Текст книги "Бамбук"

Автор книги: Владимир Бээкман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Бээкман Владимир
Бамбук

ВЛАДИМИР БЭЭКМАН

БАМБУК

Я должен сейчас, не откладывая, рассказать, как все это вышло. Иначе потом трудно будет отделить истину от вымысла – потом, когда сенсационные слухи заслонят то, что случилось на самом деле. Сегодня пятница. Маури позвонил мне в понедельник под вечер.

– Рууди, ты? – рокотал его голос в мембране. – Жму руку, старик. Послушай, есть дельце, требуется твоя светлая голова. Я сейчас заскочу к тебе. Увидимся через десять минут, идет?

Машина у Маури без году неделя. Поэтому он не ездит, а "скачет" или "летает". А вообще-то Маури – молодой художник. Во всяком случае он рисует, и кое-кто считает, что в данный момент он во всех отношениях "поп". Он сам тоже так считает, хотя никогда в этом не признается. Я не видел Маури целый месяц: он ездил с какой-то группой художников во Вьетнам.

Спустя десять минут за окном хлопнула дверца машины, и сразу же по лестнице с грохотом взлетел Маури в пальто нараспашку.

– У акул Тонкинского залива неплохой вкус, – попробовал я пошутить. Понюхали и отвернулись.

– Навзрыд рыдали, чтобы я поскорее уматывал, – зычно прогудел Маури своим пивным басом, однако его глаза оставались непривычно серьезными. – Слетаем ко мне. Не жизнь, а театр абсурда!

– Я ничего не смыслю в ремонте квартир.

– Биолог ты или нет?! Мне нужен именно биолог. Преклоняю колени и бью челом об пол.

Мы поехали. За две недели до отъезда во Вьетнам Маури переселился в новую квартиру.

Когда Маури открыл дверь, в нос ударило воздухом нежилого помещения. Он скорее напоминал настой оранжереи тропических растений, и все же это была не совсем та нейтральная влажная духота. Почему-то это обстоятельство вызвало во мне ощущение тревоги. "Квартира больше месяца пустовала, и полуденное солнце, ежедневно накалявшее ее, аккумулировалось в четырех стенах", – подумал я и успокоился.

Маури, толкнув ладонью дверь, распахнул ее настежь и сказал, указывая на окно:

– Ты видел что-нибудь подобное?

На подоконнике буйно разрослась бамбуковая роща. Разной длины стебли и побеги, заслоняя стекло, тянулись во все стороны, отчего в комнате было сумрачно.

– Ого, ты и джунгли прихватил с собой!

– В том-то и беда, что этого я не делал, – произнес Маури, да так растерянно, будто жалел о своей недогадливости.

– Ясно, ты хочешь сказать, что они сами повырастали из подоконника, кивнул я понимающе.

– Не веришь? Вот именно сами!

Я подошел к окну. На подоконнике стоял цветочный горшок, до смешного маленький по сравнению с бамбуковыми зарослями, из него толстым косматым тросом выползали корни взметнувшегося к окну бамбука. Чудно! Но еще удивительнее было другое: на всем пространстве вокруг горшка бамбуковые корни – от тонкого, как волос, до толщиной в палец – опирались прямо на подоконник, врастали в него и ползли вдоль оконной рамы вверх.

В недоумении я обернулся к Маури.

– Понимаешь, какая ерунда, – пробормотал он растерянно. – Недалеко от города Винь я подобрал кусок бамбука... ну, на память, что ли. Кажется, его срезало осколком бомбы, а может, и нет. Дома я выложил бамбук на подоконник и забыл о нем. Тут стоял вот этот горшок с кактусом. Это было в субботу. А вчера смотрю: бамбук пустил корни и они перекинулись в горшок. Поначалу это меня рассмешило, думаю: "Живучий-то какой, нужно обязательно кому-нибудь показать". К вечеру он задушил кактус и "сожрал" его. Я все еще забавлялся: "До чего же живучий, зараза!" Сегодня утром в горшке не было не только кактуса, но и земли – он был забит корнями. Я очень удивился, но пока еще не встревожился. А недавно прихожу домой, и вот – полюбуйся!

Вдруг в его голосе появилась надежда.

– Послушай, ты же биолог. Пораскинь мозгами, выясни, в чем дело, и уничтожь эту заразу по всем правилам науки.

Я внимательно разглядывал бамбук и в то же время косился на Маури, чтобы разгадать, где кроется подвох. Ни секунды я не сомневался, что он хочет меня разыграть. Но как я ни старался, мне не удалось отодрать корни от подоконника, они словно приросли к нему.

– Раздобудь где-нибудь садовые ножницы, мы с ними быстро расправимся.

Маури на минуту задумался.

– В таком случае махнем в Мууга, к отцу на садовый участок, у него должны быть.

"Махнули", вернулись с ножницами. Казалось, за время нашего отсутствия бамбуковая поросль стала еще гуще и выше. Я сбросил пиджак и принялся за работу.

Для начала я выбрал один из крайних тонких побегов. Сжав его между лезвиями ножниц, я почувствовал, что он поразительно крепок и упруг. Наконец мне удалось его перерезать. Возле самого корня. Кольцеобразный срез тотчас заплыл прозрачным, как вода, соком, который тут же застыл.

– Возьми себе на удилище, – кинул я стебель Маури. Повернулся обратно к окну и остолбенел: на месте среза тянулись вверх два новых тоненьких побега. Они росли прямо на глазах.

Это повторялось всякий раз, стоило мне только срезать стебель.

Когда я попробовал отсечь корни, то и там, на месте удаленных, немедленно появлялись новые корешки, с каким-то хищным проворством цеплялись они за деревянную поверхность подоконника. Маури заметил мою растерянность.

– А нельзя его облить какой-нибудь гадостью, чтобы он сдох вместе со всеми рожками и ножками?

– Жаль, сувенир ведь, – произнес я не очень уверенно.

– Тоже мне сувенир, этак он скоро меня из квартиры выживет.

Я задумался. В цветочный горшок можно было бы налить ну хотя бы кислоту. Но что делать с корнями, приросшими к подоконнику? Я еще раз попробовал пустить в ход ножницы. Результат был тот же: стебли начинали размножаться и расти быстрее. Это заметил и Маури.

– Брось, – произнес он с опаской. – Ему это, видно, не по нутру. Нужно придумать что-нибудь более радикальное и покончить с ним одним махом.

Я отложил ножницы.

– Мне надо порыться в книгах, – расписался я в своем бессилии.

– Вот, вот! – обрадовался Маури. – Оставим его пока в покое, может быть, он тогда немного умерит свой пыл, а назавтра ты что-нибудь придумаешь.

Дома я перелистал все свои справочники, позвонил двум-трем более опытным коллегам. Расспрашивал обиняком, чтобы и им эта история не показалась подвохом. Увы, никаких результатов: никто ничего подобного не слышал.

Чем вызван этот ошеломляющий взрыв жизненной силы? Растение защищается от уничтожения тем яростнее, чем больше стараешься уничтожить его.

Может быть, все дело в биоплазме? В таинственной жизненной силе, своего рода биологическом магнетизме, свойственном всему живому, который мы не можем измерить лишь потому, что у нас отсутствуют органы чувств для его восприятия, а измерительные приборы еще не придуманы. Так-то оно так, но ведь и он, этот биологический магнетизм, не бессмертен, как смертно все, что живет. Как может он противостоять уничтожению?

Вопросов было много, ответов – ни одного.

Маури позвонил во вторник утром. Его голос дрожал от едва сдерживаемой ярости:

– Послушай, он уже за мебель принялся! Ты придумал, как его прикончить?

Он приехал и снова отвез меня на место происшествия. С первого взгляда стало ясно: за прошедшую ночь рост бамбука ничуть не приостановился. Перед окном буйствовали заросли, сквозь них едва просачивался зеленоватый свет. Стебли подлиннее вымахали до самого потолка и, изогнувшись дугой, свисали вниз. Но еще больше поразило меня другое: густая сетка тонких мочковатых корней проникла за обои, спадала маленьким застывшим водопадом с подоконника на пол и мертвой хваткой вцепилась в плашки паркета. И в довершение ко всему смерч сплетенных корней подобрался к ножкам кресла и журнального столика, сдавил их в своих силках и продолжал шествие по всем деревянным поверхностям.

Осознавая всю бессмысленность своего поступка, я с трудом протиснулся к подоконнику и выплеснул в цветочный горшок содержимое захваченной с собой бутылки – насыщенный раствор соляной кислоты.

В ответ карбонатные соединения земли негромко зашипели, образовалась пена, горшок слегка нагрелся – вот и все.

– Наберемся терпения, – произнес я извиняющимся тоном. – За несколько часов она тут все вытравит. Как-никак соляная кислота.

Мы с Маури попытались спасти мебель. Кресло и журнальный столик вызволить не удалось, но шкаф мы отодвинули в дальний угол, а кушетку переставили поближе к двери.

– А я и не спал здесь, – признался Маури. – Дышать нечем, и вообще эта мерзость... Я поставил раскладушку на кухне.

К вечеру стало ясно, что соляная кислота только ускорила рост бамбука. Быть может, в горшке какая-то часть корней и сгорела, но тем яростнее бамбук пошел в рост за его пределами. Корни плотным слоем покрывали уже полстены, смежной с кухней. Коврик, который мы впопыхах не догадались убрать, густо пророс корнями и пружинил под ногами, как мох. Воздух становился все удушливее, я задыхался от каких-то испарений, выделяемых растением. Стебли уже не умещались в оконном проеме, в какое-то мгновение стекло под их напором лопнуло, и мы услышали, как осколки со звоном посыпались на бетонный пол балкона.

– Тоже мне наука! – бросил мне в лицо доведенный до отчаяния Маури – С меня хватит! Завтра же вызову рабочих из ЖЭКа: пусть выломают вместе с подоконником, потом выбросим всю эту нечисть из окна во двор и там сожжем. Все равно квартиру придется основательно ремонтировать, – закончил он грустно.

Он даже не стал отвозить меня домой. Когда я шел на остановку автобуса, из окна четвертого этажа, словно издеваясь надо мной, покачиваясь, торчали побеги бамбука.

Я ломал голову, пытаясь найти всему этому хоть какое-нибудь научное объяснение. Что мы знаем о биоплазме? Плазменное состояние вещества мы и в физике-то открыли совсем недавно, для этого понадобилась термоядерная реакция. Биоплазма, по-видимому, связана с жизнестойкостью особи, интенсивность жизнедеятельности особи зависит от степени возбуждения биоплазмы.

Но почему она заставила разрастаться бамбук Маури так неестественно буйно? Бамбук был привезен из-под города Винь, американцы бомбили его особенно жестоко. Не один год живую природу там истребляли механической взрывной волной, огнем и химикатами, но ведь при уничтожении жизни степень возбуждения биоплазмы, ее "температура" низводится до нуля. Почему и каким образом она вопреки всем правилам вдруг поднялась на такую высоту в этом обломке бамбука?

В среду утром Маури привел рабочих. От удивления они скребли затылки и плевали за порог, потом пустили в ход ломы и топоры. Через час-полтора стало ясно, что и эта затея обречена на провал. Чем больше бамбук рубили, тем быстрее он рос. К подоконнику уже вообще нельзя было пробраться. Не удалось взломать и сплетенный корнями паркет. Каждая плашка эластично пружинила в клубке корней, будто завулканизированная. Невозможно было установить и границу распространения корней. Когда содрали обои, оказалось, что они расползлись по всей стене.

Рабочие ушли и вернулись после обеда с мотопилой. Они решили сначала спилить под самый корень всю чашу, а корни выломать вместе с подоконником и вынести.

Визг мотопилы привлек любопытствующих соседей. Кто-то из них углядел свисающие из окна заросли. А с соседних балконов заметили, что воздушные корни бамбука перекинулись через балкон Маури и обвились вокруг деревянных перил.

Всех охватили удивление и тревога. Удивление постепенно улеглось, а тревога росла по мере того, как развивались события. Сначала мотопила справилась с добрым десятком бамбуковых стволов толщиной с руку – Маури и рабочие уже готовы были праздновать победу, но тут побеги, начавшие вытягиваться с непостижимой быстротой, заклинили зубчатую цепь мотопилы, и мотор заглох.

Сразу его завести не удалось, а через минуту было уже безнадежно поздно: стебли бамбука так оплели пилу, что никакая сила не сдвинула бы зубчатую цепь с места.

Особенно расстроенными разошлись ближайшие соседи Маури. Через полчаса поступил первый сигнал опасности. С балкона Маури бамбуковые корни, цепляясь за стену, переползли на соседний балкон. К этому времени вконец рассерженные рабочие вернулись со второй пилой: они хотели вызволить первую из мертвой хватки бамбука. Но сделать это не удалось – бамбук разрастался так быстро, что вторая мотопила застряла в зарослях, едва успев продраться до первой.

Сосед Маури справа попытался вместе с женой и детьми отодрать корни от ограждения своего балкона. Какое-то время казалось, что это удалось, но стоило им ненадолго уйти в комнату, как щупальца мочковатых корней снова хищно вцепились в перила. Стало ясно, что к ночи они окончательно и бесповоротно закрепятся и на этом балконе и тогда им откроется путь в соседнюю квартиру.

Маури больше не звонил, и в среду вечером я сам отправился к нему. Оплетенный корнями паркет вздулся, и понадобилось огромное усилие, чтобы приоткрыть дверь комнаты. Когда я заглянул в комнату, мне стало жутко: она сплошь, будто плесенью, была покрыта сероватым войлоком, деревянные поверхности скрипели и расщеплялись под напором корней, которые высасывали из них питание для стволов, достигающих уже не менее десяти сантиметров в диаметре. Стволы выгибались под потолком дугой и давили на него, словно гигантские луки.

Корни цеплялись только за предметы и поверхности из природного органического вещества. Покрытая полиэфирным лаком доска журнального столика была совершенно чистой, зато все остальные части стола совсем исчезали под толстым слоем корней. Нетронутой была и пластмассовая пепельница, но лежащая в ней трубка, которую Маури иногда для солидности держал во рту, была забита корнями.

Из-под кушетки выглядывало нечто совсем уж омерзительное. По дурной привычке Маури сунул туда свои толстые белые шерстяные носки. Мочковатые корни набились в них, носки раздулись и казались отсеченными от ног стопами. Корни продолжали расти, и носки, набухая, время от времени шевелились, как живые.

– Все говорят, что ничего подобного просто не может быть, – только и мог я сказать.

– Я и сам это знаю, – подтвердил Маури.

– Ну а дальше?

– Я готов хоть самого Дарвина и Линнея из могилы поднять. Пусть что-нибудь придумают, это же их дело. Ботаника! По-моему, эта дьявольщина становится уже общественно опасной.

Маури оглядел безумным взглядом свою развороченную комнату. В сторону белых стен он старался не смотреть.

– Я знаю, что это такое... – произнес он шепотом. – Это какая-то проклятая ботаническая раковая болезнь, которую я привез оттуда!

– Такого не бывает, – возразил я.

– Да я и сам знаю, – махнул он рукой.

Мы посидели на кухне, куда Маури перенес кое-какие спасенные пожитки. Его выходной пиджак висел на газовом кране. Время от времени по ту сторону стены раздавались потрескивание и шорохи. Там корни и побеги бамбука отвоевывали себе новое жизненное пространство и новую пищу.

– Завтра же пойду и подниму на ноги всех – от милиции до министра... успокаивал себя Маури.

В ту ночь со среды на четверг я не сомкнул глаз. Я думал. И, кажется, придумал нечто такое, что по своей всеобъясняющей простоте достойно гения.

Если сжать пружину сверх допустимого предела, она либо сломается, либо ответит таким ударом, что сокрушит все на своем пути. Если непрерывно с помощью все более сильных средств низводить степень возбуждения биоплазмы до нулевой отметки, она поведет себя как перенапряженная пружина. В какой-то момент степень возбуждения биоплазмы внезапно подскочит, и тогда частичка живой природы – носитель этой плазмы – начнет разрастаться быстрее, чем раковая опухоль. Всякое дальнейшее сопротивление не только не снизит, но, наоборот, будет повышать степень возбуждения плазмы.

Да, все дело именно в этом. Случилось так, что кусок бамбука, привезенный Маури, оказался именно такой частичкой десятки раз разнесенных в щепки и выжженных бамбуковых зарослей под городом Винь, в которой степень возбуждения биоплазмы достигла своей критической величины. Тогда-то и началась самопроизвольная биологическая "термоядерная реакция".

Ну а что будет дальше?

Той же ночью, часа в три, Маури приехал ко мне. Пиджак он натянул прямо на майку.

– SOS! – закричал он уже с порога. – Все кончено! Выдавило смежную с кухней стенку, и сосед сверху прибежал сказать, что один стебель пролез в их комнату сквозь шов между панелями перекрытия, а пол пружинит, словно мох.

Уснуть нам не удалось. Маури едва дождался начала рабочего дня и умчался в город за помощью.

Когда я сразу после работы подъехал к дому Маури, он был оцеплен милицией. Из окна комнаты Маури выпирало нечто, похожее на застывшее желтовато-зеленое облако взрыва, из которого кверху, этажа на полтора, тянулись стебли бамбука. Похожие, только поменьше, купы выглядывали из кухонного окна Маури и из окон соседей. Оглядев фасад, я заметил, что стена на месте квартиры моего приятеля вздулась, панель под все нарастающим напором потрескалась и время от времени сверху с шорохом сыпалась каменная крошка.

Сам Маури был тоже среди тех, кого не подпускали к дому.

– Ну? – спросил я.

– Видишь, – указал он на дом. – Сейчас выселяют всю секцию, грузовики стоят за домом. Утром я смог вытащить из кухни только холодильник, теперь в квартиру уже не попасть.

– Что они собираются делать?

– Не знаю. Утром уже нельзя было открыть дверь в комнату, она набита бамбуком, как трубка табаком. Панели стали расходиться по швам. Попробовали резать ацетиленом, так чуть было не остались без горелки, рабочие едва успели выскочить на лестничную клетку.

Сверху, с четвертого этажа, раздался громкий металлический щелчок, будто лопнула гигантская струна. Потом еще одна. А затем, как в замедленном кадре, вся стена комнаты Маури начала отваливаться, словно крышка люка. Она ненадолго повисла на зарослях, потом бамбук под напором тяжести отпустил панель, и стена рухнула, подняв целую тучу песка.

Это было похоже на кинохронику военных лет.

Из комнаты, оставшейся без наружной стены, вырвалось новое, еще более огромное облако, теперь вершины стволов покачивались перед окнами шестого этажа. Еще несколько ближайших окон были выдавлены разросшимся за ними бамбуком, звон стекла прозвучал жалко и беспомощно. Из многих окон стекали вниз зловещие потоки корней. Опутывая балконы и балконные двери, они свисали до первого этажа.

Один за другим из-за дома выезжали грузовики с пожитками переселяемых жителей.

Несколько позже, покачиваясь на дюнах и вдавливая в песок разбитый здесь недавно газон, подъехали защитного цвета вездеходы, видимо, с какими-то аппаратами и установками в закрытых кузовах. Однако до наступления сумерек ничего примечательного не произошло.

Сегодня пятница, сейчас уже вечер. Маури ночует у меня, хотя ему предоставили комнату на маневренной площади, куда он отвез свой холодильник. Он говорит, что в таком состоянии не может оставаться в одиночестве. И все же Маури спит. Сегодня нам не удалось приблизиться к его дому, и мы не знаем, что там происходит.

Что же теперь будет? А если бамбук начнет разрастаться и беспрепятственно переноситься по земле и трубам из дома в дом, заполняя все своей биологической массой и пожирая все созданное человеком, а в конце концов, чего доброго, и самого человека? Если лишить бамбук пищи, то, кто знает, не станет ли он, приспосабливаясь, хватать ее прямо из окружающей среды в виде углекислого газа и микроорганизмов, ведь в воздухе этого добра предостаточно? Или все же найдутся средства, чтобы уничтожить его прежде, чем дело зайдет так далеко?

Конечно, "обуздать" невероятный рост бамбука, привезенного Маури из Вьетнама, так или иначе мы сумеем. Сложнее будет справиться с последствиями того, что над вьетнамской землей американцы распылили тысячи тонн различных дефолиантов.

Теперь я уверен, что моя догадка о вспышке биоплазмы верна. Я узнал о работах японских ученых и врачей, подробно изучивших последствия химической войны во Вьетнаме. Например, дефолиант "эйджент оранж" не только вызывает раковые заболевания у людей, но и оказывает деформирующее воздействие на природу, порождая самые неожиданные мутации... Итак, пружину биоплазмы сжимают все сильнее. Взрывами рвут на части, напалмом сжигают, дефолиантами отравляют все новые, площади бамбука, мхов и лишайников на Земле. Где и когда произойдет следующая вспышка биоплазмы?..

Маури спит. Я описал все главное. Позднее об этом происшествии будут рассказывать небылицы, тогда трудно будет установить, где правда, а где вымысел, если все это не будет подробно записано.

Я поставил точку, и моя рука замерла на листе бумаги – на ней дрожал зеленоватый отсвет.