Текст книги "Московские окна"

Автор книги: Владимир Ерахтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Владимир Ерахтин
Московские окна

Чёрное море. Белый пароход

Само море подарило мне этот рассказ. Оно выбросило его, как пиратскую бутылку, к моим голым ногам, обмываемым по щиколотку тёплой волной лёгкого прибоя. Когда на море шторм, почему-то чувства зашкаливают, получают дополнительную энергию, и тебе хочется писать и писать. Тогда, ещё в детстве, я пытался сделать невозможное – написать рассказ «Море чувств» и «Белый пароход». С детства я веду лоцию – дневник «Записки мальчика с приключениями». На его листках я записывал все, что видел и узнавал у Черного моря. Я был весьма скромным и застенчивым мальчиком, но наблюдательным.

Как-то в детстве майским вечером я сидел на пирсе и «рисовал» на листке блокнота рассказ. Подошла та самая девочка, которой я давно хотел понравиться. Маша была самой красивой и гордой в классе. Одевалась ярко, броско и тем ещё выделялась из серой толпы одноклассников. Маша в своей розовой курточке спросила, что я делаю? Не поворачиваясь к ней, я ответил спокойно: «Рисую море».

– Но у тебя нет ни красок, ни кисти, ни холста. Разыгрываешь меня, Айвазовский?

– Нисколько, – невозмутимо продолжал я. –  Мои кисти и холст – ручка и бумага, а краски – мои чувства, переданные через мысли, метафоры, сравнения и положенные на холст в мой рассказ о море. Посмотри сколько у него оттенков голубого, лазурного…

«Померанцевые блики – это солнца дар великий…»

Как я тогда хотел прославиться, чтобы напечатали мой рассказ в городской газете, чтобы все узнали, и Она, какой Я изобретательный выдумщик. Я даже написал карандашом на листках, вырванных из судового журнала жгучую тайну моряцких происшествий, указал на карте место, где зарыт клад с золотыми монетами. Затем трубочкой засунул в бутылку, залил воском и бросил на песок, якобы, выброшенную на берег прибоем. В костюме пирата отнёс в редакцию и водрузил старинный сосуд, облепленный песком, на стол редактору: « Йе-ха-ха. И бутылка рома!» Думал, заплачет, зарыдает этот старый «капитан пера». Не зарыдал, критик.

Все мои опусы ложились «в стол», коту под хвост, никто и не думал браться за них и публиковать.

Маша стала музыкантом, и её, такую красивую, увёз вместе с инструментом богатый жених в столицу. Я же, окончил институт, стал писать статьи, рассказы, вернулся в Феодосию. Продолжал писать рассказы и работал в местной редакции газеты и матерел с каждой битвой за статью. Пером пытался привлечь власти к реставрации исторических мест, и с каждым годом вместе с блокнотом врастал все глубже в почву города. Утренний кофе, ручка, блокнот, дневная сигарета и вечерняя газета были моими лучшими друзьями.

Прошло несколько лет. Ночи сменялась днём. Шторма сменялись штилем. Рассветы – закатом. А в моей жизни ничего не происходило. Я уже думал, что останусь один, конечно. я встречался с женщинами, но эти встречи не разжигали внутри костёр страсти, а лишь напоминали свечу, догорающую к утру до основания. Как вдруг внутри стало нарастать ощущение напряженности и смены чего-то? Наверное, к грозе, подумал я.

По набережной старого города с вечерней прохладой среди гуляющих пар шла элегантная дама в шляпке с опущенной головой и с собачкой. Шпиц. Белый. В её облике я узнал свою первую любовь – Машу, только глаза её почему-то были потухшие. Она не смотрела на прохожих, прошла мимо. Для меня она была всё той же умной, желанной женщиной, только немного обожжённой судьбой. От друзей я узнал, что была она в разводе. Я был вдовец. Меня раздирал конфликт с самим собой, и внутри возникло ощущение, что я в двух шагах от зарытого, тогда ещё в детстве, пиратами клада. И я пошёл на абордаж: страх потерять её второй раз толкнул меня на подвиги. Как-то теплым кудрявым вечером, располагающим к романтическому настроению, весело подошел к ней.

– Здравствуй, Машенька – лучшая девушка старого града и всего полуострова, – запах её дорогих духов нежно перебивал парфюм моря.

– Здравствуй, Сергей, а я узнала тебя. Ты тот самый необычный мальчик моей юности. Чем же ты теперь занимаешься? Ах, да, могу угадать – ты продолжаешь писать морские повести. Не скрою, я читала твои произведения и мне они понравились, особенно  «Морская душа», – она говорила медленно, как бы продумывая каждое слово.

Она всё знает обо мне. Вот и хорошо, не надо о себе ничего сочинять. Я почувствовал, что стал намного выше и смелее в своих глазах, чем тогда, в детстве. А она, всегда высокомерная, изменилась, стала сейчас вдруг ниже и проще, этакая веселая и игривая. Она чувствовала, что нравится мне. А вот нравлюсь ли я ей? Предложил зайти в кафе, где играла негромкая музыка. В разговоре выяснилось, что Феодосию она не любит и собирается уезжать отсюда. И я начал соображать, чем же её можно удивить, чтобы удержать? Задачка с одним неизвестным, но женского рода. Непосильная. Ну, понятно, Феодосия – это порт, старые дома, неровные разбитые дороги, мусор, жара. Так думала она. И тогда я просто начал перечислять ей семь чудес древнего города, по которым можно остаться жить здесь. В детстве мы никогда не углубляемся в историю родного края.

– Феодосия! Она как красиво стареющая дама, на седые волосы которой упал оберег в виде намоленой мантильи, как луковичный купол исцеляющей энергетики и веры. Здесь легко дышится, сердечко твоё и давление приходят в норму. И тебе остается лишь заниматься любимым делом. Ты музыкант, а здесь с давних времен произошло переплетение культур Запада и Востока. Множество известных людей посещали этот дивный край, а сколько их здесь проживало. Чего стоит только один Айвазовский со своими выразительными морскими пейзажами, подаривший Феодосии железную дорогу и воду.

– Но где я буду играть на инструменте? Здесь так мало залов с хорошей акустикой.

– Давай-ка попробуем дать концерт в гостиной музея Айвазовского, где сотни картин будут аплодировать тебе тёплою волною, а затем в древнейшем Храме Саркиса, – и я раскрыл ей некоторые исторические корни. Храм Сурб Саркис – армянский храм 14-го века. Он изобилует древними, вмурованными хачкарами – каменными крестами со сложными орнаментами. В границах генуэзской крепости каждый приходящий народ ставил свою церковь, храм, мечеть. Их насчитывалось более ста. Все уживались и все молились одному Богу.

Так мы и сделали с выступлением. В начале концерта я читал рассказ или стихи о городе, затем Мария играла духовную и классическую музыку. Акустика древнего храма подхватывала орган и все оттенки семи нот и, ударяясь о вековые стены, метались над нами и смятенная Аве Мария, и фуги Баха, унося наше сознание на вершину горы Митридат. Марии такое выступление понравилось. Её тепло и приветливо встретила неискушенная публика курортного города.

Вскоре я подарил ей на день рождения полет на параплане в Коктебеле. И ощущение счастья.

– А парашют там дают? – пошутила она.

Гора Клементьева на вершине Узун-Сырт, что означает «длинный хребет, спина», где постоянно возникают восходящие воздушные потоки, уносящие твой дельтаплан в мечту. Здесь проходит 45-я параллель, которую называют Золотой осью, или серединой планеты.

В небо с инструктором они взлетели легко, и, как большая чайка – мартын, стали плавно планировать у берега моря. Для меня время их полета, казалось, шло долго, но они приземлились буквально через 15 минут.

– Тебе не страшно было?

– Совсем не страшно, – радостно от переполнявших чувств выплеснула эмоции Мария. – Ощущаешь себя свободно парящей птицей. Может быть и было небольшое напряжение перед полётом, но оно быстро прошло. Появляется ощущение свободы полёта. С высоты открываются очень красивые окрестности. На земле такой красоты никогда не увидишь. Так это здорово! Спасибо тебе, – и поцеловала меня в щеку.

«Жизнь – это не те дни, что прошли, а те, что запомнились» говорил один классик.

Каждый день я устраивал для неё праздник. Она меня просто вдохновляла на это. Хотелось жить, творить и радоваться с нею вместе. Истинная красота коренится внутри человека, ложная – вовне. Она стала более приветлива и улыбчива. И вообще, она очень похожа на мою мать.

Ранним утром по прохладе мы шли к морю. Запах морского парфюма – водорослей и йода, начинал чувствоваться при приближении к берегу.  Вода родниково-прозрачная хвалилась рыбками, крабами, медузами. Недалеко от пирса стайка афалин гоняла по кругу косяк ставриды и кефали, создавая пенящийся бурун.

Мы с Машей мерным брасом заплывали далеко за буйки и, лёжа на спине, любовались ещё спящим городом, раскинувшим улицы, как руки на хребте лежащего холма великана, напоминающего исполинскую застывшую волну морского прибоя, накрытого лёгким облачком-одеяльцем.

Затем уставшие, падали на теплый песок. Рябь воды быстротечно отражала блики солнца. Солнце отражается в чистой воде, а небо – в сердце. Мне сейчас так хотелось заморозить эти прекрасные моменты. Две тёплых волны эмоций осторожно шли навстречу. Мы сидели с Машей, касаясь руками, и перекатывали из ладони в ладонь какой-то удивительный камешек, мягкого золотистого цвета со сверкающими золотыми песчинками, как талисман.

– Я с тобой за полгода получила больше положительных эмоций, чем с бывшим мужем за несколько лет. Спасибо тебе, что ты  открыл мне глаза на наш город. Мне казалось, что я его знаю, а оказалось, что совсем нет.

Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться, если творческий путь, пролегающий через сердце, ты себе выбираешь однажды.

Как-то после полудня вдруг раздался звонок. Встревоженный, почти плачущий голос Марии с трудом различимыми словами, вымолвил, что её ограбили. Влезли в окно, и унесли вещи и некоторые ценности. Не так много, но испугали её изрядно. Я предложил ей пожить некоторое время у меня, успокоиться. Местная полиция быстро нашла грабителей, городок маленький. Но после этого случая мы стали уже жить вместе.

Я часто думаю, а если бы тогда, двадцать лет назад, я подошёл бы к ней с предложением, наверное, ничего бы не получилось. Порой мы часто больше сожалеем о тех вещах, которые не сделали когда-то, чем о тех, которые сделали.

Мария влюбилась в этот старинный город «Богом данный» и решила посвятить себя защите памятных исторических мест и реставрации старого града и его уникальной архитектуры. Она узнала и полюбила музеи и галереи, Дачи Стамболе, Милос и Виктории. За 25 веков итальянские архитекторы и художники эпохи Возрождения оставили свой необычный след на фасадах домов прекрасного города Богом данного. И дело не в роскоши и убранстве города, куда наше меркантильное сознание влечёт, а в том, что внутри нас заставляет выбрать город по душе.

Так я обрёл прекрасного единомышленника и продолжил писать повесть, где было море чувств и белый ангел на волнах Чёрного моря в Феодосийском заливе на фоне алых парусов, которому уже не страшен никакой шторм и девятый вал.

Кибер дед

За окном «хрущевки» краски янтарной осени уже не так играли в глазах ветерана, как это бывало в зрелости. Прохладный ветер свистел в голых ветвях, сбивал последние листья. Холодало. Иван Петрович с грустью присел на стул возле хлопотавшей на кухне жены и промолвил:

– Вот если бы внук навестил или позвонил хотя бы разок, сразу бы потеплело. Сидит всё у компьютера, да на кружки разные ходит.

– Игнатка-то, помнишь, назвал нас какими-то «Ботами» – тапочки, что ли такие? – суетилась за столом с пирожками старушка. – Может тебе сходить на компьютерные курсы? А, старый? Освоишь там компьютер и меня научишь. Ты ведь был асом в последний год войны.

– Ну, что ты бормочешь на старости, вспомнила. Я со своими ранами войны, будь они не ладны, дальше ста метров от дома не улечу. «Шасси» мои не смазываются уже. Интернет – эт тебе не приборная панелька в Горбатом Илье («Ил – 2»), – опираясь на палочку, возмущался дед.

Эти неизведанные дебри всемирной паутины пугали поседевшие мозги израненного тела. Наши старики выросли в совершенно другом мире и уже давно не поспевали разжевывать за молодёжью новинки, но регулярно читали классиков. Дед прилёг с Чеховым на диван и включил «ночник». Как только снотворная книга попала в магический круг от света электрической лампы, так вдруг сразу раздался звонок…

Маленький Захар вместе с родителями переехал из тихой провинции в бурлящую столицу. В своей новой школе познакомился с одноклассником из пятого «А» класса по кличке Знахарь и на переменке в шумной толпе записал его номер телефона на свой мобильный. Этот мальчик всё знал про уроки, поэтому вечером Захар позвонил ему, чтобы уточнить домашнее задание по математике.

– Слушаю вас, – вдруг хриплым добрым голосом заговорила трубка, мальчик молчал, не зная что делать. – Алё. Кто это? – спросил старческий голос. Этот голос показался Захару очень близким. Он понял, что не туда попал, но какая-то сила удерживала его, и вкрадчиво вымолвил:

– Это я…

Незнакомый человек вроде бы и не удивился звонку, как будто ждал. Голос его сначала звучал хрипло, осторожно, но теперь стал теплее:

– Здравствуй, внучек! Я рад, что ты позвонил своему дедушке. Я очень ждал. Как дела у тебя в школе?

– Нормально. Вот, бежал. Домашнее. Забыл, – стал заикаться школьник.

– Ты, наверное, весь день занят: аглицкий, бассэйн?! Спасибо, что нашел минутку и позвонил. Звони, не забывай нас. Я буду ждать твоего звонка.

Весь следующий день Захар думал о дедушке – ветеране, который очень ждал звонка своего непутёвого внука. Захару так сильно хотелось иметь своего деда, но оба погибли на войне. Надо сознаться. И он позвонил вновь, и не знал, что сказать. Ему помог дед:

– Здравствуй, внучок, я понял, что ты не Игнат, но, наверное, хороший мальчик. Как тебя зовут?

– Захар.

– Ага, Захар. Очень хорошо.  А меня, Иван Петрович. Ты пирожки и самолеты любишь?  Заходи к нам, я расскажу тебе про технику, на которой летал.

Дед с удовольствием показал Захару награды, фотографии, рассказал фронтовые истории, да ещё с юмором. Пили чай и смеялись. Лишь в конце разговора дед взгрустнул, что его внука от компьютера не оторвать, и поэтому они не видятся.

– А ты, Захарка, приходи к нам чаще, мы тебе всегда рады будем. И поможем, чем сможем. Тебя в школе не обижают?

– Бывает. Я новенький из провинции, задираются иногда, – всхлипнул худощавый мальчик и опустил глаза.

– А ну-ка, встань-ка, я тебе приёмы самообороны покажу. Давай-ка. Чуть что, на таран иди, они все боятся в лобовую атаку.

Здесь Захара осенило. Надо же что-то взамен дать.

– А давайте я вас научу на компьютере играть. Майнкрафт. Ваш внук, когда узнает, просто обалдеет. А? Я ноутбук принесу в следующий раз. Старик сначала отказывался, но желание видеть рядом родного внука пересилило…

Внук Игнат был явно удивлён и озадачен: как это его дедушка в таком возрасте смог так хорошо освоить инди игру Майнкрафт. Он стал звонить «молодому» игроку каждый день и уточнять:

– Ты, деда, какие уже ресурсы добыл? Дерево или камень?

– Что ты, внучек, я уже на 8-й высоте, алмазы  ищу и пойду в Ад, где есть крепость, где засели блейзы.

– Ну, ты оказывается не «Бот», ты крутой. А я уже добываю Жемчуг Края, – похвастался Игнат. – Можно я к вам на выходные приеду?

Радости стариков не было предела. Готовились к встрече единственного внука несколько дней. А ещё местные власти подарили деду ноутбук, как ветерану войны. В субботу разгорелись баталии на интерактивном поле.

– Скрафти (значит изготовь) мне меч, пойдем с тобой бить мобов и с твоей помощью доберёмся до их главного – Эндер Дракона, обитающего в Крае.

– Ну, ты Кибер – Дед. Прямо таки Про, – с восторгом смотрел на деда Игнат. – С тобой нигде не страшно, и в боях ты бывал, и врагов бил.

– Ты, внучек, тоже молодец. Смелый, как Прометей. Я тебя в разведку бы взял.

В это время к ним в комнату, которая оказалась в «пелене дыма» от атак, заглянула бабушка. Она увидела, как два ребёнка пылали в азарте игры. Она робко позвала их на обед, но её никто не услышал, и даже ухом не повёл. Они клубились в виртуальном коконе, отгородившись от реального мира неприступной стеной. Было только слышно:

– А вот и башни Дракона. Ну, что, внучок, в бой! Бей Эндер Дракона!

– Но он вновь оживает. Восстанавливается, как хвост ящерки. Что делать?

– Уничтожать эндер кристаллы. Ты заходи слева, а я справа. Идём навстречу. Встретились. Прикрывай мой тыл. Вперед!

– Ура! Победа.

Вдруг на экране высветилось: «Мальчики, идите обедать. Все уже на столе стоит и остывает!»

– Бабушка!!! – подпрыгнул от радости Игнат и побежал на кухню. – Как ты попала к нам в игру? Ну, ты и хакер.

– Загуглила. И вот она я, рядом. Прилетела ваши животики спасать.

После обеда они валялись на диване и просто болтали обо всём понемногу.

– А знаешь, дедуля, что Майнкрафт переводится как «Открытый, новый мир», поэтому надо осваивать новые ресурсы будущего.

– Согласен, Игнатушка, но чтобы идти вперед, и даже лежать в ногу со временем, мы должны понимать, что главный ресурс в любой стране – это мы, люди! И жить надо всем нам дружно.

– А у нас в классе все повёрнуты на виртуальные игры, – вздохнул внук. – Даже друзья в основном больше виртуальные.

– Хочешь, я тебя познакомлю с Захаром – хороший реальный паренёк, твоих лет будет. Он из провинции приехал и знает толк в настоящей дружбе. Это я тебе, как познавший на фронте цену дружбы, твой дедушка говорю.

На следующий день позвонила дочь – мама Игната. Она была в недоумении:

– Отец, что вы там с внуком сделали? Он только о вас и говорит.

– Секрет, доченька. А кстати, куда поступать Игнат будет, какого из него специалиста готовите?

– Ой, папа. Это больной вопрос у нас. Никак не можем решить.

– Хорошо, а попробуйте его в сферу «кибер безопасность»

– Он этим действительно бредит. А мы и не придали этому значения. Откуда ты знаешь?

– Есть у меня знакомый астролог, мой бывший подчиненный, вместе летали по раненому небу между шевелящихся звёзд. Так вот, посмотрел он его натальную карту и сказал: быть ему спасателем информации, сфера расширяется, на его век хватит беготни.

– Вот это, папуля, ты хорошо придумал. У нас как гора с плеч. Будем готовить из него айтишника.

– Да, да. Ибо многие пока найдут себе место под солнцем, оно уже заходит за горизонт. Поэтому не тратьте время и деньги зря. А здесь, он может быть изобретет машину 3-го поколения, на которую наши два поколения зарабатывали деньги.

– Спасибо вам за помощь. Вы у меня такие замечательные. А мы вам путевку в санаторий взяли на юг.

– Ну, если только вместе с внуком, – улыбнулась бабушка.

– Вы что теперь стали – не разлей вода? Хорошо, бросим семейный якорь и посоветуемся. До встречи, мои хорошие!

Вечером от непривычных переживаний старик приболел. На следующий день раздались два приятных лечебных звонка. А вечером на пороге стояли Захар и Игнат с авоськами гостинцев для больного.

– Заходите, внучата, двери для вас всегда открыты, – радостно встретил у порога уже выздоровевший Иван Петрович. – Будем знакомиться и чай пить с вашими сладостями и нашими пирожками.

Московские окна

Солнце, лениво цепляясь за луковичные купола церквей, закатным багровым колесом покатилось по московским крышам за невидимый горизонт мегаполиса, отдавая жителям последние лучи.

Вечерело. Сумрачная прохлада обняла за плечи, а я продолжал мерить шагами старинные кварталы Бауманской, наслаждаясь архитектурой домов и светящимися, такими разными, окнами. Как хорошо, когда некуда спешить, так как Москва – это всегда динамичный ритм, суета. А я, наконец-то, окончательно вернулся домой из долгих командировок. А жизнь позади, как и у многих: сегодня не там, где вчера.

Московские окна! Каждое хранит память прошлых лет. За каждым окном своя судьба, история поколений. Вот передо мной стоят старинные трёхэтажные особняки! Жадно заглядываю в их окна, будто пытаюсь представить тех людей, что жили здесь раньше. А душа поёт: «Вот опять небес темнеет высь, вот и окна в сумраке зажглись…»

Здесь жили и живут мои друзья. Свернул в Немецкую слободу и увидел родную школу. Вспомнил детство, как нам – октябрятам на Красной площади торжественно повязывали пионерские галстуки. «Клянусь!» Памятны первые шаги в комсомоле, школьные друзья и мой дом.

Мы жили тесно, но дружно. Знали всех соседей. Вместе были и в горе, и в радости. Коммуналки вмещали по две – три семьи. Дети – мальчишки, подстриженные под полубокс и девчонки с бантиками в косичках, играли все вместе в салочки, чижика, штандер.

В общем коридоре квартиры было ясно, чем «дышат» жильцы коммуналки. На стенах висели санки, велосипед, лыжи. Всё освещалось одной висящей на проводе лампочкой, засиженной мухами. У каждой квартиры запах с порога был разный, но по праздникам – одинаковый: все пекли пироги. В комнате на шифоньере почти в каждой семье стояли семь белых слоников. На счастье!

Напротив дома через трамвайные пути находился старый Птичий рынок. Мне там, среди разных экзотических маленьких животных, аквариумных рыбок, кошечек, щенков, родители купили волнистого попугайчика. Я был от счастья на седьмом небе.

Иногда с любопытством смотрел на соседние горящие окна, которые скворчали, как яичница на шкварках. Оттуда светило добротой и теплом. И там за шторками люди пили чай, кофе, и жили надеждой на светлое будущее.

Мы жили на первом этаже, а на втором в окнах всегда было много света от розового абажура. Там жила жена репрессированного комдива. В прошлом она училась в Смольном институте благородных девиц. Во время войны трудилась сестрой милосердия, награждена медалью «За отвагу». Когда я пытался расспрашивать о её подвиге, она весело отшучивалась. Мол, бежала, кирзовые сапоги запутывались в зеленой лапше травы, падала в пыль от каждого взрыва. Широкими полами огромной шинели зацепила пулемёт и с ним скатилась в окоп. А в то место, где стояло оружие, через секунду угодил вражеский снаряд. Наградили за спасение огневой точки. В школе она преподавала литературу. Книгами я зачитывался, поэтому любил заходить в гости к «смолянке», так её звали соседи. Она рассказывала, как после тяжелой войны каждая семья лишилась кого-то из своих близких, но жила надеждой: «А вдруг вернётся!» И каждый раз люди бегали на Белорусский вокзал встречать своих фронтовиков.

В 1961 году после полёта Юрия Гагарина многие мальчишки мечтали стать космонавтами. С упоением смотрели кадры с Красной площади, видели его доклад о полёте в космос Правительству СССР по маленькому телевизору марки КВН-49 с черно-белым экраном 10 на 15 сантиметров с увеличительной линзой впереди.

Чтобы воплотилась юношеская мечта, я пошёл учиться в Бауманское училище на инженера ракетостроения. ВУЗ был рядом, в пяти остановках трамвая. Готовился к поступлению в Пушкинской библиотеке на Спартаковской улице. Помню, как после каждого экзамена, летним днём жадно пили газировку из автомата все по очереди из одного гранёного стакана.

Как-то перед экзаменом в метро читал учебник Ландау «Теория поля» и заснул. Разбудил меня на конечной станции Щёлковская пожилой милиционер: «Просыпайся, агроном, конечная!»

Мой отец работал мастером на АЗЛК. Как передовик, стоял в многотысячной очереди на получение квартиры в «хрущевке». Был он весьма «рукастый», и за рацпредложения инженеры с ним часто расплачивались «жидкой валютой», отчего он выпивал. В семье были часто скандалы, поэтому мне хотелось быстрее вырасти и стать самостоятельным.

Первый автомобиль, который купил отец – «Москвич-407». За блеск «хрома»  его называли «стилягой» и любили не меньше культовой 21-й Волги. Однако отечественный двигатель ломался часто, да и не реже «ломался» сам водитель, поэтому «роскошь» чаще простаивала и ржавела.

На третьем этаже жила семья учителей. Их дочь – веснушчатая малявка с огромными бантами, училась на три класса младше меня. После училища приехал я в форме и встретил во дворе красивую девушку, без веснушек. Подросла, похорошела, платьице подчеркивало её «осиную талию». Столкнувшись на лестничной клетке, она спускалась вниз, такая светлая с улыбкой, словно восход солнца над Москвой-рекой, я пригласил её на прогулку. Добирались от Сокольников до Парка на метро. На танцплощадке разноцветные стильные пары танцевали твист и рок-н-ролл.  Перед кино съели эскимо. На последнем ряду в «Художественном», когда смотрели «Карнавальную ночь», первый раз поцеловал её. На следующий день отстоял длинную очередь за кофе в Елисеевском, что на Тверской. Вскоре мы расписались, она стала моей женой и помощницей. «Я как в годы прежние опять под окном твоим готов стоять, и на свет его лучей я всегда спешу быстрей, как на свиданье в юности моей…»

Годы шли, бежали, летели. И носило меня – конструктора ракет, как осенний листок, по космодромам и гарнизонам. Как не вспомнить строки великого поэта:

«Как часто в горестной разлуке, В моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе!»

После хлопотных странствий каждый раз, возвращаясь, хотелось обнять Москву, надышаться её театральной культурой, брусчатыми мостовыми улочками. С очередным приездом подмечал, как расцветала столица. Вот уже 75 лет наше поколение живёт без войны и каждый мирный год Москва поднималась на один этаж всё выше и выше. Может поэтому небоскреб “Меркурий Сити” имеет именно такое количество этажей.

Московские окна, они, как глаза истории – видели все войны, были свидетелями всех столичных событий. Особенно кухонные окна, где обсуждались, как на партсобрании, за чашкой чая городские сплетни и политические интриги.

Я не попал в отряд космонавтов. При испытании новой ракеты возникла нештатная ситуация. Помню только вспышку перед глазами: взрыв ракеты унес моих друзей – однополчан. Жизнь разделилась на «До» и «После». Благодаря помощи и терпению жены, я быстро выкарабкался из больничной койки и стал писать рассказы.

На дворе Масленица. Я сижу в мягком кресле, завернувшись пледом, просматриваю альбом и жду приезда детей и внуков. Любимая колдует на кухне над блинами с кружевной корочкой. Золотистые блинчики, как золотистые купола Богоявленского собора, всегда служили оберегом для нас.  Листаю альбом с фотографиями, а перед глазами, как будто московские окна мелькают, а за ними лица друзей. Для меня фотографии, как машина времени: удивительно переносит туда, где счастье легко помещалось в малометражках. Глядя на лица, до боли знакомые, понимаю, что некоторых уже рядом нет, но память услужливо пишет их портрет, далекой юности, такой прекрасной.

Подъехали дети. Из окна наблюдал, как из машины выпорхнула веселая стайка мальчишек. Невольно стал размышлять: какими они станут, когда вырастут? Какие будут у них «окна» в жизнь: распахнутые или закрытые? А ведь это наше будущее, будущее России! В детстве, казалось, что впереди была целая вечность. А жизнь летит, чем старше становишься, тем быстрее кажется «А годы летят, наши годы, как птицы летят. И некогда нам оглянуться назад…»