Текст книги "Где брат твой"

Автор книги: Владимир Заяц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Заяц Владимир
Где брат твой

Владимир Заяц

Где брат твой?

Стенки кабины, вибрируя, расплывались, становились нечеткими, словно акварельный рисунок. Когда Виктор приложил к стенке палец, то почувствовал зуд, пронзительный до боли. Под полом время от времени что-то ритмично постукивало.

Виктор испытывал чувство запоздалого раскаяния. Он хотел чего-нибудь романтичного, вот и выбрал эту отдаленную планету для медового месяца. Он ухватился за слово "романтика" и, по сути, заставил себя забыть, что прежде, чем рекомендовать ее как базу отдыха, несколько исследовательских групп разобрали самого разнесчастного микроба до последней молекулы, чтобы убедиться в его безвредности для смелых "первопроходцев".

Теперь он будет целый месяц здесь, в тысяче парсеков от Земли. Информация о работе возглавляемой им группы цитогенетики для него потеряна на весь этот месяц. Слишком бы дорого обошлись информационные посылки, даже если делать их раз в несколько дней.

Виктор забарабанил пальцами по ножке кресла и с преувеличенным чувством замурлыкал под нос песенку самого недавнего машинного производства.

Катя очнулась от дремы, распахнула огромные ярко-синие глаза и сонно спросила:

– Скоро?

Виктор глянул на табло информации на стене. Зеленая точка почти достигла края прямоугольной шкалы.

– Прибываем через пятнадцать минут! – бодро произнес он. – Просим пассажиров не забывать свои вещи и вещички.

– Еще можно подремать, – пробормотала она и попыталась свернуться калачиком.

Виктор почти позавидовал ее умению все делать уютным, домашним; ее спокойствию, наконец.

Ему не сиделось. Он бы давно уже вскочил и начал, по обыкновению, расхаживать взад-вперед, если бы не полушутливое напутствие технарей, отправляющих кабины в гиперпространство. С выражением мистического ужаса на лице шепотом рассказывали, что Он – электронный мозг – не любит, когда кто-то мельтешит у него перед объективами. И что однажды из-за этого Он экстренно затормозил у поверхности планеты, сплошь покрытой аммиачным океаном. Все, разумеется, закончилось благополучно. Но встречающие не могли подойти к прибывшим ближе, чем на пять метров. И то с наветренной стороны.

Красная точка доползла до края шкалы и с легким щелчком исчезла.

– Время – ноль, – равнодушным голосом доложил автомат. – Уровень ноль. Эквивалентность масс сохранена.

– Доклад принят. Вольно, – сделав строгое лицо, сказал Виктор.

Освещение кабины стало блекнуть. Через тающую дверь внутрь ринулся поток живого золотистого света.

– Добро нам пожаловать, – провозгласил Виктор и, подхватив жену на руки, ступил в светлый прямоугольник.

– Отпусти, – потребовала Катя, заметив, что Виктор пытается совершить одновременно два взаимоисключающих дела: одной рукой удержать ее, а другой сделать жест, будто представляя ей свои владения.

Она соскользнула на землю и, скрывая улыбку, проворковала:

– Ты – сильный...

Виктор горделиво выпятил грудь.

– Верно заметила. А еще могем гнуть пятаки, ломать подковы, вязать узлами рельсы и прочими способами портить казенное имущество.

Огляделись. В сотне метров от них на пригорке стоял небольшой домик с красной черепичной крышей. Дальше – луг с высокой колышущейся травой. А еще дальше – темнела стена леса. Они уже знали, что называется он "цветоджунгли", а вместо деревьев растут в нем гигантские цветы.

Они взялись за руки и, присмирев, словно дети, направились к домику, всей грудью вдыхая густой аромат раздавленной травы.

Они полюбили сидеть на веранде, обращенной к цветоджунглям. Утром, когда воздух прозрачен и недвижим, синеватый из-за расстояния лес, казалось, приближался, и был виден каждый ствол невероятно огромных цветов. Ленивый прохладный воздух, насыщенный сильным и сладким запахом, тихо касался лица. Дышалось легко. Становилось весело и печально и хотелось, чтобы это длилось бесконечно.

В полдень солнце палило немилосердно. Веранда самогерметизировалась прозрачной стенкой, и начинал назойливо шуршать кондиционер, гоняя по комнатам прохладный сквознячок. Герметизация не была идеальной и, если приблизиться к перегородке, лицо опаляли струи горячего воздуха, несущие едко-канифольный запах раскаленных зноем древоцветов.

К вечеру лес темнел, уходил дальше. Деревья, словно боясь приближающейся темноты, приникали друг к другу, и лес, насупившись, замирал единой сумрачной громадой.

Особенно хорошо бывало во время грозы. Тучи становились крупнее и все быстрее, все ниже проносились над холмом, с трудом удерживая отвисшее брюхо. Ветерок плотнел, становился прохладным и до предела насыщался запахом всех трав и цветов, растущих поблизости. Внезапно он начинал дуть порывами. Тучи, сгущаясь, закрывали солнце.

И тут по крыше россыпью ударяла гулкая дробь самых первых, самых тяжелых капель.

Вдруг начиналась самое гроза.

Струи дождя, рвущиеся вниз, свивались в жгуты порывами ураганного ветра. Из мгновенно образовавшихся луж укропными зонтиками выплескивались водяные фонтанчики. Прозрачная стена веранды покрывалась дрожащей пеленой мчащейся воды.

Мгновенно небо распахивалось изломанной слепящей веткой молнии, и в кипящем вареве смутно виделись распластанные, терзаемые грозой тучи, похожие на диковинные океанские создания с желтоватым рваным краем и темной пульсирующей сердцевиной.

Шел пятый день их пребывания на планете. Виктор лежал в гамаке, натянутом меж двух кривоватых берез, трудно растущих на чужой почве.

Он заложил руки за голову и бездумно смотрел в голубое небо. По нему медленно двигались легкие пушистые облака. Мысли Виктора были им под стать: такие же легкие и эфемерные. "Полная гармония с природой, – думал он, посмеиваясь над собой. – Стихи начать писать, что ли? Впрочем – нет. Для творчества нужна хоть какая-то неудовлетворенность. А здесь..." Все на этой планете похоже на курортные декорации. Здесь ничего особенного не происходит, да и произойти не может.

Краем глаза он заметил движение и приподнял голову. Выбравшись из цветоджунглей и встав на короткие задние лапки, к нему направлялся Кудлатка, похожий на медвежонка коала. Он шел, забавно косолапя, и голова его то скрывалась в густой волнующейся траве, то снова показывалась над ней. Издали казалось, что человек переходит вброд реку. Ветерок порывами пролетал над травой, и, как зримый его отпечаток, по ее поверхности быстро бежала синеватая волна.

Виктор снова прикрыл глаза и с блаженством ощутил, как нежно гладят кожу солнечные лучи, как скользят по лицу ажурные тени.

– Милый, – услыхал он над самым ухом голос жены и вздрогнув, открыл глаза.

На ветке, почти на уровне его лица, раскачивалась маленькая серенькая птичка с розовым хохолком. Она внимательно рассматривала человека зернышком глаза.

– Кыш, – вяло взмахнул рукой Виктор. – Иди по своим птичьим делам. Нехорошо обманывать.

– И-ди, и-ди, – тоненько зазвенела птичка и перепорхнула чуть выше.

Кудлатка уже стоял рядом и тепло дышал в самое лицо землисто-горьковатым запахом кореньев. Виктор повернулся на бок и, закрывая глаза, пробормотал:

– Брысь. Иди по своим животным делам.

Кудлатка отвернулся и направился к домику. Остановившись у двери, он осторожно царапнул ноготками тоненькую планку.

– Сейчас открою, – послышался голос Кати, и тут же дверь распахнулась. – Заходи, меньший брат.

Катя усиленно входила в роль идеальной жены, занимаясь, как она говорила, "первобытным домашним хозяйством".

– Ну-ну, – ласково сказала она, почесывая Кудлатку за ухом. Здравствуй, дикая тварь из дикого леса. Раз я первая женщина на этой планете, то мне по ходу действия полагается кого-то приручить. Мужа я кое-как приручила, он стал почти домашним. Теперь я приручу тебя. Желаешь приручаться?

Кудлатка довольно заурчал и оскалил зубы, подтянув углы рта вверх. Так, по его наблюдениям, делали люди, когда бывали довольны.

Катя подивилась сообразительности забавного животного и снова "занялась делами", в сотый раз переставляя посуду в пузатом резном шкафчике.

Кудлатый пошел на кухню, постоял перед плитой, глядя на нее с уважением и опаской. Эта странная блестящая штука неодолимо притягивала его и вместе с тем страшила. В прошлый раз он нажал на белый квадратик, и плита без остановки стала выдавать весь ассортимент вторых блюд. Тарелки с грохотом рушились на пол. На кухню, скользя по соусу, примчалась перепуганная хозяйка. Нажав на красную кнопку, она отключила плиту.

Сегодня Кудлатка был осторожнее. Бочком приблизившись к плите, он прикоснулся к белому квадратику и тут же отскочил. Плита зажужжала. Кудлатка ткнул "пальчиком" в красную кнопку, и плита выключилась. Постепенно смелея, он несколько раз повторил свой эксперимент.

Спустя полчаса Кудлатка, цокая коготками, вернулся в комнату. Катя обернулась и ахнула: круглые глазки животного подернула пелена блаженства, на мордочке виднелись остатки подливы, а животик раздулся, как маленький арбуз.

Катя бросилась на кухню. Там все было в полном порядке. Возле выключенной плиты стоял ряд до блеска вылизанных тарелок.

Утром Виктор встал ни свет ни заря. Плеснув в лицо холодной водой, он ахнул, зафыркал и, ухватив приготовленные с вечера удочки, направился к двери.

– Куда? – спросила Катя, проснувшись.

– За рыбой! – бодро воскликнул Виктор. – Мужик я али нет? Должон семью обеспечить? Должон!

Потом, посерьезнев, попросил:

– Катя, закажи четвертый генный набор. Пусть сегодня же вышлют. То, что ты рассказала о Кудлатке, чрезвычайно любопытно. Уверен, что его геном представляет интерес. Им же, Кудлаткам этим, пять или шесть миллионов лет. Они появились здесь, когда человека на Земле и в помине не было. И за все время почти не изменились, потому что не менялись тепличные условия их существования. Не сомневаюсь: потенциальные возможности их интеллекта огромны! Попытаюсь их стимулировать. Хочу узнать, какие полигенные комплексы находятся в состоянии репрессии, а какие гены надо перевести из рецессивного состояния в доминантное, чтобы...

– И пошел... И поехал... – тихо рассмеявшись, перебила его Катя. – Я и так, без терминологической абракадабры, верю, что ты у меня самый умный. Говори со мной по-человечески. А не то я тоже начну разбрасываться "патогномоническими симптомокомплексами" и тому подобными динозаврами. И наступит жуть. Мне кажется, что лучше тебе заниматься весь этот месяц рыбалкой, а не генетикой.

– Кажется, мне не верят! – Виктор трижды ударил удилищем по полу и торжественно провозгласил: – Обязуюсь, подобно богу, сотворить разумное существо из неразумного. И сроку на это беру – три дня и три ночи. А то тут некоторые иронизируют, сомневаются.

– Как же ты докажешь, что оно разумно?

– Если оно овладеет всеми профессиональными навыками, какими владею я, значит – разумно.

Катя тихонько засмеялась.

– Виктор Богатырев как критерий разума во Вселенной. Впрочем, критерий условно принимается.

Третьи сутки подходили к концу. Но задача, оказавшаяся намного тяжелее, чем Виктор предполагал вначале, все же была решена.

Он поднял тяжелые веки и посмотрел в окно. Уже светало, и сквозь зеленоватую дымку листьев березы просвечивали далекие цветоджунгли. Голова от усталости казалась невесомой.

Его так и подмывало сообщить Кате об успехе. Но он вовремя спохватился и, зарядив пневмошприц полученным препаратом, пошел к цветоджунглям.

Трава, через которую довелось пробираться, была мокрой от утренней росы, и вскоре Виктор промок до нитки. Его стала бить неудержимая дрожь.

– К-куд-да-латка! – прокричал он. – Вых-ход-ди!

Животное не заставило себя долго ждать.

Виктор, заметив пробирающегося меж стволов Кудлатку, нетерпеливо вскинул пневмошприц и, держа двумя руками дергающийся ствол, нажал на спуск. Кудлатка пронзительно взвизгнул и помчался назад, в спасительную глубину.

– Не уйдешь, – прошептал Виктор. – От себя теперь никуда не уйдешь.

Неделя ушла на обучение Кудлатки школьным премудростям. Еще за неделю с помощью гипнопедии был преодолен университетский курс. Всю последнюю неделю тишайший, но с горящими любознательностью глазами, Кудлатка овладевал премудростями генной инженерии.

В начале четвертой недели он самовольно завладел генным набором N_4 и сутками не выходил из лаборатории, вытеснив оттуда Виктора. Когда бы тот ни заглянул в свои прежние владения, видел Кудлатку, трудолюбиво склонившегося над окулярами. Коротенькие ножки не доставали до пола и смешно болтались.

Вид Кудлатки-исследователя почему-то раздражал Виктора, а Катю, напротив, безмерно умилял.

– Ах ты, мой кудлатенький, ах ты, моя умница, – сюсюкала она, пытаясь по привычке почесать у него за ухом.

Кудлатка терялся, неожиданно и сильно серел открытой кожей щек и говорил еще тише обыкновенного:

– Я пойду, пожалуй...

Он торопливо уходил, а Катя начинала самобичевание, укоряя себя в том, что унизила достоинство Кудлатки; что у нее, наверное, пробудились темные инстинкты древних расистов; что Кудлатка отныне их собрат по разуму. А она, пусть и ненамеренно, дала ему понять, что не считает равным себе...

По совету Виктора Кудлатка завел лабораторный журнал, куда аккуратно заносил результаты исследований генного аппарата своих же сородичей.

В конце четвертой недели за завтраком Виктор торжественно объявил:

– Профессией генного инженера мы овладели. Сегодня я с коллегой слетаю на Землю. Пусть на людей посмотрит и себя покажет.

Катя внимательно посмотрела на мужа.

– Будь осторожен. У него очень ранимая психика.

Виктор пожал плечами.

– Не более ранимая, чем у нас с тобой.

– Не забывай, что это уже не животное.

Виктору не понравилась настойчивость жены, и он сказал более резко, чем хотел:

– Но и не человек. Оно есть то, что я пожелал создать. Не более того. Хотя и не менее. Вечером вернусь. Тогда и поговорим.

– Отсрочка – не решение.

Настойчивость Кати все больше раздражала Виктора. Он никак не мог взять в толк, чем это вызвано. И какого решения она ждет от него?

Он, помрачнев, встал и направился в лабораторию. Оттуда до слуха Кати донеслось два голоса: низкий, уверенный Виктора и тоненький, печальный Кудлатки. Потом хлопнула входная дверь, и все стихло.

Виктор и Кудлатка вернулись раньше обещанного времени. Виктор не без удивления объяснял:

– Я не успел показать ему и трети намеченного. Для начала – мощнейшие заводы, крупнейшие города, главные космодромы...

Вошел Кудлатка.

– Вы разрешите мне уйти в лабораторию? – кротко и печально спросил он, не поднимая головы.

– Конечно, конечно, – в один голос отозвались Виктор и Катя.

– Я его совсем не узнаю, – заметил Виктор, подождав, когда Кудлатка уйдет. – Что на него так подействовало?.

– Лучше бы ты "для начала" показал ему безмашинную, бесшумную и безотходную технологию; области полного природовозрождения.

С нескрываемым беспокойством Катя спросила:

– Витя, ты заметил, какие сейчас у Кудлатки грустные глаза?

Виктор фыркнул в ответ.

Кудлатка заперся в лаборатории и не выходил из нее, несмотря ни на какие уговоры. Что он там делал, было неизвестно.

Виктор пытался хоть что-нибудь рассмотреть в щель под дверью, но видел лишь низ лабораторного шкафа.

– Кудлатик! Кудлатушка! – льстиво уговаривала его Катя, приблизив лицо к двери. – Выйди. Открой.

В ответ раздались короткие шорохи.

В конце третьих суток, когда Виктор решил взломать дверь, она отворилась, и оттуда вышел Кудлатка.

– Что с тобой? Почему заперся? – наперебой расспрашивали Виктор и Катя.

Кудлатка, подойдя к Кате, опустился на четыре лапы и, заурчав, потерся головой о ее колени. Потом толкнул лапкой входную дверь и выбрался наружу.

Виктор и Катя бросились к окну и увидели, как Кудлатка короткими прыжками преодолел заросли травы и, не оглянувшись, исчез в цветоджунглях.

Они вошли в лабораторию. На полу валялся лабораторный журнал Кудлатки. Виктор поднял его, просмотрел записи о последнем эксперименте и побледнел. Завершали отчет слова, полные боли и отчаяния: "Если то, что мы видели, цивилизация, то это ужасно! Неужели это закономерный итог развития разума? Я отказываюсь от разума, ибо это гибельный дар!"

– Надо вернуть... Надо снова... – шептала Катя и страшно трещала пальцами.

– Куда вернуть?! Как вернуть?! – побагровев, закричал Виктор, потрясая журналом. – Он же генный инженер не хуже меня – так заблокировал активные зоны, что теперь никакое новое вмешательство невозможно! То, что он сделал, необратимо!

Катя подняла глаза, и Виктор увидел в них такое выражение, какого не видел за все время их знакомства.

– Я же предупреждала! Эх ты! "Подобно богу!" Пацан! – сказала она почти с ужасом. – Неужели ты не мог объяснить ему, что цивилизация на высшем этапе своего развития не уничтожает природу планеты, а сосуществует с ней! Ты даже не понимаешь, что совершил преступление!

Виктор до полуночи сидел в лаборатории. Наконец встал, тяжело вздохнул и поплелся в Катину комнату.

Она спала. Даже во сне лицо ее хранило выражение тревоги. Виктор присел на край кровати, положил на ее руку свою. Лицо спящей сразу же приобрело отчужденное выражение.

Он вспомнил почему-то их первую ночь. Вспомнил, как любовался матовым, будто светящимся изнутри лицом, ее по-детски капризно оттопыренными губами.

Он вышел во двор, и ночь обняла его кромешной тьмой. Объятие было нежным, как объятия ее рук. Ночь благоухала запахом ее волос.

Он поднял голову. Высоко в небе колюче лучились две близко расположенные звезды. Казалось, вниз смотрит разгневанное космическое божество.