана. Десять пушек на палубе. Мои люди на месте»

 Голубь нарезал круги, прежде чем исчезнуть из виду, унося послание.

 Начиналась большая игра.

***

 Густав Браге безмятежно спал в шикарных апартаментах в заведении мадам Каналес, в обнимку с юной и обнажённой, до неприличия девицей.

 Марта содержала элитный бордель, который посещали самые уважаемые люди Гётеборга.

 Хозяйкой "дома любви и порока" была непросто бандерша – это была весьма приличная дама, баронесса, окрутившая в своё время королевского казначея.

 Казначея, правда, вскорости поймали на финансовой афере и вздёрнули за жирную шею на просушку. А вот супругу, спровадили с глаз подальше в Гётеборг, дав денег и не лишив титула, по причине покровительства первого министра короля, по достоинству оценившего «постельные таланты» очаровательной Марты.

 Впрочем, если бы барон не грабил короля так же беззастенчиво и нагло, как его супруга ублажала его сиятельство графа Пипер, может быть, и носил  рога ещё лет двадцать, но жадность мужчину сгубила.

 Появившись рано утром, когда бордель ещё спит, как и полагается приличному заведению, некий господин в сером неприметном кафтане из дорогого голландского сукна, бесцеремонно вошёл в холл и направился в апартаменты для особо почитаемых гостей.

 Усевшись в кресло, стоящее напротив широкой дубовой кровати, неизвестный закурил трубку. Табачный дым медленно поднимался к потолку пропитывая своей вонью дорогущие портьеры, прикрывающие шикарное окно, остеклённое цветным стеклом.

 Имея солидную «крышу» и сохраняя секреты своих клиентов, Марта узнав о наглеце, посмевшем потревожить её гостей,  пылая праведным гневом, ворвалась в шикарные апартаменты, готовая высказать всё, что она думает о вошедшем хлыще, его маме и папе его ближайших родственниках и всём скотном дворе.

– Выйди вон и обеспечь, чтобы нам никто не мешал, – холодный блеск серых глаз, мгновенно охладил праведный пыл женщины. Кого кого, а  Скруве она знала преотлично. Один его вид вызывал в ней ужас, и тело баронессы покрывалось пупырышками.