Текст книги "Живая связь"
Автор книги: Владимир Рыбин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Рыбин Владимир
Живая связь
Владимир Рыбин
Живая связь
Едва материализовавшись, аппарат вдруг дернулся, послышался треск, и к ногам Сергеева упал... каменный топор. Гладкий, даже изящный, накрепко привязанный к отполированной палке топор. Сергеев нагнулся, чтобы поднять топор, и вздрогнул от близкого крика десятка здоровых глоток. Через раскрытый входной люк вливался Прозрачный дым, пахнущий хвоей и печеным мясом. На ярко-розовом фоне утренней зари темнели перелески, а тут, в трех десятках шагов от аппарата, воинственно размахивая топорами, бесновались в неистовой пляске люди в накинутых на плечи звериных шкурах.
Значит, аппарат, скакнув через тысячелетия, вынырнул из времени, когда у древних людей – война, и в том самом месте, где идут боевые действия? Как ни часто воевали люди между собой, все же большая часть времени приходилась на мир, а не на войну. Но и эту вероятность предусматривали Правила, которые назубок должны были знать все путешествующие по времени. Поэтому Сергеев сразу нажал клавишу с надписью "Возвращение". Но привычного головокружения, свидетельствующего о начале перехода через время, не испытал. По-прежнему пахло дымом и по-прежнему снаружи доносились воинственные вопли. С тревогой взглянув на молодого ассистента Колю, он включил аварийную систему. Опять ничего Не изменилось вокруг: связь со своим временем прервалась. В таких случаях путешественникам предписывалось оставаться на месте, окружив себя защитным полем, и ждать ровно сутки. Через сутки, минута в минуту, материализуется спасательный аппарат.
Сергеев включил защиту, и почти в тот же момент на аппарат обрушился тяжелый удар другого каменного топора. Защита не работала. И тогда только Сергеев понял, что они попали в нешуточную переделку. Он взял лучемет и выглянул через люк. Люди в звериных шкурах закричали еще громче, трое или четверо из них метнули топоры. Сергеев нажал на спуск, ударил по этим летящим топорам широким лучом, и они, вспыхнув в воздухе огненными мотыльками, исчезли.
Люди перестали кричать, но не разбежались в страхе, а стояли и смотрели в небо, на аппарат, на землю, не понимая, куда делись их такие тяжелые и крепкие топоры.
Наступила тишина, и Сергеев с помощью экрана кругового обзора смог оглядеться. Военных действий он не увидел. И вообще не было никого вокруг, кроме этой группы воинственно настроенных дикарей. Это было непонятно. Топор мог попасть в аппарат лишь случайно, в тот краткий миг, когда материализации еще не произошло, а переход во времени уже свершился. В кого же они бросали?
– Что будем делать? – спросил Сергеев у своего ассистента, кивнув на воинственно наступающих дикарей.
Коля удивленно вскинул большие голубые глаза, растерянно захлопал ресницами: еще ни разу учитель не спрашивал у него совета.
– Н-не знаю, Сергей Иваныч.
– Представь, что меня нет. Что бы ты сделал?
– Ну... вот этим лучеметом...
– Убивать нельзя. Они же беззащитны против нас.
– Зачем убивать? Я бы... провел черту.
– Какую черту?
– Они же все босиком, не пойдут на горячее.
– Умница, Коля.
Сергеев поднял лучемет, и кусты, росшие между аппаратом и толпой дикарей, ослепительно вспыхнули. Толкая друг друга, дикари попятились, но опять-таки не разбежались, остановились поодаль, скорее с любопытством, чем со страхом смотрели на черную полосу, отделившую их от аппарата. Долго стояли так, ожидая, что еще будет. Наконец один, самый смелый, шагнул вперед, ступил на край черной полосы и вдруг завопил истошно, покатился по земле, вздергивая обожженной ногой. Это, как видно, убедило дикарей больше, чем горящие кусты, – все бросились бежать.
– Больше не сунутся, – сказал Коля.
– Жаль. Мы ведь тут не на экскурсии, а чтобы изучать этих самых людей...
В этот момент за стеной что-то зашуршало и в люке показалась большая, черная от мозолей рука. Затем медленно, очень медленно, высунулась и голова. Это был старик. Тяжелые брови нависали над глубоко запавшими глазами, седая борода спадала, казалось, от самых щек. Старик минуту без страха оглядывал внутренность аппарата и вдруг выкрикнул что-то хриплым, гортанным голосом.
Сергеев телепатически принял его восклицание как вопрос:
– Кто... вы?
– Люди, – ответил, широко улыбаясь.
К его удивлению, старик что-то понял, тоже заулыбался, отошел от люка и поманил узловатым пальцем. Сергеев огляделся, осторожно ступил на землю. Перед ним стоял невысокий человек в одежде из шкуры какого-то длинношерстного животного, накинутой на левое плечо, туго затянутой в поясе тонким кожаным ремнем. Под одежду было что-то напихано, отчего старик казался кривобоким.
– Хороший дом! – сказал старик тягуче и ласково, показав на аппарат. – Таких домов у нас нет. Мы еще не научились строить такие дома.
Сергеев готов был поклясться, что именно это сказал старик, так ясно высветилось понятие в его мозгу, тренированном телепатическим общением.
– Вы упали оттуда? – Старик показал на тяжелую тучу, висевшую в небе, и Сергее" вдруг понял, откуда он взялся, этот странный человек. Он находился на том самом месте, где материализовался аппарат. Значит, топор, разбивший приборы, предназначался ему? Но почему его хотели убить? Кто он? Чужак? Вор? Изгой, отвергнутый своим племенем? Но может ли старый человек нести в себе столько зла? Злыми в старости не становятся. Если же он с молодости был лишен добродетелей, то как дожил до таких лет? Хорошо изучивший нравы эпохи, которую Сергеев собрался исследовать с помощью перемещения во времени, он знал, что в эту суровую пору изгнание из племени за антиобщественные поступки применялось неукоснительно.
Старик забеспокоился, как видно, правильно поняв и насторожившийся взгляд Сергеева, и его мысли, сунул руку за пазуху, выхватил горсть каких-то неочищенных семян и заговорил страстно, захлебываясь словами. И Сергеев понял: нет, он не вор, а старейшина племени, живущего своими трудами, как жили отцы и деды, он учит соплеменников сеять съедобную траву, а Великий охотник не хочет, чтобы люди сеяли траву, потому что тогда никто не пойдет за ним, люди будут ждать, когда трава вырастет...
Он схватил Сергеева за руку и потянул за собой.
– Коля! – крикнул Сергеев. – Оставайся в аппарате и никого не подпускай!
– Так они, может, людоеды!
– Сеющие хлеб не могут быть людоедами. И потом – я вооружен. Они же беззащитны против меня.
Старик быстро перебирал ногами, скользя кожаными постолами по высокой жесткой траве, время от времени оглядывался, торопил взглядом. Впереди блеснула вода, трава стала мягче, и скоро Сергеев увидел на пологом взгорье у речки желтые травяные крыши. Собаки с лаем кинулись навстречу, но Сергеев мысленно успокоил их, и они, виляя хвостами, побежали назад. Старик оглянулся, улыбнулся одними глазами, что-то сказал с оттенком удивления.
– Собаки доброго человека чуют, – послышалось Сергееву, и он снова удивился, как хорошо понимается чужая мысль, если не прислушиваться к словам, а прямо принимать смысл подсознанием. Там, в цивилизованном мире, где разум основательно приглушил древние инстинкты, это получалось с большим трудом, а здесь подсознание выполняло роль настоящего переводчика.
Из деревни выбежали мальчишки, затоптались вдали, боясь подойти. Самых маленьких матери шлепками загнали под навесы и осторожно выглядывали оттуда, из полумрака. Молодые парни в одних только набедренных повязках, что-то копавшие деревянными мотыгами, схватили длинные копья и застыли на месте. Посередине небольшого хлебного поля, желтевшего ровным квадратом, стояла девушка в чем-то белом, накинутом на плечи, В одной руке у нее была кривая кремневая пластина – серп, другой она держала длинную прядь волос, закрывая ими лицо.
– Это Лю, моя внучка, – сказал старик, показав на девушку. И обвел рукой, словно представляя гостю все вокруг. – Вот смотри сам, так мы живем. А Великий охотник не хочет жить как все.
Он прошел к большому костру, тлевшему посередине деревни, сел на обломок дерева и показал черной своей рукой на такой же обломок, лежавший по другую сторону костра, приглашая сесть.
Долго они сидели так, смотрели, друг на друга, улыбаясь понимающе, как два заговорщика. Старик думал о том, что он уже стар и скоро совсем уйдет, но не может умереть, пока не докажет людям, что Великий охотник не прав, иначе люди послушают его, перестанут сеять съедобную траву, строить жилища и начнут метаться по земле, как дикие звери, и наполнятся злом, как звери, и люди других родов будут бояться людей Великого охотника, бояться и ненавидеть. И рано или поздно на них начнут охотиться, как на диких зверей, и племя исчезнет, проклинаемое всеми. Не может племя жить вне других племен, не может человек жить без любви к человеку, к своему полю, к своей реке, к дому своему...
Старик оглядел поле, и реку, и березовое редколесье неподалеку, вздохнул и сказал уже вслух:
– Племя, живущее по-звериному, не племя, а стадо...
Сергеев кивнул, хорошо поняв и его мысли, и его слова.
Между тем солнце припекало, и Сергееву в его плотном металлизованном скафандре, обязательном для перехода сквозь время, становилось жарковато. Но снимать его техника безопасности не разрешала, поскольку только по этому скафандру человек, затерянный в веках, может быть найден и спасен. Он расстегнул ворот, сказал тихо, прижав ларингофон пальцем:
– Коля, я тут, в деревне, в двух километрах к югу. Не беспокойся.
– Зачем он вас увел? – спросил Коля.
– Думаю, ему надо было доказать, что его племя – это добрые люди...
Он глянул на старика и удивился: тот внимательно слушал, наклонив голову, и кивал удовлетворенно, словно все понимал. "А может, он и в самом деле понимает? – подумал Сергеев. – Цивилизация многое дала человеку, но многое и отняла, точнее, заглушила. Например, сферу предчувствий, возможность интуитивных взаимопонимании. У человека в мозгу 15 миллиардов нейронов, из которых больше трех четвертей всегда спит. Спит ли? Эволюция не могла создать бездействующий орган. И у этого старика – те же 15 миллиардов нейронов. И возможно, у него, еще не оглушенного голосом всегда логичного разума, все 15 миллиардов активно работают, предчувствуют, предугадывают, позволяют узнать такое, о чем люди будущего, оснащенные машинами времени, лучеметами, высочайшей технологией, даже и не догадываются..."
И тут ему представилась возможность убедиться в этом своем предположении. Старик вдруг забеспокоился, привстал и крикнул тревожно, что Сергеев понял как сигнал, предупреждающий о какой-то опасности. Женщины, успокоившиеся было совсем и высыпавшие на поляну, снова начали загонять ребятишек под навесы. Мужчины и парни, похватав топоры и копья, сгрудились за спиной старика, опасливо поглядывая на Сергеева.
– Люди Великого охотника! – крикнул старик, показывая на едва заметную толпу, вьющуюся по-над рекой.
И только тут Сергеев расслышал крики. Через мгновение он увидел десятерых парней. Они бежали к деревне, воинственно размахивая топорами. Он узнал их: это были те самые дикари, что нападали на старика. Сергеев шагнул им навстречу, поднял лучемет и пересек тропу огненной чертой.
Тишина повисла над деревней. Люди, стоявшие за спиной старика, сгрудились плотнее, с ужасом наблюдая, как дымится черная полоса земли. Нападавшие разбежались, попрятались за кусты. Только один, коренастый и сутулый, с короткой рыжей бородой, стоял перед дымящейся полосой. Он оглядел ее внимательно и пошел направо, к реке. Обогнул полосу по сырому лугу и направился к костру.
Теперь Сергеев хорошо разглядел его: жилистые волосатые руки, набедренный пояс из толстой жесткой кожи, на котором болтался короткий кремневый нож с костяной рукояткой, на шее – ожерелье из семи или восьми острых длинных клыков какого-то зверя. В одной руке этот человек сжимал лук и три стрелы, другой придерживал на плече толстое древко тяжелого короткого копья.
– Зачем чужой пришел в деревню?! – выкрикнул он угрожающе и приподнял на плече копье.
– Он – добрый человек, – сказал старик.
– Чужой не может быть добрым человеком!
– Ты смел и силен. Великий охотник, но ты ошибаешься.
– Чужие хороши лишь тогда, когда делают то, что я велю.
– Опять ты за свое, – примирительно сказал старик.
– Да, за свое! – с вызовом выкрикнул Великий охотник. – Когда человек делает все, как ты и твои люди, он ничего не умеет. Я – только охотник, и я хороший охотник, лучше всех вас. Меня все боятся. Каждая деревня дает мне еду и ночлег у костра, чтобы я отгонял зверей. Сейчас у меня столько людей, сколько пальцев на руках, и каждый умел и бесстрашен, как я сам. Будет еще столько. Все мужчины этой деревни пойдут за мной. Нам не надо будет сеять съедобную траву, добывать кремень, мастерить топоры и луки. Все это сделают люди других деревень. И мы возьмем эти топоры и луки, получим лучшую еду. Мы все будем охотниками, а они будут работать, чтобы мы могли их охранять...
Он говорил громко и выразительно, явно в расчете на то, чтобы пришелец понял и устрашился.
– Ты ошибаешься, – тихо сказал старик. – Люди, разучившиеся копать землю, ходить за скотом, жить жизнью деревни, забудут, кого и зачем им охранять. Они будут охранять лишь самих себя, свои особые права, и скоро люди Великого охотника станут для людей деревень хуже диких зверей. Наступит время бед и разорении. Ты опасен...
И тут случилось то, чего Сергеев, напрягавший все свое умение, чтобы понять смысл дискуссии, никак не ожидал. В мгновение охотник перехватил копье и яростно метнул его в старика. Почти сразу люди, стоявшие за спиной старика, метнули свои копья, но охотник каким-то образом увернулся от них, подхватил с земли сразу два, выпрямился ухмыляясь.
И в этот миг дикий, полный ужаса женский вопль вдруг разорвал напряженную тишину. Сергеев не сразу понял, что произошло. Но это поняли все стоявшие у костра. И те и другие люди дружно бросились к желтому хлебному полю, словно не они только что были непримиримыми врагами. Там, среди колосьев, металась девушка, ее длинные волосы живописно пластались на ветру.
Сергеев подбежал к старику, завалившемуся на спину, вырвал "копье, наклонился, чтобы осмотреть рану, но старик оттолкнул его руки, мутным Предсмертным взглядом показал туда, в поле. Только теперь, с непонятным запозданием, Сергеева пронзило острое чувство тревоги. Не за жизнь старика, за нечто, показавшееся более важным. Он побежал вслед за всеми и уже на бегу разглядел что-то большое и темное, катившееся за девушкой. Зверь!
Первым добежал до девушки Великий охотник, оттолкнул ее, присел, уперев в землю оба копья, выставив вперед острые наконечники. И тогда Сергеев разглядел зверя. Это был огромный медведь. Черной глыбой он навис над охотником, опустился, сломав копья, достал его, мощными лапами рванул к себе. Сергеев поднял лучемет, намереваясь острым зарядом попасть в голову зверя, но вокруг метались люди с копьями, и он все медлил нажать на спуск. Наконец лучемет свистнул пронзительно, под ухом у медведя вспыхнуло небольшое ослепительно белое пятно и зверь рухнул навзничь, подминая людей...
...Они лежали рядом возле костра, примиренные смертью. Великий охотник и мудрый старец, оба широко раскрытыми глазами невидяще смотрели в синее небо, словно прислушивались каждый к себе. С двух сторон неподвижно стояли люди. Между ними не ощущалось вражды, но не было и добросердечия, как будто и те и другие захолодели до поры. И только длинноволосая девушка сидела в стороне, уткнув лицо в колени, навзрыд плакала по обоим сразу.
"Путешествуя по времени, нельзя вмешиваться в естественный ход событий", – вспомнил Сергеев цитату из Правил. Легко писать такое, но как не вмешиваться, когда гибнут люди. Да он и не вмешивался ни во что, просто само его появление обострило и без того напряженные события. И чем дольше он останется тут, тем хуже для них. Свои проблемы народы решают сами, всякое вмешательство способно только затруднить и без того мучительный процесс.
"Надо уходить", – подумал Сергеев. Он сосредоточил свои мысли на добром, чтобы внушить этим людям чувство безопасности, доброжелательства, и, повернувшись, пошел прочь.
Коля, как дисциплинированный часовой, ходил вокруг аппарата, держа лучемет наготове. Увидев Сергеева, он обрадовался так неистово, что сразу стали видны и его беспокойство, и тревога. Сергеев сел на камень, лежавший у входного люка, несколькими пассами рук возле висков сбросил нервное напряжение и стал рассказывать Коле о том, что произошло в деревне.
– А ведь я мог его спасти, – сказал под конец.
– Кого?
– Великого охотника. Теперь точно знаю: мог. И не сделал. Промедлил. Сознательно промедлил.
– Почему?
– Почему? – переспросил Сергеев. И вдруг вскочил, увидев неподалеку ту самую девушку. Она шла медленно, с трудом переставляя ноги, словно заставляя себя сделать очередной шаг.
Коля онемело смотрел на девушку, и по лицу его было видно, что он не столько удивляется, сколько любуется ею.
– Кто это? – наконец спросил он.
– Лю, – выдохнула она.
– Внучка того старика, – пояснил Сергеев.
– Лю, – повторила девушка.
– Николай! – радостно представился он.
– Лай...
– Какой Лай?! Коля я.
– Ко...
Она быстро смелела рядом с Колей.
– Сергей Иваныч, возьмем ее с собой, а?
– Что она будет делать в нашем времени?
– То же, что и мы.
– Грудного ребенка можно перевоспитать, а не взрослого человека. Она выросла в своем времени и принадлежит ему.
– Ну хоть ненадолго. Мы ее вернем...
Сергеев недоумевал: совсем взрослый человек, а несет такую чушь. А девушка, словно поняв, о чем речь, или, что вероятнее, почувствовав беспомощность Коли перед нею, вела себя с ним все более бесцеремонно. Подошла вплотную, заглянула в глаза, заговорила быстро, горячо.
– Она зовет тебя, – сказал Сергеев.
– Лю говорит, что ты станешь у них великим охотником и тебя все будут почитать.
– Как Миклухо-Маклая?!
– Миклухо-Маклай был без оружия, его принимали как равного и чтили за доброту.
– А я добрый.
– Не знаю, каким ты станешь, получив власть над людьми.
Девушка меж тем бесстрашно протянула руку к лучемету, висевшему у Коли на груди, принялась гладить пластмассовый кожух.
– Можно, я дам ей потрогать? – спросил Коля, не имея сил оттолкнуть руки.
– Можно, – помедлив, разрешил Сергеев. – Только вынь обойму. – Его вдруг обожгла одна мысль, но он поспешил погасить ее, чтобы эту мысль не угадала девушка.
И все произошло так, как ожидал: получив лучемет, девушка прижала его к себе и так стояла минуту-другую, блестя глазами то ли от восторга, то ли от страха. И вдруг бросилась бежать.
– Стой! – закричал Коля. – Отдай лучемет! – Он побежал было за ней, но девушка уносилась такими стремительными прыжками, что нечего было и думать догнать ее.
– Ничего, – утешил его Сергеев. – Без обоймы лучемет не опасен.
– Как она могла! – горячился Коля. – Она ведь такая...
– Красивая, понимаю, – улыбнулся Сергеев. – Красота и зло несовместимы. Но она поняла, что значит для племени это оружие, и пошла добывать его, жертвуя собой.
...Солнце зашло за край лесистой равнины. Редкие облака над горизонтом вспыхнули багрово, и, словно отзываясь на огненный призыв неба, разгорелась пламенем далекая излучина реки. Стояла тишина, какая часто бывает по вечерам; звери, затаившиеся в траве, в кустах, в каждом перелеске, ждали, когда упадет ночь и можно будет выйти на охоту. Звери были теперь главной опасностью. Люди в деревне, получив желанное, до утра едва ли разберутся, что нестреляющий лучемет пустая игрушка в сравнении с их надежными кремневыми копьями.
– Давай, Коля, готовиться к ночи, – сказал Сергеев. – Ночевать будем внутри аппарата. Точнее, не ночевать, а пережидать ночь. Спать не разрешаю. Да, я думаю, и не захочется нам спать. Когда еще удастся провести такую ночь среди первобытной природы? Мы будем сидеть и слушать, как воют волки и лают лисицы, как урчат медведи, уверенные в своей безопасности.
Они задраили входной люк и, включив внешние микрофоны, долго сидели, не зажигая света, слушали. А потом Коля не выдержал, спросил:
– Сергей Иваныч, я так и не понял, почему вы промедлили, не спасли Великого охотника?
– Наверное, потому, что знаю историю, – ответил Сергеев.
– Разве знание может чему-либо помешать?
– Мудр был старик, – не отвечая на вопрос, задумчиво сказал Сергеев. – Вот кого я взял бы в наше время. Чтобы понял, что был прав и утешился на старости лет. Я все вспоминаю его слова: "Племя, живущее по-звериному, не племя, а стадо".
Кто-то рявкнул в ночи совсем близко, и аппарат качнулся от тяжелого царапающего удара.
– Спокойно! – остановил Сергеев вскочившего было Колю. – Человек ночью не охотится, а зверь нам не опасен.
Большой зверь, должно быть медведь, походил вокруг, временами тяжело наваливаясь на стенки аппарата, и удалился.
Снова они сидели молча, слушали ночь. Сергеев думал о мудром старце, его человечности и прозорливости. О Великом охотнике ему вспоминать не хотелось. И Коля – Сергеев ясно понимал его мысли думал не об охотнике, а о красавице Лю. Он ерзал, громко вздыхал в темноте. А Сергеев молчал, не хотел прерывать его дум. Он знал: человек добреет, думая о добром.
Видимо, он все-таки задремал, потому что шорохи ночи исчезли и над низким горизонтом обозначилась розовая полоска зари. Темнота в аппарате стала какой-то мутной, словно бы забеленной молоком. В этой мути Сергеев разглядел лицо Коли. Он сидел с широко раскрытыми глазами и грустно улыбался.
– Все сердишься на девушку?
– Чего она такая?! – печально сказал Коля.
– Обычная для своего времени. Как видно, сторонники Великого охотника в этом племени побеждают. А жаль...
Он открыл люк, вышел в свежий росный сумрак утра и вдруг увидел прямо перед собой на камне лучемет и несколько колосьев, положенных поверх него.
– Коля! – закричал он радостно. – Коля!
– Значит, племя не пойдет за охотниками! – воскликнул Коля с таким жаром, словно это касалось его лично.
– Похоже, что не пойдет...