Текст книги "Бедный Павел (СИ)"

Автор книги: Владимир Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Но невозможно идти вперед, если бояться их! У нас миллионы подданных, которым нужна забота докторов. Кондоиди подвергался проклятьям, на него писали сотни доносов только из-за того, что он просто пытался навести порядок в лекарских правилах и создавал «бабичевы[39]39
  Акушерские (уст.)


[Закрыть]» школы.

– Не гори ты так, сын! Я принимаю твои аргументы, только я указываю тебе на то, что это вызовет, и, безусловно, вызовет, такой поток гнева от иностранных докторов, что может случиться и бунт наших сановников. И неизвестно какие последствия мы получим от обиженных иностранных докторов. Не страшно ли тебе Павел, что эти доктора могут и отравить кого от злости?

– Страшно, мама! – вот об этом я действительно не подумал, ну просто не подумал! Я сам-то мало общаюсь со здешними докторами и даже не подумал о том, что сановники – они люди, в основном, пожилые, а доктора – это именно те люди, что стоят между ними и смертью. Действительно взбунтуются. Мама у меня мудрая женщина…

Пришлось пригласить Щепина, объяснить ему проблему и предложить поделиться всеми мыслями с другими моими учителями-помощниками. Благо, Ломоносов, наконец, перестал ругаться с Тепловым, и они начали работать над образовательными проектами. К ним присоединился и Миних, и, добавив к ним Щепина, я получил проекты организации целой группы учебных заведений для подлого[40]40
  Простого люда


[Закрыть] люда и дворян.

Требовалось простой люд учить счету и грамоте, чтобы в будущем они могли стать купеческими приказчиками или низшими чиновниками, а самые лучшие попасть потом в университет, а дворян ещё и прочим наукам, чтобы выпускники могли служить в армии и государственном управлении.

Авторы проектов подметили, что среди дворян очень много малоимущих, которые не в состоянии дать образованием детям, а между прочим именно из таких детей и выходят самые верные слуги отечеству. Да и уровень военных надо повышать, ибо пока школой для офицеров служили гвардейские полки, где учить только ничему и не учили, люди там просто получали опыт.

А уж ситуация с низшим сословием вообще катастрофическая, никто и ничему никого не учит. Причем пример того же Ломоносова, того же Теплова, да и Карпова с Пономаревым говорит о высочайшем потенциале «подлых людишек». Но пока радикально менять ситуацию было нельзя – момент не созрел.

Необходимость изменения всей сословной структуры империи мне-то была очевидна с первого взгляда. Про судьбу Павла в той жизни я помнил хорошо, да и декабристы, и убийство Александра II, и судьба семьи Николая II мне тоже известна. Так вот – я этого не хотел. А всё это продукт отставания России от Европы в XIX веке и замораживании социально-экономических отношений в империи дольше всех разумных сроков.

Иначе говоря, крестьяне не выдержали столько длительного угнетения, дворяне не смогли сохраниться как служилое сословие, а купечество вообще не сложилось в разумные сроки. Тут такая каша заварилась, а пар не спустить – вот и взорвалась кастрюлька. Всё это надо было менять, но вот дворяне бы этого не дали – свергли бы меня, да и маму раньше даже тех старых сроков.

С Екатериной я своими мыслями делился. Не в полном объеме, конечно, но делился. Причем, что странно, с большинством моих мыслей она была согласна, но тоже и справедливо боялась. Начни мы так издавать даже самые разумные законы против дворянского гнета, так те же дворяне нас и прирежут ночью. Не надо!

В общем, пришли к выводу, что провести реальные реформы можно только при поддержке кого-то. Крестьяне не подойдут – забиты, а коли начать их расталкивать – получим русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Дворяне – даже просвещенные, на такое не пойдут, а уж наши дремучие – тем более. Купечества ещё нет. Воспитывать всех очень долго, у нас времени нет. Так что есть один вариант – армия, но она должна быть под очень жестким контролем верховной власти.

Но вот сейчас трогать армию – себе дороже, они с невероятной легкостью поддержали мятеж против папы только потому, что он начал радикально ломать их привычки. Так что саму армию дергать не стоит, а вот с офицерским корпусом, а точнее с его обучением поэкспериментировать стоит. И именно в этой сфере возможно скрыть наши попытки создать новую систему образования.

Тут мне пришлось опереться на Миниха. Христофор Антонович был мало того, что очень популярен в армии, так ещё и был помешан на качестве обучения военных специалистов. Так что, мы с мамой прикрылись его авторитетом. В 1766 году вышел указ о преобразовании Артиллерийской и инженерной шляхетской школы в Петербурге в Инженерный и Артиллерийский корпуса и создании Медицинского корпуса. Причем во всех этих училищах уже предусмотрены были как офицерские, так и унтер-офицерские классы.

Теперь подготовка специалистов в армии стала значительно более упорядоченной и системной. Сроки приема и выпуска наконец упорядочили. Обучение в корпусах было предусмотрено только за казенный счет, что, одновременно с исключением из названия учебных заведений слова шляхетский (дворянский), делало обучение в них не престижным для аристократии. Мы получали группу военных и гражданских специалистов не только крайне профессиональных, но исключительно лояльных центральной власти. Первым директором всех трех корпусов стал Миних. Щепин же получил пост вице-директора Медицинского корпуса и должен был руководить из-за широкой спины Миниха.

На выходе, мы должны были через несколько лет получить значительное количество как артиллеристов, которые повысят качество и управляемость нашей армии, так и инженеров и медиков, которые, конечно, будут считаться военными, но будут работать и в мирной жизни, не вызывая острой ревности имеющихся специалистов.

Миних, естественно, проработал и создание новых пехотного и кавалерийского корпусов, а следом, напрашивалось и военно-морское училище, но тут и денег для подобных целей было явно не достаточно, да и пытаться снять статус элитарности с общего военного образования пока было очень рискованно.

Создание Лицея для дворян, учрежденного отдельным Указом, тоже не должно было вызвать сложностей в обществе. А нам требовалось обкатать систему образования молодых бедных дворян для дальнейшего использования их в качестве чиновников, коих требовалось для государства нашего огромное множество. Необходимо было, мало того, что хорошо обучить молодых людей, так ещё и сформировать из них сплоченную группу, ориентированную не на стяжательство, а на обеспечения общественного блага.

Понятно, что важнейшими дисциплинами для формирования государственной идеологии, которую мне хотелось привить выпускникам, были общественные. Вот тут мы столкнулись со сложностями. Если с географией проблем не было изначально – картография уже была, написать нормальный учебник было просто, то вот с историей и обществознанием…

Нет, проект учебника истории был, Ломоносов с коллегами постарался, он вышел вполне логичным и правдивым, но вот без обществознания это было очень слабо. Без духовной составляющей такие вещи не работают! Ломоносов, конечно, пытался, но вот не выхолило у него. Мысли были правильные, но не зажигали.

Помог, Левшин – он подключился к работе сам, а главное, он нашел иеромонаха Макария Сиднева. Сиднев был из донских казаков, причем старой веры. Он сознательно перешел в Никонианскую церковь[41]41
  Русская православная церковь, после реформ Патриарха Никона


[Закрыть] для сближения позиций церквей, и оказался очень хорошим богословом и оратором, наполненным мыслями, близкими нестяжателям[42]42
  Нестяжатели, или заволжские старцы – монашеское движение в Русской православной церкви конца XV – первой половины XVI веков, выступали против монастырского землевладения. В этом вопросе им противостояли иосифляне. Данный спор, окончившийся победой иосифлян, имел важное значение для Русской церкви.


[Закрыть]. Левшин вытащил его из Псково-Печерского монастыря, куда его сослали за противоречащие официальной линии церкви труды.

Оказалось, что Макарий – один из тех людей, которые просто горели во славу Божию и благо России, и вот именно он, опираясь на труды заволжских старцев, исправил и дополнил эти труды Ломоносова и компании, сделав из них краеугольный камень нового воспитания. Вышли потрясающие учебники, которые просто заставляли почувствовать величие России и необходимость ей служить, не щадя живота своего. Они пропагандировали необходимость человеческой личности стремиться к совершенству, идти твердым шагом в Царствие Божие, защищая отчизну свою.

Я, конечно, не надеялся, что даже такие потрясающие по таланту и силе, труды способны изменить человека, но подвинуть его к правде он все-таки должны были.

Я никогда не был идеалистом и прекрасно понимал, что сложившееся на настоящее время мнение о том, что достаточно дать людям хорошее образование, и они сразу начнут заботиться о достатке государства – откровенно утопично. Но внедрение нового обучения должно было установить некую базовую программу большинству выпускников новых школ.

Единственное, я опасался (и мои страхи в значительной мере разделял Миних) того, что молодые дворяне, не прошедшие армейскую школу и ставшие чиновниками, не будут достаточно лояльными государственной власти и достаточно сплоченными для противостояния традиции воровства чиновников.

Так что я убедил авторов проекта и маму в необходимости предусмотреть для лицеистов по окончании учебы трехгодичную службу в качестве младших офицеров в армии. Для чего программа была отягощена военными дисциплинами. Это давало нам возможность дополнительно протестировать программу для будущих общевойсковых училищ, от создания которых в будущем я никак не собирался отказываться.

Только по окончанию этой службы курс считался законченным, и дворяне могли определять своё будущее. Как-то отменять или даже ограничивать выпущенный Петром III манифест о вольности дворянской мы пока не могли. Но тот факт, что на государственный кошт[43]43
  Расходы на содержание


[Закрыть] готовы были идти только малоимущие дворяне, давало надежду на то, что через несколько десятков лет именно эта группа сформирует костяк чиновничества и резко усилит управляемость государства.

Значительно более резкое неприятие в обществе, по нашему мнению, должно было вызвать реформирование в Петербурге академической гимназии. В ней мы собирались значительно увеличить количество учеников, причем там должны будут учиться дети любых свободных людей. Обучение там должно было быть разделено на два уровня. Причем, если на низшем – преподавать будут только начала математики и грамоты, то, для наиболее талантливых, уже на следующем уровне, предусматривался значительно более значительный набор предметов. Предполагалось, что выпускники гимназии будут обладать достаточным набором знаний для работы чиновниками или приказчиками у купцов и промышленников. Для выпускников гимназий также предполагалась обязательная служба в армии.

По сути, выпускники гимназии из простых людей и выпускники лицея – дворяне, выходили в мир на одинаковом образовательном и социальном уровне.

Однако реформирование гимназии в обществе прошло практически незамеченным – во-первых, это было какое-то малозначительное изменение порядков в уже существующем заведении, а во-вторых, Лицей и новые военные корпуса отвлекли внимание от столь незначительного факта. К тому же в Лицей были приняты мои янычары[44]44
  Солдат турецкой регулярной пехоты, сформированной из христианских детей и юношей, изымаемых из своих семей и воспитанных в строгих мусульманских традициях.


[Закрыть], как начали называть в обществе моих приятелей, ибо они за время, проведенное в моем обществе, нахватались идей просвещенного правления и сдружились до такой степени, что практически не появлялись на людях порознь. Я же постоянно посещал занятия то в Лицее, то в корпусах, поднимая значение учебных учреждений, набираясь новой информации, ну и формируя авторитет уже свой собственный.

«Quid proxima, quid superiore nocte egeris, ubi fueris, quos convocaveris, quid consilii ceperis, quem nostrum ignorare arbitraris? O tempora! O mores!»[45]45
  Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! (лат.) – Цицерон. Первая речьпротив Луция Сергия Катилины.


[Закрыть]– Алексей Лобов всегда повторял речь Цицерона против Катилины, когда волновался, она его успокаивала и заставляла мысли двигаться более упорядочено. А сейчас он волновался и очень. Но решающий момент приближался – Ломоносов уже подходил к нему.

– Здравствуй, Алеша!

– Здравствуйте, Михаил Васильевич!

– О чем ты хотел поговорить, Алеша?

– Я хочу получить Ваше благословение на поступление в артиллерийский корпус, Михаил Васильевич! – он смог все-таки сказать!

– В артиллерийский корпус? Но, почему, Алеша?

– Я считаю, что каждый дворянин должен защищать отечество своё!

– С этим я не спорю, Алеша! Я о другом, почему в артиллерийский корпус? Мне кажется, что тебе более бы подошел Лицей! Тебе же надо заниматься наукой, а никак не муштрой! Тем более что все выпускники Лицея должны будут отслужить в армии.

– Михаил Васильевич, я очень хочу стать офицером. Вы же знаете, что отец мой служил, но недолго, и я…

– Понятно, значит это рассказы Артемия Ивановича тебе в душу легли… Хорошо, там обучение тоже вполне приличное. Ладно, значит, придется мне и в Артиллерийском корпусе начать лекции читать! – Ломоносов раскатисто рассеялся.

Алексей боялся, что Ломоносов не одобрит его желание поступить в Артиллерийский корпус, будет настаивать на гражданском обучении или, вообще, на обучении за границей, но Ломоносов как-то принял его решение, оценил его решимость, пусть и вызванное романтическими чувствами.

Но академик испытывал к своему юному ученику почти отцовские чувства и не стал принуждать его. Теперь предстояло уговорить отца…

Не меньшее внимание в области образования пришлось обратить и на церковные школы. Сложившаяся система духовного образования была совершенно не рабочей. Она была сформирована ещё Петром I и не учитывала реальную ситуацию с образованием в духовной среде, а точнее с его фактическим отсутствием. Такие школы должны были быть в каждой епархии, на что совершенно не было ни учителей, ни материальной части, ни средств вообще. При этом эти учреждения были ещё и сословными.

В результате мы получали чрезвычайно низкий уровень образования в таких учреждениях, за исключением киевской, московской, петербургской. Требовалась глобальная реформа духовного образования, которой занялся Платон Левшин.

На первом этапе мама приняла его решение и через Синод провели соответствующий указ. Он предложил вообще ликвидировать, пусть и временно, среднее церковное образование в епархиях. То есть церковные такие школы должны были быть закрыты – слишком низкий уровень образования они давали, уж лучше вообще без него. Должны были быть расширены школы в Москве и Петербурге, дававшие существенно более качественное образование, они и заполнят дефицит священников и младшего персонала. Вопрос киевской школы оставался пока открытым, решено было пока в ней ничего не менять.

По духовной части в стране образовалась еще одна очень большая проблема – вскоре после вступления на престол мама провела изъятие церковных земель. Нет, мама действовала тогда под влиянием Панина и Теплова, который имел к церкви некоторое отношение, ибо учился в церковной школе, но, по моему мнению, так действовать не стоило. Но что было, то было. Так вот, оказалось, что кошелек – это чуть ли не самое больное место нашего церковного руководства. Митрополиты Павел и Арсений выступили против этого настолько резко, насколько можно было представить. Их, конечно, осадили, но наличие фронды в церкви было налицо.

Так вот, тут, в результате бесед с отцом Платоном я понял, что большинство наших иерархов и основа этой бунташной группы – выпускники Киево-Могилянской академии. По всему выходило, что академия – их гнездо. Они представляли собой пусть и наиболее образованное, но очень самостоятельное сообщество, которое преследовало свои узкокорпоративные интересы и не блюло интересы государства и церкви. Платон был, в принципе со мной согласен, но подчинялся церковной иерархии и открыто против них не вступал.

Более того, выходило, что вся идея раскола была инициирована именно этой группой иерархов, которые получали наиболее близкое к европейскому образование очень высокого уровня и почитались руководителями государства ещё с Алексея Михайловича[46]46
  Алексей Михайлович Тишайший – (1629–1676) – второй русский царь из династии Романовых, сын Михаила Фёдоровича, отец Петра Великого.


[Закрыть].

Романовы искали опору в церкви, ибо не были Рюриковичами и захватили власть в результате переворота. Фактически основой власти первого Романова стал его отец – патриарх Филарет. Постриженный в монахи Борисом Годуновым[47]47
  Борис Фёдорович Годунов (1552–1605) с 1598 года первый русский царь из династии Годуновых.


[Закрыть] за попытку переворота, митрополитом он стал волей Лжедмитрия I, а патриархом он был наречен уже Лжедмитрием II[48]48
  Лжедмитрий II, известен также как Тушинский вор, самозванец, выдававший себя за чудом спасшегося царя Лжедмитрия I.


[Закрыть], что, конечно же, было абсолютно незаконно. Но в условиях Смуты, он проявил невероятную изворотливость и смог выйти победителем.

А дальше – круг замкнулся. Романовым и дальше нужна была опора. Алексей Михайлович нашел такого отца в Патриархе Никоне, который жаждал власти и не имел разума достаточного, чтобы противостоять столь сладкоречивым Киево-Могилянцам. Петр I, он, вообще, нашел в церкви источник ресурсов, а думать, обсуждать, уговаривать было не в его характере, ему нужны были опытные и образованные исполнители, и здесь опять выиграла та же группа. А теперь стяжатели твердо встали во главе церкви. Её надо очистить, спасти. Иначе она окончательно пропадет, а вместе с нею и Россия…

Требовалось вносить изменения в принципы работы и персоналии руководства церкви, и они должны были быть решительны, но риск кардинальных решений был велик, и мне предстояло, во-первых, убедить в этом маму.

– Ты так серьезно относишься к религии, сынок? В эпоху просвещения для столь образованного юноши это так нелепо…

– Ох, мама! При чем же тут образование и просвещение? Мы говорим о материях высших, которые с повседневной жизнью связаны только в части моральных ценностей и принципов! Неужели просвещение несет в себе только отказ от христианской морали в пользу вседозволенности и разврата?

– Как же понимать то, что церковь всячески препятствует просвещению и является гирей на ногах прогресса?

– Мамочка, так и тебя и меня можно также назвать веригами[49]49
  Вериги (ст.‑слав. верига – «цепь») – изделие, разного вида железные цепи, полосы, кольца, носившиеся христианскими аскетами на голом теле для смирения плоти; железная шляпа, железные подошвы, медная икона на груди, с цепями от неё, иногда пронятыми сквозь тело или кожу и прочее.


[Закрыть] на ногах прогресса! Просто из-за того, что наши чиновники искажают смысл наших указов, причем они думают, что во благо. Будто это церковь придумала всю эту ерунду о плоском мире и небесной тверди! Люди всегда хотят прикрыть свою глупость и лень высшими силами, укрепить свое положение с их помощью, и для этого ищут, подбирают себе клириков, готовых пойти на это. Для которых собственное благополучие выше истинной веры.

– Но православная вера – это свора невежественных бородачей, которая не видела и не видит государственных задач и всячески мешает нам в их решении!

– Мама! Тебя просто плохо учили православной вере, и ты слишком близко принимаешь те гадости, что принято говорить о церкви в высшем обществе. Но эти слова чаще всего относятся не к православию, а к протестантизму или даже к католичеству, а у нас эти слова просто переводят на русский и относят на православие. – я улыбнулся, – Мы сами избирали себе служителей церкви, которые ставили свой кошелек значительно выше Бога, а теперь бьем по их кошельку, а они угрожают нам Именем Его. И где же тут православие?

– Интересно ты говоришь, Павел. Признаться, я об этом так не думала.

– Вот, мама, а представь себе, что именно эту религию принимает почти всё наше население. И Православие – единственный метод управления и более того, это – одно из того немногого, что делает их нашим народом – русскими. Отказаться от этого мы не можем! Да и я не хочу, мама! Для меня моя вера – это очень важно, именно она и делает меня мной… Да и ты обращалась к Богу, в те моменты, когда тебе требовалась его помощь, ведь так?

Разговор был для нас тяжелый. Мама формально приняла православие, когда приехала в Россию, но реально не верила. Причем яд неверия был заложен в её сердце ещё на родине, собственно само протестантство изначально и есть продукт продажи бога за деньги. Нет, Лютер, Кальвин – они, скорее всего, верили. Но вот те правители, что поддержали их, – уже, наверняка, нет. Вот этот яд и бродит в сердцах протестантов и его надо выжигать.

Католики – по мне, они ничуть не лучше. Они обменяли единство церкви на власть, то есть на те же деньги. Это было значительно раньше, чем реформация, ещё во время Великого Раскола. Они скрывают этот факт даже от себя. По сути, они даже более лицемерны. М-да…

Мне с трудом, но всё-таки удалось убедить маму поговорить с Платоном. Он начал и её приобщать к Вере и вскоре она согласилась, что с церковью надо что-то делать, что так нельзя жить дальше. Но тут нужен был целый ряд шагов. Самые радикальные персонажи типа митрополита Арсения Мацеевича, который предал маму анафеме[50]50
  Высшее церковное наказание за тяжкие прегрешения – отрешение от таинств и церковного общения.


[Закрыть] за изъятие части имущества у церкви, уже были нейтрализованы, но требовалось сформировать управляемое, преданное идеям очищения церкви, большинство в Синоде, которое и сможет двигать реформы, возвращающие церковь Богу.

В связи с ростом маминой религиозности мне удалось начать продвигать давно владевшую мною идею о снижении расходов двора. Меня не столько раздражало жить в золоте и роскоши, когда вокруг нищета, сколько злили суммы, уходившие на содержание всего этого. Денег в государстве всегда не хватало, и хоть близко к бюджетам меня пока не подпускали, но было очевидно, что на нас уходили очень значительные финансы.

Боже, дай мне сил! Сейчас в России нет почти ничего хорошего. Нет ничего из того, на что можно опереться! Всё было зыбко, ибо никто никогда не хотел смотреть в будущее, все думали только о дне сегодняшнем, все хотели только выжить. Осталась только вера в Тебя! Только на тебя уповаю! Дай мне сил, Господи! Надо пройти этот путь шаг за шагом…