Текст книги "Бог, мы тебя не звали"

Автор книги: Владимир Фильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– А что я? А что я? Я тоже загадаю, мало не покажется. А ты, Миля?

– А я попрошу бутылку ацетона, – криво усмехается Миля. – Или коробку клея. "Момент", а? Как вам такое желание? Тоже, распустили уши, а он вам лапши и навешал! Эх, вы!

– Как уши?! Как навешал?! – набросились на него все.

– А так. Желание он исполнит, держи карман шире.

– Ты, Миля, неверующий какой-то, – сказала Киска. – Не веришь ни во что. А надо верить. И надеяться.

– Точно, – поддакнула Лапка. – Я вот верю. Он ангел. Он придет завтра и исполнит любое мое желание.

– Какое желание?! – всколыхнулись дети.

– А так я вам и сказала! – Лапка показала каждому в отдельности грязную дулю.

– Я тоже не верю! – вдруг объявил Патрон, за что Миля тут же протянул ему руку. Они обменялись многозначительным рукопожатием.

– А как же он сюда попал, а потом исчез?! – закричали Хватай и Лапка почти хором.

– Фокус, – со знанием дела объявил Патрон. – Я однажды видел по телевизору одного такого фокусника. Его звали Честерфильд. Так он залез в ящик, а девушку связал и покрывалом накрыл, а потом – бах! – девушка в ящике, а он из-под покрывала – бах! – и выскакивает связанный.

– Ну и враки! – авторитетно заявил Хватай. – Где это ты видел телевизор? У тебя что, дома телевизор был? Это у твоей-то матери и телевизор? Враки!

– Сам ты враки! – обиделся Патрон. – Ты, блин, не знаешь, что говорить

– молчал бы лучше в тряпочку. Не было у меня дома телевизора, да. А ты что, думаешь, что телевизор только дома можно смотреть?

– Я тоже видел! – поддерживает Патрона Миля. – Только его не Честерфильд звали, а Коперфильд. Он такие штуки проделывал, куда там вашему ангелу! Он вашего ангела в задницу заткнет и не подавится!

– Не богохульствуй! – вскричала Зинка. – Ангела – в задницу, прости, господи!

– А ты как думаешь, Философ? – шепотом спросил меня Лавр, самый маленький мальчишка в нашей ночлежке, ему еще и десяти нет. – Я, конечно, еще маленький, но во всяких там дедов Морозов и прочих Снегурочек нисколечки не верю, а вот в ангела... Не знаю. Скажи, Философ.

– Знаешь, – так же шепотом ответил я, – я, если честно признаться, тоже не верю ни в деда Мороза, ни в Снегурочку, ни в ангелов. А исчезнуть и правда можно без всяких ангелов. Называется – иллюзия. Это когда человек не видит то, что есть, и видит то, чего нет.

– Здорово как, – разочарованно шепчет Лавр. – А я было подумал... Значит, все это туфта?

– Не знаю. Слушай, давай не будем думать, что он нас обманул? Ведь есть же вероятность того, что он и правда – ангел. Давай будем считать, что он, все-таки, ангел. Поэтому ты загадай желание. А вдруг исполнится? Только самое-самое желание, хорошо?

– Хорошо, – радостно прошептал Лавр. – Я загадал уже. Если исполнится, я в ангелов поверю.

Я кивнул ему и подмигнул. Я едва не отобрал у мальчишки надежду. Но, с другой стороны, иллюзорные надежды вредны. Вредны? Откуда ты знаешь, что для Лавра вредно, а что нет? И иллюзорная ли это надежда? А вдруг и правда

– ангел? Я прислушался к разговорам в подвале. Никто уже не говорил об ангеле. Женщины укладывались спать и вяло, по инерции, переругивались. Мальчишки опять играли в карты, а девчонки заглядывали из-за спин. Я медленно лег и закрыл глаза. Ангел. Какое же желание загадать? И надо ли его загадывать? Мои мысли поплыли в другую сторону, мне привиделся Бенджамин, взирающий на меня сурово, потом выплыло лицо ангела, он что-то говорил и мягко улыбался. И я незаметно уснул.

Утром я встал с больной головой, чего не случалось с тех приснопамятных времен, когда я впервые оказался в этом подвале. К тому же сильно хотелось есть, что не удивительно, если учесть, что за последнюю неделю я съел чуть больше половины буханки хлеба. Надо идти на промысел, а как не хочется! С другой стороны, мне не надо зарабатывать на выпивку, во фляжке плещется вчерашнее угощение Бенджамина. Мне нужно заработать только на полбуханки хлеба, для этого достаточно собрать шесть бутылок. Что ж, вперед, на промысел!

Мой промысел заключается в бесцельном хождении туда-сюда по злачным местам. Россия, по-моему, самая свободная страна – у нас разрешается пить пиво в общественных местах, то есть на улицах, скверах и в местах отдыха. Поэтому все перечисленные места у нас являются злачными. Место моей постоянной работы – сквер перед кинотеатром "Восток". Когда-то это был современный кинотеатр, в котором показывали широкоформатные фильмы, но получилось так, что широкоформатные фильмы, почему-то, не прижились, а потом грянула перестройка с ее демократией и гласностью, и кинотеатр захирел. Теперь здесь кино уже не показывают. Изредка залетают в нашу непроходимую глушь столичные артисты, в основном проездом на Дальний Восток или обратно, раз в год заезжает худосочный цирк, вот и вся работа бывшего кинотеатра. Каким-то непостижимым образом ему удается держаться на плаву – фойе отдано под зал игровых автоматов, очевидно, за счет аренды кинотеатр и живет. Перед кинотеатром разбит небольшой сквер, прочерченный асфальтовыми дорожками в виде пятерни, здесь стоят тяжелые скамьи, на которых любит тасоваться молодежь. Они, правда, называют это "тусоваться", и это слово, благодаря всеобщей неграмотности, прижилось даже в печати. Впрочем, не знаю, может быть слово "тусоваться" взято из другой области, и к колоде карт не имеет никакого отношения. Был бы у меня под рукой словарь – я посмотрел бы.

Я курсирую по дорожкам, и у меня в мешке уже две бутылки, несмотря на утро. "По утрам даже лошади не пьют", – сказал Савва Морозов в одном из фильмов и эта фраза стала крылатой. Но Савва, а точнее, сценарист, ошибался. Лошади, может быть и не пьют, а вот русские люди – пьют. Точнее – похмеляются. А поскольку похмеляются они преимущественно пивом, то работа мне, и таким как я всегда найдется. Подумав об этом, я как раз приобрел во владение третью бутылку и увидел Бенджамина. Точнее, я увидел вовсе не его, а вальяжного господина в бежевом, очень дорогом пальто, в белоснежном кашне, безукоризненно отутюженных коричневых брюках и рыжеватых кожаных ботинках. Господин шел очень уверенной походкой прямо ко мне и улыбался. Очень трудно было узнать в нем Бенджамина, но я узнал. По бородавке на носу. Постриженный, вымытый, выбритый, даже, как чуть позже выяснилось, надушенный – мыслимое ли дело? – Бенджамин подошел ко мне и лицо его сделалось суровым.

– Ну? – сказал он, заложив руки за спину и покачиваясь с пяток на носки. – Как жизнь? – Он подождал ответа, не дождался и продолжал: – А я вот... Прибарахлился.

Что-то было в нем не то, кроме внешнего вида. Извиняющиеся нотки в голосе, вот что.

– Присядем? – он кивнул не ближайшую скамью, спрятанную в кустах.

Мы сели. Я не знал, что и думать, не то чтобы сказать.

– Ну что? – сурово начал Бенджамин. – Видел ангела?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Видел, значит? – Бенджамин с неудовольствием пожевал губами, принялся разглядывать свою руку, обтянутую тонкой лайковой перчаткой песочного цвета. – И что скажешь? – он бережно стянул перчатку и я увидел тщательно ухоженные ногти и белые руки, отмытые от въевшейся в них грязи. – Что молчишь? Язык проглотил, не иначе, – он удовлетворенно покосился на меня. – Желание загадал?

Я кивнул, потом спохватился, замотал головой.

– Не загадал, – Бенджамин покивал с удрученным видом. – Я так и думал.

– Он вдруг повернулся ко мне всем телом, взял меня за воротник, приблизил лицо и зашептал угрожающе: – Загадай! Загадай, я тебе говорю, философ несчастный, иначе век будешь сидеть в своем вонючем подвале среди шизофреников! Загадай! – при этом он крутил в пальцах мой воротник.

Я скосил глаза на его руку и выдавил из себя:

– Испачкаешься же!

Он отпустил меня, брезгливо посмотрел на пальцы, достал из кармана белоснежный платочек, вытер руку и швырнул платок в чугунную урну, стоящую рядом со скамьей.

– Ну так что? – он посмотрел на меня изподлобья, хмуро и неприязненно.

Я вздохнул, пожал плечами и пролепетал:

– Загадаю.

– Ни хрена ты не загадаешь! – раздражился Бенджамин. – Знаю я тебя! Будешь сидеть и философствовать, вместо того, чтобы ухватиться за протянутую руку и выбраться из ямы.

– А ты что загадал? – спросил я.

– Я? Да какая разница? Я тебе не скажу. У меня ведь совсем другие обстоятельства. Совсем! – он зыркнул на меня черными глазищами, презрительно скривился. – Ты на меня не смотри. Я богатый как... У меня столько денег, что ты даже не знаешь, что такие числа существуют.

– Так ты пожелал богатства? – ахнул я.

Бенджамин крякнул с досады, шлепнул себя по коленке и насупился:

– Проснись, парень! Ни у какого ангела на свете нет такой силы, чтобы за одну ночь сделать меня богатым, отмыть, отпарить, отчистить и придать тот внешний вид, который тебя так поразил. Я богат уже сто лет. Мой дедушка был богат, мой прадедушка был богат. Я генетически богат, понимаешь? А это,

– он махнул рукой в мою сторону, – блажь. Это я с жиру бесился. Я даже не в этой стране живу. Я в одной стране был бродягой, в другой стране был бродягой, в третьей стране тоже был.

– Так какого ж рожна, – возмутился я, – ты все время твердишь про ангела?!

– А потому, что это шанс! Шанс! И не вороти физиономию от брызг, летящих из моего рта! Чистоплюй!

– Хорошо, – устало сказал я. – Я загадаю желание. Обязательно. Поверь мне. Только не надо нравоучений. Избавь меня от нравоучений, это единственное, что я искренне ненавижу. Если ты продолжишь меня поучать, мы с тобой подеремся. Я совершенно не умею драться, и ты тяжелее меня раза в два, поэтому ты меня, конечно же, побьешь. Но тебе это не сделает чести!

Я встал и пошел, слыша, как Бенджамин раздраженно засопел. Учитель, тоже мне! Я от таких учителей сбежал, так они меня и тут достали...

– Постой! – резко сказал Бенджамин. Я обернулся. – На-ка вот, возьми. – Он протянул мне горсть смятых купюр. Я подошел, взял деньги, не считая, положил в карман.

– Спасибо, Бенджамин.

– Не благодари! – одернул он. – Для меня это капля. Это вся наличность, которая есть у меня в кармане. Не давать же тебе мою кредитную карточку! Ступай!

От денег отказываются только дураки. Вот и я не отказался. К черту бутылки! Я заметил в Бенджаминовой горсти, наряду с червонцами несколько сотенных бумажек. Я шел, не оглядываясь, прикидывая про себя, на сколько дней Бенджамин обеспечил меня едой и выпивкой. За этими мыслями я забыл о чудесном превращении Бенджамина, о том шоке, который я испытал при виде этого импозантного мужчины, так мало похожего на прежнего Бенджамина. Тоже мне, Гарун аль Рашид! Дойдя до "Чипа", я пристроился в закутке у крыльца и пересчитал деньги. Четыреста двадцать рублей! Целое состояние! Я купил свой неизменный стаканчик, полбуханки хлеба и чебурек. Это же настоящая гастрономическая оргия! Ах, как хорошо! Желание. Какое, к лешему, желание! Нет у меня никаких желаний, особенно сейчас, когда я закусываю сочным чебуреком, а в кармане у меня целая прорва денег. Ну выберусь я наверх, и что? Опять работать, мучиться, вставать по утрам, нести какую-то ответственность... Экономить, рассчитывать, чтобы денег хватило до зарплаты, а если не хватит, идти к кому-то, клянчить, унижаться, занимать... Выносить начальника, который глуп как пробка, а начальником стал только потому, что у него влиятельные родители. Одеваться прилично, следить за собой, каждый день бриться, раз в месяц постригаться, мыться не тогда, когда хочешь, а тогда, когда надо. Да, я лентяй. Я предпочитаю жить в подвале потому, что там я свободен от всех условностей, от всего перечисленного. Может быть это смешно, может быть это непонятно, но мне нет до этого никакого дела. И желание у меня одно – чтобы меня оставили в покое. Во всяком случае – сейчас.

Сегодня прохладно, и долго на улице не засидишься. Да я и не хочу сидеть. Я хочу вернуться домой и лечь на свой топчан. Что я и делаю. Вот так. Захотел – лег спать. Захотел – не лег. Что хочу, то и делаю. И мне нравится! И я никому не позволю влезать в мою жизнь со своими советами, даже Бенджамину. Тем более Бенджамину. И я вернулся в подвал, улегся на топчан и с чувством глубокого удовлетворения заснул.

Проснулся я от шума. Палка с Зинкой, как всегда, ругались. Но мне показалось, что сегодня они более трезвые, чем всегда, поэтому их ругань была более злой. Мальчишки и девчонки сидели на топчанах молча, насупившись. Это было удивительно, по-моему они сегодня совсем не нюхали клей, исключая, впрочем, скептиков Милю и Патрона, которые традиционно глупо хихикали. Но более всего меня поразил Тюк. Он не валялся в бесчувственном состоянии, а сидел и таращил бессмысленные глаза на огонь свечи. Он был почти трезвым, и можно было считать, что мир перевернулся. Здесь же присутствовал и Нарик, напоминающий скелет, обтянутый кожей. Он находился в предпоследней стадии ломки, его трясло крупной дрожью, на лбу выступили капли пота, руки беспрерывно шарили вокруг и жили совершенно отдельно от хозяина, в глазах застыла мольба.

Я понял, в чем дело. Население подвала ожидало появления ангела.

– Философ, – сказал Миля, – вставай, а то проспишь царствие небесное. – И они с Патроном захихикали.

Я сел, помял лицо руками, оглядел присутствующих, спросил:

– Ждете?

Мне никто не ответил, только Тюк пробормотал что-то невразумительное. Ко мне подсела Палка, толкнула в бок локтем.

– Ты загадал желание, Философ?

– Загадал, загадал, – успокоительно сказал я. – А ты?

– И я загадала, – Палка мелко закивала, поднесла к глазам тонкую руку.

– Скажи, философ, почему я такая?

– Какая – такая?

– Вот такая, – она обвела себя рукой. – Вечно пьяная.

– Я тоже такой, – ответил я. – Вечно пьяный. Только я пью меньше, чем ты, вот и вся разница между нами.

– Нет, ты не увиливай, – Палка помахала пальцем перед моим лицом. – Ты мне на вопрос ответь. Или не можешь? Не можешь, – она вздохнула, кивнула в сторону Зинки. – Вон та стерва. Как она мне надоела, ты бы знал! Вот прямо взяла бы ее и задушила.

– Ты уже пробовала, будет тебе.

– Да, – грустно согласилась Палка. – Пробовала. Руки у меня слабые, не получилось. Вообще я вся – слабая. Может быть поэтому я такая?

– Может быть.

– Может быть мне попросить ангела, чтобы я стала сильной?

– Не знаю, – я покачал головой. – Попросишь сделать тебя сильной, он и сделает тебя сильной, сможешь двести килограммов поднять. Ну и что?

– Философ, ты дурачком-то не прикидывайся! – Палка посмотрела на меня насмешливо. – Думаешь, я не отличаю, да? То физическая сила, а то духовная. Или ты МЕНЯ дурочкой считаешь? Эх, Философ, Философ!

– А ты дура и есть! – неожиданно раздался голос Зинки. Она незаметно подобралась к нам, ведомая любопытством: о чем это Палка разговаривает с Философом?

– Зина, ты бы не лезла в чужие разговоры, – задушевно сказала Палка, на что у Зинки глаза полезли на лоб – такого она от Палки не ожидала. С минуту Зинка смотрела на нее, потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась. Настала очередь Палки удивляться. Она подскочила к Зинке, обняла ее и увела в угол, утешая и говоря ей ласковые слова. На это нереальное зрелище все взирали с бесконечным удивлением. Несколько минут в подвале стояла тишина.

– Философ, скажи, он придет? – громко спросил Лавр. – А то Миля с Патроном говорят, что не придет.

– Ребята, я не знаю, – я пожал плечами, оглядел всех по очереди. – Самый лучший способ – подождать.

И мы ждем. Пацаны, как всегда, коротают время за картами, девчонки подглядывают за ними, а вот остальные... Палка и Зинка сидят, обнявшись, и плачут. Тюк смотрит на всех с нескрываемым удивлением – похоже, он не понимает, как он здесь оказался. Нарика ломает, он тихо стонет и трясется, то ляжет, то примется ходить из угла в угол, пытается заглянуть каждому в глаза – а вдруг у кого-нибудь окажется в заначке спасительная для него доза.

Ангел появился незаметно. Он не вошел через дверь, он просто возник в центре подвала, без всяких спецэффектов.

– Здравствуйте, добрые люди.

– Ну вот! – Лавр толкнул в бок Патрона. – А ты говорил – не придет.

– Здравствуйте, добрый человек, – сказал я. Дети тоже поздоровались, нестройно и тихо.

– Я пришел, как обещал, – сказал ангел, присаживаясь на край топчана Тюка. Тюк боязливо отодвинулся. – Вы загадали желания? – Никто не ответил, дети потупились и старались не смотреть на ангела. – Ну что же, с кого начнем? С самого маленького? Иди сюда, малыш. – Лавр осторожно приблизился, опустив голову. – Ну, каково же твое желание? Ну, смелее, малыш! Что же ты? Не стесняйся. Ну хорошо. Можешь сказать свое желание мне на ухо. Никто не услышит.

Лавр что-то прошептал ангелу на ухо, тот улыбнулся, тоже прошептал что-то в ответ. Лавр просветлел, поднял голову, победно оглядел присутствующих. Он отошел к мальчишкам, те набросились на него с вопросами, задавая их шепотом, на что Лавр только отрицательно качал головой.

– Кто следующий? – ласково спросил Ангел.

– Я! – вперед вышел Патрон. – У меня желание простое, я не буду его прятать. Я хочу немедленно, сию минуту, вот прямо сейчас... Я хочу бутылку ацетона!

Все ахнули, уставились на Ангела. А тот протянул руку к Патрону и в этой руке появилась бутылка с прозрачной жидкостью и бледно-зеленой этикеткой. Все снова ахнули. Я почувствовал, как по мне забегали мурашки. Патрон глупо ухмыльнулся и, почему-то, спрятал руки за спину.

– Бери, – сказал Ангел. – Это твое желание, твой шанс.

С лица Патрона сползла улыбка, он смотрел на бутылку широко открытыми глазами. Потом взял бутылку, посмотрел на этикетку, попытался ухмыльнуться, но вместо этого у него вышла ужасная гримаса. Он, нетвердо ступая, отошел к мальчишкам, Миля выхватил у него бутылку, принялся сдирать пробку.

– Ацетон! – послышался его шепот. – Настоящий!

Патрон сел, свесив руки между колен и тупо уставился в стену.

И тут к Ангелу подскочил Нарик. Он бухнулся перед ним на колени, молитвенно сложил руки и простонал:

– Помоги, господи!

– Я слушаю тебя.

– Дозу! – прохрипел Нарик. – Дозу! Не откажи в милости своей! Умоляю! Не дай умереть.

– Погодите! – я вскочил, протянул руку к Ангелу. – Вы что же, хотите исполнить ЭТО желание?

– Да, – ответил Ангел.

– Но ведь это – не желание! Поймите, человек не отдает отчета в своих желаниях, он привязан к наркотику, у него в голове только одна мысль – унять боль, которая мучит его. Разве ЭТО – желание? Прошу вас, не исполняйте его! Сделайте его независимым от наркотика.

– Я пришел исполнять желания, а не вести с вами дискуссию, – сказал Ангел.

С этими словами он вложил в руку Нарика шприц. Нарик, не сходя с места, закатал рукав истертой рубашки, несколько раз сжал и разжал кулак, чтобы обозначить вены и ввел иглу под кожу. Через несколько секунд на лице его появилось блаженное выражение.

– Спасибо тебе, господи, – произнес он и на четвереньках пополз к своему месту.

– Я знал, что ты жесток и бездушен, – сказал я разочарованно. – А теперь я убедился в этом. Для тебя мы – всего лишь игрушки. Кто поставил тебе такое правило – исполнять любые, самые абсурдные желания? Оно настолько сурово, это правило, что от него нельзя отступить ни на йоту?

– Да, именно так, – сказал Ангел. – Вам дается шанс, а как вы его используете – ваше дело. Свобода воли...

– Свобода воли! – перебил я. – Человек болен, болен психически, он находится в наркотической зависимости, может ли он отвечать за свои желания? В вашей власти было избавить его и от боли, и от зависимости, но вы этого не сделали. Как же, это уже не одно желание, а два, да и тем более не высказанные, и не его собственные. Знаете, что я вам скажу? Вы не бог, вы дьявол. Так и передайте тому, кто вас сюда послал.

– Успокойтесь, – мягко сказал Ангел. – Раз уж вы втягиваете меня в дискуссию, я вам отвечу. Да, это может показаться жестоким. Более того – это жестоко и есть. Но таковы условия, и вы о них были предупреждены. Вы берете на себя ответственность за чужие желания? А имеете ли право? Откуда вы знаете, ЧТО этому человеку нужно? Вы не знаете, что станет с ним, избавься он от наркотической зависимости, а я знаю. Можете ли вы, не обладая информацией, принимать какие-то решения? Не можете. В противном случае это будет совершенно безответственное решение, за которое вам не придется даже отвечать. Узнав о судьбе этого человека после излечения от наркомании, вы просто погорюете немного, покачаете головой, и скажете: "Да, вот это судьба". Прошу вас, отвечайте только за себя, не берите на себя функцию Бога. Не вы ли совсем недавно говорили Бенджамину, что не можете сказать, как поступите в тех или иных обстоятельствах до тех пор, пока эти обстоятельства не встанут перед вами? Видите, вы даже за себя ответить не можете. Как же вы можете отвечать за других?

– Простите, – пробормотал я, совершенно уничтоженный. – Я был глуп.

– Хорошо, – Ангел улыбнулся. – Итак, продолжим. Кто следующий?

– Можно я? – Киска подняла руку, как на уроке. Ангел ободряюще улыбнулся ей, она робко подошла, тряхнула головой. – Мне нужно три тысячи рублей. Вы говорили, чтобы мы не просили денег, но другого желания у меня нет.

– Эти деньги могут круто изменить твою жизнь? – спросил Ангел.

– Не знаю, – Киска пожала плечами. – Я должна одному хмырю... простите, одному человеку три тысячи рублей. Из-за этих денег я у него почти в рабстве, а если бы я отдала ему...

– Это у кого ты в рабстве, Киска? – спросил Хватай. – У Мавра, что ли?

– Не твое дело! – огрызнулась девочка, не поворачивая головы.

– Я не дам тебе денег, – задумчиво сказал Ангел и на лице Киски появилось кислое выражение, – но я сделаю так, что тот... человек будет считать, что ты рассчиталась с ним сполна. Тебя это устроит?

– Да! – Киска просияла и попыталась исполнить что-то вроде реверанса.

– Теперь я, теперь я! – закричала Лапка, подбегая к Ангелу. – Сделай меня красивой!

– Девочка моя, – сказал Ангел с улыбкой. – Ты и так красива, только тебя нужно отмыть и причесать.

– Нет! – Лапка упрямо топнула ногой. – Ты же сказал, что исполнишь любое желание. Ну так исполни!

Ангел сокрушенно покачал головой и тут же мы услышали дружный возглас восхищения, вырвавшийся у Палки и Зинки, которые все это время сидели обнявшись за спиной у Ангела. Женщины, как завороженные, встали и подошли к Лапке, которая выглядела как драгоценная жемчужина в обрамлении грязных тряпок. Девочка удивительно похорошела, ячмень на глазу исчез, ее лицо было чисто вымыто, ресницы слегка подкрашены, она оказалась очень хорошо пострижена, как в самой дорогой парикмахерской, и мы увидели, что она и впрямь очень красива.

– А теперь я, ладно? – раздался незнакомый голос и все повернулись в сторону Ангела. Рядом с ним стоял Тюк, который и произнес эти слова. Получалось, что мы совсем не знали его голоса, потому что никогда его не слышали! – Ангел! – сказал Тюк. – Если ты и правда Ангел – сделай так, чтобы я не пил.

– Сделано! – сказал Ангел.

– А вот мы сейчас проверим! – Тюк выхватил из-за пазухи наполовину опорожненный водочный шкалик. Он сел на топчан, вытащил из бутылки бумажную пробку и опрокинул шкалик в рот. Однако его тут же согнуло пополам и вырвало. – Ага! – прохрипел он через минуту, глядя на нас красными глазами. – Работает!

– Теперь я, теперь я! – закричали Палка и Зинка одновременно.

– Не торопитесь, – со смехом остановил их Ангел, загораживаясь от них ладонями. – Уверяю вас, я исполню желание каждого.

– Ладно, давай ты, чего уж там, – насупилась Зинка.

– Да ну, Зин, давай уж ты, я подожду.

Пока они препирались, уступая очередь друг другу, к Ангелу подошел Миля и с вызовом сказал:

– Хочу очутиться в бане. И чтобы оплачено было! Прямо сей...

Он не успел договорить и пропал.

– Вот черт! – выдохнули Палка и Зинка. – Ой, простите...

– Ничего, – ободрил их Ангел. – Добрые люди! Для тех, кто не верит в то, что я действительно исполняю желания – без обмана! – хочу сказать, что бутылка ацетона и посещение бани не изменят вашей жизни. Поэтому советую не разбрасываться желаниями. Кто следующий?

– Я, – упавшим голосом сказала Зинка. – Я хочу... Я хочу... Я не знаю, чего я хочу! Я хочу так много, что не знаю, что выбрать! Нет, кажется знаю! Я хочу иметь собственную квартиру! И чтобы не пить, как Тюк. И еще...

– Погодите, погодите, – Ангел протянул к ней руки. – Желание может быть только одно.

– Понимаете, – быстро заговорила Зинка, – одного желания, чтобы изменить мою жизнь мало. Мало! Ну допустим, я перестану пить. И что? Я так и останусь здесь, в этом подвале...

– Ну почему же? – улыбнулся Ангел. – Перестанете пить, устроитесь на работу, сначала на не очень престижную, заработаете немного денег, приоденетесь, приведете себя в порядок, устроитесь на более высоко...

– Работать? – лицо Зинки скривилось как от уксуса. – Пусть Пушкин работает!

– Очень хорошо, – лицо Ангела поскучнело. – Итак, у вас только одно желание. Я слушаю вас.

– Ладно, – Зинка махнула рукой. – Давай квартиру и дело с концом!

– Пожалуйста, – Ангел протянул Зинке связку ключей и какую-то бумагу. – Вот ключи, а вот ордер на квартиру. Ступайте.

– А... Она... Эээ...

– Все в порядке, – успокоил Ангел. – Это действительно ваша квартира. Целиком и полностью. Однокомнатная малогабаритная. Окна выходят в очень уютный зеленый дворик. То есть, он скоро станет зеленым. Думаю, вам понравится.

– Слышь, Философ, – прошептал кто-то, дергая меня за рукав. Это Хватай.

– Я не знаю, что попросить. Помоги, а?

– Как же я тебе помогу? – также шепотом ответил я. – Ты же слышал, что Ангел говорил мне. Что я должен отвечать только за себя. Я вообще не любитель давать советы, а теперь и подавно. Извини, Ваня.

– Вот так, да? – обиженно насупился Хватай. – Не посоветуешь, да?

– Ну я не знаю, – я развел руками. – Представь, я сам не знаю, что попросить. Честное слово.

– Врешь! – убежденно сказал Хватай, на что я только пожал плечами. Хватай понуро отошел к мальчишкам.

За разговором с Хватаем я упустил просьбу Палки. Заметил только, что у всех вытянутые лица, а больше всего у Ангела.

– Понимаете, – неуверенно сказал он. – Это ведь вопрос веры. Целиком и полностью. Тот, кто не верует в это всей душой... у того ничего не получится.

– Я верую! – убежденно сказала Палка. – Не сомневайтесь.

– Ну что же, – по прежнему неуверенно произнес Ангел. – Исполнено.

Палка закрыла глаза, посидела немного, открыла глаза, огляделась.

– Ну, – сказала нетерпеливо. – И почему я до сих пор здесь?

– Так ваше время еще не пришло, – расстроенно сказал Ангел. – Всему свое время, знаете ли.

– Я хотела сейчас! – Палка села на топчан Тюка, который все это время хлопал глазами, разглядывая пустой водочный шкалик, и закрыла лицо руками.

– Простите, – твердо сказал Ангел. – Но даже если бы вы сказали "сейчас, сию минуту" я не смог бы сделать этого. Я же не могу убить вас, поймите меня.

– Эх, – Палка потерянно огляделась, скорчила ужасную гримасу и разрыдалась. – А когда? – бормотала она, размазывая слезы по грязному лицу. – Когда? Сколько мне еще мучиться? А?

Зинка бросилась утешать подругу, зло глядя на Ангела.

– Ходят тут всякие, – бормотала она, гладя Палку по лицу. – Ходят, ходят, а потом возьмут и обидят бедную девушку. А она, между прочим, никому ничего плохого не сделала. Пойдем-ка ко мне, подруга. У нас с тобой есть теперь квартира. Интересно, этот догадался туда какой-никакой мебели накидать? Пойдем, не реви. – Она повела Палку к выходу и они исчезли из подвала.

– Теперь моя очередь! – вышел вперед Стяга. – Я хочу, чтобы мои мамка и папка перестали пить и я вернулся к ним. Вот! – Он с вызовом оглядел мальчишек, собираясь давать отпор насмешникам, но никто не засмеялся. Наоборот, на него смотрели с завистью.

– Очень хорошо! – сказал Ангел. – Исполнено. Только сейчас они, как всегда, пьяны и ничего не соображают. Завтра они будут болеть с похмелья, а послезавтра будут злы и раздражительны. Поэтому ступай домой на третий день. Хорошо? Ну, а ты, мальчик? – Ангел повернулся к Хватаю. – Что пожелаешь ты?

– Я не знаю, – угрюмо сказал Хватай. – Родителей у меня нет. Точнее, папка есть, но он в тюрьме сидит за убийство. А мамка при родах умерла. А что пожелать? Я бы денег пожелал, но вы же не дадите. Я бы работал, да кто меня на работу возьмет, я же маленький. А что еще? Знаете что? Пожелайте за меня, а? Ну, вам же виднее.

– Хорошо, – задумчиво произнес Ангел, сплетя пальцы и уткнувшись в них подбородком. – Я дам тебе золотые руки. Ты будешь парикмахером, да не простым, а от Бога. – Ангел широко улыбнулся. – А уж как ты распорядишься своим умением – твое дело. Теперь вы, – он повернулся ко мне.

– Вот что, – сказал я, повернувшись к Патрону, который так и сидел с раскупоренной бутылкой ацетона в руках, глядя в одну точку. – Исполните желание этого парня вместо моего.

– Почему? – лицо Ангела снова поскучнело.

– Потому что он не просто продешевил. Он не поверил в ваше могущество, поэтому загадал неправильное желание.

– Вот как, – сухо сказал Ангел. – Только мне кажется, здесь был кто-то еще, кто неправильно распорядился моим могуществом. Он, кажется, сейчас парится в бане, если я не ошибаюсь? Или вот этот молодой человек, на лице которого написано неземное блаженство от вколотой дозы героина. Почему вы не хотите поправить их желания? Почему вы выбрали того, а не этих? Или вы считаете его более достойным? На основании каких критериев, позвольте спросить? Не беспокойтесь за других. Они сделали свой выбор. Подумайте о себе, ибо самое время.

– Спасибо, – так же сухо ответил я. – Я о себе уже подумал.

– Итак? Каково будет ваше желание?

– Я хочу, – начал я, чувствуя, как кровь бросается в голову, а в коленках возникает противная слабость, – я хочу, чтобы вы немедленно исчезли из этого подвала.

Ангел широко улыбнулся и пропал.

– Ты что, Философ! – накинулись на меня дети. – С ума сошел? Это же и правда – Ангел!

– Я знаю, ребята, – улыбнулся я. – Именно поэтому я его и прогнал.

– Но почему?! Почему, Философ? Объясни!

– Я уже не раз говорил вам, что больше всего я ценю свободу. Я не хочу быть никому обязанным, в том числе и Богу. Я ведь его сюда не звал. И здесь я оказался не столько благодаря стечению обстоятельств, сколько благодаря своему желанию. Так что Ангел исполнил мое желание. Я хочу остаться здесь потому, что только здесь я чувствую себя свободным. Мне, конечно, тяжело тягаться в философии с самим господом Богом, но это мое и только мое решение и он должен его уважать. И потом, какое бы желание я не загадал, я не останусь удовлетворенным, мне всегда будет казаться, что, загадай я какое-то другое желание, я получил бы больше. Вот и весь секрет. А сейчас – оставьте меня в покое. Я хочу спать.