Текст книги "Из рая в рай (сборник)"

Автор книги: Владимир Дэс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– А сам писать можешь?

– Да.

– Тогда напиши что-нибудь обо мне.Я задумался слегка и выдал в таком средневековом стиле:

– Предо мной сидит Великий из живых.

Он покорил Вселенную.

Как Солнце согревает Землю,

Сей Великий воин согревает всех своих воинов.

– Как, как? Повтори еще раз.

Я повторил. Потом еще и еще. Чингисхан был в восторге и велел мне еще что-нибудь сочинить о его подвигах. Со временем я даже написал поэму. И вот я стою уже прилично одетый в метре от Великого и читаю ему поэму.

И тут меня кто-то окликнул:

– Глеб!Я резко обернулся – никого.

Когда опять посмотрел на Великого, то предо мной был трамвай, захлопывающий двери.

Я, очумевший от произошедшего, решил в библиотеку не ехать, а пойти обратно домой, что и сделал.

В голове гудело.

Дома прошел на кухню, поставил чайник.

Может, чай чуть освежит?

Скрипнула дверь. Вошла старшая дочь.

Она, жмурясь, встала в дверях кухни и сказала:

– Папа, знаешь, а нам в школе задали выучить наизусть отрывок из поэмы «Слово о полку Чингисханове», а я его не выучила.

– Почему? – вздрогнул я.

– Плохо учится. Написано как-то нескладно, по-средневековски.

Гость президента

Куда деваться бедному русскому эмигранту?

Тяжело.

Очень тяжело стало жить в Америке.

Американцам все равно кто ты: татарин, таджик, хохол, еврей или грузин – для них мы все русские, раз из России.

А к русским сейчас в Штатах отношение очень плохое.

Говорят мы – мафия.

Денег не дают, говорят, что у русской мафии их и так много.

На работу не берут, боятся, что все разворуем.

Хорошо, мне повезло, взял на работу Гоша Кошман швейцаром в «Русский самовар». Есть такой ресторан в Нью-Йорке. Прежний страж дверей загремел на два года за продажу алкогольных, напитков после 10 вечера. Вот там-то у Гоши меня и подобрала одна солидная сигаретная фирма.

Вернее ее не совсем трезвый представитель. Тоже из России, но более удачливый.

Почему меня?

Потом мне объяснили, что…

Во всем мире наиболее доходным бизнесом считается торговля оружием и наркотиками. Но это мнение дилетантов, так как самую гигантскую прибыль приносит сигаретный бизнес. Но к концу нашего тысячелетия цивилизованный мир был поделен между крупными сигаретными синдикатами. И тут – подарок судьбы – развалилась Советская империяи перед акулами капитализма открылся гигантский полумиллиардный голодный рынок.

Фирме «Филиб Мориз», в которую меня завербовали в «Русском самоваре», по жребию достался Азербайджан, а я родился и вырос там. Мне, как говорится, и карты в руки.

С людьми, близкими к Президенту, еще до меня удалось обговорить условия внедрения нашей продукции на национальный рынок, но для прямых переговоров было решено послать меня.

Мой путь лежал через Москву.

Прилетев в Шереметьево, я покинул «Боинг» и переехал в аэропорт «Домодедово», где меня уже уедали представители азербайджанской стороны. На их рейсовом самолете мы отбыли в Баку.

В это время Россия ввела войска в Чечню.

Обстановка в самолете была довольно напряженной. К тому же с нами летело очень много женщин и малолетних детей.

На мой вопрос азербайджанскому представителю, откуда в самолете такое количество женщин с детьми и почему они плачут, я получил ответ, что на родину везут азербайджанца, убитого на одном из московских рынков.

После этого сообщения лица людей, сидевших в самолете, показались мне не совсем гостеприимными.

Но, вопреки моим ожиданиям, помощник президента, одетый в легкую белоснежную футболку с открытым воротом, встретил меня весьма радушно – букетом цветов от весьма симпатичной его спутницы и небольшим экскурсом в историю этой великой страны.

Оказывается страна находится в состоянии войны и оккупации со стороны Армении.

Я вспотел – Чечня, теперь Армения. Не многовато ли для меня?

Но мне пояснили, что оккупация эта очень далеко, где-то в Нагорном Карабахе.Я немного успокоился.

Поселили меня в десяти километрах от Баку. В бывшем молодежном центре на берегу моря.

Номер был приличным, кругом тишина, море в двух шагах.

Принял душ. Закурил сигару и заказал себе кофе в номер. Горничная на удивление быстро мне его принесла вместе с программой моего пребывания.

Сегодня вечером ознакомительный ужин в ресторане «Оскар».

Завтра почти целый день в Совете Министров.

А вот послезавтра в шестнадцать ноль-ноль встреча с Президентом в его резиденции в Президентском дворце, бывшем здании ЦК КПА.

На четвертый день посещение мемориала и исторического центра города, вечером банкет с показом мод.

На утро Хаш и отлет.

Ужин в ресторане «Оскар» изобиловал русской водкой и черной икрой. И, что меня порадовало, – дым стоял коромыслом. Хотя все это показалось очень странным для мусульманской страны. Но мои сотрапезники мне объяснили, что у них страна светского ислама. А один из высоких родственников, после нашей с ним беседы в отдельном кабинете, пообещал, что дело мое решится положительно, так как оно весьма полезное для их страны – пусть нация курит хорошие сигареты, а не какую-то постсоветскую гадость. Здоровье нации важнее всего.

Ужин закончился далеко заполночь. С песнями и танцами под бубен. С поцелуями и заверениями. А так же с Гюльчатай в моем номере.

Гюльчатай оказалась очень милой и ласковой девушкой. Утром раненько она бесшумно ускользнула из моего номера.

До завтрака я с час отмокал в прохладных водах Каспийского моря. После завтрака меня на большой скорости с мигалками отвезли в Совет Министров.

В старинном здании готического вида, где находились министерства Азербайджана, было шумно и мусорно. Меня долго водили по разным кабинетам, знакомили с какими-то толстыми усатыми министрами и поили замечательным чаем с изюмом.

Вечером прогулка на катере. Затем опять товарищеский ужин. И сон, но уже без Гюльчатай. Почему на этот раз без нее, я так и не выяснил.

Утром, где-то в час, мне позвонили в номер и сказали, что встреча с Президентом переносится на пятнадцать ноль-ноль. И поэтому за мной заедут в два часа и еще попросили, очень вежливо, спуститься в холл вовремя.

В два я был в холле.

За мной никто не заходил.

Я вышел на воздух.

Там стояли жигули шестой модели белого цвета. Из машины выскочил худой мужчина в темном пиджаке и галстуке и, уточнив у меня мое имя и фамилию, пригласил в машину, при этом добавив, что Президент меня ждет.

Я на автомате сел в жигули. Хотя очень удивился этому виду моего передвижения. До этого меня возили на Мерседесах.

В машине кроме водителя сидели еще двое. И поэтому было довольно тесно. Что меня опять удивило.

Выехав с территории молодежного комплекса машина повернула от города. Я попытался было заметить это водителю. Но сидящие справа и слева почти одновременно посоветовали мне замолчать, показав при этом мне по пистолету. Я тут же замолчал.

Так молча мы ехали минут двадцать. Потом резко свернув вправо, помчались вдоль длинных каменных заборов, затем неожиданно остановились и, посигналив несколько раз, прошмыгнули в открывшиеся ворота.

Меня вытолкнули из машины. На площадке крыльца стоял бородатый сердитый мужчина. Внимательно осмотрев меня, он коротко бросил:

– В схрон его.

Последнее слово для меня было полной загадкой. Но не надолго. Так как меня завели в курятник, отодвинули какое-то корыто, под которым оказался люк. Его открыли и в это отверстие столкнули меня.

Я упал на земляной пол, больно стукнувшись головой о стену. Пока у меня мелькали в глазах звезды, люк захлопнулся.

В полной темноте я сел.

Ощупал в начале свою голову, но кроме здоровой шишки ничего интересного на ней не обнаружил. Тогда стал руками осторожно ощупывать объемы своей, как я понял, новой гостиницы.

Разогнуться мне в полный рост не удалось. От пола до потолка было не более полутора метров. Тоже и по периметру.

Тесновато. Не больно разогнешься. Только по гипотенузе.

Не успел я так гипотенузски устроился на полу, как люк опять открылся. Когда я высунул туда свою любопытную голову, меня моментально за шкирку вытащили на свет божий.

– Да что это такое?! – начал возмущаться я. – Чего это меня сегодня затаскали. И вообще, где Президент.

Мне традиционно ткнули в бок пистолетом. Это был сильный аргумент. И я поняв, что пресс-конференция окончена, молча последовал за владельцем аргумента.

Вошли в дом.

В хорошо убранном большом зале было очень много необычайно красивых ковров. За столом, сервированным небольшим чайничком, фруктами и белоснежной горкой сахара, сидел тот самый с бородой, который определил мне номер в курятнике.

– Садись, – предложил он мне, указав место за столом.

Голос у бородача был низкий, властный и усталый.

Мне налили чаю и как бы между прочим спросили:

– Как быстро могут за тебя заплатить деньги?

– Какие деньги? – в начале не понял я.

На меня посмотрели как на идиота.

– Какие деньги? Американские, конечно! Да и разве это деньги? Всего какие-то пять миллионов долларов. Надо только как можно быстрее их нам получить. И ты свободен.

– Что?? – поперхнулся я чаем. – Пять миллионов долларов?!! За меня?!! Ха-ха! – заржал я. – Да за меня никто и ломанного гроша не даст. Вы, очевидно, меня с кем-то перепутали.

– Перепутали, говоришь? – отхлебнув чай, спросил бородач. – Мы никогда ничего не путаем, дорогой. Но если ты непонятливый, тогда иди отдыхай. Думай! Надумаешь – позовешь.

Мне, не дав допить чай, пинками отправили вначале в курятник, а затем грубо спихнули в мой карликовый номер.

У моей шишки на бедной моей голове появилась подружка. Почесав ее, я попрогнозировал сам себе: судя по чаепитию, очевидно, эта подружка не последняя.

Шишки, конечно, шишками, но, судя по пинкам, положение мое не завидное. Как я понял, меня выкрали и, очевидно, с целью выкупа. Если заплатят выкуп, то меня отпустят в мою славную Америку. Когда вернусь, – решил я – то брошу этот опасный бизнес. Тем более, что никотин вредит здоровью. Упаду на колени перед Кошмой, пусть возьмет опять в швейцары. Пообещаю ему, что не только водку, но и сигареты не буду продавать после десяти вечера. Хотя, если не буду продавать, с чего же буду ему платить дань? Да, куда ни крути – везде амба…

Мои грустные мысли прервал свет сверху. Опять открыли люк и выволокли меня во двор. Чая мне уже никто не предлагал.

Во дворе на штативе стояла видеокамера. Напротив – толстое бревно и топор, воткнутый в него.

Меня посадили на это бревно. Человек в черной маске выдернул топор. И, кровожадно глядя на меня, стал покачивать его из стороны в сторону. У меня мурашки пробежали по телу.

Бородатый, вышедший на крыльцо, сказал:

– Проси, дорогой, чтобы за тебя заплатили. Хорошо проси.

– Кого просить? – не понял я. И оглянулся вокруг. Хмурые люди вокруг меня не изъявляли никакого желания что-либо платить за меня. Скорее наоборот.

– Ты в камеру проси. В камеру, дорогой.

Я обернулся к камере. Потом к бородачу.

– Извините, я так и не понял, что просить и у кого.

Бородач шевельнул пальцем.

Кто-то сзади влепил мне в ухо и я кубарем слетел с бревна. Подбежавшие нукеры стали яростно меня пинать. Переломав мне половину ребер, они остановились.

Меня опять посадили на бревно перед камерой. Теперь мне стало ясно, что просить и кого.

Но прежде чем начать мою пламенную речь, я все же уточнил кровавым ртом:

– Извините, а можно я попрошу не пять, а десять миллионов? Пять вам. Пять мне.

Почему-то эта моя инициатива не была оценена по достоинству – мне опять дали в ухо. И я опять слетел с бревна. Правда, больше не пинали. Я, немножко полежав, встал и, отряхнувшись, сел на свое место на бревне.

Но опять, прежде чем начать очередную свою речь за свое скорое освобождение, позволил себе вопрос:

– Извините, конечно, но, как я понял, что десять можно попросить. А могу я попросить их у вашего Президента?

И зажмурил глаза, ожидая очередного удара.

Но удара не последовало.

Сквозь зажмуренные глаза я опять услышал голос бородача:

– Проси. Только наш Президент великой Ичкерии тебе ничего не даст. Проси у того, к которому ты приехал.

Теперь мне все стало ясно.

Я открыл глаза и стал просить десять миллионов. Жалостливо и со слезами. Хотя плакать, оказывается, было еще рано.

Меня никто не останавливал. И поэтому я говорил долго. Минут десять.

Когда замолчал, Бородатый опять шевельнул пальцем.

Лучше бы я не замолкал.

Тот в маске с топором схватил мою левую руку и не успел я моргнуть глазом, как он оттяпал мне большой палец.

Это было настолько неожиданно, что я даже вначале ничего не понял. И только когда палец упал на землю в пыль, боль дошла до моего сознания.

Вот тут-то я завыл, вот тут-то закрутился. Вот тут-то слезы, кровь. Вот тут-то они меня и снимали. Я представляю, какой был финал этого короткометражного фильма.

Через какое-то время меня, даже не перевязав, опять сбросили под курятник.

Пока меня волокли, я все кричал:

– Отдайте мне мой палец, мой пальчик!

Мольба моя, очевидно, подействовала, и мне, приоткрыв люк, сбросили мой палец.

И хотя я был в сплошной темноте, палец я нашел быстро. Почему-то у меня в голове все время, начиная с момента отлучения меня от моего пальца, мелькала одна и та же мысль: если палец быстро пришить, он приживется.

И я, следуя этой своей навязчивой мысли, обдув палец и рану, соединил их.

Было больно.

Палец не приростал. И я похоронил его в уголке темницы. Сам забился в другой угол и стал зализывать рану.

Теперь я понял, что меня похитили не азербайджанцы. Непонятно было одно: кому похитители пошлют кассету.

Филиб Мориз? Удавится, но не заплатит за проходимца из России ни цента.

Президент Азербайджана? Навряд ли. Никакого бюджета страны не хватит, если Президент будет за каждого иностранца платить по десять миллионов.

Вообще-то зря я попросил десять миллионов. Многовато. Если еще будут снимать на камеру, попрошу девять. Шесть им, три мне. Вообще-то мне и двух хватит. Попрошу восемь.

От этих сложных математических подсчетов боль стала утихать. Как мне жаль было свой палец. Единственное утешение – раз я его лишился в командировке – это производственная травма. А раз так, то я наверняка получу приличную страховую сумму. Так что куда ни кинь, я буду при деньгах.

Либо моя доля в выкупе.

Либо страховка.С этим я и забылся в полусне-полудреме.

Разбудил меня страшный шум наверху. Несколько раз грохнуло. Да так, что земля задрожала и со стенок моей темницы посыпалось. Затем зазвучали выстрелы. Вначале Одиночные, затем очередями. Кто-то закричал. Потом еще раз громыхнуло и все затихло.

Я сжался в уголке и сидел тихо. Еще неизвестно что там за стрельба. Может это они тренируются перед следующими съемками. И мой отрубленный палец может быть не последним в потерях моих конечностей и органов.

«Лучше бы обо мне забыли. Лучше бы меня не трогали.», – молил я.

Но обо мне не забыли.

Частые и сильные удары в дверь курятника были тому подтверждением.

Потом кто-то отодвинул корыто и откинул люк.

В мое жилище скользнул луч фонарика.

Меня назвали по имени. Протянули руки. И по тому, как меня осторожно и бережно вынимали из темницы, я понял, что произошло что-то неожиданное. Или деньги привезли, или Чечня обрела независимость, объявив при этом амнистию всем заложникам.

Когда я вышел из курятника во двор, моим глазам предстала ужасная картина. По двору, разбросанные неведомой силой, валялись в разных позах мои похитители. Судя по их окровавленным телам, они были не совсем живы. А их бородатый командир вообще почему-то был без ног. Ноги валялись рядом, у небольшой, но глубокой воронки.

Среди множества людей в камуфляжной форме, возбужденно перемещающихся по двору, я заметил встречавшего меня в Бакинском аэропорте представителя Президента. Он улыбаясь шел ко мне, широко расставив руки.

– Дарагой. Жив. Здоров. Слава Аллаху.

Слава не слава, но я ему сразу показал, что у меня осталось от большого пальца.Он поцокал языком и заверил меня, что их гениальные врачи пришьют другой, новый будет в сто раз лучше старого.

Когда мы уже ехали в Мерседесе в сторону столицы, я поделился с моим освободителем своими мыслями, охватившими меня в этом чеченском доме.

– Понимаешь, Мамед, после того как мне отрубили палец, я уже думал, что мне конец, что вы обо мне забыли. Я уже даже пожалел, что приехал к вам в гости.

– Как ты можешь так говорить, дарагой? – неподдельно завозмущался мой собеседник. – Ты не просто гость. Ты – гость Президента. Когда ты не прибыл на аудиенцию во дворец, Президент вызвал министра КГБ, министра МВД, министра вооруженных сил, начальника президентской гвардии, начальника своей охраны и спросил их: «Где мой гость?». И когда они промолчали, он спросил еще раз: «Где гость вашего Президента?». После этого он дал им двадцать четыре часа, чтобы ты был у него живой и здоровый. Так что мы сейчас тебя подлечим, умоем, побреем – у нас еще есть четыре часа – и к Президенту. Он тебя ждет.

Мамед улыбнулся мне и добавил:– Вот так, дарагой. Ты ведь гость Президента.

Остров купца Амозова

Жизнь менеджера по продажам Николая Амозова была не совсем радостная. Работа, Интернет, кино, пиво. И никаких перспектив стать олигархом.

Но характера Николай был веселого, оптимистического и поэтому не унывал. Не унывал от того, что даже небольшую зарплату платили редко. Не унывал от того, что в двадцать пять лет он не был женат и жил на съемной квартире, родители умерли, а родных не было. Не унывал от того, что не водил ни с кем дружбы, а обходился знакомыми. Он все время чего-то ждал.

Чего-то необыкновенного. Вот развеются тучи, появится солнышко, и жизнь его будет другой. Не такой.

А какой?

Ну, наверное, светлой, интересной, с красивой женой, милыми детьми, кучей друзей, денег и значимостью в обществе.

Да.

Только когда это будет и будет ли вообще? Вот в чем вопрос!

«Ничего, – решал Николай, – подождем. А пока надо не унывать и радоваться жизни».

Вот такой легкий характер был у нашего героя с редкой фамилией Амозов.

Он не интересовался, откуда у него такая фамилия и от каких предков она у него. Да и своих предков дальше деда он не знал. А надо бы. Весьма надо.

Так как его предок, купец первой гильдии Иван Александрович Амозов, в 1984 году, будучи в Париже, совершил поступок, перевернувший не только жизнь его потомка Николая Амозова, но и все государственное строительство планеты в начале третьего тысячелетия.

Наделал дел купец Амозов! Наделал…

Иван Александрович Амозов в молодости своей имел весьма шаловливый характер. Об этой его черте на родине, где он был первым купцом по части мучной торговли, мало кто знал. Здесь он слыл хотя и молодым, но степенным гражданином, соблюдающим православные посты и традиции провинциального общества.

А вот когда уезжал на парижские выставки, эта неведомая землякам шаловливость проявлялась ярко, показывая скучной Европе всю широту развеселого русского характера.

Мы не будем описывать всех приключений Ивана Александровича за пределами Российской империи, так как к нашему герою, Николаю Амозову, только одно из этих приключений имеет непосредственное отношение – морская прогулка его предка из Марселя на яхте «Цезарь».

Все были пьяны до безумия, включая команду. Может, по этой причине, а может, оттого, что ночью разыгрался шквальный ветер и море загудело, закипело, Ивана Александровича, когда он вышел на палубу проветрить буйную голову, смыло с качающейся палубы в кипящие, словно при землетрясении, волны.

И наверняка утонул бы, если бы планета Земля именно в этот день и час во время землетрясения не родила еще один маленький остров в начале Лигурийского моря, в какой-то сотне миль от Гиерских островов, где в этот самый момент и находилась яхта и сброшенный с нее в воду пьяный купец первой гильдии Амозов.

Вскоре яхту унесло по крутым волнам, и невольный ныряльщик остался в полном одиночестве.

Когда ему уже слышалось пение ангелов у врат Господних, он вдруг почувствовал под ногами твердую, слегка дрожавшую почву. Протрезвевшему и изрядно напуганному Ивану Александровичу показалось, что это у него трясутся ноги. Ноги и впрямь тряслись, но тряслась и земля младенца-острова, нежданно появившегося среди моря. Островок был небольшим, не более двух метров в диаметре, и возвышался над водой совсем немного. Был он скользким, покрытый водорослями. Волны яростно захлестывали его. Поэтому удержаться Ивану Александровичу было довольно тяжело. Он то и дело соскальзывал с клочка земли, попадая в бездонное морское пространство.

Под утро, вымотавшись окончательно, Иван Александрович уж было решил, что судьба просто посмеялась над ним и скоро он предстанет перед карающим перстом Создателя.

Однако с первыми лучами солнца ветер стал стихать, море успокаиваться, и проплывающий мимо грузовой пароход застал купца первой гильдии Амозова спокойно сидящим на маленьком островке и дожидающимся, когда же Господь пришлет за ним подмогу.

После чудесного спасения Иван Александрович поставил двухпудовую свечку иконе Николая Угодника в православном храме, а новоявленный остров откупил за десять золотых червонцев у французов и назвал его своим именем. В честь спасения он вмуровал в остров мраморную плиту с описанием свершившегося чуда. И, хорошо обмыв это дело, отбыл на родину, в белоснежную Россию.

На родине рассказывать о своих приключениях он не стал – по вполне понятным причинам. А со временем и сам забыл о своей недвижимости в водах Франции.

Остров сто лет никого не интересовал. На географических картах его не обозначали из-за его малости.

Указывался он только в лоциях. А его название трансформировалось из острова Амозова в более привычное для западных моряков слово – остров Амос. Со временем уже никто не мог вспомнить, откуда этот остров получил такое имя. Документы о событии ушли в архив, а памятная таблица разрушилась от воды и времени.

Купец первой гильдии успешно дожил до Великой Октябрьской революции. Успешно был ограблен большевиками и успешно отправлен чекистом Воробьевым в Сибирь. Других членов семьи сослали на 101-й километр.

Вот из этих «других» и шли предки нашего Николая, которые были мобилизованы советской властью со 101-го километра в областной центр на строительство автомобильного гиганта. Все бывшие родственники Николая Амозова упорно старались не вспоминать о своих купеческих корнях в условиях коммунистической диктатуры, и сам Николай находился в добросовестном заблуждении, что он выходец из крестьян.

Заблуждению вскоре суждено было развеяться.

И весьма удивительным образом. Началось с того, что в Средиземном море недалеко от берегов Франции неожиданно стал расти малозаметный и малоизвестный островок Амос. В течение месяца он вырос до нескольких гектаров.

Создавалось впечатление, что кто-то медленно выталкивает огромную гору со дна древнего моря на свет Божий. Толчков землетрясения не было, но остров Амос рос и вширь, и в высоту.

Вначале только ученые проявили интерес к такому странному физическому явлению. Но по мере роста острова зашевелились и политики. А когда остров достиг приличных размеров, то и военные оказались тут как тут.

Подлодки, крейсеры, авианосцы. И, конечно, первыми приплыли любопытные американцы.

Но если ученых интересовало это явление с чисто научной точки зрения, то для рациональных политиков остров стал интересен с чисто практической точки зрения. Чей это остров?

Франция ответила категорично – наш!

Испания – минуточку, мы считаем, что остров наш!

Италия – надо вообще посмотреть на остров внимательней.

Американцы – подождите, господа, первым на этот остров ступила нога моряка Шестого флота Соединенных Штатов, а как, например, Луна – никто же не спорит, что она принадлежит нам, американцам!

Пока все спорили, остров продолжал увеличиваться.

За полгода он превысил размеры французского острова Корсика и достиг размеров итальянской Сардинии.

Целое европейское государство! Причем в шикарном месте Средиземноморья.

Достигнув размеров Сицилии, остров «замер». Рост прекратился.

Претендующие на остров моментально привели в боевую готовность свои вооруженные силы – никто никому не хотел отдавать лакомый кусочек. И когда противостояние достигло критической точки, собрался Совет Европы для мирного решения вопроса.

Стали разбираться, когда возник остров и почему у него такое странное название – Амос. Подняли архивы.

Вот тогда-то и возникла старая нотариальная книга города Марселя, где на одной из страниц добросовестным нотариусом в присутствии двух свидетелей и представителя мэрии закреплена купчая на остров купца первой гильдии Амозова Ивана Александровича, подданного Российской империи.

Все были в шоке. Но закон есть закон. А закон о собственности – это святыня для законопослушного Запада.

Как и право наследования.

Итак, владелец острова был установлен. Из-за важности вопроса Совет Европы создал комиссию по установлению наследников. А сам остров был взят под временное опекунство Совета.

Прилет комиссии по наследству в Москву освещался всеми телекомпаниями, газетами и радиостанциями.

Оказалось, что в России Амозовых довольно много, и они толпами повалили в белокаменную. Знакомые, смеясь, говорили Николаю:

– Чего сидишь? Езжай! Вдруг это тебя ищут.

– Вы что, обалдели?! У меня в роду, кроме пахарей да воинов, никого не было. Так мне мама рассказывала.

Какое же было удивление Николая и всего города, когда именно ему пришел вызов в Москву, а затем приглашение в Страсбург для вступления в права наследования.

Один из швейцарских банков моментально открыл Николаю неограниченный кредитный счет в своем Луганском отделении. Практически не требуя в ответ ничего, кроме согласия на открытие счета именно у них. Ему показали его остров. Вначале – на видео, затем – вживую, с борта вертолета. Размеры собственности поразили очумевшего от такого поворота судьбы Николая.

Когда ему задали вопрос при передаче правоустанавливающих документов, что он будет делать с островом, Николай, подумав, ответил:

– Пусть пока обсохнет.

Обсохнуть-то обсохнет, но что с ним, островом, дальше делать. Николай не знал.

Но товарищи по «ВКонтакте» в Интернете посоветовали завести свой сайт. Что он и сделал.

У него появилось очень много друзей в «ВКонтакте».

Кто предлагал создать на этом острове государство счастья и любви для молодежи и с конопляными плантациями и свободной любви.

Кто остров справедливости, где все будут равны и свободны.

Кто остров высоких технологий и чистой экологии.

В общем, предложения поступают.

Если есть и у вас, присылайте.

Николай будет рад.

E-mail: [email protected]

Этот странный странный дом

Дом этот стоял почти в самом центре города, но был таким ветхим, что мало кого интересовал. Меня он заинтересовал только потому, что я часто проезжал мимо него и камни, выпадающие из его карнизов, то и дело выкатывались на дорогу, под колеса моего автомобиля. Однажды я все-таки остановился и решил посмотреть, что это за здание такое.

Дом был очень старым, массивным, но строился, чувствуется, на века. Однако в нем уже давно никто не жил, и он мало-помалу разрушался.

Я долго ходил-бродил вокруг и по первому этажу и наконец увидел, каким он был когда-то красивым и удобным – с мраморными колоннами, панелями из полированного дуба и большими теплыми каминами.

Еле-еле открыв дверь, я поднялся на второй этаж. Не поверите, там даже мебель осталась! Тяжелая, красного дерева, но покрытая слоем пыли. Диваны и кресла были обтянуты кожей, загрубевшей, но еще податливой.

На стенах картины – темные, все в тенетах.

Дом мне понравился. Я навел справки и вскоре купил его.

Долго думал, подо что бы мне его приспособить, и наконец решил перевести туда свое представительство.

Пригласил помощников, вместе осмотрели дом.

На поверку он оказался не таким уж и плохим. Крыша цела. Вроде и стены снаружи не разрушались. Непонятно только, откуда кирпичи падали…

А когда мы переехали в этот дом, я не сразу узнал его.

Дом уже не казался ветхим, он, если можно так выразиться, помолодел. Это чувствовалось во всем: не только внутри, но и снаружи он заметно обновился.

Двери открывались без малейшего скрипа, перила были теплыми на ощупь. Занавески пропускали ровно столько света, сколько надо было моим глазам для плодотворной работы.

Я вошел в свой кабинет. От массивного стола веяло надежностью. Кресло было высоким, располагало к вдумчивой работе. Мягко светила настольная лампа. Справа на стене висел портрет какого-то седого господина. Приемная тоже понравилась нам, то есть мне и моему помощнику.

Вскоре все службы расположились по своим кабинетам. Подключили телефоны – и работа в моем агентстве закипела…

Дела поначалу шли неплохо.

Работников я набрал серьезных и улыбчивых. Клиенты были довольны. Казалось, и дом повеселел: окна сияли, паркет перестал скрипеть и краски на старинных картинах стали сочнее.

Мой же стол посолиднел и посерьезнел. И кресло стало мне прямо как родное – мягкое, уютное… И солнце все дни светило в наши чистые окна.

Вскоре я подметил закономерность: чем лучше дела в фирме, тем чище, свежее и новее казался дом. Чем лучше работал человек, тем легче делался воздух в его кабинете. И стулья мягче, и мебель новее.

И наоборот: если дела у нас шли плохо, дом как бы съеживался, дряхлел. А у тех, кто с клиентами работал наплевательски, и воздух дурнел, и мебель разваливалась, и двери переставали открываться. Мне всё сразу становилось ясно, и я таких нерадивых моментально выгонял или принимал меры к исправлению.

Минул год.

Дом мой превратился во дворец. Всё в нем буквально дышало благополучием и успехом. От этого и мы все заметно поздоровели и даже помолодели. А фирма – так просто процветала.

Но однажды ко мне пришел посетитель. С предложением.

Предложение было хитрое, с этаким пакостным душком. Но заманчивое. Денежное…

И я согласился. Развернули работу по этому предложению, и пошло… Деньги потекли рекой. Но рекой же потекли иски и жалобы.

Я оказался так замотан дрязгами, что перестал замечать и сам дом, и то, что в нем происходит. А когда заметил, был неприятно удивлен.

Сотрудники стали злыми, неприветливыми. Двери в их кабинетах скрипели, как больные, стулья разваливались. И мой собственный кабинет потемнел. Кресло как-то съежилось, сделалось жестким. Окна затмились пыльной пеленой.

Я вызвал помощника и поинтересовался, в чем тут дело. Он пожал плечами и уверил, что дом моют и подновляют чуть ли не каждый день, а он разваливается прямо на глазах.

Я призадумался. Раз дом ветшает и снаружи, и изнутри, то ясно почему: я в своем деле поступился нравственными принципами. Значит, надо что-то делать… Либо начинать капитальный ремонт дома, либо свертывать сделку, которая постепенно превращала меня и мою фирму в чудовище, ломающее людские души и наживающееся на их простоте и бедах.