355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Безымянный » Выигрыш — смерть » Текст книги (страница 8)
Выигрыш — смерть
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 19:39

Текст книги "Выигрыш — смерть"


Автор книги: Владимир Безымянный



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Капитан едва заметно улыбнулся, а в глазах Давида, который перехватил улыбку капитана, вспыхнуло мрачное пламя…

– Вернулся я из аэропорта, устал до чертиков. Наверное, возраст, в тираж выхожу. Заглянул к бабе Насте, как она там наверху. Баба Настя с моей матерью были как сестры родные. Когда мама умерла, баба Настя осталась со мной. И в горести, и в радости. Так уж получилось, что нет у меня ни жены, ни детей – все заменила игра. Карта и приворожит, и изменит, а баба Настя – мы с ней душа в душу живем, она мой фарт.

– А где она сейчас?

– На первом этаже, приболела немного…

– Что с ней?

– Да тут такая история. Когда я приехал и поднялся к бабе Насте, у нее то ли сердце, то ли опять астма – дым, знаете, ребята накурили… Одним словом, хрипит, за грудь держится. Ну, я ее мигом в больницу. Вот и судьба – старуха поправляется, а парнишка в ту же ночь Богу душу отдал…

Сикач вошел в комнату, где на низкой кровати лежала укрытая по шею женщина с крупным бледным лицом. На тумбочке грудились различные склянки и упаковки с таблетками. Женщина с трудом приоткрыла глаза. Давыдов бросил укоризненный взгляд на капитана.

– Анастасия Евграфовна, прошу прощения за, беспокойство. Вы в больницу попали примерно в какое время?

– Темно было, – больная облизнула губы. – Ночью, утром, не знаю времени. Плохо было очень.

– А что с вами случилось?

– Я спала, а у Давида гости были, разговаривали, о чем не разобрала, да он сам скажет, он умница у меня. И тут вдруг грудь сдавило, я кричать, а сил-то и нет, только шепчу… Давид зашел – почувствовал, голубчик. Как он меня вниз сволок – уже и не помню. Привез в больницу, в палату проводил. Я и заснула там, как провалилась.

Получив от хозяина приглашение заходить еще, Сикач покинул дом-крепость. Опрос соседей ничего не дал – у всех, как на подбор, высокие глухие заборы, да и время было позднее.

…В больнице Добрынину повезло, врач, принимавший бабу Настю, оказался на месте.

– Головлева Анастасия Евграфовна – пожалуйста. Поступила в четыре тридцать с сердечным приступом. Больную я обследовал, помню ее прекрасно. Крепкая на удивление для своего возраста женщина. Вам решительно не о чем беспокоиться, да и родственник у нее проворный, пытался всучить мне, знаете ли, презент «за хорошее обслуживание». Ну, берут, берут у нас, не отрицаю, но нельзя же всех мерить на один аршин! Небось, торговый работник удостоил нас своим вниманием, – невесело пошутил врач.

– Не волнуйтесь, Семен Эдуардович, – лейтенант улыбнулся. – В конце концов дело не в профессии. Скажите, не могла ли возникнуть ошибка в диагнозе?

– Я работаю здесь пятнадцать лет. Время достаточное, чтобы избавиться от небрежности, как вы считаете?

– Вы напрасно обижаетесь, Семен Эдуардович, для нас все очень важно. И последнее: была ли острая необходимость в госпитализации Головлевой?

– Не могу утверждать совершенно определенно. Субъективное восприятие больного не всегда соответствует клинической картине. С уверенностью могу сказать одно: непосредственной угрозы для жизни не было. Кардиограмма неплохая. Но допускаю, что под влиянием какого-то внешнего раздражителя больная могла разволноваться и почувствовать себя плохо.

Итак, свидетель утверждает, что мешок с телом Лемешко утопили ровно в четыре. Если предположить, что Бритвину помогал Давыдов, то последнему затем необходимо было добраться домой, водворить Головлеву в машину, выехать со двора, закрыть ворота, доставить женщину в больницу. И все это до четырех тридцати. Только дорога занимает час. В машине, которая промчалась мимо Прошкина ночью, с Бритвиным кто-то ехал. Значит, не все действующие лица известны. Но почему Давыдов умалчивает, что Бритвин возвращался? Такая скрытность не делает вам чести, Давид Львович!

Зазвонил телефон, в трубке послышался возбужденный голос Бреславца:

– Павел! Приезжай срочно в отделение. Важная информация!


* * *

…Сашка Фомин находился в ИВС. Тогда это заведение носило более привычное название – КПЗ. Сашка садился часто, бестолково, по мелочи. К возможности жить честно он относился, как к загробной жизни: теоретически неплохо, а вот на практике… Кражи в перерывах между отсидками давали возможность существовать пристойно, то есть в достатке иметь доступных женщин и недорогих напитков. Пока денег на то и другое хватало, Сашка никогда не воровал, считая накопительство идиотизмом. Сейчас он сидел за решеткой, однако прямых улик у следствия не было, и Сашка рассчитывал выкрутиться.

Взяли его возле скупки драгметаллов, и самое смешное, что он там действительно просто остановился поговорить со знакомым, промышляющим среди желающих сдать драгоценности. И надо же, чтобы среди «тихарей» оказался хорошо знакомый Сашке оперативник. Золотые часы с браслетом в кармане Сашки, как на грех, числились в розыске. Это очень усложнило его положение, но он твердо стоял на том, что обнаружил часы пять минут назад в общественнрм туалете и нес в бюро находок. Знакомый с биографией Фомина следователь, взывать к его совести и не пытался. Положенные трое суток задержания надо отсидеть так, и так. Одиночку Сашка не любил, но камеру не выбирают, как и следователей. Хоть бы «наседку» подбросили, не говоря уже о нормальном хлопце. От скуки Сашка слепил из хлеба с пеплом кубики и фишки и стал играть сам с собой в игры тюремного репертуара.

На вторые сутки к вечеру привели парнишку с прыщавой физиономией. Неумело перемежаю «феню» с матом, новичок стал приставать с разговорами.

– Взяли по дурочке… Но меня на голый понт не кинешь, лишь бы подельники не раскололись. Один – верняк, а другой может фитиля пустить. Ну, ништяк – рога ему обломают.

– Чего ж он у тебя в друзьях ходит?

– Чего, чего! Жизнь прилепила репей на хвост. А ты чего сидишь?

– Ты что – прокурор?

– Да брось, я свой, если б в плаще не запутался, хрена собачьего они б меня взяли.

– А чего ж ты на дело, как на танцы, ходишь?

– Да мы и не собирались работать. По дурочке получилось. Идем и видим возле кооперативного гаража какой-то болван, как специально, поставил «семерку». Не проходить же мимо! Открыли машину через боковое стекло, думали покататься. Ни инструментов не взяли, ничего. Разобрал я рулевую колонку, подельник магнитофон вытащил. А тут сторож с собаками. Я из машины, а плащ за дверку зацепился, такая хреновина…

– Теперь на тебя все угнанные машины в округе повесят. А что ж дружки твои?

– Сбежали, падлы.

– Так чего ж беспокоишься, чтоб тебя не лажанули?

– Самому пришлось сказать. Всё равно бы их на шли, мы всегда вместе гуляли. А мне менты шестой угол обещали устроить, сейчас бы с отбитыми почками валялся.

– Значит, своих выдал? А сказать, что был один, не мог?

– Сторож видел всех троих.

– Тебе какая разница, ты один – и дело с концами. Сроду бы ничего не доказали.

– Так они магнитофон с собой унесли. Его у Макса дома нашли.

– Не спешил бы ты колоться… За такие штучки на цугундер…


* * *

Совершеннолетие Валентин Чекмарев отпраздновал месяц назад. Задерживался милицией он и раньше, но в ИВС попал впервые. Разговор с сокамерником не радовал, Валик и без него понимал, что за то, что раскололся, по головке не погладят. Но перспектива тюрьмы была еще страшнее, и Валик развязал язык.

– Поверьте, это у меня всего второй раз… Если бы не Максимов, я бы никогда, честное слово. Шли мы неделю назад…

– Точнее. Время, число…

– Второго утром, часов в шесть возвращались с Максимовым из гостей.

– Откуда?

– Из общежития чулочной фабрики. У девчонок гуляли в двести тринадцатой. Второй этаж, удобно – туда и назад без вахтера. Так вот, идем – стоит «восьмерка» белая. Мечта, а не машина. Стекла зеркальные, колпаки на колесах сверкают. Подошли ближе, глянуть для интереса. А дверь приоткрыта. Максимов сразу полез. Думали только вытащить магнитофон, честное слово…

Чекмарев так клялся, будто имел самые лучшие намерения.

– А в замке зажигания ключ торчит. Максимов мне подал знак. Я с другой стороны влез. Он завел мотор, и поехали. Поверьте, я не хотел. А он говорит: у меня знакомый купит эту тачку и спрашивать не будет. Уж как я переживал, пока Максимов переулками ехал куда нужно! Видно, не в первый раз. Я покажу, куда. Высадил меня на углу, сам к воротам проехал. Загнал машину во двор, скоро вышел. Потом поймали такси на улице, поехали домой. Живем-то мы рядом.

– И все?

– Да, совсем забыл. Но я не нарочно, я испугался. Максимов дал мне пятьсот рублей. Сказал – моя доля. Я побоялся отказаться. Но я верну, все до копейки верну!

– Это уж будь спокоен! Ну, а что лежало в багажнике?

– Не знаю. Мы ничего кроме дверей в машине не открывали. А ключ от зажигания один торчал в замке, от багажника ключа не было. Максимов и говорит – курочить не будем, зачем товарный вид портить… Вот так…


* * *

Обыск произвели в тот же день. Хозяин дома, указанного Валиком, – кряжистый сутулый старик с могучими руками, оплетенными сетью узловатых вен, не изображал оскорбленной невинности.

– Ищите, найдете – ваше будет.

Стоящие на подъемнике в уютном гараже готовые к покраске «жигули» с заклеенными стеклами, говорили сами за себя.

– Пригнал знакомый, попросил перекрасить. Не нравится цвет, мутит, говорит, от красного.

Старик говорил издевательски спокойным тоном.

– Познакомился с клиентом на базаре, он там семечками торгует. Васей зовут. Фамилия вроде Петров. А паспорт я не спрашивал. Я – не вы, людям на слово верю.

– Не ломайте комедию, машины краденые, не усугубляйте свою вину.

– А ты меня, мил человек, не пугай. Стар я, чтобы бояться. Мало ли что можно на человека наговорить, если и было что – пущай сам отвечает, я с ним машину красть не бегал.

Старик уселся во дворе на лавке, закурил. Его спокойствие объяснялось тем, что для изменения облика краденых машин он пользовался обычным слесарным инструментом. По-другому вел себя белобрысый курчавый парень в промасленном комбинезоне. Доброе открытое лицо, руки с въевшимся в кожу машинным маслом. Обыск в доме длился уже второй час, когда парень попросился во двор. Проходя мимо сидящего старика, он смотрел на него, как загипнотизированный. Хотел было что-то спросить, но старик опередил:

– Смотри, Петре..

Уточнять не требовалось. Оба, видно, отлично понимали, что имеется в виду.

Следователь Ермаков специализировался по автотранспортным делам и хорошо знал, что именно нужно искать. Но поддельные номера кузовов и агрегатов, фальшивые документы и прочая криминальная атрибутика отсутствовали начисто. Очевидно все это изготовлялось и хранилось в другом месте. Старик – кремень, его без улик не возьмешь. Вот паренек – другое дело. Вряд ли этот мастеровой успел себя запятнать тяжкими грехами. Ермаков вернулся в комнату, сел рядом с Петром.

– Меня зовут Николай Петрович Ермаков. А вас?

– Петро Панченко.

– Давай, Петро, я тебе обрисую ситуацию. То, что здесь работали с крадеными машинами, знаем мы оба. И доказать это – вопрос времени. Подумай сам, сколько человек в вашей преступной цепочке: угонщики, покупатели краденных машин, изготовители фальшивых документов… Да разве только они!.. Честно говоря, не понимаю твоего хозяина: характер ваших отношений ясен. Он пойман с поличным, человек он неглупый, сознает, что срок неизбежен. Дом и гараж мы осмотрели, если надо – весь двор перекопаем и асфальт вскроем. Все, что нужно – найдем. А искать мы умеем. Поэтому, Петро, пока не поздно – говори, не запирайся, не выгораживай тех, кому уже ничего не поможет.

– А кому тюрьма мила? Только вы не думайте, что мы такие уж преступники. Я работал, а во все остальное не вникал. Бросать давно надо было, еще после первой машины, да разве с этими гадами развяжешься! Я давно хотел уйти, но жалко Федора Романовича, его жулье тогда со свету сведет. Попробуй, откажи сделать машину!

– И покупать угнанные машины вас тоже заставляли?

– Но я ведь не угонял!

– Не будь таких мастеров, угонять машины не было бы смысла. Но дело не в этом: будете говорить чистосердечно – это вам зачтется.

– Я сразу понял, зачем вы пришли. Скажите своим – пусть копают под эстакадой. Рыть придется долго, так что успеете выслушать меня. Эту «восьмерку» я не забуду по гроб жизни. Как не купить за три тысячи тачку, в которой один магнитофон полторы стоит? Вы уже знаете, кто тут голова. Я – пешка, меня Федор Романович приютил, работу дал. Зачем я буду плевать против ветра?

Утром взялись за машину, как раз другой работы не было. Вы не думайте, в основном мы просто занимались ремонтом. Перед подъемником стали осматривать машину. Багажник заперт, а ключ только от зажигания. Для деда это не проблема. Открываем – в багажнике труп. Вот, думаю, и конец всему – в мокрое дело влез. Я говорю Федору Романовичу, можете у него спросить: давай оттарабаним эту тачку в милицию.

Он как зыкнет: «Как же, дадут вместо пятнадцати четырнадцать. Зачем им искать убийц, если есть готовые. Забыл, кто ты такой, чем занимаешься? Какая тебе вера?!»

Тогда, говорю – отгоним на улицу машину вместе с багажом и бросим. А он: «Ты вообще очумел? Увидит кто, номер запомнит. Машина наверняка в розыске. Да и кто поведет? Я еще не сбрендил, чтоб с мертвяком на краденой машине без документов по Москве разъезжать. Ты, если хочешь, бери тачку и езжай.

Ну, вот. Чего еще рассказывать? Под эстакадой кусок земли не заасфальтирован, чтоб масло в землю просачивалось когда меняем, не стояло лужами. Там его и это… похоронили. Масла там столько, что вы своим миноискателем сроду бы не учуяли. Все, не хочу жить с камнем на сердце.

– А машину куда дели?

– Этого я не знаю, это не ко мне. Я что – гайки кручу, а вся бухгалтерия – у Федора Романовича. Что в синий перламутровый перекрасили – так это я добровольно показываю. А номера нового не знаю. Когда покупатель с новым номером приходил, меня всегда Федор Романович в задней комнате запирал. Чтобы не подсмотрел, значит.

– Старый номер хоть запомнили?

– Скажете! Говорю же вам, что до смерти это «зубило» не забуду. Девятнадцать – сорок четыре.

– Эту машину МУР неделю ищет, а вы тут совмещаете похоронное бюро с автоцентром…

И вот из промасленной земли показался скрюченный труп. Обеими руками он прижимал к себе шило, пробившее сердце. Экспертиза установила: в момент гибели Бритвин находился в состоянии сильного наркотического опьянения.

Единственный кандидат на роль убийцы Лемешко, оказывается, отсутствовал по весьма уважительной причине. Таким образом, получалось, что он с неизвестным высокого роста сбросил мешок с трупом в реку, промчался по улицам в поисках удобного места, влез в багажник и покончил там с собой, оставив своему напарнику полмиллиона в качестве гонорара.

…Сикачу не хотелось тревожить Давыдова, хотя тот заведомо что-то скрывал. Прослушивание с санкции прокурора телефонных переговоров и перлюстрация его корреспонденции плодов не приносили. Давид Львович писем не писал, а на телефонные звонки отвечал кратко и односложно. Но, как говорится, отрицательный результат – тоже результат. Добрынин и Бреславец настаивали на аресте Давыдова, но Сикач медлил. Учитывая, что сам Давыдов не мог принимать участия в убийстве, оставалось ждать, пока он выведет на след настоящих убийц. В частности, того, кто сбросил вместе с одурманенным наркотиками Бритвиным тело Лемешко в Москва-реку, а потом скрылся, прикончив сообщника. Как в руки преступников попал Лемешко? Куда делся портфель с деньгами?

Сикач понимал, что стоит получить ответ на один вопрос, как прояснятся и остальные. Единственное, что можно было предъявить Давыдову – это сокрытие того факта, что Бритвин приезжал к нему. Но Давыдов может просто все отрицать, ведь следствие опирается только на показания Прошкина.

Допрос тех же лиц по обстоятельствам нового убийства ясности не прибавил. Колокольникова, похудевшая и подурневшая, затравленно смотрела на следователя и твердила одно: «Всех нас настигнет смерть!» Прошкин и Гриценко, наоборот, на тюремном режиме выглядели посвежевшими. Но и они в один голос повторяли: «Это пошла раскрутка за большие деньги, никто теперь никуда не денется…»

Сикач сидел в кабинете, жевал черный хлеб, запивая его кефиром. Язва снова дала себя знать. Кроме того, мучила изжога. Было поздно, около половины второго. За окном стихал гул огромного города. Проспект за окном погрузился в почти полную тьму – выключили ночное освещение.

В кабинете Сикача тоже было почти темно, горела только маленькая настольная лампа. Сикач тупо уставился в пустой стакан из-под кефира. В подсознании шевелилось что-то мучительно важное, какое-то имя. Но как Сикач не напрягал мозг, вспомнить не мог.

Капитан спустился на улицу. Шел, вслушиваясь в тишину, изредка нарушаемую отдаленным визгом трамваев, смотрел на багровые отсветы неба. И внезапно, словно поскользнувшись на ровном месте, он на секунду потерял равновесие: Парамон! Вот оно! Парамон!

Сикач вспомнил слова Цеханского: «А скоро должен Парамон освободиться, Давид ему деньги проиграл…»


* * *

Александр Парамонов всю свою сознательную жизнь приносил человечеству исключительно вред. Разменять седьмой десяток при таком послужном списке что-нибудь да значило. Но годы в «зонах» не считались достаточным основанием для получения пенсии. Да и что эти крохи Парамону, который только на наркотики тратил сотни рублей в день?

Девочки, напитки, побрякушки, тряпки и прочее баловство не интересовали Парамона. В лагерной робе он чувствовал себя удобнее и покойнее, чем в эластиковом «адидасе», игла же доставляла больше удовольствия и была надежнее, чем лживые шлюхи.

Его ждали сейчас на воле. Он оставил «отрицаловке» вместо себя надежного лидера. Всегда жалко расставаться с привычным, особенно под старость. Седой ежик волос на крупной лобастой голове уже начал ложиться в пробор. Ширококостный, но худой, несмотря на отменное питание «отрицаловки», он вышел из громыхнувших ворот вахты, не оглядываясь. На противоположной стороне улицы его поджидала «Волга». Из автомобиля моментально выскочила белокурая Магда с букетом чайных роз и бросилась ему на шею.

– Сашенька, родной, как мне тебя не хватало! Поехали, все давно ждут.

Магда выглядела моложе своих сорока. Вдова скоропостижно скончавшегося профессора-медика, Магда официально жила на наследство, которого, впрочем, не хватило бы и на год роскоши, к которой она привыкла. С Парамоновым они познакомились в некоей богемной компании. Он сыпал анекдотами и интересными историями, был изысканным и галантным кавалером, ненавязчиво заставил принять сувенир – колечко с бриллиантом. А в постели оказался таким партнером, что Магда наутро лежала пластом, не имея сил пошевельнуться.

Престарелому профессору пришлось покинуть лучший из миров.

Магда предпочла не вникать в причины его смерти.

Стол, как любил Парамонов, накрыли дома: просторная гостиная позволяла. Публика собралась избранная. Разумеется, все было чрезвычайно изысканно – яства, девицы для любителей, пахучие дурманящие сигареты. Но «классики» предпочитали шприц, полностью гарантирующий путешествие в чарующий мир грез. Никого не смущало, что дорога в этот мир хранит отпечатки копыт сатаны…


* * *

Давид ждал звонка. Баба Настя за столом напротив прихлебывала круто настоянный чай. Надо было обладать большой смелостью, чтобы сейчас назвать ее «бабой»: крепкая, хорошо сохранившаяся женщина немного старше сорока с молодой лукавой улыбкой – результат понюшки кокаина из старинной серебряной табакерки. Внутривенные инъекции Анастасия Евграфовна презирала еще до возникновения угрозы СПИДа: пара щепоток кокаина да рюмка хорошей водки – вот ее радости. Она легко справлялась и с домашними заботами, и с делами посложнее. Обладая связями среди корифеев «черной» жизни, баба Настя не высовывалась без особой надобности, давая полезные советы Давиду.

Где сейчас Матрешка (так звали бабу Настю в молодости) – патентованные жулики не интересовались. Живет – и ладно. Главное – человек хороший. Изредка она куда-то ездила сама, но никогда ничего не рассказывала. С ее помощью Давыдов оборудовал дом различными интересными приспособлениями, среди которых самыми невинными были скрытые от постороннего глаза зеркала, позволяющие видеть карты противника. Баба Настя игру в доме допускала редко: мол, спалят дом. Но в случае крайней нужды, улегшись на полу второго этажа, подавала Давыводу сигналы о картах противника. Несмотря на почти материнскую привязанность к Давиду, баба Настя имела в его делах небольшую долю, которую прятала в надежном месте. Она предпочитала хранить накопленное в виде золотых царских червонцев, которые Давид покупал по ее просьбе.

Доверяла она только Давиду, и то до известных пределов. Когда она узнала, что он проиграл Парамону полмиллиона и срок уплаты через два года, то сказала:

– Говорила, копи денежки! Ширка и девочки хороши, пока копейка есть, как утром нечем будет раскумариться, последняя шлюха не пойдет с тобой. Вот ты молодой, красивый. Мне бы у тебя просить кусок хлеба. Ан, нет, ты у меня помощи просишь! Поговори с Парамоном, пусть возьмет часть.

Но принять половину долга «за расчет» Парамон не согласился.

Бабу Настю ответ Парамона не обескуражил:

– На нет и суда нет. Сколько, говоришь, лет твоему Парамону?

– Да уже в летах, кажется, Гена Цыган, умерший от рака, говорил, что они вместе сидели под Магаданом. А известность на московских «мельницах» он получил после игры с Мариком Барухом.

…В ту пору никому не ведомый Парамон не внушал никаких опасений. Крупный, с глубокими залысинами, в дорогом костюме, который мешком сидел на его грузной фигуре, он смахивал на «левака» из крупной артели. Карты Парамон тасовал неловко, «заборчиком». Марик томился в предвкушении крупного куша. А Парамон неловко жестикулировал, не замечая попыток Марика передернуть карту.

Но ему потрясающе везло! «Новенькому» так «перло», что набралась сумма, внушительная даже для московской «мельницы». Марик, окончательно потеряв голову, увеличивал и увеличивал ставки. Но когда сумма проигрыша перевалила за тридцать тысяч, Царамон жестко сказал:

– Хватит, парень. Играть хочешь – пожалуйста. Только сначала выдай засаженное. А эти номера для первоклашек брось. Мы это проходили, когда ты под стол пешком бегал. Гони расчет!

Всей суммы Марик тогда не набрал. Выплачивал деньги с процентами в течение трех лет. Так Парамон вошел в столичную «черную» жизнь. Потом только московские «крутилы» поняли – Парамон в лагерях и тюрьмах даром времени не терял…

– Плати, Давид, а то потом и костей твоих не соберут. Придется мне съездить к одним приятелям. Возьмут дорого, но сделают все в лучшем виде, – баба Настя так лихо прищелкнула пальцами, что Давид почувствовал некоторый озноб. Словно прочитав его мысли, она ласково добавила:

– Положись на меня, сынок, все уладим. Но тянуть нельзя – можно и об ножик споткнуться.

Сегодня Парамон позвонил. Собранные для него деньги плотным тючком лежали в надежном тайнике. В последние дни Давыдов из дому не выходил – страшно оставить такую сумму. Даже в тайнике и под присмотром далеко не беспомощной старухи.

Баба Настя зачастила на рынок – «пообщаться». Видно было, что переживает за Давида – это его умиляло…

– Выходи открывать, гости приехали! – донесся голос бабы Насти со второго этажа.

Гости прибыли втроем на белой «Волге». За рулем сидел костлявый парень с расплющенным носом, удачно дополняющим всю его как бы перекроенную и сшитую заново физиономию. Он остался в машине, а Парамонов и двухметровый гигант по кличке Коля Клык вошли с Давидом в дом. Клык вертел во все стороны маленькой змеиной головкой. Природа, одарив Колю могучими бицепсами, обделила, его по части мозгов. Да и то малое, что было, вышибли на боксерских тренировках: трудно сохранить ясный ум, когда тебя беспрестанно лупят по голове. Коля и не пытался. Ему хватало ума и команд хозяина.

Баба Настя расположилась между иконой Николая Мирликийского и коричневым чемоданом с деньгами.

– Здравствуйте, дорогие гости, – приветливо улыбалась она. – Проходите, будьте как дома!


Клык изумленно посмотрел на бабу Настю, затем на своего хозяина, словно ожидая, не последует ли распоряжение отряхнуть пух с этого божьего одуванчика. Но команды не поступило. Парамон, не сводивший взгляда с лица Головлевой, неожиданно улыбнулся, пригладил свои ежик, размашисто перекрестился и неуверенно ступил вперед, словно колеблясь, куда направиться сначала: к старухе или к заветному чемодану.

– Ну, здравствуй…

– Настя, как и раньше, – поняла его колебания женщина. – Сколько же мы не виделись?

– Я рад, что тридцать лет нас не слишком изменили. Я слышал, что ты в Москве.

– Значит, ходят слухи?

– Языки человеческие, все не окоротишь…

– Что, Саша, будешь денежки считать?

– Конечно буду, Настя, как всегда.

Баба Настя радушно отбросила крышку чемодана. Там громоздились перехваченные черными резинками пачки сотенных купюр. Клык вытянул шею в сторону чудесного видения, глаза у него стали, как у сомнамбулы.

– Пересчитай одну.

Клык послушно зашевелил пальцами-сосисками.

– Все верно.

– Настя по мелочам людей не дурит, – с кривой ухмылкой бросил Парамон.

Головлева, не вынимая руки из кармана тяжелого бархатного халата, пружинисто поднялась.

– Ну, Сашок, бери деньги. Думаю, свидимся еще, чайку попьем.

– Добрая ты стала, Настя, что-то. Легко с большими деньгами расстаешься, или думаешь, что ненадолго?

– Чего уж там, где наше не пропадало!

– Деньги взять – дело нехитрое. Может, с нами проедешься, ты бабенка боевая, небось и «пушка» в кармашке припасена.

– Саша, не смеши людей. Взял деньги – и дуй.

– Не знал я, к кому еду. Пожалуй, тут за подмогой смотаться надо.

– Дело хозяйское. Деньги тебе отдали, они в чемодане. Хочешь – бери с собой, хочешь – здесь оставляй. Сам за них отвечаешь. А ты, парень, – она повернулась к Клыку, – постарайся не делать резких движений.

Баба Настя вытащила из кармана халата пистолет внушительного калибра.

– Объясни, Саша, какие дыры получаются, когда я стреляю. От одного сквозняка можно простудиться.

– Ладно, Настя, кончай. Деньги большие, дай я хоть позвоню своим пацанам.

– Телефон еще вчера сломался, можешь проверить.

– Как хочешь, один я отсюда не уеду. Пусть с нами Давид поедет.

Давыдов переводил взгляд с бабы Насти на Парамона: крупные звери встретились. Но какова старуха, если Парамон боится выйти из дома с деньгами!

– Езжай, сынок, с ними, раз они такие пугливые. Все будет хорошо.

Не верилось Давиду в счастливый исход. Может, отдать деньги Парамону по-хорошему? Но разве со старухой поспоришь, тем более что в пятистах тысячах, на которых уже кровь двоих, есть и ее доля.

– Ну что ж, Настя, мы поехали, привезем тебе Давида в лучшем виде. Цепляй, Коля.

В руке гиганта чемодан казался крохотным, и было непонятно, как в нем может уместиться такая сумма.

Давид, успокоенный твердым взглядом бабы Насти, вышел первым. За ним, склонив головку, шагнул Клык, замыкал шествие Парамон. Выходя, бросил:

– На узкой дорожке мы встретились, Настя!..

– Не забудь – там, в чемоданчике, хитрый замок. Привезете Давида, – получите ключик, без ключика полезете – сгорят денежки.

– Не меняешься, Настя. Димка с Бритвой, я слышал, тоже не ушли?

И, не дожидаясь ответа, нырнул в проем. Баба Настя, едва гости вышли, взлетела на второй этаж. Нажала кнопку телефонного аппарата, сразу отозвался нужный номер, зафиксированный в компьютерной памяти.

– Это я. Отменяется.

На противоположном конце повесили трубку. Парамон не зря опасался – в случае, если бы не вышел номер с чемоданом, его бы встретили лихие парни. Но все получилось как нельзя лучше.

Как мог Парамон купиться на этот старый фокус? Всему виной, видимо, шок от внезапной встречи с Головлевой. А номер с чемоданчиком действительно с бородой. Одновременно с лязгом замка падает на потайных петлях крышка сундука, на котором стоит чемодан, и само дно чемодана. Деньги высыпаются в тайник, мощная пружина мгновенно возвращает все на свои места. Старая мудрость: последним деньги должен держать в руках ты сам… Клык еще этот со своими мускулами… Одной пули на него бы хватило, но так и лучше – от своих покойников едва избавились.

Она выгребла деньги из тайника в заранее заготовленную корзину, заперла дверь и вышла. Слежку за домом она заметила давно, поэтому глухой теплый платок преобразил ее снова в глубокую старуху.

Вот и последний поворот за базаром, вот и красные «жигули» в переулке. Баба Настя забралась в машину и сразу дала максимальные обороты. Теперь вся надежда на это железное сердце. Внезапно дорогу перекрыл «Камаз» с прицепом, неуклюже пытающийся развернуться.

Баба Настя рывком вывела машину на тротуар, прямо из-под колеса в последний момент порхнул какой-то очкарик с белым от ужаса лицом. Душераздирающе взвизгнули тормоза…

…Растерянный веснушчатый парень, водитель «Мособлагропрома», пытался объяснить ситуацию инспектору ГАИ и мужчине в штатском.

– Ну, вот, летит эта, как оглашенная, на «кирпич». Потом на тротуар свернула, а оттуда ее бросило прямо на мой прицеп…

Врач «скорой» тронул Добрынина (это он подоспел к месту происшествия) за локоть:

– Все. Не у кого спрашивать. Массивное кровоизлияние, летальный исход.

…С момента появления «Волги» у ворот дома Давыдова в Малаховке близость развязки стала очевидной. Собранная по крупицам информация о Головлевой давала все основания предполагать, что эта «старушка» денег не выпустит из рук ни в коем случае. Сикач с Добрыниным укрылись в доме напротив, принадлежащем ветерану войны, которому приходилось партизанить, и он очень гордился, что помогает «бойцам невидимого фронта». Старик был любезен, почти назойлив, так что Сикачу пришлось поручить ему следить за соседним домом. Это было вовсе ни к чему, но старик был занят, а Сикач и Добрынин получили возможность наблюдать и анализировать ситуацию без помех.

– Торопить не будем, пусть погостят.

– Взять бы их сейчас, на месте…

– Я уверен, что Парамонов и его подручные, если и подозревают что-то в отношении убийства, непосредственного участия в нем не принимали. Рассчитывать на чистосердечное признание Давыдова, а тем более Головлевой, не приходится. Два убийства – дело куда как серьезное. Маловероятно также, что деньги в доме.

– А разве Парамонов приехал не за деньгами?

– А ты уверен, что отсюда они не поедут к тайнику, который находится в неизвестном нам месте?

– Смотрите, смотрите! Вон тот верзила выносит чемодан. И как бережно! Несомненно, там деньги!

Сикач прильнул к чердачному окошку.

– Черт его знает… А почему тогда с ними едет Давыдов? Рисковать не будем, не имеем права.

Сикач вызвал по рации группу захвата.

– Начинайте операцию. Возможно, чемодан снабжен взрывным устройством. Немедленно по задержании саперам взять его в работу. Выхожу на преследование. Головлеву оставляю на Добрынина. Предельная осторожность. Преступники, очевидно, вооружены. С Парамоновым шофер и боевик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю