Текст книги "Степан (сборник)"

Автор книги: Владимир Дэс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Ну, как жизнь, ребята? Все ли у вас хорошо, сыты ли?

– Сыты-то мы сыты, да только мяса хотим.

– Мяса? Что ж вы сразу-то не сказали? Это я вам мигом организую.

Начальник заходил взад-вперед, что-то зашептал, несколько раз заглянул в портфель и наконец поманил их пальцем. Они с радостью вскочили, подбежали, чуть не облизываясь от предвкушения, что сейчас им отвалят по шматку мяса, или, на худой конец, по курице жареной.

Начальник же засунул руку в портфель, жестом фокусника вытащил оттуда две трещётки и молвил:

– Крутите их как можно быстрее, чтобы они погромче трещали. Птиц и здесь еще полно, хоть деревья мы все повалили. От ваших трещёток они по летают, полетают и упадут без сил. Тут мы их и возьмем. Так уже где-то делали: кажется в Китае. Мы это в институте проходили.

Может, от голода, а может, от магического слова «институт», пролетарии с великим усердием начали носиться по искореженному ландшафту, оглашая остров страшным треском, матом, криками и стонами от частых падений. Птицы взлетели, покружились над островом и улетели. И весь зверь от дикого шума шарахнулся в воду и куда-то уплыл.

Когда они, едва живые, присели на какую-то кочку, то услышали сильный храп. За кустами мирно спал начальник. От голода у пролетариев, видно, нарушился социальный иммунитет. Посмотрев в глаза друг другу, они молча согласились: умереть от голода хуже, чем то, на что они решились. Тихо подползли к начальнику, и один съел у него левую руку, а другой – правую ногу. И завалились спать после трудов праведных.

Проснулись они от громких криков начальника. Ну, думают, пропали. Теперь – Соловки. А начальник очень ловко скакал на одной ноге, размахивая единственной рукой с портфелем и кричал:

– Товарищи, товарищи! Где вы? Пора работать, работать! – Казалось, он совсем не замечал отсутствия конечностей или делал вид, что не замечает:

– На этот раз все, что вы наломали и нарубили, надо спихнуть в воду. Есть мнение построить здесь гигант по изготовлению чего-то шибко ненужного.

Когда они спихнули в воду последнее бревно и пошли об этом докладывать (в душе немного виноватые, но все же преданные высоким идеям начальника), то нашли его что-то тщательно дожевывающим. Он вытер губы и изрек:

– Молодцы!

На что те ответили, потупив взоры:

– Нам бы поесть…

– Поесть? – задумался начальник и внимательно огляделся. Взгляд его остановился на возвышенности в середине пустынного острова, где находилось озеро.

– Рыбу будете? – спросил он подчиненных.

– Будем! – с надеждой выкрикнули трудяги.

– Озеро видите? Надо проделать дырку чуть пониже его. Вода сольется – и вся рыба ваша. Вперед! – вдохновенно крикнул он и подпрыгнул на одной ноге.

«Вот голова!» – подумали про начальника пролетарии.

Дыру проковыряли уже к вечеру. От усталости и голода пролетариев начало пошатывать. Но вот маленький ручеек побежал сильнее и сильнее, превратился в поток, потом в реку. Еле успели выскочить из опасной зоны. А начальник (не гляди, что на одной ноге) очутился всех дальше и безопаснее. Озеро оказалось огромным, его воды смыли почти половину острова. Вместе с ними уплыла и рыбка.

Когда два несчастных рыболова, вдоволь набродившись по пустому дну озера, начали искать начальника, то нашли его спящим с портфелем под головой. И они, уже мало понимая, что делают, набросились на него и съели все – вернее, почти все – что было начальником.

Оставили только голову и портфель.

А поутру, услышав призывы к работе, они ушам своим не поверили, а когда открыли глаза, то и глазам.

Голова начальника каким-то образом передвигалась по местности и, что самое интересное, умудрялась тащить за собой портфель. Увидя их, голова начальника или портфель с головой, не знаю уж, как лучше, словом, это, как ни в чем не бывало призывно вещало:

– За работу, ребята, будем копать шахту! Раз на поверхности ничего не осталось, будем искать богатства в земле. Вперед!

Они углубились уже на несколько метров, когда стены начали потихоньку осыпаться. С опаской стали пролетарии поглядывать наверх. Там виднелось пока еще голубое небо, да мелькала то и дело голова начальника.

– Ну что, ребята, нашли что-нибудь? Эх, нам бы сейчас сюда динамита или, – у головы мечтательно закатились глаза, – бомбочку побольше.

От этих слов два бедных землекопа вздрогнули и испуганно прижались друг к другу.

– Слушай, завалит он нас здесь. Спасаться надо.

Только они успели это произнести, как наверху что-то грохнуло, да так, что в глазах у них потемнело.

«Все, конец», – только и успели они подумать, как их подхватило, закрутило, и очутились они на улице своего родного города.

Обнялись они, заплакали от счастья, что живы, что будут сыты, и еще, наверное, от того, что город большой, начальников много и не все же они такие, как тот с острова, а если даже и все такие, то город все равно большой, его так запросто не угробишь, как остров.

Но тут почувствовали они, что вроде как опять есть хочется… и начали озираться по сторонам – начальника искать.

Потому что когда есть хочется, социальные инстинкты забываются, даже у самого тупого пролетария.

Не забывай об этом, начальник.

Ключи от мира свободы

– Так, так, так, – потирал радостно руки Старший Следователь. – Попался, дружок, попался.

Было от чего радоваться старшему следователю. Вот уже полгода на его участке какой-то безумец отпирает все замки и…

И дальше ничего.

Отпирает сейфы банков и сами банки. Отпирает магазины, квартиры, сараи, машины, калитки и даже замки на почтовых ящиках.

Отпирать-то отпирает, но ничего не берет.

Непонятно. А раз непонятно, значит, опасно, а этот исключительно непонятный случай начальство сочло еще опаснее. Опаснее, чем если бы были вынесены все сбережения всех открываемых сейфов, бабушкиных чуланов или почтовых ящиков.

А пока шли поиски этого взломщика, Старший Следователь получал разносы от своего высокого начальства после каждого очередного, непонятного, а значит, еще более загадочного преступления.

И тут, когда уже все были в явном тупике, вдруг появилась одна зацепка: преступник забыл на месте преступления перчатку, в которой он, очевидно, работал, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Поэтому Старший Следователь очень обрадовался, предчувствуя скорое прекращение начальственных разносов и получение большого количества поощрений и благодарностей за раскрытие этого преступления.

Зачем преступник оставил перчатку, доподлинно было неизвестно, но Старший Следователь не был бы Старшим Следователем, если бы сразу же не предположил, почему коварный открыватель чужих замков совершил это действие – наверняка хотел: почесать что-нибудь у себя: или нос, или лоб, или что-то еще. Многие так делают, когда почесаться хочется. Любой чесальщик скажет, что чесание в перчатке не доставляет такого удовольствия, как чесание без перчатки чешущегося места.

«Значит, надо искать того, кто очень любит чесаться», – решил следователь. Извините, Старший Следователь.

Искать чешущихся людей в огромном городе довольно-таки сложно. Но наш Старший Следователь обладал огромным опытом по применению метода дедукции, индукции и последовательного исключения. Поэтому он сразу же пошел в баню. Где-где, а уж в бане-то люди чешутся, и еще как чешутся.

Старший Следователь купил билетик на одну помывку.

Он был уверен, что сумеет быстро вычислить злоумышленника, который наверняка ничего не подозревая сейчас вовсю чешет себе разные части тела.

Итак, купив билетик на одну помывку и, для отвода глаз или по научному для конспирации, лыковую мочалку, Старший Следователь, стараясь как можно незаметнее, прикрывшись шайкой, проник в помывочное отделение.

К разочарованию, чешущихся людей в бане было очень мало. В основном люди били себя вениками или поливали друг друга холодной водой, горячей не было. Это были явно не преступники.

Двое, правда, мочалками поочередно почесывали друг другу спины. Но когда Старший Следователь попытался незаметно приблизиться к ним, эти двое, вместо того, чтобы честно помочь следствию, почему-то надавали ему пинков, отобрали шайку, и Старшему Следователю ничего не оставалось, как ретироваться и прекратить поиски загадочного преступника в бане.

И тогда, на следующий день, он направился в центральную библиотеку.

Из своего еще студенческого опыта он помнил, как чесал затылок, когда грыз основы платоновской логики.

В большом читальном зале все как один сидели и чесали свои затылки. Арестовывать их всех Старший Следователь не мог, тем более что среди них было много людей почтенного возраста и с большими научными именами.

Тогда Старший Следователь решил искать злоумышленника среди людей с явно выраженными чесальными инстинктами – среди чесальщиков чёсанок на войлочной фабрике.

Он знал, что на этой фабрике, где изготавливали чёсанки и валенки, как раз и работают люди, которые без чесания не могут прожить ни минуты.

А изготовление тысяч чёсанок или валенок требует недюжинной физической под готовки, как и в случаях совершения тех самых тяжких преступлений по открыванию замков. Некоторые замки весили довольно много, а если учесть, что преступник за одни сутки открывал несколько десятков, то напрашивался логический вывод, что надо искать физически сильного чесальщика мужского пола.

На войлочной фабрике в цеху по чесанию овечьей пряжи в глаза Старшему Следователю сразу же бросился подозрительный молодой человек, который уж больно рьяно начесывал заготовки для чесанок, как бы своим передовым трудом явно желал скрыть свое преступное второе «я». Кто-нибудь другой, может, и прошел бы мимо этой явно выраженной улики, но только не наш опытный сыщик.

Как только Старший Следователь стал приближаться к передовому чесальщику, тот сразу же это почувствовал, занервничал и стал чесать чёсанки с удвоенной энергией, что еще раз подтвердило правильность метода поиска Старшего Следователя. Наконец у шустрого чесальщика не выдержали нервы, и он, перестав чесать чёсанки, двинулся навстречу следователю. Подойдя совсем близко, он попросил закурить. Другого менее опытного работника Фемиды такой смелый шаг преступника сбил бы с толку, но только не Старшего Следователя. Он сразу сообразил, что это просто хитрый ход, и, приняв игру опытного преступника, тут же протянул ему сигарету. Затем предложил выйти, так как курить в чесальном цехе по инструкции категорически запрещено.

Старший Следователь точно рассчитал свой ход – преступник, «цепляясь за соломинку», чтобы отвести от себя подозрения в чесании чешущихся мест на месте преступления, конечно, покажет, что он самый законопослушный гражданин среди чесальщиков и согласится выкурить с ним сигарет ту в другом, разрешенном для этого месте.

Но преступник не рассчитал только одного, что этим «другим местом» будет уже; кабинет Старшего Следователя.

Итак, подозреваемый был уже приперт к стенке. Как только следователь предъявил чесальщику перчатку, тот сразу же во всем сознался. Как выяснилось во время допроса, он снял ее, чтобы почесать свой любимый валенок, который всегда надевал на дело, как символ удачи. Но на этот раз символ удачи его подвел.

У Старшего Следователя был свой безотказный способ войти в доверие к любому подозреваемому – он всегда предлагал выпить вдвоем стаканчик чая с клубничным вареньем, которое готовила его мама специально для таких случаев. Подавая варенье, следователь не упустил случая заострить внимание ошалевшего от такого ухаживания преступника, что эту вкуснятину сварила его, Старшего Следователя, мама именно для него, преступника, потому что она была уверена, что ее сын обязательно раскроет это дело, несмотря на то, что оно было самым сложным за последнее тысячелетие, и злоумышленник был преступником всех времен и народов.

Кто не растрогается от такого возвышения своих «подвигов» и не расскажет все, дабы не огорчать бедную маму Старшего Следователя, у которой к тому же, как доверительно сообщал ее сын, было очень больное сердце.

И наш грозный открыватель замков сознался.

Он рассказал, где у него спрятана огромная связка ключей, которую он копил всю свою жизнь, подбирая ключи на улицах, на свалках, в подъездах и даже изготавливая их собственными руками. А толчком для такого странного коллекционирования послужила его злая мачеха, которая всегда оставляла его дома одного, некрепко запирая дверь. Уже тогда в ключе он увидел символ свободы, который открывает людям двери в мир добра и счастья. Поэтому уже чуть ли не с детского возраста он стал собирать ключи. Сначала это происходило подсознательно, как собирание игрушек, а затем уже понимая, что придет время, и он откроет все замки, которые существуют в мире, и освободит мир от запоров, он стал собирать их как средство борьбы за свободу везде во всем мире.

А пока он ограничивался открыванием замков в своем городе.

Но, видимо, не судьба. Кто мог предположить, что именно в этом городе живет и работает такой опытный следователь, как наш Старший Следователь.

Понятно как был обескуражен Старший Следователь, который думал, что арестовывал опасного и страшного преступника, а оказалось, что перед ним сидит маленький мальчик, которого в детстве запирала на весь день мачеха, а он в образе ключа и открытого замка видел для себя символ счастья и свободы.

Старший Следователь расстроился так, что даже всплакнул. За ним всплакнул и сам преступник. А когда они стали вместе плакать громко и с причитаниями, на их голоса в кабинет к Старшему Следователю зашел и Генерал. И даже он, услышав историю невинного открывальщика замков, заплакал от жалости к этому великовозрастному одинокому мальчику.

Но Генерал есть Генерал. Он вовремя остановил свои рыдания и объяснил присутствующим, что этот великовозрастный мальчик все же является преступником, так как он уже не младенец в ползунках, и его уже давно никто не запирает, поэтому Старшему Следователю немедленно на основании закона придется арестовать, то есть снова запереть, как когда-то в детстве запирала этого свободолюбивого малыша злая мачеха.

Сказав это, Генерал вышел, отдав на прощание честь этому странному преступнику.

А Старший Следователь, как человек, верный своему долгу, уходя, запер открывателя замков в камере и, пожелав ему спокойной ночи, пошел домой рассказывать своей доброй маме эту жутко страшную, но до слез сентиментальную историю.

А что чесальщик?

А чесальщик ушел.

У него, оказывается, всегда был припрятан в носках на всякий случай универсальный ключик. Им-то он и отомкнул тюремную камеру и ушел.

Как в детстве ушел от злой мачехи. Ушел в мир без замков и ключей.

В мир счастья и свободы.

Колбаса (моменты нашего времени) Комическая трагедия

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ХУДОЖНИК.

ЕВА, женщина без пупка.

СУМАСШЕДШИЙ.

ЧИЖИКОВ, сотрудник аппарата Пал Палыча.

ФИКУС.

ДВА ПРОЛЕТАРИЯ.

ПАЛ ПАЛЫЧ, крупный административный деятель.

ЗОЯ, его секретарша.

СЕМЕН МИХАЛЫЧ, друг Пал Палыча, его предшественник на должности, кавалер редкого ордена.

ПЯТЕРО СОВРЕМЕННЫХ ЛЮДЕЙ.

БАРМЕН.

ПОДРУГА ЗОИ, красивая женщина, в которую влюблен Убийца.

ВЛЮБЛЕННЫЙ УБИЙЦА

МАТРЕНА ИВАНОВНА, работник музея.

МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ С ЖЕЛТЫМИ ЛИЦАМИ.

До действия при закрытой сцене висит большой квадратный плакат:

«Колбаса – один из самых дефицитных продуктов в эпоху развитого социализма».

Действие первое

Сцена первая

Плакат уходит вверх. Сцена раскрывается. Открывается квартира Художника, она же мастерская. Позднее утро. Кругом картины на разных стадиях завершенности.

В углу – небольшая пальмочка. Слева и чуть впереди стоит мольберт, а на нем – огромная картина с одним-единственным деревом. Вверху – скошенные рамы, через них на не совсем чистый пол падает солнечный свет. Справа – стол, заставленный пустыми бутылками.

Из репродуктора звучит песня «Как прекрасен этот мир».

Квартиру прибирает молодая девушка, на ней короткая юбка и небольшой топик. Она негромко напевает, вторя мелодии. Это Ева.

На приставном столике у дивана стоит телефон.

Слева открывается дверь и из проема выходит, потягиваясь, заспанный и помятый Художник, одетый в стеганый халат.

ХУДОЖНИК (оглядев мастерскую),Да-а… погуляли. Замечает Еву, застывшую при виде Художника в немом благоговении.

ХУДОЖНИК. A-а… ты. Уже прибираешь? Ну, молодец. Иди поцелую.

Она подходит. Делает книксен. Он целует ее в темечко и опять оглядывает мастерскую.

ХУДОЖНИК. Да… погуляли. ( Он подходит к огромной картине с одиноким деревом, рассматривает ее с интересом и удивлением.)Что-то больно много тут нарисовано. (И задумчиво.)Всего нового…

Ева подходит и тоже смотрит на картину.

ЕВА. Так на ней же все вчера рисовали.

Художник вопросительно смотрит на Еву.

ЕВА. Вы же сами разрешили. Сказали, что каждый человек в душе художник, надо только разбудить его.

ХУДОЖНИК. Кого?

ЕВА. Художника.

ХУДОЖНИК. Какого еще художника?

ЕВА( терпеливо). Художника, который у каждого в душе.

ХУДОЖНИК. И чего? ЕВА. Ничего. Вот ваши гости и будили. Дорисовывали вашу картину.

Художник, отойдя шагов на пять, принимается рассматривать картину с новым интересом. Потом пару минут ходит вдоль картины, словно меряет ее шагами.

ХУДОЖНИК. А вообще-то в этом что-то есть. Я ее, пожалуй, выставлю…

ЕВА. Куда?

ХУДОЖНИК. Не куда, а где!

ЕВА. И где?

ХУДОЖНИК. На моей персональной выставке. Купить такую громилу вряд ли кто купит, значит и гонорар делить не придется. А смотреться она будет, особенно если повесить прямо у входа. Авангард, причем больших размеров. (Вдруг он, как будто вспомнив о чем-то важном, бьет себя ладонью по лбу.)Чижиков не приходил?

ЕВА. Никого не было.

ХУДОЖНИК (глянув на часы).Обещал договориться насчет выставочного зала.

ЕВА. Он вчера еще обещал вам фикус.

ХУДОЖНИК. Какой еще фикус? Зачем?

ЕВА. А вы договорились с ним поменять меня на фикус.

ХУДОЖНИК (явно ошарашенный очередной новостью).Тебя – на фикус?

ЕВА. Да.

ХУДОЖНИК. А зачем мне фикус?

ЕВА. Не знаю. ХУДОЖНИК. А ты ему зачем?

Ева удивленно смотрит на художника, потом со значением оглядывает себя, медленно оглаживает свое тело руками.

ЕВА. Он сказал, что любит меня. ХУДОЖНИК. Вот идиот!

Ева надувается.

ХУДОЖНИК. Ну полный идиот! Тебя же любить нельзя. Как можно любить кухонную машину? Лучше бы насчет зала договорился. А то выставка на носу, а разрешения на зал до сих пор нет.

Звонит телефон. Ева берет трубку. Слушает. Говорит «да» и кладет трубку.

ЕВА. Чижиков звонил. Сказал, что сейчас фикус привезет. ХУДОЖНИК. Только фикусов мне сегодня не хватает. (одной рукой держится за голову, другой хватается за сердце.)

В дверь стучат. Потом она со скрапом открывается. В нее заглядывает взлохмаченная голова с пенсне на носу и с большими тенями под глазами.

ХУДОЖНИК. Ну вот, пожалуйста, полный набор – уже психи в гости ломятся. СУМАСШЕДШИЙ. Я уже не псих, я ваш сосед. Или не узнали? ХУДОЖНИК. Узнали-узнали. Заходи, не стой в дверях, а то сейчас еще один ненормальный фикус втаскивать будет.

Сумасшедший робко входит. На нем пиджак на голое тело, но на шее бабочка. А еще – шорты и наколенники.

СУМАСШЕДШИЙ(робко). Можно? ЕВА. Да можно, можно. Входите.

Сумасшедший подходит к Еве, трепетно целует ей руку. Ева нежно гладит его всклокоченную шевелюру.

СУМАСШЕДШИЙ. Я тут немножко постою у вас? (С опаской косится на Художника.)

Тот машет рукой – стой, мол. Сумасшедший тут же бухается на колени и, упершись локтями в пол, застывает в весьма недвусмысленной позе. Ева испуганно отскакивает от него.

ХУДОЖНИК. Ты чего? Просился постоять, а сам чего вытворяешь? СУМАСШЕДШИЙ (выворачивая голову в сторону Художника).Так я и стою. Я же теперь стул. Прошу садиться.

Он на карачках, по-крабьи движется в сторону Художника. Тот прячется за огромную картину с деревом.

ХУДОЖНИК. Спасибо. Я лучше постою.

Тогда Сумасшедший таким же ходом подползает к Еве и просительно смотрит на нее. Ева, застывшая было со шваброй в руках, осторожно присаживается на его спину. Тот закатывает глаза и блаженно мычит. Художник, видя эту идиллическую картину, выходит, оправляя халат, из-за картины и как ни в чем не бывало подходит к ним, хотя останавливается все же чуть поодаль.

ХУДОЖНИК. Так ты ведь еще неделю назад был премьер-министром.

СУМАСШЕДШИЙ. Да ну его! Надоело. Куда ни приду, как скажу, что я премьер, так сразу бить начинают. Даже в родном сумасшедшем доме мордовать стали. И ладно бы только санитары, это дело давно привычное, а то ведь и свой брат-сумасшедший норовит по морде врезать. Я главврачу пожаловался. Какое у этих идиотов право бить меня, министра? Раньше же министров не били… А он говорит, будто у нас, в нашем сумасшедшем доме, как и по всей стране, теперь воцарилась демократия, поэтому каждый может врезать кому угодно, чем угодно и по чему угодно, в том числе и по министрам.А почему же тогда, я спрашиваю главврача, того идиота, который уверен, что он молоток, никто не бьет, даже санитары. Так ведь он, отвечает мне главный, пользу приносит: гвозди головой заколачивает, а от твоей премьерской головы что за толк? Вот тебя и лупят. Тогда я и решил стать стулом, хоть какую-то пользу людям приносить. Надоело быть битым министром.

Сумасшедший пружинисто подымается и опускается на коленях и локтях, плавно покачивая Еву.

ХУДОЖНИК. Так бы сразу и объяснил, а то раньше: «Я министр, я премьер!» Ну, думаю, сосед окончательно с ума сошел, раз в министры подался. В наше время не то чтобы министром, даже мэром-то только самый отчаянный согласится стать. А стулом – это хорошо. (Подходит к Сумасшедшему и тоже присаживается на него.)Это ты вовремя решил стулом заделаться, а то вчера у меня гости опять расспорились, кто из них самый гениальный, и, как всегда, все стулья поломали.

Ева возвращается к уборке. Художник поудобнее устраивается на Сумасшедшем, пододвигает к себе столик с телефоном и набирает номер. За дверью слышится страшный грохот, будто тащат волоком огромный шкаф.

ЕВА. Ой, это он! ХУДОЖНИК( вскакивая). Кто «он»?

Сумасшедший уползает под стол.

ЕВА. Чижиков.

Открывается дверь, и два Пролетария втаскивают огромную кадку с Фикусом, затянутым марлей. Следом, вьтирая пот и отряхиваясь, входит Чижиков. На нем темный костюм, кроссовки и яркий галстук. Пролетарии вытаскивают Фикус на середину сцены и, опасливо озираясь по сторонам, пятятся к двери.

ПРОЛЕТАРИЙ (Чижикову).Ну, так мы зайдем… как договаривались? ЧИЖИКОВ (нетерпеливо машет им рукой: идите, идите, мол).Зайдете, зайдете.

Пролетарии уходят.

ЧИЖИКОВ (патетически выкидывая руку в сторону Фикуса).Вот! Вчера обещал – сегодня выполнил.

Все медленно подтягиваются к Фикусу, окружая его. Сумасшедший вылезает из-под стола и тоже подходит.

Чижиков жестом фокусника сдергивает с фикуса марлю и все, отпрянув на шаг, застывают.

Фикус, раскачиваясь из стороны в сторону, держит в листьях, как в руках, бутылку и стакан, наполняет стакан и медленно выливает из него в кадку. Тишина, слышны только бульканье и журчанье. Все поражены, кроме Чижикова.

ЧИЖИКОВ. Это мы его в управлении приучили. Вначале мы выливали остатки от банкетов в кадку. А потом он и сам насобачился. Стащит бутылку – и в кадку. Но когда банкетов нет, сильно с похмелья болеет.

При слове «похмелье» Фикус вздрагивает и весь как бы сжимается.

ЧИЖИКОВ. Вот видите, его даже от слова этого корчит.

ХУДОЖНИК( оглядывая Фикус).А что, он и слова понимает? ЧИЖИКОВ. Не все, конечно. (Потом, как бы вспомнив, добавляет.)В основном неприличные.

Ева, повернувшись к Фикусу спиной, наклоняется, чтобы поднять стул. Фикус быстро повертывается в ее сторону и смачно хлопает ее листом по заду.

ЕВА. Ой!

ЧИЖИКОВ (Фикусу, агрессивно).Ну, ты, придержи лапы, это тебе не на банкете!

ХУДОЖНИК. Дела-а… ( Качает головой и не спеша закуривает сигару).

СУМАСШЕДШИИ. Какой-то ненормальный фикус. ЧИЖИКОВ. Нормальный он. Просто когда переберет за воротник, то есть в кадку, начинает к дамам приставать, как наш Пал Палыч. (Он оглядывает мастерскую и, заметив пальмочку, показывает на нее и на Фикус.)Ты его подальше от пальмочки ставь. Она у тебя, я смотрю, совсем еще ребенок. А этот старый пень, стыди его не стыди, все к молодым лезет. Все маргаритки у нас в конторе загубил.

Фикус смущенно ежится.

ХУДОЖНИК( отходя от Фикуса).В вашей конторе и саксаул завянет. А с чего ты, Чижиков, взял, что я его у себя оставлю? ЧИЖИКОВ( удивленно). Как с чего? Ты же вчера ночью в ногах у меня валялся, Фикус выпрашивал. Плакал, кричал, будто все тебя продали, что друзей нет, одни собутыльники. А Фикус, мол, это круто, это самое то, что тебе нужно. Даже Еву обещал мне за него отдать.

При этих словах Фикус распрямляется, а Ева замирает.

ХУДОЖНИК (вопросительно глядя на Еву).Правда?..

ЕВА (кивает).Да, так все и было.

ХУДОЖНИК (смущенно).«Обещал, обещал»… (Впрочем, смущение его быстро проходит, и он обращается к Чижикову уже с напором.)Ты тоже мне выставочный зал обещал пробить, я ведь помню. А то «обещал-обещал»! Гони зал и забирай Еву. А Фикус твой мне и даром не нужен. Фикус от страха за свою судьбу снова съеживается.

ЧИЖИКОВ. За зал шефу в лапу дать надо.

ХУДОЖНИК. Ну так дай!

ЧИЖИКОВ. Так это же тебе зал нужен. ХУДОЖНИК. Так это же тебе – Ева нужна.

Ева закрывает лицо руками. К ней на четвереньках подползает Сумасшедший, трется об нее, и она снова садится ему на спину.

ЧИЖИКОВ. Опять обманешь.

ХУДОЖНИК. Сделаешь зал – отдам. Слово даю.

ЧИЖИКОВ. «Слово, слово». Лучше бы сказал, где ее взял. (Мечтательно).Мне бы такую: не ест, не пьет, не ругается, только моет, стирает и готовит целыми днями. И к тому же без пупка. (При этих словах все смотрят на живот Евы.)Вот это девушка, так девушка. Я бы на ней даже женился!

ХУДОЖНИК. Ох, и дурак ты, Чижиков! Я же тебе сто раз говорил, что никакая она не девушка, а робот.

ЧИЖИКОВ. Ну скажи тогда, где ты взял этого робота?

ХУДОЖНИК. «Где взял, где взял»… Книги, Чижиков, читать надо.

ЧИЖИКОВ. Я читал про «Целину» недавно.

ХУДОЖНИК. Про «Целину» это уже давно. В общем, так, Чижиков, вот при Еве говорю… (Машет рукой Еве, та подходит.)Сделаешь зал – отдам ее, а Фикус, так уж и быть, оставлю у себя. (При этом он легонько так подталкивает Еву к Чижикову.)А не сделаешь зал – о ней забудь (отодвигает Еву от Чижикова)и баобаб свой забирай. ЧИЖИКОВ (тоскливо).Не баобаб, а Фикус. Зал-то не проблема, проблема, где девятьсот тысяч взять на взятку, когда у меня всей наличности сотня, – вот в чем вопрос.

Чижиков достает из кармана бумажку достоинством в сто тысяч рублей. Фикус вырывает у Чижикова купюру, кладет ее на мольберт и, схватив кисточку, начинает что-то на ней малевать.

Все застывают.

Наконец Чижиков подскакивает и срывает с мольберта свою деньгу.

Все подбегают к нему и наклоняются вкруг над бумажкой. При этом Сумасшедший бегает на четвереньках вокруг. Время от времени он пытается вскочить на ноги, но тут же опускается со словами: «А вдруг опять бить будут»,и бегает вокруг на четвереньках. Слышно, как громко ахает Ева.

ХУДОЖНИК. Однако…

ЧИЖИКОВ. Испортил, гад, последние деньги.

ХУДОЖНИК. Дурак ты, Чижиков! Он тебя спас: он тебе вместо ста тысяч нарисовал девятьсот. (Кладет руку на плечо Чижикову.)Иди теперь и смело давай в лапу.

ЧИЖИКОВ. Так таких же денег не бывает.

ХУДОЖНИК. А кто их сейчас разберет? Каждый день что-то вдруг возникает и так же вдруг пропадает. Давно уже все запутались, что есть что.

ЧИЖИКОВ (радостно).А ведь и правда! Если я своему шефу скажу, что это мне из банка первую прислали, он ведь поверит. Он, когда деньги видит, всему верит, все забывает и все разрешает. Побегу. Раньше отдам – раньше получу (и при этом смотрит выразительно на Еву.)

Чижиков, радостный, убегает.

Сцена этим временем сдвигается, и появляется приемная и кабинет начальника Чижикова – Пал Палыча.

Сцена вторая

Приемная Пал Палыча, начальника управления.

В приемной большой стол, сервант и много стульев.

На одном из стульев сидит, подперевшись зонтом, какой-то человек. От долгого ожидания он уже дремлет, то и дело соскальзывая с зонта.

За столом сидит брюнетка лет тридцати.

Это Зоя, секретарша Пал Палыча. Яркая помада. На глазах много туши. Длинные ногти.

На приставном столике телефоны, во множестве, компьютер, факс.

Все телефоны громко трещат. Но Зоя не обращает на них никакого внимания, она разглядывает яркий журнал.

На середине сцены перегородка, отделяющая приемную от кабинета Пал Палыча.

Почти весь кабинет Пал Палыча занимает огромный стол с гигантским креслом на возвышении.

От стола к зрителям тянется в наклон к концу сцены стол заседаний со стульями. Пал Палыча пока не видно – он что-то ищет под столом. Наконец он поднимается. Удивленно смотрит на зал. Делает серьезное лицо. Нажимает кнопку селектора.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя Никандровна, зайдите.

Зоя складывает журнал и, подтянув юбку кверху, расстегнув пуговицу кофточки, заходит в кабинет к Пал Палычу, вертя в руках свои большие очки.

ЗОЯ. Чего?

Пал Палыч показывает глазами на зрителей. Зоя оборачивается на зрителей и моментально преображается: поправляет юбку, надевает очки, застегивает пуговичку на блузке; выражение лица из развязно-панибратского становится строгим и неприступным.

ЗОЯ. Слушаю вас, Пал Палыч.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя Никандровна, что у нас? ЗОЯ (оглядывая себя).А что у нас?

ПАЛ ПАЛЫЧ. Я в смысле, что у нас сегодня?

ЗОЯ. А что у нас сегодня? Сегодня – ничего. Я занята сегодня.

ПАЛ ПАЛЫЧ(с ударением на имени).Я не в этом смысле, Зоя Никандровна.

Я в смысле, не звонил ли кто-нибудь?

(Опять с ударением в последнем слове.)

ЗОЯ( посерьезнев еще больше).Кто-нибудь, это кто?

ПАЛ ПАЛЫЧ. Ну, кто-нибудь оттуда (он показывает пальцем вверх).

ЗОЯ ( тоже показывая пальцем вверх).Оттуда нет, не звонили, но оттуда (тут Зоя показывает пальцем вниз)трезвонят целый день.

ПАЛ ПАЛЫЧ (морщится от этого последнего сообщения, и уже по-свойски).

А ты телефоны отключи, чтобы не звонили оттуда (и он показывает пальцем вниз).

ЗОЯ. Я могу и отключить, а если по отключенному позвонят оттуда (и она показывает пальцем вверх),тогда как?

ПАЛ ПАЛЫЧ (чешет затылок).Да, задача. (И мечтательно.)Вот бы такой телефон, который бы работал только от звонка оттуда (показывает опять вверх.)И чего наши ученые такой ерунды придумать не могут?

ЗОЯ. Ученые, хм… (презрительно кивает),им не до этого, Пал Палыч, они сейчас из ракет тазы делают.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Какие тазы?

ЗОЯ. Обыкновенные, банные.

ПАЛ ПАЛЫЧ (подумав, одобрительно).Ну пусть делают. (И мечтательно.)Наделаются вдоволь, может, и за что-нибудь посложнее возьмутся. ( Посмотрев огорчительно на зрителей, потом лукаво на Зою, с сожалением.)Ну ладно, Зоя Никандровна, идите.

ЗОЯ. Хм!.. ( Резко развернувшись, подходит к двери.)Тут к вам бывший шеф.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Какой еще бывший шеф?

ЗОЯ. Какой-какой. Семен Михалыч с утра сидит. Все уже разошлись, а он все сидит.