Текст книги "Новые рассказы Рассеянного Магистра"

Автор книги: Владимир Левшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ШЕСТОЕ ЗАСЕДАНИЕ КРМ

решили провести на свежем воздухе, так сказать шутя-гуляючи. День был морозный, солнечный. Приятно было не спеша пройтись по тихим переулкам старого Арбата.

Так уж получилось, что это заседание стало как бы продолжением предыдущего, внеочередного, оно началось с разбора любопытных числовых зависимостей.

– Как вы думаете, – спросил президент, который шёл пятясь, чтобы видеть всю нашу компанию разом. – Как вы думаете, какое число меньше 165 или 732? – И тут же сам себе ответил: – Ясно, 165. Значит, Магистр не ошибся, выбрав верблюда с табличкой «165». А Единичка и впрямь транжирка.

Тут он наскочил на прохожего и долго извинялся, после чего продолжал путь более удобным способом.

– Не забывай, – сказала Таня, – что 165 вовсе не обозначало плату за проезд. Чтобы узнать цену, надо было с этим числом произвести ещё целый ряд манипуляций.

– Хоть бы и так, – хорохорился Нулик. – Всё равно самое большое число, которое получится от перестановок цифр в числе 165, это 651. А 651 как-никак меньше, чем число 732, которое выбрала Единичка!

– А ведь правда – раздумчиво протянул Сева. – Даже наименьшее число, которое получается от перестановок цифр 7, 3 и 2 – число 237, – и то больше числа 165.

– Эх вы, теоретики! – поддразнила Таня. – Лучше подсчитайте, что должен был заплатить Магистр за своего верблюда и что Единичка – за своего.

– Это мы могим! – весело согласился президент и принялся писать веточкой на снегу. – Сперва сделаем все возможные перестановки цифр в числе 165. Вот они. 165, 156, 561, 516, 651 и 615. Теперь сложим эти числа. Получим. Не мешайте, а то я собьюсь получим 2664. Проверим.

– И проверять нечего, всё верно, – торопила Таня.

– Теперь подсчитаем, что должна была Заплатить Единичка, – сказал Сева. – Вот перестановки цифр числа 732: 732, 723, 273, 237, 327 и 372. Сложим их и получим что такое! Тоже 2664

– В чём же дело? – недоумевал президент. – Выходит, в этом случае любое трёхзначное число даст один и тот же результат? Или, может быть, 165 и 723 – числа специально подобранные?

– Уж конечно, специально, – сказала Таня

– Вот это да! Значит, проезд на любом верблюде стоил одинаково. Но как же удалось подобрать такие числа?

– А ты посмотри на них внимательней, – посоветовала Таня – Не найдётся ли у них какого-нибудь общего признака?

– Найдётся! – отвечал президент весьма язвительно. – Все цифры у них разные.

– Цифры действительно разные, – подтвердила Таня, – зато сумма этих цифр одна и та же. 12.

– Верно! – обрадовался Нулик. – 1 + 6 + 5 = 12. И 7 + 3 + 2 тоже равно двенадцати. Может быть, то же свойство было и у всех других чисел на верблюжьих табличках?

– Очень возможно. Недаром Единичка сказала, что погонщики в Террапантере – народ справедливый.

– И всё-таки. – Нулик сделал непреклонное лицо, – всё-таки я требую доказательства.

– Сей момент, ваше президентство! – насмешливо поклонилась Таня. – Будет сделано. Запишем любое трёхзначное число в общем виде. Это 100a + 10b + c. Понятно?

– Что за вопрос? Конечно! Здесь а – число сотен, b – число десятков, с – число единиц.

– Гениально! Теперь сделаем в этом числе все возможные перестановки цифр Напишем их сразу столбиком, а потом сложим.

– Не желаете ли, ваше президентство, преобразовать эту сумму? – спросила Таня.

– Желаю, – отвечал его президентство без особого энтузиазма. – Я бы я бы вынес 2(а + в + с) за скобки.

– Совершенно с вами согласна. Получится при этом:

2 (а + b + c) (100 + 10 + 1)

– А это всё равно что 222 (а + b + с), – подсчитал Нулик. – Но что из этого следует?

– Только то, что сумма перестановок зависит не от самого числа, а от суммы его цифр. И значит, все трёхзначные числа с одинаковой суммой цифр в этом случае всегда будут давать одно и то же число.

– Ха-ха! – выдохнул президент, несколько подавленный роскошным Таниным доказательством. – Выходит, для всех трёхзначных чисел с суммой цифр, равной двенадцати, ответ будет всегда 222X12, то есть 2664. Теперь хорошо бы ещё узнать, что получится, если взять четырёх-, пяти– или двенадцатизначные числа.

– Да то же самое, – сказала Таня, – только численный результат будет другой.

– Обязательно займусь этим на досуге! Жаль, досуга у меня маловато, – проворчал Нулик, постукивая ногой об ногу и выразительно поглядывая на уютные окна кафе, мимо которого мы как раз проходили.

Это было понятно, как безмолвный сигнал к атаке, и через мгновение мы уже находились внутри, за стеклянной дверью.

В кафе было тепло и, к счастью, безлюдно. Я говорю – к счастью, потому что Нулик, предвкушая лакомое угощение, взыграл и принялся носиться между столиками, описывая вокруг них замысловатые фигуры.

– Это я плутаю по лабиринту, – объяснил он, – скоро доберусь до мини-Тавра. Только вот где найти цепочку Афродиты?

Олег комически схватился за голову

– Опять этот младенец повторяет ошибки Магистра!

– Ничуть не бывало! – выкрутился президент. – Просто я вас подначиваю. Из педагогических соображений.

Олег понимающе кивнул.

– Из педагогических, говоришь? Ну, тогда тебе, стало быть, известно, что произносить надо Минотавр. И это тебе не мини, а совсем даже наоборот огромное чудище. Получеловек, полубык.

– А разве такие бывают? – наивно спросил Нулик, сразу позабыв о педагогических соображениях.

– Если верить древнегреческому мифу, один, во всяком случае, имелся. В давние времена, на острове Крит, у царя Миноса. Этот самый Минос построил на Крите такой лабиринт, что выбраться оттуда не было никакой возможности. Здесь и поселил царь своего прожорливого и свирепого человеко-быка, а в пищу ему отправлял провинившихся и обречённых в жертву богам людей. Плутая по запутанным коридорам, те в конце концов неминуемо попадали в пасть к Минотавру.

– Безобразие! – возмутился Нулик. – Неужели никто с этим чудищем не справился?

– Представь себе, такой человек нашёлся. Звали его, Тезей.

– Тезей, – повторил Нулик, хихикнув. – Тезей-ротозей

– То-то и оно, что не ротозей. Тезей сумел-таки разделаться с Минотавром и выбрался из лабиринта.

– С помощью цепочки Афродиты?

– Да нет, греческая богиня Афродита тут ни при чём. Помогла Тезею дочь Миноса – Ариадна. Она дала ему клубок ниток. Тезей, как вошёл в лабиринт, так сразу стал разматывать этот клубок. А когда победил Минотавра, пошел обратно вслед за нитью, сматывая её по пути. Так нить вывела его на свободу. Отсюда и пошло выражение «нить Ариадны» – нить, которая помогает выбраться из запутанных, затруднительных обстоятельств.

Президент озабоченно поджал губы.

– Теперь без катушки ниток в кармане шагу не сделаю! Мало ли что.

Опасения его были прерваны официанткой, которая спросила, что нам принести. Я заказал кофе, слоёных пирожков и трубочек с кремом.

Нулик опасливо зыркнул глазом.

– Боюсь, у меня на такой пир пресмыкающихся не хватит.

– Чего чего? – недоуменно переспросил Сева.

– Ну, скарабеев, – объяснил президент и очень обиделся, когда все дружно захохотали.

– Нет, он меня уморит! – сказал Сева, утирая глаза. – Какие же скарабеи – пресмыкающиеся? Они же вовсе насекомые. Попросту навозные жуки. А их, между прочим, в Древнем Египте считали священными и потому изображали на кольцах, печатях, всяких амулетах. Считалось, что скарабей приносит счастье.

– Да ну?! – Президент даже подпрыгнул. – Хочу скарабея, хочу скарабея! – затараторил он, как Буратино.

Пришлось мне призвать его к порядку.

– Ты где находишься?

– В кафе.

– Так и веди себя соответственно. А хочешь говорить, так говори что-нибудь дельное. Вот хоть разберись в задаче со скарабеями.

Но охота говорить у президента почему-то разом прошла, и за дело взялся Сева. Выступление его было кратким – оно и понятно, он решал задачу алгебраическим способом.

– Число скарабеев, принесенных Чёрным Львом, обозначим буквой а. Тогда число скарабеев, добытых Мистером-Твистером, равно 2а – ведь у него их было вдвое больше! Число скарабеев, которых отнял у Чёрного Льва Джерамини, обозначим через икс. Выходит, что у этого Льва осталось

– …(а – х) скарабеев, – подсказала Таня.

– Верно. А так как у Мистера-Твистера Джерамини отнял в три раза больше скарабеев, чем у Чёрного Льва, число это равно Зх. И значит, осталось у него (2а – Зх). скарабеев. Известно, что после этого грабежа у обоих полицейских денег оказалось поровну. Поэтому мы можем смело приравнять (а – х) и (2а – 3х). Вот вам и уравнение (а – х) = (2а – 3х). Ну, президент, включайся, решай!

Нулик надулся.

– Да, оставили мне самое неинтересное.

Но всё-таки обиженно засопел над блокнотом.

– Переносим неизвестные в одну часть равенства, а известные – в другую. Тогда 2х = а. Отсюда х = ¹/₂а. Что из этого вытекает? – Глаза президента вдруг оживились, голос окреп. – Из этого вытекает, что Джерамини заграбастал половину львиного богатства.

– Так, – кивнул Сева. – А какую часть своей добычи отдал Шейк Твист?

– Не беспокойся, подсчитаем и это! – бодро пообещал Нулик. – Если х = ¹/₂а, то Зх = ³/₂а. Так? А раз у Мистера-Твистера было до делёжки 2а скарабеев, то отдал он ³/₄ своей добычи, ведь ³/₂а – это ³/₄ от 2а. Вот и всё.

– Не совсем, – сказала Таня. – Остаётся узнать, во сколько раз у Джерамини оказалось денег больше, чем у обоих полицейских, вместе взятых.

– Узнаем и это, – заверил её Сева. – У каждого из обделённых осталось по ¹/₂а скарабеев, а Джерамини забрал ¹/₂а + ³/₂а, то есть 2а скарабеев. Значит, у него оказалось их вдвое больше, чем у обоих полицейских вместе.

Тут пришла официантка и все принялись за еду.

– Глядите-ка, – сказалвдруг Олег, вертя в пальцах бумажную салфетку. – Эта салфеточка нам как нельзя кстати. Она словно нарочно сделана для третьей задачи Магистра о треугольных галстуках. Ведь она сама треугольная!

Нулик грустно посмотрел на недоеденное пирожное.

– Ничего, старина! – утешил его Олег. – В конце концов, есть и решать задачу можно одновременно. В общем, Единичке нужно было разделить большой треугольный лоскут на пять небольших треугольников так, чтобы площади их относились, как 1: 2: 2: 3: 4.

Он вынул карандаш и соединил середины боковых сторон треугольника, иначе говоря, провёл на салфетке одну из средних линий треугольника.

– Что у нас получилось? – спросил Олег. – Средняя линия разделила треугольник на две части. Одна из этих частей тоже треугольник, другая – трапеция. Все знают (а кто не знает, пусть докажет это сам), что площадь этого нового маленького треугольника в три раза меньше площади трапеции. Теперь проведём обе диагонали трапеции. Обратите внимание на то, что диагонали эти по совместительству представляют собой и медианы большого треугольника. Ведь они проведены в середины его боковых сторон! Все видят, что диагонали разделили трапецию на четыре части – на четыре треугольника. Самый маленький из них – верхний, два боковых – немного побольше, а самый большой – нижний. Узнаем, каковы площади этих треугольников.

– Узнаем! – решительно повторил Нулик, но тут же, впрочем, замолчал.

– Во-первых, нетрудно доказать (и пусть каждый опять-таки сделает это сам), что оба боковых треугольника равновелики, то есть имеют одинаковые площади. Во-вторых, приняв площадь самого маленького из этих четырёх треугольников за единицу, выясним, во сколько раз каждый из остальных больше самого маленького.

Сева хлопнул себя по лбу.

– Стоп! Кажется, нашёл. Ведь медианы треугольника делятся в точке пересечения на части, которые относятся, как 1: 2. Так? А так как высоты самого маленького треугольника и любого из боковых одинаковы, то площади их тоже относятся, как 1: 2.

– Не в бровь, а в глаз! – констатировал Олег. – Большая часть задачи, таким образом, решена. Остаётся выяснить, во сколько раз площадь нижнего, самого большого треугольника больше площади самого маленького, принятого за единицу.

– И это тоже нетрудно! – подхватил Сева. – Ведь средняя линия, как известно, равна половине основания. А так как нижний и верхний треугольники, входящие в трапецию, подобны, то и высоты их тоже одна вдвое меньше другой. Ну, а раз так, то площади обоих треугольников относятся, как 1: 4. Вот трапеция и разделилась на треугольники, площади которых относятся, как 1: 2: 2: 4.

– Отлично! – сказал Олег. – Далеко пойдёте, молодой человек! А теперь ещё одно небольшое усилие: надо вспомнить, во сколько раз площадь первого отделённого нами треугольника меньше площади трапеции.

– Это я и без всяких усилий помню, – сказал Нулик. – Площадь отделённого треугольника меньше площади трапеции в три раза. Теперь подсчитаем, из скольких единиц состоит площадь трапеции. Площадь самого маленького мы приняли за единицу. Прибавим к этому два равных треугольника, площади которых вдвое больше, – получим пять единиц. Теперь прибавим к этому площадь самого большого из четырёх треугольников, равную четырём единицам. И получим всего девять единиц. Ну а 9, делённое на 3, опять-таки 3. Это и есть площадь первого отделённого нами треугольника.

– Молодчина! – одобрил Сева. – Теперь уж мы наверняка знаем, что площадь всего треугольника разделена на пять треугольников, площади которых относятся, как 1: 2: 2: 3: 4. Умница Единичка! Здорово решает задачи!

– Ура! – провозгласил президент и неожиданно, безо всякого перехода, похлопал себя по круглому пузику. – Ну и наелся же я! Прямо как Пантагрюа и Гаргантюэль.

– Осади назад! – остановил его Сева. – С вашего позволения, не Пантагрюа и Гаргантюэль, а Гаргантюа и Пантагрюэль. Именно так называется книга Франсуа Рабле. Только читать тебе её, пожалуй, рановато. Всякому овощу…

Нулик только досадливо отмахнулся и очень недовольный вылез из-за стола. И то сказать невелика радость, когда тебе на каждом шагу напоминают, что ты ещё маленький.

Удивительно быстро темнеет зимой! Когда мы вышли из кафе, на улицах уже зажглись фонари. Падал тихий, лёгкий снежок. Мы снова свернули в малолюдный переулок.

Нулик не выдержал, побежал. За ним принялись бегать остальные.

– Догоняй! – крикнула Таня, пробегая мимо президента. Тот с весёлым визгом помчался за ней. Вот он уже почти касается её рукой. Вдруг Таня круто остановилась и подалась в сторону. В следующее мгновение президент растянулся на тротуаре.

– Это всё она виновата! – жаловался он, потирая ушибленную коленку.

– Ничего, – сочувственно оказал Сева, – девчонки, брат, они все такие.

– Да нет, – неожиданно захихикал Нулик, – я не про Таню, а про центробежную силу.

И опять все грохнули.

– Нанялся ты, что ли, повторять Магистровы нелепицы? – недоумевал Сева. – Бежал по тротуару по прямой линии, потом неожиданно остановился и упал, – ну при чем тут, скажи на милость, центробежная сила?

– А при том, что, если бы я бежал не с такой силой, я бы не упал.

– Эх, ты! Мыслитель! Центробежная сила проявляется только тогда, когда тело движется по кривой – ну, скажем, по кругу. Вот едешь ты, например, в такси, и водитель на полной скорости резко разворачивается. И валишься ты при этом на бок. Прижимает тебя к боковой стенке машины.

– Или ещё, – вспомнила Таня. – Ты крутишь над головой камень, привязанный к верёвке. Крутишь всё быстрей и быстрей, и верёвка при этом натягивается всё больше и больше, как струна. И опять здесь виновата центробежная сила. А если ты уж слишком сильно раскрутишь веревку, она может и разорваться.

– Понял, понял! – закричал Нулик. – Верёвка разорвётся потому, что камешек будет рваться прочь от центра. Отсюда, наверное, и название – центробежная сила! Так?

– Так, да не так, – сказал я.

Ребята удивлённо переглянулись.

– Понятие центробежной силы возникло в восемнадцатом веке. Ввёл его французский учёный д! Аламбер. Но силу эту он правильно назвал фиктивной, то есть воображаемой.

– Значит, на самом деле центробежной силы не существует?

– И да и нет. Д!Аламбер придумал это понятие для того, чтобы удобнее было изучать движение тела по кривой.

– Чепуха какая-то! – рассердился президент. – Сила воображаемая, а верёвку разорвала!

– Ну, это дело тонкое. В двух словах не объясниш. ь Опять-таки – всякому овощу своё время. А что касается Магистра, то он просто-напросто забыл закон Ньютона. Забыл о том, что всякое тело стремится сохранить либо покой, либо прямолинейное равномерное движение. Это свойство тел называется инерцией. И когда Единичка, которая тянула Магистра за руку, внезапно остановилась, тот, все еще продолжая двигаться по инерции, споткнулся и чуть было не упал.

– Наверное, по той же причине он и с верблюда свалился? – предположил президент.

– Ну нет! Если он и свалился с верблюда, то совсем не поэтому.

– Так отчего же?

– Чего не знаю, того не знаю. Может быть, просто заснул и, ему всё это приснилось. Потому что наяву было бы совсем иначе. Как бы высоко Магистр ни подпрыгнул в седле, опускаясь, он неизбежно снова шлепнулся бы обратно в седло. И дело тут всё в той же инерции. Подпрыгнув, Магистр одновременно продолжал бы двигаться по инерции в том же направлении и с той же скороствю, что и верблюд.

– С верблюдами наш дорогой математик вообще что-то напутал, – сказал Сева. – Ведь верблюды эти по всему видно, были из породы дромадеров: недаром они шли в Сьеррадромадеру! А у дромадера всего только один горб. Так что сидеть между двумя верблюжьими горбами Магистр никак не мог.

– Это что! – вспомнил президент. – Он ведь ещё уверял, что на вокзале были верблюды с любым количеством горбов. А у них сроду больше двух не бывает.

– Бедные дромадеры! – вздохнул Олег – Вот и доказывай после этого, что ты верблюд!

От баобаба к Кактусу
(Седьмой рассказ Магистра)

Моё предыдущее письмо, если не ошибаюсь, кончалось тем, что я пришел в отчаяние. Вы, конечно, помните, что на то были причины неуловимый Джерамини снова ускользнул из-под самого моего носа.

Обдумывая, что делать дальше, я рассеянно скользил взглядом по стенам кафе и вдруг заметил на одной из них знакомый с детства портрет. Могу поклясться, что видел его сто, если не тысячу раз. Но вот кто на нём изображён, этого я припомнить не мог. Со мной, знаете ли, такое бывает, особенно когда дело доходит до музыки: мотив я узнаю мгновенно, но откуда он и кто его сочинил, вспомнить не в состоянии. Так было бы и с этим портретом, если бы Единичка тоже не увидала его и не закричала «Ломоносов!»

Ах я, беспамятный суслик! Как же я сразу не догадался, что это был именно он, Михайло Васильевич! Но больше всего обрадовало меня то, что даже в такой отдалённой от России стране знают и чтут нашего великого соотечественника. Нет, что ни говорите, для науки границ нет!

Однако, возликовав, я тут же снова огорчился. Дело в том, что под портретом Ломоносова, как водится, были напечатаны даты его рождения и смерти: восьмого дробь девятнадцатого ноября 1711 года и четвёртого дробь пятнадцатого апреля 1765 года. Сперва я не понял, что означают эти дроби, но потом догадался, что числа указаны по старому и новому стилям календаря. Ведь в России времен Ломоносова летосчисление велось по старому стилю, а в наши дни – по новому. Но огорчило меня не это, а то, что даты были вычислены неправильно. Как известно, числа старого и нового стилей расходятся на 13 дней. Следовательно, Ломоносов родился не восьмого дробь девятнадцатого, а восьмого дробь двадцать первого ноября и умер не четвёртого дробь пятнадцатого, а четвёртого дробь семнадцатого апреля.

Разумеется, я тут же красным карандашом исправил ошибки.

Увидев это, хозяин кафе покачал головой и вздохнул. Ему, очевидно, было крайне неприятно, что я обнаружил столь грубые погрешности. Но вдруг лицо его просветлело. Он подошёл к нашему столику, широко улыбнулся и протянул мне обе руки.

– Только сейчас догадался, с кем имею честь, – сказал он с весёлым удивлением. – Вы знаменитый Магистр Рассеянных Наук!

Надо сказать, слова его не произвели на меня ошеломляющего впечатления: я уже успел привыкнуть к своей мировой известности. И всё же дружелюбие и почтительность этого человека не могли оставить меня равнодушным. Я воспылал к нему таким доверием, что посвятил в причины моего визита в Сьеррадромадеру. Конечно, это было рискованно, но чутьё подсказывало мне, что я имею дело с человеком порядочным. И я не ошибся. Выслушав меня, симпатичный малый очень расстроился.

– Жаль, что я всего этого не знал раньше, – сказал он сокрушённо, – не то, будьте уверены, уж я бы помог вам задержать этого Джерамини и его Мини. Впрочем, – добавил он, – у меня, кажется, есть средство помочь вам и сейчас. Слушайте меня внимательно.

Ну, этого он мог бы и не говорить – я всегда слушаю внимательно!

– Должен вам сказать, – начал хозяин, понизив голос и опасливо оглядываясь, – должен вам сказать, что ежедневно ровно в три часа я закрываю кафе и отправляюсь на кухню обедать. Но сегодня, как на грех, часы мои остановились. Вероятно, я забыл их завести на ночь. Ну, а когда стоят часы, их нам заменяет желудок. Как это говаривал ваш великий Пушкин? «Желудок – верный наш брегет». Итак, почувствовав сильный голод, я понял, что время обеда наступило. Но только я запер входную дверь на задвижку, как у порога появился дон Альбертино Джерамини, а с ним какая-то девочка лет одиннадцати-двенадцати, – лицо для меня новое.

«Что это вы так рано запираете? – крикнул Джерамини, указывая на свои наручные часы. – До трёх ещё целый час!» Вот и верь после этого классикам! Выходит, голод напал на меня задолго до привычного времени! Ну, я, разумеется, впустил дона Джерамини с его юной спутницей, извинившись за несвоевременный перерыв. Джерамини, однако, великодушно отпустил меня, сказав, чго я могу запереть кафе и спокойно отправляться обедать, а уж он – так и быть – сам нальёт себе и своей спутнице по чашечке кофе. Я поблагодарил его, завел и поставил часы на два и отправился в кухню, собираясь подкрепиться жареной уткой, но, зайдя за прилавок, заметил, что из трубы сочится вода. Тогда я пошёл в кухню, развёл немного цемента и полез под прилавок, чтобы заделать трещину.

Джерамини и его спутница сидели ко мне спиной и ничего этого не заметили. Таким образом, я нежданно-негаданно стал свидетелем их разговора.

«Ну, – сказал Джерамини, – теперь мы одни. Поэтому повесь уши на гвоздь внимания и слушай вовсю то, что я тебе скажу. Сегодня ровно в пять ноль ноль вечера ты должна быть у большого баобаба – у того, что растёт при входе в ботанический сад. Там тебя будет ждать человек с чёрной повязкой на левом глазу. Собственно, я должен был встретиться с ним сам, но обстоятельства заставляют меня срочно ехать дальше. Одноглазый даст тебе конверт. Спрячь его хорошенько, немедленно отправляйся по указанному на нём адресу и вручи кому положено. Только смотри береги его. Не показывай никому! Понятно?»

«Понятно», – ответила девочка.

«Хорошо, что понятно, – похвалил Джерамини. – Но это ещё не всё. Не думаешь ли ты, что одноглазый отдаст конверт первой попавшейся девчонке? Ничего подобного! Чтобы получить конверт, надо знать пароль».

Тут Джерамини вынул из кармана какую-то бумажку (я это увидал сквозь щель в прилавке).

«Видишь, – сказал он, – это один колумб. Вернее, половина колумба, потому что я разрезал целый колумб на две равные части. Не просто разрезал, а так, что серия ассигнации – а это всегда четырёхзначное число – разделилась пополам и на обеих половинках осталось по две цифры. Так вот, левая половинка этого колумба находится у одноглазого, правую же я передаю тебе. Встретившись, вы сложите обе половинки колумба, и серия на нём снова станет четырёхзначным числом».

«Но какие цифры должны быть на той половине колумба, что у одноглазого?» – спросила девочка.

«Ну, тебе это ни к чему! – строго сказал Джерамини. – Да и одноглазый тоже не знает, какие цифры остались на твоей части колумба»

«Так как же он догадается, что я это я?»

«О, тут механика хитрая! – усмехнулся Джерамини. – Цифры серии подобраны особенным образом и представляют собой замечательное число. Одноглазый вычтет из этого четырёхзначного числа оба двузначных, находящихся на обеих половинках колумба, а потом разделит эту разность на 99».

«И что же у него получится?» – допытывалась девочка.

Но Джерамини не склонен был ей отвечать.

«Что получится, то и получится. А так как получится то, что надо, конверт сразу же перейдёт к тебе в руки. Ну, что делать с ним, ты уже знаешь. Не забудь только, что одноглазый будет под большим баобабом ровно в пять, не раньше и не позже! Так что не опаздывай!»

«Легко сказать, не опаздывай! – вздохнула маленькая заговорщица. – А если у меня нет часов?»

Джерамини поморщился.

«Вот досада. Ну да ладно, возьми мои!»

Он снял с себя часы и надел их на тоненькую детскую ручку.

«А теперь прощай и никому ни слова. Ясно?»

Девочка молча кивнула. Затем она отодвинула закрытую мною задвижку и выбежала на улицу. Через минуту-другую ушёл и Джерамини, оставив на столе несколько монеток за кофе. А очень скоро после того заявились вы с мальчиком. Жаль, что я не знал тогда, чей он сынок. Узнал я это лишь тогда, когда вы ушли и в кафе снова влетел Джерамини.

«Папа!» – радостно завопил маленький обжора.

Но Джерамини зажал ему рот ладонью и поволок на улицу. Там он впихнул мальчишку в автомобиль – и был таков.

Я слушал моего нового доброжелателя с большим интересом, но, к великому своему сожалению, не извлёк из его рассказа ничего утешительного. Не то – Единичка! Пока хозяин кафе говорил, она старательно что-то вычисляла в блокноте, усиленно помогая себе языком. Наконец, поставив жирную точку, Единичка спросила хозяина, похожа ли она хоть чуточку на ту девочку, которая приходила с доном Джерамини.

– Ни капельки, – возразил тот.

Единичка весело рассмеялась.

– Обойдемся и так!

Тут она попроеила у меня один новенький колумб и, получив его, аккуратно разрезала ассигнацию на две половинки. Правую половинку положила в сумочку, а левую вернула мне. Я забеспокоился.

– Что ты собираешься делать?

– И вы ещё спрашиваете! – всплеснула руками Единичка. – Разумеется, идти к большому баобабу, на свидание с одноглазым.

– Но ведь ты же не знаешь, из каких цифр состоит серия той бумажки, которая служит паролем! Неужели ты рассчитываешь на случайное совпадение?

Единичка только загадочно улыбалась.

– Милая Единичка, – вмешался хозяин кафе, – боюсь, что вы не учитываете еще одной, самой главной опасности: к большому баобабу придете не только вы, но и другая девочка.

– Не беспокойтесь, – отмахнулась легкомысленная Единичка, – я её опережу!

– Но, по-моему, вы рано собрались, – возразил хозяин, взглянув на свои часы. – Сейчас только без десяти четыре.

– Ошибаетесь, – сказала Единичка, вставая и направляясь к двери. – Сейчас и вправду без десяти, но не четыре, а пять! Вы забыли, что у дона Джерамини часы поставлены по терранигугунскому времени, то есть на час назад.

– Выходит, мой желудок точен, как хронометр! – обрадовался хозяин.

– Да, – сказала Единичка, – и девочка придет к баобабу не в пять, а в шесть часов.

– До чего же вы догадливы! – восхитился хозяин.

Но Единичка его не слышала она была уже на улице. Боясь, как бы чего не вышло, я припустился за ней. Через 5 минут мы были уже у большого баобаба. Одноглазый Аргус еще не приходил. Единичка зашикала, замахала на меня руками и велела мне немедленно спрятаться, так как моё присутствие может всё испортить.

За неимением удобного укрытия я вскарабкался на верхушку баобаба и уже оттуда увидел, как Единичка протянула свою половину колумба одноглазому, выросшему перед ней, словно из-под земли. Тот взял бумажку, приложил ее к своей, потом долго что-то вычислял в уме, шевеля губами, и наконец – я прямо глазам своим не поверил – протянул-таки Единичке конверт и тотчас скрылся.

Я заторопился вниз. Должен сказать, что спускался я с баобаба куда стремительнее, чем поднимался. А если уж быть совершенно точным, то я просто-напросто потерял равновесие и по закону всемирного тяготения, открытого великим Кулоном, камнем полетел на землю. На моё счастье, почва здесь довольно мягкая.

Спустившись таким манером, я выхватил у Единички конверт, но каково же было моё разочарование, когда я увидел, что он вскрыт и абсолютно пуст! Как ни странно, Единичку это ничуть не обеспокоило, и она стала вслух читать указанный на конверте адрес.

– «Сьеррахимера, площадь Девяти чудовищ, дом синьора Кактуса, ему самому в собственные руки».

Всё это было довольно-таки загадочно – ведь в конверте ничего нет, что же следует вручить в собственные руки? Но моя бесценная Единичка расшифровала и эту загадку! Она обнаружила такое… такое… Но о том, что она обнаружила, пока молчок! По крайней мере до тех пор, пока мы не приедем в Сьеррахимеру и не познакомимся с этим Кактусом-Макактусом. А пока – верьте мне на слово – всё идёт отлично! И я от счастья чувствую себя на десятом небе, как любят говорить наши современные ученые. Почему они так говорят, я, признаться, толком не знаю. Но сейчас мне, право же, не до того. Скорей, скорей в Сьеррахимеру!