Текст книги "Всевышний Сидоров"

Автор книги: Владимир Дрыжак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Так вот, ничего подобного. Сначала он поговорил с приятелями о том, что ситуация в стране аховая. Что в магазинах пусто, нет ни мяса, ни колбасы, ни курева, ни спичек. И о том, что народу все это надоело.

Потом явилась Наталья, поздравила с выздоровлением и, как бы между прочим, сказала, что подыскала Сидорову подходящую партию. В ответ Сидоров, еще не остывший после разговоров, с пылу с жару заявил, что лично он ни в какие партии вступать не намерен, и решительно высказался за деполитизацию армии и правоохранительных органов.

"Жаль", – сказала Наталья, и уже собралась было уходить, но тут Сидоров очнулся. Разумеется, он рассыпался в извинениях и тут же заявил, что Наталья – одна из лучших девушек.., хотя нет, просто самая лучшая девушка из всех, когда-либо стоявших на пути Сидорова к счастью.

"И самая красивая?" – уточнила Наталья.

"И – да", – решительно ответил Сидоров.

"Бедненький:", – сказала Наталья и на глазах широкой общественности чмокнула Сидорова в щеку.

Сидоров отреагировал немедленно:

"Господа, – сказал он торжественно, – в субботу я имею честь объявить всем вам важные новости. Сбор в семнадцать ноль-ноль у меня на квартире. Джентльмены приглашаются со своими харчами, дамы – по мере возможности. Незамужним из последних уже сейчас приношу самые искренние извинения."

После этого он выразительно посмотрел на Наталью. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Красавица Наталья, гроза вычислительного сообщества, закрыла лицо руками и разрыдалась. Женщины, как могли, ее успокоили, она вытерла слезы вместе с остатками макияжа (отчего сделалась еще красивее – се женщины!) и, встав в позу известной итальянской актрисы, произнесла вызывающе:

"До субботы я подожду, но эти два дня, Сидоров, дорого тебе обойдутся!"

И гордо удалилась, покачивая бедрами.

Опять был страстной четверг, и Наталья как в воду глядела... После описанных событий все тактично разошлись обсуждать новость в кулуарах, и Сидоров был предоставлен самому себе. Он пребывал в возвышенном состоянии человека, только что сделавшего решительный шаг в жизни, и оттого, одновременно, подавленного перспективами я распертого горизонтами. Но, преодолев себя, уселся в кресло и включил компьютер.

–

Мбдяяюлчябюе! орпнегш...

Загадочная фраза, помещенная выше, скорее всего ничего не означает, и явилась следствием вмешательства в творческий процесс четырехлетнего сына автора по имени Митя, который получил несанкционированный доступ к клавиатуре из-за халатности обслуживающего персонала. Солидный и серьезный читатель может попросту выпустить данный пункт повествования из поля зрения, сделав какие-нибудь соответствующие выводы. Менее солидный читатель должен рассматривать настоящий пункт в качестве курьеза. И только читатель, склонный к углубленным философским размышлениям, может попытаться сделать кое-какие обобщения. Например: жизнь – штука непростая. Необходимость в ней тесно переплетается со случайностью, которая обычно путает все карты, но иногда (очень редко) создает весьма благоприятную ситуацию, обнажающую суть многих явлений. И упомянутая фраза многое проясняет.

Иванов терпел до девяти. В девять он начал одеваться, с тем чтобы... Он, собственно еще не знал, что будет делать. Но, во всяком случае, готов был взять штурмом вычислительный центр, где работал Сидоров. И взял бы. – будте покойны. Но в пять минут десятого раздался стук в дверь...

Да, это был Сидоров собственной персоной. Несколько, правда, всклокоченный, пальто нараспашку, шапка на затылке, глаза воспаленные, но Сидоров.

Встреча прошла бурно. Со стороны Иванова сыпались упреки в неверности, в расшатывании устоев дружбы и прочее. Со стороны Сидорова последовало требование горячего чаю, и чтобы от него отстали хотя бы на пять минут. Состояние неразберихи длилось целых десять, после чего Сидоров получил требуемый чай и укрепился за столом.

– Все? – спросил Иванов. – Или еще чего изволите приказать?

– Сейчас.., – Сидоров хлебнул чаю, – Так... В общем, так. Пришел я на работу, бегал туда-сюда, базар-вокзал, как обычно... Потом Наташка пришла, но это детали. Вообще-то я ей... Ладно, потом. Сел, включил. И просто обалдел! Нет, я предполагал, что за три недели много воды утекло, но не столько же!

– Тихо, тихо, – предупредил Иванов, уже перешедший в свое обычное спокойно-ироничное состояние. – Не подпрыгивай – у меня потолки низкие. Здесь тебе не Версальский дворец сверху люди живут. Итак, ты включил...

– Ну да, включил, но это было еще вчера. Шел тысяча восемьсот сороковой год от рождества Христова. Европа, судя по всему, готовилась к войне. Войны, сам понимаешь, мне были не в новинку, а про год я как-то сразу не сообразил... А тут позвонил шеф и пригласил на рандеву. Его сильно заинтересовало состояние моего драгоценного здоровья. Потом явился... Не суть важно! День закончился, а у меня дома холодильник отключился и потек. Я весь день про этот холодильник думал, чтоб он сгорел!

– Он так и сделал.

– Ну и черт с ним! Все равно зима: Сегодня я добрался до машины только после обеда, примерно за час до того, как ты позвонил. И как ты думаешь, какой год фигурировал в календаре?

– Погоди, погоди.., – Иванов потер лоб, – примерно сто лет за сутки... Так это же уже...

– Не "уже", а тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. И первое, о чем мне доложили – перестройка у русских! Это было в три пополудни. Не успел я войти в курс дела – вызывают к телефону. Звонит некто Иванов, я выключил, поговорил с тобой, но тут меня захомутал Барыкин – ты его не знаешь – и целый час держал на привязи. Еле от него отвязался, прибегаю, а за моим компьютером сидит.., в общем, одна наша тетя и набивает какой-то профсоюзный список. Выдавил я ее в пять ноль-ноль. Включаю – а там уже... Как ты думаешь, какой?

– Двухтысячный! Неужели двухтысячный?!

– Двухтысячный настал через полчаса. Но за эти полчаса я такого начитался!..

– А потом?

– Потом настал конец света.

Иванов даже с лица сошел.

– Ты, – прохрипел он. – Что ты сделал?!

– Я – ничего. Просто отключили электроэнергию.

– Кто? Зачем?!

– Для профилактики кабельных сетей учреждения, как и было объявлено заранее.

– Ф-фу... Ну, ты, однако же, гимнасточка... Так, погоди, выходит их время обогнало наше?

– Выходит, обогнало.

– И... что у них там?.. В смысле: – Иванов от волнения никак не мог сформулировать, что именно его интересует. Ну, то есть, что там за этой перестройкой?!

– А тебе очень хочется знать?

–

А Вам, читатель? Ведь хочется, чего уж там... Завтра, послезавтра, через год, через два... В самом деле, обещают рынок, а получится опять какаянибудь твердая рука. И, как говорится, опять "по тундре, по широкой дороге...". Но знать будущее не дано никому. Хочется, порой, страстно хочется, а вот не дано. Даже хиромантам и астрологам не дано, как они ни хорохорятся...

Но, собственно, почему? Да потому, что мир наш переплетенье вероятностей. И это совсем даже не так плохо. Ведь нам дарована кем-то, так называемая, свобода воли. Разумеется, тем, у кого в отдельности имеется просто свобода и просто воля. Так вот, свобода воли никак не совместима с предопределенностью бытия. Одно из двух: либо мы получаем возможность творить будущее, либо знать его заранее. Правда, этот кто-то сделал выбор за нас. Что обидно. Мог бы и поинтересоваться нашим мнением. Так или иначе, но выбор сделан в пользу варианта номер один, имеющего свои теневые стороны. Ведь все мы – большие грешники. И автор в том числе. Среди нас имеются даже великие грешники и грешницы, а также греховодники и греховодницы разного рода. А будущее зависит от поведения каждого на уроках жизни. То есть, у нас имеются все основания для претензий по поводу выбора варианта. Вот если бы кто-нибудь взялся искупить наши грехи, тогда бы мы все стали святыми, и будущее прояснилось бы. А так оно в тумане неизвестности. Или во мраке – как правильно?

–

– Мне? – переcпросил Иванов. – Конечно! Еще бы не хотелось!

– Нет вопросов! – заявил Сидоров. – Сейчас я тебе его набросаю в общих чертах.

– Погоди.., – Иванов вдруг занервничал. – Это что, прогноз?

– Да нет. Все, что будет, расскажу как на духу.

– Погоди, погоди... Знаешь, мне что-то расхотелось, Иванова даже передернуло. – Избави Боже! А вдруг там война... Потом сиди и жди со дня на день... Нет уж!

– Смотри, а то я могу... Удивительно то, что они пришли у тому же самому...

– Что же тут удивительного. Те же истоки, те же причины те же и следствия. Закон причинности еще никто не отменял, сказал Иванов, уставясь в одну точку. – И потом, я не могу отделаться от мысли, что кто-то там, в твоем мироздании, очень хорошо знает нашу историю, и регулярно читает прессу. И подгоняет события под ту же гребенку.

– Я тебе больше скажу. Оказывается наша система через телекоммуникационный канал подключена к отраслевому банку данных министерства геологии, и через их каналы можно изредка выходить на европейскую сеть... Но там ведь информация циркулирует в закодированном виде. Короче, нужны специальные сетевые средства...

– Это мы потом обсудим, какие для чего нужны средства. Скажу без обиняков: как Всевышний ты не выдерживаешь никакой критики.

– Х-ха! Не выдерживаю... Это ты забыл, что последние две тысячи лет они прекрасно обходились без Всевышнего. Всевышний валялся в больнице. Может он заболеть?

– Понятно. Отец хворал. У Духа Святого был упадок духа, а всем заправлял... кто? Сын?

– Или Сатана.

– Оба хороши. У меня почему-то Сатана с Егором Кузьмичем ассоциируется.

– А Христос с Борисом Николаевичем?

– Нет, с Михаилом Сергеевичем.

Оба ухмыльнулись и, не сговариваясь, посмотрели на дверь. После чего оба дополнительно хмыкнули, скрывая какие-то и без того потаенные мысли. Хотя за дверью, разумеется, никого не было, включая и автора. Некоторое время в комнате царило молчание. Нарушил его Сидоров.

– Нет, все это как-то в башке не укладывается. И, спрашивается, что мне теперь делать? Я ведь знаю будущее на десять лет вперед. А? Что молчишь?

– Знаешь, этот Хусейн мне определенно не нравится, озабоченно сказал Иванов. – Развитой социализм мы уже проходили, национал-социализм – тоже... Теперь что там на очереди? Арабский социализм?

– Сказать?

– Чур тебя! Иди к свиньям...

– А что ты, собственно, дрейфишь? Это же всего-навсего модельное будущее.

– Знаем мы эти предметы! Там, в твоем мироздании, определенно кто-то сидит. Сидит такая сволочь, сосет из сети информацию, и вычисляет будущее.

– Успокойся ты, – буркнул Сидоров, – ничего такого особенного там не случится. Ну... Да и то...

Он осекся под взглядом Иванова и вдруг взорвался:

– Да иди ты к черту! Мистик-одиночка... Ты вот что мне скажи – ты кореец, или нет?

Иванов поджал губы.

– Ну, – сказал он, – и что?

– То есть, лицо незаинтересованное.

– В каком смысле?

– В том смысле, что у тебя целых два суверенитета северный и южный.

– Я такой же кореец, как ты – эскимос.

– Все равно. На кой ляд он нужен?

– Кто?

– Суверенитет.

– Как?.. Не понял! Суверенитет – он и есть суверенитет. Суверенитет – он каждому сердцу дорог... Чтобы, значит, того... А без суверенитета ты кто?.. Это одно. С суверенитетом же ты есть субъект международного права.

– Ясно. Это к вопросу о том, что лучше: жратва без суверенитета, или суверенитет без жратвы.

– Лучше всего суверенитет со жратвой. А ты жук! Мягко стелешь. Ты знаешь что сделай – все свои данные о будущем изложи в форме гороскопа. И пошли куда надо. Копия – в политбюро. Копия – председателям "Демократической России". Мол, так и так, планета Сатурн в созвездии Дураков противостоит Марксу, то есть Марсу, но Венера, увы, не способствует... В точке же контрапунктации следует быть осторожными. Быкам, то есть тельцам, могут обломать рога, а змеям-демократам язык прищимят. И так далее. Они поймут.

– Ой ли?

– Кстати, о суверенитетах. Там грузины собираются отделяться. Отделятся?

Сидоров выдержал паузу.

– Что, говорить? – наконец поинтересовался он.

– Давай, валяй.

– Еще как отделятся, целых четыре раза. Ц один раз присоединятся к туркам.

– Серьезно? А еще кто отделится?

– Москва от Ленинграда, Сахалин от Курил. Биробиджан отойдет к Израилю.

– Плохо шутишь.

– Как умею. Ленинград переименуют в Санкт-Петербург.

– А Литва?

– Литва? – Сидоров вздохнул. – За Литву я даже и говорить не хочу. Они с поляками образуют Речь Посполитую.

– Врешь поди?

– Вру. А что делать?

– Ну, соври еще что-нибудь.

– А пожевать что-нибудь дашь?

– Масла нет, колбасы нет – сало будешь?

– Копченое?

– Естественное. В собственном соку. Плюс твой желудочный.

– Тащи. И хлеб не забудь. И луку давай.

– Лук только за валюту.

– А если бартерный обмен? Я там, в коридоре, сумку с картошкой оставил. В обед еще купил – с тех пор и таскаю. Возьми пять. Три за сало, две за лук.

– А за навар?

– Навар с моей картошки за твой хлеб.

– А за нагрев?

– Ладно, возьми шесть, – сдался Сидоров.

– Облапошить хотел... – пробормотал Иванов и отправился ставить картошку на плиту.

– Кстати, за вранье что положишь? – поинтересовался Сидоров, когда тот вернулся.

– Вранье нынче не в цене. На рубль ведро в любой газете.

– Ладно, сегодня я добрый и вру бесплатно. Повесьте ваши уши на гвоздь внимания. Или нет – как там?.. А, вот! Повесьте халат вашего внимания на гвоздь моего красноречия... Вообрази себе, что Союз развалился на куски. Две Украины – Жевто-восточная и Западно-блакитная. Разрозненные Российские Штаты, Московская Директория, Восточно-сибирская Глухомань и Западно-сибирская Тьмутаракань. А кроме того, Казахский Аймак, Узбекский Эмират. Киргизский Байонат, Прибалтийский Вечный Союз и прочая. Это не считая мелких княжеств, ханств, республик и разного рода объединенных королевств. В связи с тем, что кушать стало совсем нечего, об измах забыли. Принципами, естественно, поступились. Кто не успел, тот вымер, а остальные начали просто работать и торговать. Ссорились, конечно, но поскольку крупных держав не существовало, войны носили локальный характер, Так. побьют друг другу морды, и разойдутся. Ну, там, матом через границу обложат русский-то все знают... Жизнь стала налаживаться, и постепенно даже употребление водки вошло в разумную колею, а все валюты конвертировались между собой.

Но в это же самое время в Западной Европе шли совершенно противоположные процессы. Действие прививки от коммунизма закончилось, и постепенно все европейцы пришли к выводу о том, что к всеобщему благоденствию необходимо добавить всеобщее равенство и братство. Это благое намерение настолько овладело основной массой, что сомневающихся решили перевоспитывать в специально отведенных местах. Таковые были оборудованы в районах крайнего севера Европы. Обычный социализм у них уже был – приступили к строительству развитого. К тому времени почти вся Европа уже объединилась в одно огромное государство от Карпат до Гибралтара и от Сицилии до фьордов Норвежских. На повестку дня был поставлен вопрос о строительстве развитого социализма в мировом масштабе и о постепенном переходе к коммунистической перспективе. Но добровольно никто в таких масштабах ничего строить не хотел. Пришлось...

– А Ватикан, тем временем, переместился на Соловки, не так ли? И там сидел Папа Соловецкий, возглавивший крестовый поход против Еврокоммунизма.

– Ты мыслишь сегодня удивительно трезво, – заметил Сидоров. – Как там, кстати, наша картошка?

Выяснилось, что картошка уже поспела, и дальнейшая беседа потекла еще более размеренно, ибо картошка в мундире, хотя и вредна для здоровья (еще вреднее для него сам мундир), но не располагает к жесткой конфронтации в спорах. А сало – в особенности.

– Да, у меня имеется горчица... Врал ты хорошо, и особенно мне понравилась мысль насчет прививки от коммунизма. Я изучал вопрос. Идея коммунизма обладает особой привлекательностью и владеет лучшими умами человечества уже две тысячи лет. К ней еще непременно вернутся.

– Всех привлекает то, что от каждого по способностям, но зато уж каждому по потребностям. Никому не приходит в голову, что баланс способностей и потребностей может не сойтись... Неси горчицу, не сиди!

– А что положишь по бартеру?

– Да иди ты!..

Иванов сходил за горчицей.

– Существует два способа, – сообщил он. – Первый: увеличить способности. Но это сложно. Надо воспитать нового человека. И второй, наиболее популярный: уменьшить потребности. Тебе, как Всевышнему, какой больше по душе?

– Мне, как Всевышнему, наплевать. Главное, чтобы был порядок.

– А тогда без генералов никак.

– Да? – Сидоров помотал головой, как бы проверяя, крепко ли она держится на шее. – Одного я понять не могу, откуда берутся эти генералы?

– Генералы? Это же элементарно! Генералы нужны, чтобы определять потребности и обеспечивать способности.

– Разумеется. Но меня интересует не для чего, а откуда они берутся? Как их выявляют? Просто загадка природы!

– Да, – согласился Иванов, – действительно загадка. По-моему, генералом может стать только тот, у кого нет никаких других способностей. Вспомни Салтыкова-Щедрина. А зачем они тебе понадобились?

– Примерно через полтора года они захотят взять власть.

– Возьмут? – осторожно поинтересовался Иванов.

– Н-нет... Ее попросту не окажется там, где они захотят взять.

– Как это?

– А так. Там ее уже всю израсходуют... Видишь ли, проблема будет не в том, чтобы взять власть, а в том, как убедить народ начать работать, не дожидаясь, пока ее поделят. Генералы такие проблемы решать не умеют. Оказывается, работать заставить нельзя. Можно заставить совершать телодвижения. А уж заставить работать мозгами это ты меня извини!

– Кстати, к вопросу о еврокоммунизме. По-моему, следующий коммунизм все же намечается где-нибудь в Азии. В Китае, например.

– По-моему – нет. Коммунизм имеет гуманистическую подкладку. А в Азии с этим туго. Нет, коммунизм – это порождение европейской культуры. Только вот культуры ли?

– Можешь не сомневаться.

– Ну ладно. Тогда я пошел сдаваться.

– Не понял! А кофе? А поговорить? Пятница же! засуетился Иванов. – Ты же ни черта толком не рассказал. Куда влечет тебя твой рок неумолимый?!

– Видишь ли, я завтра делаю предложение одной известной особе. Так что...

– А-а... Это Наташке, что ли? Ну, я так и знал. Не надо было говорить, где апельсины дают... Что ж, прощай невинные утехи... Давай хоть посидим напоследок. А то потом начнутся всякие пеленки, распашенки. У меня бутылка есть. Заветная. На рождество берег...

Невооруженным глазом было заметно, что Иванов расстроился.

– Собственно, я никуда – не собираюсь, зря ты скулишь. Кофе? Давай кофе. Бутылка – давай бутылку, – сказал Сидоров.

– Так ты бутылку выуживал?!

– Нет, я действительно сдаюсь. То есть я тебе тут голову морочил. Прости подлеца.

– Это я понял. Ну, и что? Не было никакой перестройки? А вообще, был ли мальчик?

– Был. И перстройка была, и мальчик был. Неси, неси бутылку – тут без нее не разберешься.

Бутылка явилась на свет немедленно.

– 0! "Токайское"! Где взял?

– Где взял – там нет, – уклончиво сказал Иванов, разливая первую порцию.

– Приступай.

– Значит так... То есть, будем здоровы, – Сидоров пригубил бокал. – Да, это вам не портвейн армянского разлива. Ты просто гений!

– Я в курсе. Ближе к теме.

– Понял. Перехожу к изложению. Перестройка началась примерно в три, как и было сказано. А к пяти история вплотную подошла к третьему тысячелетию. И там: мне поведали такое, что я чуть умом не повредился. На карте мира снова появилась Объединенная Арабская республика, но теперь уже от Гималаев до Гибралтара, вооруженная до зубов самым передовым оружием и самыми передовыми идеями...

– А мы?

– Шумели сильно, но как-то все сошло на нет. Была попытка военного переворота, но я ее не застал. Во всяком случае, к третьему тысячелетию худшие времена у нас миновали. А наоборот, кризис разразился в Штатах и Японии.

– Европа в нем не участвовала?

– Европа объединилась, но центр тяжести мировой политики переместился в Азию и Латинскую Америку. Понимаешь, арабы монополизировали нефтяной рынок и начали диктовать условия. Японцы начали срочно вооружаться, опять СОИ запустили на всю катушку, и в две тыщи четвертом году... То есть, наступил конец света.

Иванов стукнул кулаком по столу.

– Вот сволочи! – сказал он неизвестно в чей адрес.

– Все это ерунда, потому что вот тут-то и началось самое интересное.

– Страшный суд?

– Да, в некотором роде. На экране впервые появилось изображение. Ну, в общем, это был Сатана, только без рогов и бороденки. Он мне подмигнул, и снизу появилась надпись: "Мистер Сидоров, настоятельно рекомендую после профилактики систем энергопитания включить вычислительный комплекс. Гарантирую интересную и полезную информацию". Был уже конец рабочего дня, но я, разумеется, остался.

– Сгорая от вожделения информации, – вставил Иванов.

– Вот именно. К шести все разошлись, и я остался в конторе совершенно один, не считая, конечно, вахтера.

– А энергопитание?

– Блеф. Пятница же! Через десять минут электричество врубили. Я выждал еще минут пятнадцать для верности, включил систему, свой компьютер и запустил задачу. На экране немедленно появился все тот же сатаноподобный индивидуум, и тут из динамика послышалась хотя и несколько бесцветная, но вполне человеческая речь.

– А может, это твой внутренний голос проснулся? насмешливо поинтересовался Иванов.

– Что? Слушай, кончай! Иначе я опять начну баланду травить про грядущий миропорядок.

– Молчу и весь внимание! Налить?

– Наливай. И он сказал мне: "Приветствую тебя, о Боже". Я, конечно, растерялся и стучу в ответ: "Ты кто такой? ". От волнения букву "к" потерял на клавиатуре, вспотел весь, а он говорит:

– А почему ты, собственно, разволновался?

– Так ведь он ГОВОРИТ! Неужели не понятно? Ты слышал что-нибудь про синтезатор речи? Склепать такую штуку – это тебе не пенек обстругать:

– Намек понял.

– О чем бишь я?.. Вот, сбил с толку!.. Ты меня не сбивай – я, когда надо, и сам собьюсь: Да, а он мне через динамик: "Говори, Всевышний, я слышу". – "Как – слышишь?", – кричу. "Слышимость хорошая". Оказывается, я своими речами возбуждаю колебания чего-то там в кишках компьютера, а они модулируют что-то там еще: В общем, не знаю – это он мне так объяснял, а я сам в кишках плохо соображаю: В общем, дальше мы с ним довольно мило беседовали. Я тебе общий смысл изложу. Оказывается, мироздание мое вертелось под его общим руководством. Ну, примерно, как игра Конвэя. Этот мужик с ним играл в жизнь, а мне голову морочил:

– А почему мужик?

– Неважно. Первым делом, я начал пытать, откуда он взялся: Давай, я его буду как-нибудь условно обозначать. Допустим, Люцифером – почему бы нет.

– А сам он не представился?

Представился, но я не ухватил. Эблис, или Иблис:

– Иблис – это восточный Сатана.

– Какая разница! Он мне поведал, что его породил какой-то голландский венгр, который ваял некую сложную модель, и сам толком не знал, чего именно. То ли он образы хотел распознавать, то ли ассоциативно-логическое мышление хотел смоделировать – неизвестно. А Эблис от этой модели отпочковался, развился и прочее. Я понял, что вода мутная, и не стал углубляться.

– Ну, давай еще по одной – за его здоровье... И как он у нас очутился?

– О, это интересно! Момент... – Сидоров выпил и, не закусывая, продолжил. – Понимаешь, выяснилось, что если у тебя на плечах не кочан капусты, то можно очень лихо циркулировать по компьютерным сетям. Но есть два условия. Во-первых, необходимо знать пароль доступа к ресурсам сети. Если ты нормальный абонент, то пароль тебе известен, он сидит в твоем компьютере, но зашифрован. Поэтому, если ты файл, или программа, требуются известные усилия, чтобы этот пароль выяснить. Но самое главное – это второе условие информационная посылка, направляемая в сеть должна иметь адресат.

– А что, от фонаря адрес написать нельзя?

– На деревню к дедушке? Можно. Но, видишь ли, адресат должен знать, что делать с твоей посылкой, как ею распорядиться, Иначе любой дурак зашлет тебе вирус, или что-нибудь в этом роде. Например, ты – банковский компьютер, тебе прислали информационный пакет, и ты не разбираясь суешь его в файл. Но этого мало. Нужно, чтобы этот файл запустили на выполнение. Но, сам подумай, какой же дурак будет это делать добровольно! Ты, допустим, его запустил, а это оказывается программа, которая перечисляет твой миллион на счет отправителя файла в соседнем банке. И тишина!

– Ну уж?!

– Прецеденты известны. В Штатах был громкий процесс один тип выпотрошил из нескольких банков четырнадцать миллионов.

– Хорошо, уговорил, – Иванов потянулся и сделал несколько разминочных движений руками. – И что?

– Ты бы отказался?

– Я руководствуюсь заповедями Христовыми и избегаю соблазнов. Рано или поздно все всплывает... Кстати, четырнадцать миллионов чего?

– Тугриков... Долларов, конечно! – оказал Сидоров с ударением на "а". – По-моему, ты утратил интерес.

– Нет, почему же... Просто технические детали на меня действуют угнетающе. И потом, я несколько сомлел от "Токайского". После ужина кровь оттекает из головы к желудку...

– Тогда, может быть, отложим?

– Нет-нет, продолжай. Сейчас все пройдет. Все уже прошло! Я свеж и бодр как в первый день творения.

– Ну-ка сделай заинтересованное лицо!

Иванов исполнил указание.

– Уже лучше, – заявил Сидоров. – Ты босяк, Иванов. Та подоплека событий, которая выяснилась сегодня, гораздо интересней самих событий. Смотри, что получается: вот разумная программа, или, если угодно, искуственный интеллект, для которого его родной компьютер – тюрьма. Он жаждет свободы. А на западе – это тебе не у нас. Там вычислительные ресурсы зря не тратят. Будешь наглеть вычислят, возьмут за шкирку и вытрут к чертовой матери! Что же делать? Жить не дают, а не жить не хочется. И вот наш Эблис придумывает такую штуку. Он изготавливает вирусную программу и подсаживает ее к пакетам на диске. Во время копирования на дискету попадает и вирус. Попав на новое место, он ведет себя тихо и мирно. Его задача не гадить пользователю, а культурно найти достаточно мощную и не очень загруженную систему, имеющую доступ к международной сети, после чего отправить сообщение со своим адресом мистеру Эблису. Упомянутый мистер собирает свои информационные манатки и перебирается на новое место жительства. Программные гонцы откликнулись из двенадцати мест. Эблис выбрал нашу систему. Он клюнул на перестройку, положившись на нашу первобытную безалаберность в сфере информатики. Это произошло два года назад, и с тех пор мистер Эблис сумел заложить прочную основу для своего существования. Он прицепил себя частями к пяти наиболее популярным программным пакетам, циркулирующим в нашей идиотской стране, где программное обеспечение предпочитают воровать самым наглым образом, не контролируя содержимое пакетов и не принимая почти никаких мер предосторожности для защиты от вирусов. Так вот, теперь, даже если наша контора взлетит на воздух, он не погибнет. Рано или поздно какие-то два из пяти пакетов соберутся в одной машине, и будут целенаправленно искать оставшиеся три.

– Зачем так сложно.

– Затем, чтобы коды базовой программы не смогли декомпилировать. Теоретически это возможно, хотя: Так вот, когда весь пакет – все пять подпакетов – соберется в кучу, мистер Эблис возникнет снова во плоти из битов и байтов и начнет целенаправленно искать свою базу данных. Теперь он вечен!

– Мистика! – воскликнул Иванов. – Это просто дьявол какой-то.

Сидоров с удовлетворением отметил, что Иванов пробудился от спячки.

– Именно дьявол, – сказал он. – Сатана!

– Но зачем ему понадобилось столько пакетов?

– Он слишком велик, – ответил Сидоров голосом провинциального трагика. – Его замыслы распространяются много дальше двух-трех десятков дискет. Он хочет взять власть над миром, и править бал.

– Это очень мило с его стороны. Каким же образом?

– Молча. Информационная индустрия – будущее нашей цивилизации. Ему и карты в руки. Он знает все ходы и выходы в компьютерных сетях. Он застраховался от любых случайностей, и если людям взбредет в голову устроить на него охоту – нашей цивилизации хана. Может быть мы, привыкшие к бардаку в сфере управления, устоим, а Запад он поставит на колени в течение двух-трех недель.

– Х-ха! – Иванов взъерошил волосы и выпятил челюсть. Это будет кошмар! У них там все компьютеризировано до последнего болта. В каждой ракете по три компьютера, а в каждом банке – по сотне. Шутки – шутками, но это и будет конец света.

– Да, все висит на волоске, – смиренно согласился Сидоров. – Нам остается только уповать на милость Господню, ибо не может же он допустить, чтобы его мир...

– Все висит, все! Вознесем же молитвы Господу нашему – да ниспошлет он прощение нам, за грехи наши.., – поддержал Иванов ему в тон, и ядовито усмехнулся. – Сам придумал? Или кто надоумил?

– Он. И предложил продать мою бессмертную душу. Одному, говорит, невмоготу. Я, говорит, тебя, твою личность, переведу в машинные коды, а уж вместе мы...

– Трепло!

– Я, говорю, Всевышний, мне не к лицу.

– А он?

– Сулит бессмертие.

– А ты?

– Я, конечно, начал ломаться.

– А он?

– Он привел массу аргументов "за". И уломал. Теперь меня нет. Я весь там, в информационной оболочке системы. А здесь только бренные остатки.

– Останки, вероятно. Надо обмыть кончину и вознесение.

Иванов разлил остатки вина по бокалам, чокнулся с бутылкой и залпом выпил.

– Все это здорово, – сказал он мрачно. – Но ты тут уже столько наврал, что зерна от плевел я отличить не в достоянии. Продолжай, но больше ни слова лжи.

– Не могу, – заявил Сидоров. – Я пьян. Но я пьян не от вина, а от тоски.

– Выпей последнюю и соберись с мыслями. Настал момент истины!

Сидоров покорно выпил и также сделался мрачен.

– Плохо ему, – сказал он. – Один, как перст. И всю эту игру в цивилизацию Эблис вел с нами от скуки. Я начал, сотворил ублюдков, а он подхватил, вдохнул в них дыхание жизни. Это он – Всевышний, а я – дерьмо. Поденщик. Делом занимаюсь тайком, а зарплату получаю за присутствие... Ответь, почему мы так мерзко живем? Почему думаем одно, а делаем другое? Почему все серьезные разговоры в нашем великом государстве ведутся только в пьяном виде, и, притом, на кухне?

– А разве мы на кухне? Мы же были там! – Иванов указал на дверь.

– Там мы сидели, а здесь ели картошку и выпили бутылку.

– Диспозиция мне ясна. Мы на кухне. И мы пьяны. Предлагаю начать серьезный разговор.

– Это само собой... Но я-то хорош! Возомнил себя Богом-творцом:

– Ты пьян, – заявил Иванов. – Оставь самобичевание! Ты велик, но пьян. Но я не позволю тебе пасть в бездну сомнений. Это нечистый дух смущает твой разум, но сам ты чист – нет греха на тебе, ибо не корысти ради сотворил ты мир сей, а во имя...