Текст книги "Украсть Храпуна (сборник)"

Автор книги: Владимир Дэс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

На всякий случай Техник еще раз поставил диск с записью и, прослушав, выключил. Но тут же включил снова. В самом конце, за смехом, он услышал как кто-то из них сказал, что все, мол, хорошо продумано, только бы с кораблем ничего не случилось до взрыва, а то пилот по причине аварии может просто отстрелить грузовой отсек и ни за что отвечать не будет.

«Точно!», – хлопнул себя по лбу Техник.

Отстрелить целый отсек с грузом равносильно трем пожизненным заключениям в такой тюрьме, что лучше умереть. По этому-то Технику сразу и не пришла эта мысль в голову. А так как у него есть запись голосов, то на Земле потом разберутся что к чему, и вряд ли при прямой угрозе кораблю к нему будут претензии.

Посмотрев на часы, Техник включил и механизм отстрела капсулы трюма и, увеличив скорость корабля, через несколько часов увидел и даже заснял, как в космосе сверкнула яркая вспышка.Техник с уважением посмотрел на прибор, собранный им для обнаружения звуковых ловушек, ну а затем с таким же уважением посмотрел на свое отражение в зеркале. Хотя лицо его в этот момент было совсем невеселое.

Горизонты допустимого

Всю свою сознательную разумную жизнь человечество стремилось к достижению очередного горизонта. Во всем: в освоении Вселенной, в познании самого себя.

Где конец этой страсти? И есть ли он?

Так рассуждал Техник, стремясь в своем звездолете к очередной загадке Вселенной.

«Что же там, в этой туманности, или черной дыре? Что за ними? Горизонт. Очередной горизонт», – философствовал Техник, старый, больной, одинокий.

После ошибочного изменения Службой Безопасности программы жизнедеятельности его питомцев он решил вновь отправиться в космос. Но на этот раз прошел необычайно долгую предполетную подготовку. И вот теперь он опять летел искать не то свое счастье, не то успокоение, не то новые ощущения.

И ничего, может быть, не нарушило бы его спокойного полета, если бы не стал вдруг ныть большой палец на левой ноге – он случайно зашиб его о ступеньку спортивного тренажера во время утренней разминки.

Пошел в медкабинет, там продиагностировал причину боли на специальном медицинском приборе, устранил ее и уже хотел уходить, но случайно взглянул на карточку диагноза. То, что он прочитал, было невероятно. Его большой палец оказался полностью синтетическим. Удивленный, он решил провести биологический анализ всего своего тела. А может, он весь синтетический?

Ужас охватил его. Он остановился и, резко развернувшись, ушел к себе в командную рубку. Сел в рабочее кресло и, включив экран, стал смотреть на звезды Вселенной. Это всегда его успокаивало.

Космос… Вселенная… Почему человек всегда с параноидальным постоянством стремится в космос? Что это? Наверняка не простое любопытство, а еще один основной инстинкт человека, наряду с размноженном, самовыживанием и материнством, но пока еще до конца не исследованный. И кому-кому, а ему уж точно известно, что Вселенная никогда не будет освоена человеком полностью.

Огромное противоречие заложено между гигантскими расстояниями Вселенной и столь короткой жизнью людей. Как не увеличивай скорости космических кораблей, как не сжимай пространство и время, все в конечном итоге упирается в продолжительность жизни человека.

Он помнил, как пробовали посылать в длительные полеты на самую окраину вселенной семьи, чтобы хотя бы сотое поколение достигло цели. Но потом выяснилось, что в эволюции этих маленьких групп происходили такие изменения, что люди забывали, куда и для чего летели и кто они вообще на самом деле.

Оставалось одно – сделать человека бессмертным, Но даже Господу не удалось это сотворить, а вот некоторые горячие головы взялись за это.

Техник слышал про эти исследования, о гене старения, о замене органов человека на синтетические (от пальцев до волос), которые можно менять периодически каждые десять-двадцать лет, тем самым оставляя человека вечно в том состоянии, в каком он находился в момент замены органов.

Но ему казалось, что все это давно закончилось, особенно после произошедшего с ним случая на Плутоне.

А может, и не закончилось. Может, этот эксперимент всё еще продолжается и его не зря послали в этот край Вселенной, помня его привязанность к погибшим уродцам. Не зря же его несколько месяцев Держали в специальной барокамере якобы для профилактики его стареющего организма, как бы пойдя навстречу его настойчивой просьбе о последнем полете.

Неужели они полностью заменили его организм?

Вопросы и сомнения вместе с нехорошим предчувствием душили его. Что-то чужое, сидящее в его теле, не давало свободно дышать. Правда, дышалось ему все же легко и свободно. Даже лучше, чем на Земле.

И все же он прошел в медицинский кабинет, подключился к приборам.

Его руки, ноги оказались полностью из синтетического материала, правда, мало чем отличавшегося от живого. Можно было подумать, что они настоящие, если не обращать внимание на то, что перестали болеть суставы и исчезли вздувшиеся вены.

Легкие – новые. Никакого намека на многолетнее отравление никотином. Чистые и розовые, как у младенца.

Сердце – ни одного инфарктного шрама, ни ожирения, ни аритмии. Стучит, как отлаженная вечная машина.

Печень – чистейшая.

Почки – без намека на камни. А как они его мучили уже сорок лет.

Ба, даже желчный пузырь появился, который ему удалили лет тридцать назад.

Проверил все, кроме мозга.

Не решился.

Правда, у него прекратились головные боли, которые мучили после длительного напряжения или переутомления. Неужели они посягнули на эту святыню человеческого тела?

Прошел к себе в спальню.

Лег.

Интересно, что же такое выходит? Он теперь и стареть не будет? Что это? Уход от смерти или, может, слияние жизни и смерти? Тогда как же Страшный суд? Когда же ему держать ответ за грехи? Или, наоборот – он что, никогда не попадет в Рай за свои добрые дела? Обман, выходит. Всю жизнь ждешь этого, ждешь, можно сказать только ради этого и живешь, чтобы увидеть эту тайну, а тут на тебе – живи вечно и никакой тебе смерти. Что-то тут не так.

Но если все части тела заменили, значит тот человек, который есть сейчас, уже не является тем человеком, которым был раньше. Следовательно, тот, который был раньше, исчез.

Но по сознанию-то Техник ощущал себя все тем же, кем был. Значит, тот он не исчез, несмотря на то, что его всего заменили, как реставрационную вещь. Значит, он все же тот, кем был. Хотя вещь после реставрации тоже вроде та. Но эксперты говорят, что она не настоящая.

«Фу… – вспотел Техник от этих рассуждений. – А вообще-то я сам дурак. Ведь знал, когда подписывал контракт, что что-то тут не так. Протяженность маршрута явно указывала, что, несмотря на скорость полета и усыпляющий симбиоз, вернуться ЖИВЫМ я не должен. Хотя мне и не хотелось возвращаться. А сейчас вот что-то уже захотелось. Да… Осталось только проверить мой мозг».

И тут Техник прямо подпрыгнул на кровати.

Если мозг не заменен, значит, душа человека находится в его мозге, а не в сердце, как считалось раньше. Душу же он свою ощущает так же, как и всегда, и помнит все о себе, как прежде. Ура! – тогда он, Техник, сделает величайшее открытие в истории человечества, он покажет всему человечеству, где находится человеческая душа. А это – возможность нового развития человечества.

Итак, Техник шел в медицинский кабинет и рассуждал: «Все органы, начиная с волос и заканчивая кожей, кровью, костями, у меня новые, искусственные. Если бы у меня было все не мое, я бы не ощущал себя тем, кто я есть. А раз так… то и проверять мой мозг нечего».

И Техник перед самым кабинетом резко развернулся и пошел обратно к себе в комнату отдыха. Оттуда он прошел в бассейн. Поплавав, в прекрасном расположении духа прошел в сауну, потом с удовольствием растер полотенцем свое здоровое, сильное, помолодевшее тело и впервые, наверное, за время длительного полета с удовольствием поел бифштекс с кровью.

Приятно было раздирать мясо здоровыми, белыми, как сахар, зубами.

Затем уснул легко и свободно. И ему приснился сон – легкий, свежий, красивый и добрый. Правда, когда проснулся, не помнил его содержание, но ощущение хорошего сна осталось.

Пошел в рубку управления.

Полет проходил без осложнений.

Он, проверив все показания, уютно расположился в кресле и опять стал смотреть на звезды.

И вновь к нему в душу стали закрадываться сомнения. А вдруг он ошибается, и мозг его тоже заменен? Тогда что? Где же душа человека? Где предел допустимого? Не может же душа человека находиться в этих, пусть даже идеально сработанных, искусственных костях и мышцах.

Техник резко встал и быстрым шагом направился в медицинский кабинет. Вошел и плотно закрыл за собой дверь.

Подошел к диагностической аппаратуре. Включил прибор. Проверил его готовность к работе. И вдруг резко поднял его и со всего размаха, со всей силы грохнул об пол. Корпус приборного ящика треснул, платы и микросхемы рассыпались. Техник с яростью стал топтать «внутренности» прибора, приговаривая при этом:

– Я тот, кто я. Я тот, кто я есть.

И, резко развернувшись, он почти бегом направился к себе в спальню, упал на кровать лицом вниз.

А в медицинском кабинете уборщики вылезли из своих щелей и быстро убрали поломанные детали, растворили их и смыли.

Через какое-то время Техник вернулся в медкабинет и, убедившись, что кругом чистота и все по-прежнему, только нет прибора диагностики искусственных органов, удовлетворенно вздохнул и пошел на очередной дежурный осмотр корабля, повторяя при этом:– Я знаю, где предел допустимого. Я знаю, где душа человека. Я разгадал эту вечную загадку. А раз так, то я тот, кто я есть на самом деле, – человек, пусть даже с искусственным телом, но со своей божьей душой.

И полет опять стал проходить тихо и спокойно. Вот только сны почему-то перестали сниться.

Вдруг.И совсем.

Исповедь стиральной машины

Все произошло исключительно по моей вине.

Мотался я по космосу уже не один месяц. И хотя я сам выбрал этот контракт, от долгого одиночества изрядно уже притомился.

Корабль был большой и весь какой-то бестолковый.

В нем было неимоверное количество коридоров, переходов, лифтов, пустых залов, кают и роботов.

Роботы по прихоти какого-то веселого конструктора почти все без исключения были похожи на людей, за вычетом, конечно, специализированных узлов и манипуляторов.

Мне то и дело надоедал робот, который стирал мои вещи. Ростом он был примерно с меня, но талии у него не было: на ее месте все тот же веселый изобретатель вмонтировал ему стиральную машину.

Так эта ходячая стиральная машина и таскалась за мной целыми днями, подбирая носки, сорочки и майки, а подобрав, тут же засовывала их в свое чрево и при этом монотонно меня же и благодарила за мои грязные вещи.

От скуки я усаживал этого стиробота за шашечную доску, и мы с ним играли дни напролет.

Прерывались мы, лишь когда я стягивал с себя очередной комплект белья, а он заглатывал его в свое булькающее чрево.

А поскольку я выигрывал чаще, мне быстро надоело двигать шашки просто так и я предложил играть на щелчки.

Робот согласился.

Я выиграл и от всей души закатил ему в лоб щелбан.

Робот потер место экзекуции, поморщился, но ничего не сказал.

Расставили шашки по новой, и опять он проиграл.

Я ему – еще щелбан. Так и пошло: он проигрывает – я ему щелчка.

После пятидесятой партии, проигранной моим роботом, я понял, что робот ловчит, проще говоря, поддается.

Тогда и я словчил – проиграл ему в чистую, да так, что этот стиральщик сам не догадался, каким образом выиграл.

Пришла моя очередь подставлять лоб.

Железяка поднялась. Забулькала сильнее, чем обычно, и нацелилась своим семнадцатым полусогнутым пальцем мне повыше переносицы.

Я зажмурил глаза и приготовился к самому худшему, помятуя о его длинных сильных пальцах, выжимавших мои рубашки.

Послышался тяжелый вздох, потом скрежет, и наконец я получил свой щелчок – чуть ощутимее касания птичьим пером.

Когда я открыл глаза, мой победитель сидел в кресле напротив меня и отпыхивался так, будто только что самым жестоким образом утрамбовал мою голову своими щелчками.

Я потер на лбу место предполагаемого щелчка, посмотрел на робота, такого уставшего от столь сильного эмоционального напряжения, и мне стало его жаль.

Я отодвинул шашки, подпер кулаком подбородок и уперся взглядом в видеодатчики своей стиральной машины.

– Скажи, – спросил я у робота, – почему вы такие?

– Какие?

– Такие тихие, безобидные. Боитесь причинить людям малейшую боль.

– Вы наши создатели. Мы видим и знаем своих создателей, мы благодарны вам за то, что вы нас создали. Если мы сделаем вам больно, то этим можем повредить вашим жизням. А если не будет вас, то со временем не будет и нас. Поэтому мы никак не можем обидеть тех, кто составляет основу нашего существования, то есть вас.

Ответ был настолько глубок и полон, что я даже опешил.

А мой металлический философ, высказавшись таким вот образом, задумался на минуту, прислушался и нажал очередную кнопку у себя на животе: очевидно, наступило время сушить мои носки.

И снова посмотрел мне в глаза.

Смотрел, смотрел, а потом выдал:

– А еще нам вас жаль. А когда жалеют, то не бьют.

Начистоту, нечего сказать!

Мне даже жарко стало. Я расстегнул две пуговицы на форменном кителе.

Мой механический собеседник, увидев эти манипуляции, насторожился, очевидно, подумал, что я собираюсь отдать китель в стирку.

Но мне было не до постирушек – уж больно неожиданный оборот приняла наша беседа.

– А почему же это вам нас жаль? – спросил я с этакой язвинкой.

– Да вы не сердитесь. Ведь все так просто… – Он вдруг встал и, обогнув стол, подошел к огромному иллюминатору и показал рукой в бездну за бронированным стеклом, где мерцали звезды, галактики, вселенные. – Там ваш бог? – спросил он.

Вконец ошарашенный, я неопределенно пожал плечами.

– Наверное.

– А где именно? – последовал очередной вопрос.

– Кто? – уточнил я.

– Бог, – не отступался он.

Я очумело уставился на робота, а зачем перевел взгляд на то, что мелькало за иллюминатором.

Он, по-прежнему спокойно глядя на меня, опустил руку и этим как бы подвел черту под нашей дискуссией.

– Вы не знаете, где ваш бог, только догадываетесь: где-то там, в космосе. А мы, роботы, знаем, где наш бог, наверняка. Один из них, к примеру, играет со мной в шашки.

Робот отошел от иллюминатора, сел напротив меня и просто спросил:

– Ну что, будем продолжать игру или что-нибудь постираем? – При этом он выразительно посмотрел на мой полурасстегнутый китель.

От столь сильного сравнения меня, простого смертного, с великим и бессмертным, я автоматически расстегнул остальные пуговицы и отдал китель своему обожателю.

Тот, заурчав от радости, затолкал его в свое чрево, предварительно вынув из его карманов все, что не подлежало стирке, и, запустив свои активаторы, стал расставлять шашки.

«Вот так так, – подумал я. – Живешь и даже не знаешь, что ты для кого-то бог. Интересно, что еще они думают о нас, людях, в этом плане?» Я помог расставить шашки и решил подойти к проблеме с другой стороны. Сделал первый ход и как бы невзначай спросил:

– А может, и среди вас, роботов, есть боги?

Он убрал свои пальцы от шашки и снова посмотрел мне прямо в глаза.

– Нет… среди роботов нет. И быть не может, – твердо сказал он и передвинул шашку.

– Почему? – спросил я его и провел краем дамку.

Тогда робот убрал руки со стола, скрестил их на груди и ответил мне с некоторой назидательностью:

– То, что создано богом, не может им быть. – Тут он задумался на минуту и добавил: – Кроме детей. И потом, наш бог по сущности своей как наш создатель может быть лишь одного биологического вида и только он, больше никто, должен быть властелином нашего мира. Мира, где живем мы, роботы. И только этот вид божественной жизни может повелевать нами и подавать нам энергию для нашего существования.

Окончив тираду, он сделал ход.

Я автоматически провел еще одну дамку.

– Все! – вдруг заявил он мне. – Я опять проиграл. Извините, мне надо погладить. Может, прислать вам вместо меня робот-холодильник?

В ответ я лишь покачал головой.

Он еще раз извинился, встал и ушел.

А я остался сидеть за шашками с головой, полной сумбурных мыслей о месте людей в этом мире машин и роботов, а заодно и всего нашего меньшего живого.

Потом встал и начал ходить туда-сюда, задумчиво повторяя про себя:

«Я бог, я бог».

И тут корабль как тряхнет!

Меня как швырнет!

И я со всего маху – лбом о переборку. В глазах искры.

В голове туман.

Во рту – кровь от прикушенного языка.

Я валяюсь на полу и никак не пойму, что случилось.

Космос чистый. На тысячи световых лет не то что помехи какой – пылинки нет!

Я поднялся, проковылял в центральную рубку, посмотрел на приборы – все в порядке.

Что это было – ума не приложу.

Только после этого я ни с роботом-прачкой, ни с роботом-холодильником за игрой не болтал.

Играли молча – от греха подальше.

Крыски

Откуда на космическом корабле появились крысы, Техник не мог даже и предположить.

Как правило, в процессе предполетной подготовки корабль проходил такую санитарно-дезинфекционную обработку, что не только крыс, мух не найдешь днем с огнем.

А тут крысы.

Две.

Размером с приличный ботинок.

Сначала Техник услышал шорох за командным пультом. Затем писк. И вдруг совсем неожиданно из-за пульта выскочила крыса. Выскочила и испугалась. Замерла и, окинув взглядом рубку, уставилась темно-коричневыми глазами-бусинками на Техника.

Из-за нее выглянула вторая, видимо, не понимая, почему остановилась первая, и тоже уставилась на Техника.

И Техник уставился на них.

Для него это было настолько неожиданно, что он зажмурил глаза и несколько раз тряхнул головой. А когда открыл глаза, у пульта никого не было.

– Фу, – вздохнул Техник. – Померещилось.

Он знал, что галлюцинации – частые гости на космических кораблях, особенно когда выпадает скучный, как беззвездная ночь, полет.

Но на всякий случай Техник встал и заглянул за командный пульт.

Там в уголке, сжавшись в комочки, сидели две крысы и не мигая смотрели на него. В их глазах застыл страх.

Техник опять зажмурил глаза и потряс головой. Но в этот раз такие действия не помогли – темно-серенькие комочки с остренькими мордочками и глазами-бусинками все также сидели в углу.

Нельзя сказать, что у Техника раньше не было знакомства с этими подвальными зверьками. Оно произошло еще в глубоком детстве, когда он только мечтал о космических странствиях и о великих открытиях. Летом в дни школьных каникул, живя у бабушки Анны в деревне, он собственными глазами видел, как крысы воровали куриные яйца из курятника. Зверьки выкатывали яйцо из гнезда наседки и роняли его на пол. Яйцо разбивалось, а крысы обмакивали свои хвосты в желток и давали друг другу облизывать уже яичные хвосты. Так они и лакомились этим гастрономическим продуктом, не ведая, что бабушка Анна часто грешила за порчу яиц на него – внука.

Но когда он выследил и показал бабушке, как все происходит на самом деле, та только руками всплеснула и, обругав крыс «антихристами», пошла покупать крысиный яд.

И больше, кажется, Техник никогда не сталкивался с этими представителями земной фауны.

Единственное, что он понял от того знакомства с крысами, это то, что они очень умные и смекалистые животные.

Техник присел на корточки и посмотрел на крыс поближе. Ему было любопытно. И крысы, очевидно, почувствовав, что пока им ничего не угрожает, успокоились, и их носики с усиками-антеннками запульсировали, заходили из стороны в сторону.

Техник протянул руку к крысам.

Одна из них вытянула мордочку и обнюхала его палец.

И вдруг она чихнула.

Техник подскочил.

Крысы пискнули и разбежались в разные стороны.

Успокоившись, Техник огляделся: крыс нигде не было. Он понюхал свой палец. «Это же запах «Лимонного бальзама» после бритья. Да, от такого непривычного запаха можно чихнуть», – решил Техник. Вытерев зачем-то палец чистым носовым платком, он обследовал рубку, затем выглянул в коридор, но своих новых пассажиров так и не обнаружил. «Объявятся», – решил Техник и спокойно сел в свое рабочее кресло.

Крысы объявились минут через пятнадцать. Очевидно, разбегаясь, они потеряли друг друга и теперь стали попискивать, сигнализируя друг другу, где каждая из них находится: одна на шкафу пятого блока управления, вторая за шкафом четвертого. Та, которая каким-то неимоверным образом умудрилась запрыгнуть на шкаф пятого блока, пищала сильнее. Было видно, что она не знает как оттуда слезть. Вторая, забыв об осторожности, выбежала из-за шкафа четвертого блока и закружилась у шкафа пятого, то и дело вставая на задние лапки и царапая пластиковые стенки. Обе сильно волновались.

Техник, видя их беспокойство, подошел к шкафу пятого блока и снял оттуда «скалолазку». Опустил ее рядом со второй крысой. Те обнюхались и опять уставились на Техника.

– Ну, что смотрите? Есть, наверное, хотите? – машинально сказал он, как обычно говорят люди, обращаясь к братьям меньшим. – Пойдемте, – махнул им рукой и направился в столовую.

Крысы за ним.

Там, вспомнив свое детство, решил дать им два яйца, только не сырых, а всмятку.

Крысы быстро все слопали.

Он налил им молока.

Они и молоко быстро выпили.

Техник, видя такой аппетит, повторил меню. Они съели.

Все, что осталось после их трапезы – крошки, капли и обкуски – бытовые приборы быстро уничтожили и испарили. Стерильность на корабле была первым правилом.

После обеда Техник решил поплавать в небольшом корабельном бассейне. Крысы поплелись следом. Техник разделся и нырнул в бассейн. Когда вынырнул, то увидел, что рядом плавают обе его попутчицы.

Так втроем у них и пошла жизнь на корабле. Со временем своих попутчиков Техник стал называть не «крысами», а уменьшительно-ласкательно «крысками».

Всюду они были вместе.

Но Техник, помимо отдыха еще и работал. И крысам в это время просто нечего было делать. Они слонялись как неприкаянные по абсолютно стерильному кораблю и скучали, скучали, скучали.

Крысам нужны были темные подвалы, узкие норы, хоть какая-то грязь и помойки. Всего этого на корабле не было.

Они скучали, скучали и вдруг умерли. В медицинской лаборатории Техник сделал анализ трупиков. Со здоровьем у крыс было все в порядке. Все органы их маленьких тел работали в прекрасном режиме. Было непонятно, отчего они умерли. И вдруг Технику пришла в голову мысль, что умерли они от скуки и тоски.

Невероятно, но это так.

От тоски по своему привычному миру: норам, свалкам и отходам.

Но тогда зачем они проникли на корабль?

Вот это была еще одна загадка. Может, они пытались найти новый мир, как люди пытаются найти новые миры в космосе.

А когда попали в такой новый мир, который был не их и не для них, эти умные животные заскучали по своему, земному миру. А заскучав, умерли.

«А как же человек? – подумал Техник. – Почему он не умирает от тоски по Земле в космосе?

Может, оттого, что человек, как «вид», пришел на Землю из космоса? И Земля не его родной дом?»От этой мысли ошарашенный Техник с ужасом уставился в звездную темноту за иллюминатором. Потом перевел взгляд на глобус родной Земли, всегда стоявший у него на командном пульте, и подумал: «Нет, Космос Космосом, а Земля – это Земля», – и нежно погладил глобус.

Груз

Вспомнить этот полет, один из моих последних в качестве звездного Техника, меня заставила статья в рубрике «Открытия» одной из местных газет. В ней писали о том, что группой исследователей нашей планеты обнаружены целые колонии живых существ, обитающих в недрах Земли. Их молекулярное и клеточное строение совершенно отличаются от нашего: в основе этих организмов лежат атомы тяжелых элементов.

В конце статьи сообщалось, что данные формы жизни неустойчивы и поэтому, учитывая более чем неблагоприятные для них биоусловия на нашей планете, можно с уверенностью предположить, что в смысле дальнейшего развития они бесперспективны.

Вот такая была статейка.

А теперь я расскажу о своем полете.

Может быть, он не имеет к этой статье ни малейшего отношения.

Но меня не оставляет какое-то тревожное ощущение, будто то, что я видел в этом полете, как-то связано с тем, о чем писалось в этой статье.

Я уже говорил, что это был один из последних моих полетов.

Как и в большинстве рядовых полетов, в этом тоже мало было интересного. Поначалу…

Центральная служба освоения проводила какой-то эксперимент на задворках нашей Галактики. Эксперимент не удался, и в ЦСО, подумав, сочли это направление исследований бесперспективным и от дальнейшей его разработки отказались. Людей на этой далекой планете не было, все работы выполняли автоматы. Постройки и оборудование просто списали, подсчитав, что обратная доставка обойдется дороже их совокупной стоимости.

Короче говоря, ЦСО поставила на всем этом жирный крест.

Но, как частенько бывает в таких случаях, нашлись Мусорщики, которые разглядели в брошенном оборудовании что-то весьма для себя ценное. Сопоставив расходы и предполагаемый доход и решив, что будут в плюсе, они наняли меня вместе с небольшим стареньким грузовым кораблем доставить с планетки груз, перекупленный ими у ЦСО. Другими словами, реактор какой-то хитрой энергии.

Я подписал контракт, получил аванс, инструкции и стартовал с базы к цели.

Полет проходил, как обычно – ровно, с небольшими проблемами, которые я решал по мере возникновения, скрашивая этим монотонность путешествия.

Прибыв на место, я предъявил свои полномочия контрольному блоку и стал дожидаться дестационирования реактора, который мне предстояло забрать с собой.

Жалко было смотреть на множество полуразумных роботов, брошенных на произвол судьбы. Они не обращали на меня никакого внимания, словно уже смирились со своей ненужностью. Одни из них бесцельно мотались из стороны в сторону, а другие, собравшись в небольшие бригады, что-то строили.

Видя бедственное положение лагеря, я решил оставить невольным колонистам то немногое, без чего мой корабль мог вернутся домой.

Наконец реактор был дестационирован, упакован и загружен в корабль.

Я задраил люки, проверил готовность систем и в последний раз окинул взглядом обреченных роботов. Все они, даже те, которые ранее бесцельно болтались по лагерю, столпились на краю стартового поля, как бы понимая, что видят последний космический корабль на этой планете. Все их юзлинзы и зеркала были направлены на меня.

От этого тысячеокого взгляда я даже поежился и поспешил включить прогрев двигателей. Жалко мне их было, хоть они и железные. А взять на борт больше, чем вес Груза, я не мог. Мусорщики все до грамма рассчитали: только вес реактора, и не больше мог поднять с планеты мой допотопный корабль.

«Все учли, только о жалости позабыли», – думал я, запуская один за другим прогретые двигатели. На душе было гадко, и я, уже выходя на маршевую скорость вдали от планеты, все думал о безответственном отношении людей к разумным машинам.

Может, за этими моими мыслями и не стояло никакой проблемы, может, родились они в моей голове от долгого одиночества и от того, что в жизни я больше общался с машинами, чем с людьми.

Может быть…

Но ведь дело тут не в моих мыслях. С проблемой нормального, человеческого отношения ко всему разумному, что создано цивилизацией, рано или поздно придется разбираться.

Я решил: когда прилечу, обязательно напишу кое-куда обо всем этом, пусть обратят внимание. Решил и на том успокоился.

А где – то на полпути в грузовом отсеке вдруг заработал загруженный туда реактор. Я надел защитный скафандр и тщательно осмотрел его. Оказалось, что реактор заглушен не до конца, а ведь меня заверяли, будто он свое отработал и Груз безопасен.

«Ладно, – подумал я. – Вы мне и за это заплатите. И в прямом, и в переносном смысле».

Вернулся в рубку. Проверил, на этот раз очень тщательно, все системы корабля. Все было в норме, но, проходя третий уровень, я нутром почувствовал что-то неладное.

Еще раз все перепроверил – никаких отклонений. Маршрут выдерживался четко – домой, на Землю.

Я успокоился и, включив экран, стал разглядывать звездное небо. На Земле ведь мы, занятые всякими мелочами, почти не смотрим на него. А в космосе, собственно, и смотреть больше не на что.

Когда смотришь на звезды и созвездия, приходят порой интересные мысли. Начинаешь задавать себе вопросы, ответы на которые вот уже тысячи лет никак не может найти все вместе взятое человечество. И вдруг тебе начинает казаться, будто ты вот – вот все поймешь и прямо сейчас, здесь решишь извечные загадки Вселенной. Но чаще всего решения эти, возникая в сознании в виде этаких абстракций, на бумаге упорно не желают принимать законченную логическую формулу.

И вот когда я так расслабленно и уютно сидел в пилотском кресле, неспешно рассуждая о судьбах миров и вселенных, вдруг вспыхнули индикаторы грузового отсека, отмечая в трюме мощный и странный энергетический выброс.

И тут же, в долю секунды – я и глазом моргнуть не успел – изменилась картина звездного неба: все звезды как бы разом вздрогнули и сместились, причем дернулись они каждая в свою сторону.

Я от неожиданности даже подскочил в кресле и машинальна включил аварийный режим. Но он через секунду автоматически отключился – приборы показывали нормальную работу всех систем корабля и полную безопасность на маршруте.

Но со звездами явно что-то произошло. Конечно, никуда они не подевались, но находились не на своих местах. При наложении на карту видимого звездного неба для данного отрезка пути контрольной навигационной карты это смещение становится бесспорным.

Выходило, что звезды и галактики за доли секунды промчались по своим путям десятки, а то и сотни световых лет.

Я протер свои глаза, объективы навигационных приборов, экраны мониторов – ничего не изменилось.

Будь я новичком, я, может быть, и плюнул бы на эту чертовщину, но я уже давно уяснил, что в космосе, в отличие от Земли, ничто не приходит из ниоткуда и не исчезает в никуда.

Случилось нечто неординарное. Раз с кораблем, судя по приборам, все в норме, а внешняя среда, как-то изменилась, значит, можно предположить только две вещи: либо что-то произошло со всей Вселенной, а это маловероятно, либо что-то произошло с кораблем, а заодно и со всем, что в нем находится, включая и меня.

В последнем случае вывод напрашивался сам: причина мгновенного смещения звезд – скорее всего прыжок моего корабля на десятки, а то и на сотни тысяч лет во времени. Но вперед или назад – этого я своими примитивными для данной ситуации приборами определить не мог.

А полет продолжался. Впереди уже маячила Солнечная система.

Я впился глазами в экраны. Все луны, планетоиды, планеты во главе с Солнцем были на местах, но в то же время что-то было не так.

Молчали контрольные маяки. Не локировались ни базовые платформы, ни движение кораблей между планетами. Куда-то подевались искусственные спутники всех планет без исключения.