Текст книги "Диалоги, которых не было"
Автор книги: Владимир Колганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава 3. В гостях у Булгакова
– Однако я всё же не пойму, чем заслужил подобное внимание к своей персоне.
Эти слова произнёс Михаил Афанасьевич, когда нежданный гость, оставив в прихожей внушительных размеров саквояж, прошёл в комнату и уселся на диван. К этому времени гость уже успел представиться, заявив, что по должности он президент, а прибыл сюда из будущего, воспользовавшись услугами машины времени, которую разработали российские учёные.
– Вы правы, самое время перейти к делу, – согласился президент. – Прежде всего, я должен рассказать, откуда прибыл. Собственно говоря, адрес всё тот же, столица нашей Родины Москва, точнее Кремль, а вот время, как вы уже догадались, совсем не то, что значится теперь на календаре.
– Вероятно, тоже март, – предположил Михаил.
– Вы правы, но… – президент со значением поднял указательный палец, – Но уже в следующем столетии!
«Эк куда его занесло! Зачем же прибыл к нам, к безропотным, послушным бедолагам, живущим по заветам Ильича. Что ему здесь надо?» Прыжку во времени на несколько десятков лет Булгаков ничуть не удивился, но было бы куда разумнее отправиться не в прошлое, а в будущее. Если есть какие-то трудноразрешимые проблемы, глядишь, там бы что-нибудь и подсказали люди, достигшие значительного совершенства в духовной и иных полезных сферах. Но следующая мысль поразила его своей простотой и очевидностью. С какой стати эти глупые, лицемерные, алчные людишки, озабоченные своими личными делами, вдруг станут строить общество, в котором правят умные, честные, талантливые люди? Скорее уж наоборот! Неужели всё так и случилось?
– Вы правы, Михаил! Если всё так пойдёт, то в будущем нас ничего хорошего не ожидает. И нашу страну, и остальной мир…
Ответив на вопрос, который прочитал в глазах Булгакова, президент продолжил:
– Как же этого не допустить, как предотвратить сползание человеческой цивилизации в бездну невежества и варварства? Большевики попробовали применить силу, чтобы создать нового гомо-сапиенс, который следовал бы кодексу строителей коммунизма. Однако ничего не получилось, потому что человек живёт инстинктами, которые заставляют его лгать, воровать, предавать друзей. И всё ради того, чтобы обеспечить достойную жизнь себе и своим потомкам.
– Так что же делать?
– Честно говоря, не знаю. Иногда я просто в отчаянии! Ежедневно убеждаюсь, что все мои усилия заставить людей жить честно не достигают своей цели. Всё напрасно! Страна избавилась от большевиков, людям предоставлены права, которые и не снились вам в прежней, монархической России. А в результате что? К примеру, мы отдали под суд одного проворовавшегося чиновника, на смену ему пришёл другой, но вскоре выясняется, что он ничем не лучше. Просто эпидемия какая-то! Причём все только твердят: «Дай! Дай!» А где я возьму им столько денег? Тем более что часть выделенных средств наверняка пойдёт не на дело, а в их собственный карман. Ну можно ли так не любить свою страну?!
Этот весьма эмоциональный монолог поразил Булгакова. Его не удивило даже то, что с ним столь откровенно беседует человек, облечённый высшей властью. Он иногда представлял себе, как говорит со Сталиным, но к Сталину можно обратиться только с просьбой, а тут возникло впечатление, что от него самого ждут полезного совета.
В разные времена он знавал многих людей, недовольных своим правительством, но чтобы верховная власть сама признавалась в собственном бессилии… Такого он не ожидал. Чем же Булгаков мог ответить? Посоветовать подать в отставку? Однако понятно, что проблема гораздо глубже, и её так просто не решить. Ведь у главы государства тьма-тьмущая советников, а он зачем-то прилетел сюда. Чего ж ему здесь надо?
– Я так и не понял, чем могу помочь.
Президент, видимо, пытаясь собраться с мыслями, провёл ладонью по лицу и пробормотал:
– Что-то я совсем расслабился. Там, – он показал куда-то в сторону, – там не могу себе ничего подобного позволить, поскольку стоит только дать слабину, как тут же ворюги подомнут под себя Россию. Этого допустить нельзя! – он замолчал, выразительно посмотрев на Булгакова. – И что же делать? Сталин решал проблему жёстко, однако эффект был кратковременным. К тому же в нынешние времена такие методы не популярны. Но вот один из моих помощников предложил весьма радикальный способ воздействия на человека с целью улучшения его природы. Вы знаете, мне поначалу показалось, что он сошёл с ума. Потом посоветовался с учёными. Говорят, такое в принципе возможно, но потребуется очень много времени. Дай им только денег, а результат никто не гарантирует! – усмехнулся президент. – И тут попалась на глаза та ваша повесть, где некий профессор…
– Но вы же знаете, что с Шариковым ничего не получилось.
– Просто неудачно выбрали объект для опытов. Но если он смог собаку превратить в плохонького человека, так уж наверняка сумел бы из человека средних способностей сделать гения, а честного гражданина создать из подлеца.
– Послушайте! В конце концов, это же вымысел, фантазия!
– Позвольте вам не поверить, Михаил. Наверняка у профессора Преображенского был прототип. Вы хоть и врач по образованию, но совсем другого профиля. Уверен, что тут не обошлось без участия специалиста по евгенике. Или я не прав?
– Да, был такой, – чуть помолчав, сказал Булгаков. – Мы познакомились ещё в восемнадцатом году. Стыдно признаться, но после расставания с княгиней Кирой я увлёкся морфием… А потому что не было больше никаких сил! Но однажды понял, что стою на краю могилы. И вот поехал в Москву, где мне посоветовали обратиться к доктору Кутанину.
– И что же?
– Он убедил меня заняться литературным творчеством. Сказал, что всю свою боль, свои переживания я должен переложить на плечи выдуманного человека. Пусть он теперь и мучается! И знаете, мне это помогло. С тех пор пишу.
– Я вас поздравляю, но нельзя ли ближе к делу, – попросил президент.
– Через три года, когда я перебрался в Москву, однажды встретил его здесь, в Чистом переулке. Он жил в соседнем доме. Понятно, что специалисту-наркологу было интересно узнать о результатах применения своей методики лечения. Мы несколько раз встречались, и вот однажды в разговоре… Но тут я должен пояснить, что в двадцатые годы Кутанин увлекался эвропатологией, изучением генетических корней гениальности и её связи с психопатологией, опубликовав по этой теме ряд статей: «Бред и творчество», «Гений, слава и безумие». Его идеи я позже попытался использовать в своём романе…
– Михаил! Не испытывайте моего терпения! – вскочив с кресла, закричал президент, да так, что зазвенели хрустальные подвески в люстре, а под Булгаковым закачалось кресло, причём в буквальном, а не в переносном смысле. – Что вы всё о себе, да о себе? А тут страна буквально корчится в судорогах накануне катастрофы! Вы бы знали, с кем приходится работать! – сказал он, понемногу приходя в себя. – Кругом подлизы, прихвостни и приживалы, верные до тех пор, пока кормлю с руки. Ну хоть бы одно дело сумели довести до конца! Нет, всё приходится делать самому.
Только теперь Булгаков понял, как трудно управлять огромным государством, в особенности, если тебя окружают такие люди. Подумалось: «Да на его месте я бы спился!»
– Если вы не против, я продолжу, – Булгаков сделал вид, что ничего не произошло. – Так вот, гений, безумие и бред, эти понятия имеют непосредственное отношение к теме. Ко времени нашей последней встречи Кутанин уже не верил в то, что с помощью лекарств или гипноза можно вылечить любого человека, например, склонного к убийству или к воровству. Позже, переехав в Саратов, он всерьёз занялся проблемой улучшения человеческой породы. Мне неизвестно, сумел ли он чего-нибудь добиться, ну а тогда, в Москве, он только высказал несколько идей, которые, так или иначе, сводятся к физическому воздействию на человека. Это может быть и пересадка каких-то органов, и хирургическое изменение их структуры. Но повторю, что всё это не более чем предположения, догадки, которые годились только для того, чтобы положить их в основу сюжета моей повести.
– Жаль, а я-то рассчитывал на что-то более конкретное, хотя бы намёк, который позволит двигаться в верном направлении, – совсем было расстроился президент.
– Но почему бы вам не обратиться непосредственно к Кутанину? Возможно, у него появились новые идеи. Правда, до Саратова неблизкий путь.
– Да, далековато, – согласился президент, – а самолётом воспользоваться не смогу, поскольку здесь я, в сущности, никто, без полномочий, без должности, без имени.
– Это довольно странно, – в мозгу Булгакова снова закопошился червь сомнения. – Вы способны перенестись через века, но лишены возможности передвигаться по России.
– Проблема в том, Михаил, что завтра к вечеру закроется окно во времени, надо будет возвращаться домой, так что с Кутаниным я не смогу переговорить.
– Ну тогда в другой раз полетите.
– К сожалению, всё сложнее, чем вам кажется. Это самое окно, то есть «обратимая кротовая нора» по терминологии наших физиков, открывается примерно раз в двенадцать лет, причём только ни три дня. Я в этой науке не силён, но учёные утверждают, что происходит это в пик наивысшей солнечной активности, которая сама по себе ничего не значит, поскольку является лишь следствием более сложных процессов во Вселенной. Кстати, идея перемещения во времени возникла ещё в советское время, а мы её только доработали.
– В будущее летать не пробовали? – полюбопытствовал Булгаков.
– Было такое, но лучше бы мы этого не делали!
– Неужели всё так плохо?
– Хуже не придумаешь! – президент замолчал, собираясь с мыслями. – Представляете, правит на Земле машина, называют её Супермозг, а всякие там Швондеры и Шариковы надзирают за людьми. Что интересно, жизнь сводится к получению наслаждений всеми доступными путями – для этого созданы необходимые условия, огромная, разветвлённая индустрия развлечений, причём всем этим можно пользоваться, не выходя из собственного дома. Проблема в том, что все сыты и довольны, и не желают ничего менять. Люди ведут себя, как свиньи, присосавшиеся к корыту со жратвой. Даже рожать детей эти люди разучились, за них это делают специальные машины-инкубаторы, но только если возникла потребность компенсировать падение численности населения Земли.
– Ужасно! Но книги, книги…
– Книг не пишут, да и читать давно все разучились.
– Не могу поверить! Это же конец всему!
– Я тоже не верил, пока мне не предъявили доказательства. Вот поэтому и хлопочу о том, что надо что-то срочно менять, иначе будет поздно.
– Ну а такие люди, как профессор Преображенский или доктор Борменталь? Неужели и они… – услышанное настолько потрясло Булгакова, что в его мозгу смешалось всё, и персонажи его произведений, и эта жуткая реальность, которая наступит через много лет.
– Есть версия, что часть людей предвидела эту опасность и вовремя покинула планету.
– Возможно, основали поселение на Луне?
– Вот это вряд ли, воздуха не хватит. Хотя всё может быть… Но представляется более реальным, что они отправились в полёт по Вселенной в поисках иной цивилизации. Ищут, но вряд ли когда-нибудь найдут, – президент помрачнел, но через несколько мгновений вдруг встрепенулся: – Что это мы всё о грустном? Ладно, если с Кутаниным не получилось, ещё что-нибудь придумаем. А вот не могли бы вы помочь ещё в одном очень важном деле? Видите ли, одна из моих дочерей мечтает получить ваш автограф. Так как? – лукаво улыбнулся президент.
Булгаков был слегка ошарашен.
– Мне, разумеется, льстит такое внимание к моей персоне, однако стоило ли ради моего автографа совершать такое рискованное путешествие?
– А почему бы нет? – удивился президент. – У нас теперь в моде одиночные плавания на яхте вокруг света и прочие экстремальные виды спорта. Да вот и вы пишете свой роман о сатане… Это ведь тоже риск, но он вполне оправдан, потому что через тридцать лет роман переведут на многие языки и будут издавать тысячными, миллионными тиражами!
Приятно слышать, когда тебя так хвалят, хотя и с явным опозданием. Самое важное для писателя, чтобы его читали, ну а всё остальное к этому приложится. Но тут возникла неувязка.
– Простите, я не знал… Надо было принести хотя бы афишу «Дней Турбиных», но, увы, не ожидал, что так получится. Может быть, вы захватили что-то из моих книг, чтобы я там расписался?
– Это невозможно! – покачал головой президент и, видя недоумение Булгакова, пояснил: – Видите ли, Михаил, рукописи, как всем известно, не горят, но книги не выдерживают перемещения в прошлое. Страницы превращаются в труху.
– Почему так?
– А вы представьте, что на вашем столе лежат рядышком и недописанная рукопись «Мастера и Маргариты», и пахнущая типографской краской книга с тем же названием. Это же абсурд, это против всякой логики!
Тут нечего было возразить. Однако как же быть с автографом?
– Пожалуй, я распишусь на одной из этих книг.
Булгаков указал на книжный шкаф, и, подойдя к нему, стал перебирать книги, все с золотым тиснением на корешках. И наконец, нашёл.
– Вот то, что нужно! Гоголь, это мой любимый писатель. Если не возражаете, я распишусь на первой странице «Мёртвых душ». Думаю, хозяйской библиотеки не убудет.
Президент поморщился.
– А чем вам не нравятся «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Я когда-то зачитывался этими рассказами. «Мёртвые души»… это слишком мрачно.
– Извольте, – Булгаков достал другую книгу. – Кстати, а как зовут вашу дочь?
– Это неважно, – сказал, как отрезал, президент.
«Видимо, и впрямь у них не всё в порядке, если детей скрывает от народа. При Сталине всё гораздо проще».
Пришлось написать так: «Президенту России на добрую память о нашей встрече. 22 марта 1937 г.». И поставил подпись.
– Ну что ж, Михаил, – воскликнул президент, принимая из рук Булгакова драгоценную книгу, – после деловых переговоров пора бы и перекусить. Я тут прихватил кое-что с собой, поскольку слышал, что у вас проблемы с заработком. Если нетрудно, принесите из прихожей мой саквояж.
Елены Сергеевны дома не было, поэтому сервировать пришлось самому. И вот вскоре на столе расположились тарелки с осетриной и лососиной, баночки с паюсной и красной икрой, масло, хлеб и несколько бутылок, причём все этикетки были на иностранных языках – Булгаков смог рассмотреть только французское «Бордо», но водки почему-то не было. «Неужто всё привёз с собой? Или заранее запасся валютой и купил в торгсине? Так там могли подсунуть чёрт-те что».
– Всё свежее, – успокоил президент, доставая из саквояжа накрахмаленные салфетки. – В машине времени есть отсек с холодильной камерой.
Булгакову ничего другого не оставалось, как сесть за стол и прицепить на шею белую салфетку с вензелем «ВП».
Как ни странно, президент ничего заграничного не пил, если не считать пива из бутылки с этикеткой «Eisenacher Wartburg Pils».
– Забавная надпись, вы не находите?
Рот Булгакова был забит паюсной икрой, поэтому он не сразу ответил, тем более что надо было что-нибудь этакое сообразить, только бы не обидеть важную персону.
– Да-да, возникают необычные ассоциации.
– А вот меня это веселит! Вроде бы посылают меня куда подальше, но я продолжаю гнуть свою линию вопреки всему. В этом противостоянии есть спортивный азарт… Хотя пиво тут конечно ни при чём.
– Любопытно, о чём немцы думают, когда пьют нашу водку.
– Вообще-то они предпочитают пить шнапс, например, Kirschwasser. Русская водка вызывает у них грустные воспоминания, но это будет уже гораздо позже. Ну а в ваше время, в 37-м, наверное, уже мечтают о грядущем «Drang nach Osten», но уверяю вас, ничего хорошего это им не принесёт. Прискорбно то, что за прошедшие десятилетия почти ничего не изменилось. Они по-прежнему боятся русского медведя и надеются нас приручить. Кстати, – воскликнул президент, – у меня созрел отличный тост: «За Русь! За нас, непобедимых!»
За это и впрямь следовало выпить, не взирая на политические реалии, на монархов и вождей, а также на прочие приметы времени. Ничто не вечно, а вот Россия остаётся навсегда.
После второго бокала «бордо» Булгаков осмелел:
– Мне тут подумалось… Ведь у нас с вами много общего. Я служил в Белой армии, а теперь вот пытаюсь приспособиться к жизни при Советах. Вы верой и правдой служили советской власти, а теперь, насколько я понял, вынуждены обслуживать её врагов.
– Это не так! – президент чуть не поперхнулся кусочком лососины.
– Вы просто боитесь в этом признаваться…
– Михаил! Не увлекайтесь! Мне некого бояться…
– Да я вас ни в чём не обвиняю.
– И на том спасибо! Ладно, давайте объясню, – промокнув рот салфеткой, президент продолжал: – Прежде всего, никого я не обслуживаю. Но дело в том, что в нынешних обстоятельствах нельзя иначе. Большевики проиграли, поэтому нужно искать новые пути, новые идеалы, новые способы управления страной, экономикой, людьми. Ну вот, к примеру, роль церкви в воспитании подрастающего поколения – мы уделяем этому огромное внимание.
– А надо ли?
– Вы что же, против РПЦ? – насупился президент.
Булгаков мысленно обругал себя за то, что не сдержался, но тут уж ничего не поделаешь…
– Видите ли, я родом из семьи священника. В конце прошлого века и в Карачевском, и в соседнем, Ливенском уезде – что ни священник, то либо Покровский, либо Булгаков. Будьте уверены, в нашей семье соблюдались все установления православной церкви – и говение постом, и посещение храма. А по воскресным дням отец читал вслух всей семье Евангелие…
– Ну, это уже слишком! – согласился президент.
– А вы чего хотите? Если уж принимать христианскую веру, так надо соблюдать каноны. Ну а подержать свечку в церкви на Рождество или на Пасху… это, знаете ли, профанация и ни что другое.
В других обстоятельствах президенту стоило распорядиться и наглеца выставили бы вон. Но тут он вроде бы на птичьих правах, да и как-то неудобно обижать Булгакова, он и так от власти пострадал. А потому, внешне никак не проявляя раздражения, сказал:
– Я не собираюсь никого ограничивать в правах. Вы можете говорить всё, что угодно, но, если у кого-то есть желание посещать церковь, пусть будет так. И я вот тоже иногда…
– Надеетесь получить искупление грехов?
– Да у меня вроде бы их не так уж много… – хлебнув пива, президент помолчал, словно бы перебирая в памяти все свои неблаговидные поступки, и сказал: – Видите ли, Михаил, тут всё куда сложнее. В прежние времена люди знали, за что страдают, за что идут в бой. Сначала был популярен девиз «За Веру, Царя и Отечество!», потом – «За Сталина!», «За победу коммунизма!». Но вот избавились от большевиков, и что теперь предложить взамен?
Булгаков на минуту задумался.
– Вы наверняка знаете, что я по убеждениям монархист, поэтому прежний девиз меня вполне устраивал. Только в слова «За веру!» я вкладывал иной смысл. Я верил и продолжаю верить в великое предназначение русского человека, а вы настаиваете на том, чтобы я верил в Бога…
– Да ни на чём я не настаиваю! – возразил президент. – Однако не все люди обладают такими знаниями и интеллектом, как мы с вами. Они нас просто не поймут, им нужно что-нибудь попроще!
За чаем не говорили уже не говорили о религии. Булгаков всё собирался задать один вопрос, но вот, наконец, решился:
– Я хотел спросить, но никак не удавалось… Есть ли в вашей России писатели уровня Гоголя, Достоевского, Чехова, Толстого?
Президент задумался.
– Вы знаете, много их было и в Ленинграде, и в Москве, даже в Сибири талантливые литераторы появлялись. Но почему-то всё ограничилось примерно двадцатью годами, ещё в то время, когда существовал СССР. Ну а теперь… – президент тяжело вздохнул. – Честно говоря, не знаю, что сказать. В наше время особенно популярно незатейливое чтиво. К примеру, дамские романы, детективы и фантастика. Вот и моя жена когда-то увлекалась, пока не разошлись.
– Ну а сами что-нибудь читаете?
– Ох, знали бы вы, сколько мне приходится читать! – рассмеялся президент. – Докладные записки, сводки, сообщения, обзоры… Но если говорить о художественной литературе, то перечитываю классику.
– А современные писатели… Неужели таланты среди них перевелись?
– Тут дело вкуса…
– Однако вкус можно воспитать, причём и хороший, и дурной.
– И кто же способен воспитать у нашей молодёжи хороший вкус?
– Издатели, литературные критики…
– Это вряд ли, – усмехнулся президент. – Видите ли, Михаил, у нас в стране рыночная экономика. Поэтому печатают то, что находит спрос. Ну а критики… критики не критикуют, а только хвалят. Это и понятно, поскольку они живут на то, что платят им издатели.
– Не могу поверить, что до этого дошло.
– Увы, так и есть, причём не только здесь, в России, но и за её пределами.
– И вы спокойно об этом говорите?
– Я-то в чём виноват? Предлагаете мне самому писать романы и рецензии?
– Боже упаси!
– Впрочем, вы правы, проблема достаточно серьёзная.
Президент задумался.
– Послушайте, Михаил. Допустим, появятся у нас хорошие книги, кинофильмы, театральные постановки. Это всё прекрасно, замечательно! Но сколько же лет пройдёт, прежде чем мы получим нужный результат, прежде чем убедимся, что у нас в стране возникло новое поколение людей? Людей высоконравственных, которые не воруют, не крадут, ответственно относятся к своим обязанностям, а не кричат на каждом углу о своих нереализованных правах.
– Это будет нескоро. Но другого пути у вас нет! – подвёл итог Булгаков.
Сон прервался, я так и не узнал, что ответил президент писателю. Разве мог тогда предположить, что и у меня очень скоро появится возможность обсудить с главой государства крайне важные проблемы бытия?
