Текст книги "Станция мягких игрушек"
Автор книги: Владимир Аренев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Пузий Владимир
Станция мягких игрушек
Владимир Пузий
Станция мягких игрушек
(из цикла Киевские истории )
Ну что? – съездил, отдохнул, набрался впечатлений. Все как у всех. Ничего особенного. Как говорится, отпуск длится ровно столько, чтобы успеть от него устать. Наверное, это у нас в крови: не привыкли, понимаешь, отдыхать. А привыкли, чтобы каждый день – бой, с самого раннего утра, от вызова лифта, который поднимается на все этажи, а вызывается только на четные, – до втискивания в маршрутку, от спора с начальством – до... А-а, что говорить, и так ведь знаете. Сражаться умеем с пеленок, отдыхать учимся к старости... кто доживает. ...Ну, у детей мы не были давно. У них – своя жизнь, у нас – своя, и живем мы как будто на разных материках; и это, наверное, правильно. Пускай даже иногда становится грустно, все равно, так лучше, чем... Н-да, поехали, значит в отпуск. Младшенький-то наш здесь, в Киеве, а старшая вышла замуж да и уехала к мужу, в Беларусь. На свадьбе мы, само собой, были – как не быть, а вот потом все не получалось. То собирали деньги на одно, то на другое, да и старуха моя как ни выходные – на даче. Одним словом, не складывалось у нас с такой вот поездкой. А на это лето так совпало – дали нам отпуска на август месяц, и мне, и ей. Я уже намылился на рыбалку с Василичем, но Светлана моя качает головой и говорит: так мол и так, не пора ли дочку проведать? И на всякие мои разумные возражения ( дык клев же, и Василич как раз место новое нашел – клевое место ) отвечает не менее разумными аргументами, что так нельзя, что кроме рыбалки, есть и другие радости жизни, и вообще, как мне, старому пню, не стыдно: внука уже не видел столько лет! Ну не позорище ли?!... А раз позорище, вот тебе деньги и маршируй в кассы. Тем более, что Валентина в последнем письме обижалась и опять приглашала приезжать. И вот, в результате мы-таки поехали. Естественно, в поезде: откуда ж у нас на самолет деньги возьмутся? А в плацкарте – духота; как, простите за банальность, в доменной печи сидишь. Молодым-вон хорошо, они чуть не в плавках по вагону шастают, а нам-то уже и неприлично вроде. Но туда ехали – ничего, потому что из жары да в холодок (пускай и относительный) попасть приятнее, чем наоборот. Ладно, приехали, отгостили положенное – избавлю вас от подробностей, рассказ мой о другом. И вот возвращаемся в стольный Киев-град, накупивши, как водится, подарков сыну и маленькому внуку, Коленьке. Конечно, на нашу зарплату особенно не разгуляешься, но и Валентина, само собой, кое-что передала. Мы с этим кое-чем загружаемся в вагон, и уже отдавая проводнице билет (а за окном – покачивается и отъезжает вокзал), понимаю: забыл! Забыл я, старый склеротик, купить Коленьке то, о чем он так просил. Игрушку. Скажете: не беда? Скажете: можно и в Киеве купить? Да только внучек по ярлычку и поймет, что игрушка не белорусская. Он же специально просил, чтобы с ярлычком, он их собирает – это игрушковы паспорта . Ну и как теперь быть? А поезд уже выехал за город, и не прыгать же, в самом деле, с подножки. Ладно, дам телеграмму, Валентина перешлет с проводницей. Едем потихонечку. Взяли постели, Светлана поужинала – и спать, устала она от всех этих путешествий. А мне не спится: во-первых, парилка-душилка в вагоне страшнючая, просто невообразимая, а во-вторых, совестно мне, что забыл про внука. Запился-загулялся дед, последнюю память растерял. То я ложусь, то я встаю, иду курить – нет мне сна, хотя бессонницей никогда не страдал. Одно облегчение: когда стоим подолгу, выхожу на станцию свежим воздухом дышать. Как стало темнеть, задремал. Однако ж спал кусками, урывками, и мучение это скорее походило на то, как лихорадочные больные в бреду мечутся. И вот на факт сей прошу обратить внимание. Дальше поймете, почему. Крутился я, вертелся, дремал, а потом слышу: остановились. И основательно так остановились, похоже на то, что есть время побродить по перрону. Я ноги – в туфли, рубашку накинул и к проводнице: милая, говорю, долго ль стоять будем? Отвечает: полчаса. Вот и ладушки, киваю, я отлучусь на улицу, кликнете, ежели забудусь, – хорошо? Она пообещала позвать, и я вышел на станцию. Знаете, когда едешь в поезде и делать нечего (а ночью ведь не почитаешь), единственное развлечение – смотреть в окно. И за окном – словно другой мир. Пустой перрон, каждый звук отчетливо слышен, светится изнутри вокзал, ходят одинокие фигурки людей. В такие моменты кажется, что одиночество можно потрогать наощупь. А здесь – вышел на платформу: совсем другая картина. Скоро полночь, а вокруг людей, как на площади, но не отъезжающих, нет, а местных жителей. На каждой станции есть свои лоточники, и удивляться, в общем-то, здесь нечему. Жизнь штука такая, не всем в блестящих машинах кататься, кому-то нужно и картошку выращивать, кому-то – рыбку ловить. Да и зазорного я в этом ничего не вижу; пускай каждый занимается тем, чем получилось да захотелось заняться, лишь бы не воровством иль убийствами. А если вырастил ты на грядках помидоры и захотел продать на вокзале – продавай на здоровье. Кто-нибудь, глядишь, и спасибо скажет. Но эти не помидоры принесли, не рыбу, не птицу – нет. А принесли они мягкие игрушки. Множество самых разных игрушек, больших и маленьких, тигров, слонят, медвежат, аистов, микки-маусов и один детский бог ведает, кого еще. Я поначалу не понял, откуда такой ассортиментище , а потом смекнул: не велика загадка, – завод, наверное, под боком, и завод этот расплачиваться деньгами не может, вот и отдает товаром. Или просто работникам брать игрушками зарплату удобнее, раз есть такая возможность продавать проезжающим. А еще я смекнул, что таможню мы пока не проходили, и значит, игрушки-то белорусские, с заграничными ярлычками– паспортами . Прям как по заказу. Вот и кошелек в кармане с местной валютой, которую не догадался (выходит, правильно не догадался) вовремя отдать Валентине. Аборигены тем временем снуют себе вдоль вагонов, запрыгивают, в каких проводницы пускают, бойко так предлагают плюшевый товар. Отбросил я окурок да и пошел, отыскивая взглядом что-нибудь подходящее. (Смешно сказать, ну да придется. Почти все продающие были там молодые. Я не то чтоб... Просто есть такие восемнадцати-двадцати двух летние люди, с которыми иметь дело крайне неприятно. Они не то чтоб хулиганы какие, нет. Они модная молодежь, если вы понимаете, что я имею в виду. Глядят на тебя, как на жука колорадского, и во взгляде читаешь удивление: чего ж ты, дед, на свете подзадержался, бедняга этакий. Поспешил бы...) Вот, значит, таких там было больше всего. И подходить к ним я не имел ни малейшего желания. А тут заприметил одну, женщина средних лет, спокойная, тихая, стояла себе в сторонке и вроде как и продает игрушки, а вроде как и нет. И решил я, что хлыщи модные сами управятся со своим товаром, а у нее никто ничего не купит... разве что я. Доброй ночи, – говорю, – не просветите, любезная, откуда столько игрушек взялось? Или Дед Мороз с некоторых пор открыл в вашем городке филиал, чтобы с севера на своем горбу все не волочь? Она улыбнулась моей незатейливой шутке и покачала головой. Нет, – отвечает, – дело в другом . И молчит. Ладно, – говорю, – не буду вас утомлять расспросами, скажите лучше, сколько стоит это удовольствие , – и показываю на большую, с двухлетнего мальчишку, собаку. А собака та удивительная: кожа у нее белая, а пятна черные. Детям такие нравятся, потому что есть один диснеевский мультик и там эти собаки за главных героев. Правда, в породах я никогда силен не был, поэтому как зовут черно-белых красавцев, не помнил. Женщина в ответ только качает головой. Зачем, – спрашивает, – вам? Да, – подумал я, – с такими вопросами долго тебе с товаром носиться . Но почему-то не ушел от нее, как следовало бы, а продолжал выпытывать. Знаете, – отвечаю, – люблю долгими зимними вечерами лежать на ковре у телевизора и играть. Я понимаю, что это неправильно, что мальчики должны отдавать предпочтение солдатикам, а не куклам, но так уже эти солдатики осточертели! – не поверите . Не верю , – улыбнулась женщина. Врете вы все, наверняка ведь внуку покупаете . Ну внуку. А что, моему внуку такую игрушку нельзя? Почему? Или вы просто их не продаете? Да продаю, – вздохнула она, – куда ж мне деваться? Только... не покупайте вы ее, ладно? Приедете домой, сходите в магазин... Не могу, – объясняю, – нужно непременно белорусскую. Вы же знаете этих современных детей с их современными играми. Представьте, внук считает игрушечные ярлычки паспортами. У него каждый звереныш с документом. Одним словом, какая жизнь, такая и игра . Это вы точно сказали , – она словно встрепенулась вся. Неприметная с виду, в платьице невзрачном, с волосами, собранными в кулачок , эта женщина неожиданно проявилась совсем по-другому: в глазах ее мелькнула такая мука, что я даже вздрогнул, невольно делая шаг назад. Это вы точно сказали , – повторила она притихшим голосом. Какая жизнь, такая и игра. Не покупайте, езжайте себе по добру – по здорову . Никак не могу. Но если... если вы не можете продать, то я пойду к кому-нибудь другому, не беспокойтесь . А какая разница? Это вы у меня спрашиваете? – удивился я. Откуда ж мне знать?! Послушайте, – сказала она, и протянув руку, взяла меня за кисть, послушайте, у вас была в детстве любимая игрушка? Конечно. Но при чем... Что? Что это было? Я помедлил. Все-таки нелегко рассказывать такое незнакомым людям: это почти интимная подробность, и чем ты старше, тем более личными становятся подобные воспоминания. Однако же я ответил: Набор солдатиков. Помните, были такие... Она оборвала меня: Подождите. Не то. Я говорю о любимой игрушке, а не о любимых солдатиках. Любимой мягкой игрушке. Той, с которой вы ложились в кроватку, с которой засыпали, которую пытались кормить шоколадом и никогда – манной кашей, потому что она, как и вы, терпеть не могла манную кашу... Откуда вы знаете?! Женщина улыбнулась: Какой же ребенок любит манную кашу? Вы правы, у меня была такая игрушка. Собственно, я почему сразу не догадался? – я же никогда не называл его игрушкой. Он был чем-то большим, нежели просто вещь . Что это было? Лёва. Маленький голубоглазый львенок. Вы угадали, я на самом деле ложился с ним в кровать – (честно говоря, даже не мог заснуть без него, когда однажды Лева порвался, и мать взяла его, чтобы зашить). ...Его звали Лева . Ведь правда, он был почти как человек? Правда , – я потянулся за сигаретами. Эта женщина заставила меня вспомнить такое дремучее прошлое... Но, по правде говоря, я обрадовался этим воспоминаниям. Он был словно ваш маленький брат , – сказала она. Ваша маленькая копия, я права? Вы психолог? Женщина грустно улыбнулась: Когда работаешь на фабрике мягких игрушек, поневоле начинаешь разбираться в подобных вещах. Видите ли, у вас, как и у тысячи тысяч других людей, в детстве был вот такой плюшевый братец. И вы росли вместе с ним – до определенного момента, а потом оказалось, что он уже не может рости дальше, и вы распростились. Он остался в Детстве, а вы ушли в Отрочество, если так можно выразиться. То же самое, по сути, происходит, с каждым ребенком. А знаете, почему? Я совершенно честно ответил, что не знаю. Потому что каждому ребенку нужен такой вот игрушечный друг. В маленьком человеке слишком много того, что сейчас принято называть энергией: мысли, чувства, эмоции, побуждения, смех, слезы, удивление... Боже мой, всего и не перечислить! А родители всегда заняты, они на работе; а бабушки с дедушками в нынешние времена редко нянчатся с внуками – им тоже приходится зарабатывать на жизнь. И все, что возникает в ребенке и должно выплеснуться, выплескивается на Любимую Игрушку. Да-да, именно с большой буквы. Где-то я читала, что растения могут слушать музыку. Музыку ! А в ребенке бурлит такой водоворот энергий... куда там музыке! И все это, как правило, направлено на игрушку . ... И игрушка становится одушевленной! – закончил я. Вы совершенно зря иронизируете. Поймите, ничто не возникает из ничего и не уходит в никуда. Кажется, еще Ломоносов понял, хотя и до него, наверное, знали. Вы видели когда-нибудь, как старые-престарые бабушки преображаются, стоит им лишь часок-другой побыть с внучонком? ...А читают, читают в газетах про энергетических вампиров, обвешиваются чесноком, как гранатами! – вот вам, вампиризм в чистом виде. Только называть его лучше симбиозом. Или паразитизмом, как больше нравится. В конце концов, ребенок не страдает (как правило) от того, что бабушка прибирает к рукам немножко его энергии: эта энергия и так хлещет через край... И попадает на игрушку . Да, попадает на игрушку. Наматывается на нее, как нитки на катушку. И с какого-то момента времени не только ребенок воздействует на любимого медвежонка, но и наоборот. Возникает взаимосвязь . Слушайте, – спросил я, – вы часом не ведьма? Женщина тихонько вздохнула: Наверное, ведьма. Бабка у меня была... лечила всех... и вообще. Говорили про нее всякое. Но если я и ведьма, то ведьма не ученая и, как это принято сейчас говорить, не практикующая. Не боитесь? Да нет, вроде . Ну тогда я продолжу. ...Собственно, и продолжать-то нечего. Ясно и так: энергия наматывается на игрушку не только от ребенка. Представьте: гостиная комната, телевизор, а напротив – сидит в модной итальянской стенке плюшевый заяц. Как украшение. Молодожены смотрят по коммерческим каналам боевики с кровью и ждут ребенка. Появляется ребенок, и заяц, наглядевшийся всяких там мордобоев торжественно сыну (или дочери) вручается: Играй, ненаглядный . Понимаете? Понимаете. Вот такие дела . Ваш пес тоже боевиков насмотрелся? Она взглянула на игрушку: Этот? Нет, с ним случилось кое-что похуже. Да и не с ним одним. Не зря ведь мудрые люди говорят: святая земля , проклятая земля . За такими словами иногда кроется намного больше, чем можно себе представить. У нас в Белоруссии, сами знаете, в войну страшные дела творились: партизаны, немцы, все перемешалось, и уж что одни, что вторые... не играли они в героев, они жизнь спасали, свою и своих детей. И как раз за нашим городком было такое место... где сначала немцы партизан, а потом те – немцев пленных... убивали. Так и лес называется: Гробки. И все знали, что нельзя оттуда ни ягоды-грибы нести, ни деревья. Проклятая земля . А нынче век-то современный, скоростной. Опять же, отцы и дети, вечная проблема. Казалось, живешь, оступаешься, разбиваешь лоб и говоришь им: ну не идите вы по тем самым тропкам, где мы, несмышленые, хаживали! Не слушают... Приехала фирма , построили за городом фабрику игрушек. Иностранцы, им до местных суеверий дела нет, да и по-нашему они ни бельмеса. А переводчикам что за забота? – предупреждать дорогостоящих клиентов. Построили, значит. И рабсила как раз нашлась, молодежь наша местная. Все довольны, всем выгодно. Словечко-то какое: выгодно ! Противное словечко, когда его делают главнее иных слов. Зажили припеваючи, как в сказке. Деньги иностранцы хорошие платят, тут ничего не скажешь. А есть желание – получи зарплату товаром. У нас теперь в каждом доме, считай, заяц стоит или зебра . Заяц? Понял я, что не случайно она этого зайца поминает. Да, – говорит, – заяц. Вот мои-то этого зайца и принесли в дом. Потом внук, они ему и дали, пускай, мол, ребенок тешится... Помните, я говорила, что между игрушкой и дитем появляется взаимосвязь? Он и начал разматывать тот клубок , что на зайце намотался. Маленький клубочек, незаметный сколько там той злобы да крови осталось? – после войны-то, почитай, полсотни лет прошло. Ну, конечно, фильмы-боевики раздули огонек. А мальчонка и подхватил. Подрос чуть-чуть, и вот начинаются странности. Какую игрушку ему не подарят, – разорвет и испоганит. Только зайца не трогал. Только его одного, проклятого. Потом Рита заметила: он тараканов давит. Что само по себе удивительно; конечно, дети не боятся гадов всяких, пока их родители этому не научат, но... мальчик ведь не просто их в руки брал или там... ну не знаю... одним словом, он их давил, и давил с наслаждением. Потом замучил соседского котенка...
...Я чувствовала, что что-то не так, но понять не могла. Не ведьма я, понимаете, хоть и остались от бабки какие-то силы. Потом – как озарение. Ну, почитала я еще всяких книжек, сейчас этого добра хватает. Говорю Алесю: нужно зайца уничтожить. А сама думаю: Если не поздно еще .
Сожгли мы его, на пустыре, а пепел – в землю, и чтоб ни одна пепелиночка не улетела. Не поверите, конечно, но я чувствовала, когда несли, как от игрушки исходит страшная злобная волна – подрос он вместе с мальчиком . И что же дальше? А что дальше? Всё. Поздно. Мальчик уже воспитался , и теперь сложно его переделать . Да и некому, как оказалось, этим заниматься. Дочка с зятем на работе, я – тоже. В садик отдавать страшно: игрушки там, все те же игрушки. И дети, на игрушки похожие. Телевизор? Так ведь там похлеще садика, выстрелы на каждом канале, выстрелы, выстрелы, выстрелы... А книжки читать он не любит... да и в книжках... Помолчали. Я смотрел на белого с черными пятнами пса... и мне было жаль его. Предназначенный дарить кому-то радость, он превратится в чудовище и превратит в чудовище незнакомого мне маленького человека. Внимание, с пятой платформы отправляется скорый поезд 105, сообщением... Это мой , – сказал я. До свидания .
И поспешил к вагону; не хватало еще только остаться здесь, на безымянной станции. (Впрочем, я врал себе. Станция эта не была безымянной, и торопился я совсем по другой причине. Мне вдруг стало страшно от одной только мысли, что придется побыть в этом обреченном на злость городке. И молодые люди, снующие вдоль состава, предлагающие игрушки, тоже пугали меня).
Я успел. Забрался на полку и не удержался-таки, выглянул в окно. Поезд ехал, и перрон вместе с ночными торговцами потихоньку отползал назад; блестели черными пятнами глаз мягкие игрушки, на этот раз не сумевшие отыскать себе новый дом. Но я был уверен, что им рано или поздно повезет. Ладно, едем и едем. И мне-то жаловаться совсем грех, потому что, неожиданно для самого себя, я задремал и, вроде, крепко задремал, не в пример предыдущим попыткам. Однако ж – нет счастья на свете! – разбудили меня. Гляжу: парни в камуфляжах. Таможенники, значит. И безо всякой задней мысли я тянусь к рубашке, в которой у меня лежат кошелек и паспорт – тянусь и обнаруживаю, что рубашка-то вот она, висит на вешалке, а паспорта с кошельком нет как нет. И выходит по всему, что забыл я их на станции мягких игрушек! (Если, конечно, дама с собачкой не стянула, пока мне зубы заговаривала). Но тут просыпается Светлана, видит меня в расстройстве и сообщает, что если я волнуюсь насчет паспорта, то совершенно зря. Потому что когда я спал, она брала у меня деньги и заодно переложила к себе паспорт. Чтобы кто-нибудь случайно не стянул. Подожди, – говорю я ей, – подожди. Когда же ты деньги-то брала, если я на последней-распоследней станции выходил из поезда с кошельком? Ну, – отвечает, – когда ты выходил, не знаю, а я – недавно. Ты ж сам сокрушался, что Коленьке игрушку не купили, так? И поднимает кровать, и показывает мне, что в ящике, рядом с нашими сумками, лежит огромный заяц. Выражение лица у меня, наверное, в тот момент было впечатляющее, потому что пограничники, как один, навострили уши и сделали стойку. И тут: Мяу! Аж вздрогнули все. А ехала с нами девочка, лет двадцати-двадцати пяти, вместе с котом. Их пригласили сниматься на рекламный ролик каких-то там кошачьих консервов, и вот теперь отсылали обратно. (Непонятно, правда, почему через Минск. Я решил еще, что выдумывает девчонка, есть такие). Она нам все уши прожужжала, пока ужинали; рассказывала, как все получилось , как ее случайно выбрали и как хорошо заплатили . И вот теперь ее Мурзик (или как его звали? – не помню) спас положение. Потому что таможенники забыли обо мне и перевели все внимание на кинозвезду с ее зверюгой... Поутру я, конечно, стал разбираться. Выяснилось, что до таможни была всего одна долгая остановка, а на ней и вправду обычно продают мягкие игрушки. Если бы не кошелек с паспортом, я бы решил, что мы со Светланой и она, и я – вместе выходили на станции, а так... А так получилось, что только она (все-таки, вещественное доказательство имелось у жены). А я? Наверное, приснилось. Всякие сны бывают, и очень часто, – похожие на явь. Знаете, слышишь одним ухом, что происходит, а мозг уж сам додумывает и дорисовывает в воображении такое... Да и ночь – ночью всегда все видится чуточку иначе. Утреннее солнце обладает чудесным свойством возвращать человеку здравомыслие. Как только я поверил во всю ту чепуху?.. Что говорите? Спрашиваете, что с игрушкой? А что с игрушкой? – подарили Коленьке. Ну не сжигать же на пустыре, у нас и пустырей-то в городе нету... ...Да, и вся история. О, забыл! Девчонку ту, что с котом ехала, недавно по телевизору показывали, в рекламе. Выходит, не навыдумывала, взаправду снималась.