355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Влад Волков » Страшные истории » Текст книги (страница 1)
Страшные истории
  • Текст добавлен: 8 декабря 2021, 23:02

Текст книги "Страшные истории"


Автор книги: Влад Волков


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Влад Волков
Страшные истории

Вместо предисловия

Вижу, в густом тёмно-бордовом небе, усеянном рубинами далёких бессердечных звёзд, опять взошла на трон величавая чёрная луна. Бросая неестественную тень клубящейся непроглядной вуали, под которой скребутся, выбираясь из своих нор и могил, бледные черноглазые дети клокочущей ночи, она скользит по кровавому зареву и следит за погрузившимся во мрак человечеством.

Садись к огню путник, скинь рюкзак тяжкого груза усталости и смахни пыль своих скопившихся страхов. Не бойся тех, кто скитается в тени. Они опасаются выйти на свет, но любят затаиться вокруг, скрыться в пелене седого тумана, в темноте глухого бурелома, в шёпоте старых крон, дабы узнать, что поведает им старый дым.

Не смотри так на разбросанные кругом кости и старые черепа. Борей любит играть с ними, гоняя средь некрополей бывшего кладбища, перестукивая ритуальной музыкой давным-давно сгинувших диких племён. Их духи уже не должны тебя беспокоить. Не косись на виднеющийся гнилой дом старой ведьмы, там уж полвека никто не живёт, и даже лесные твари остерегаются заходить в полуразрушенную и устланную мхами обитель.

Подбрасывая в огонь пахучие шишки, засушенные цветы, шумящую хвою и просмоленные ароматные поленья, твой проводник развлечёт тебя всякими историями. Изложит всё то, что слышал. Проза? Поэзия? Что тебе интересно? Средь этих каменных руин когда-то ведь кипела жизнь. И, кто знает, может, даже отправленные на корм ритуального танца языков пламени дрова когда-то были частью жилых построек.

Без света нет теней, а, значит, если бы не дрожащая лихорадочными движениями пляска огней, то вокруг не было бы переливающихся контуров, рассевшихся впотьмах, словно зрители вокруг арены. Они тоже хотят послушать и что-то новое, и такое, что слышали уже тысячи раз, но им нравится погружаться в такие сюжеты снова и снова.

Фольклор угасающего человечества готов разгораться с новой силой, покуда будут те, кто желает внимать трепетному пению оживающих и обретающих свои голоса символов старинных книг. Вижу, и ты здесь за этим. Что ищешь ты? Древних богов? Сокровенных знаний? Мистерии культов или правду из ветхих поверий? Хочешь ты напугаться или же просто хорошо провести время на ночном привале?

Деревенские страшилки, мистические случаи, городские легенды, напряжённые и завораживающие рассказы, что приносили сюда многие голоса прошлого, развеяны неумолимым ходом времени, проносясь своим эхом по всей галактической бездне. Но чадящий дым сохранил их все. Про мертвецов, про демонов, про таинственных существ и неописуемые странные силы, что поджидают где-то за гранью реальности. Во что веришь ты и чего ты боишься?

Твой проводник попробует отыскать что-нибудь, что придётся по душе такому искушённому немалыми приключениями путнику. Быть может, что-то покажется тебе знакомым, а что-то весьма удивительным. Блуждающие огоньки привели тебя сюда, а значит, сегодня даже чёрная луна успокоится и будет внимать страшным сказкам. Здесь образы оживают, а потому отбрось все мысли, проблемы и заботы. Полотна закрутятся вереницей историй под сладко-горький аромат и мелодии потрескивающего костерка. Послушай, что сегодня шепчет небо в хороводах деревьев, ветра и огня.

Лунный город

С самого детства я всегда жил здесь, на побережье. И безоблачными ночами с окна своей спальни на втором этаже, а иногда даже втихаря забираясь на чердак, я глядел, как циклопический лик луны ниспосылает своё чарующее серебро переливающимся загадочным для меня светом на морскую блестящую гладь.

Всё это казалось мне абсолютно невозможным. Когда солнце село, когда в домах гасли свечи, когда сгущалась зловещая пелена тьмы, выпуская своих самых страшных потаённых созданий, стаями скрежета и шороха разбредавшихся по всем уголкам, небо всё ещё дарило людям свет, когда восходила яркая луна, народившись с рогатого месяца, и когда сверкали крохотные огоньки бесчисленных звёзд.

Море оставалось спокойным, отражая мириады космических светлячков, впитывая в себя мифические изображения созвездий, россыпи драгоценных камней и небесного жемчуга, невесть кем и с какой целью разбросанного где-то там, в недосягаемой бесконечной глубине непроглядного инородного нам пространства. Зовущего вдаль космоса, манящего своим миниатюрным блеском, словно крохотными маячками, но всегда остающегося лишь иллюзией бесконечности. Ведь люди не умеют летать и не способны выжить без мирских благ, без воды и воздуха, а так хотелось чудес или хотя бы надежды на сказку.

Мне чудилось, что когда ночное светило набирает свою мощь, то на протяжении всех трёх дней державшегося царствующей особой полнолуния, посреди ночи, прямо в этом таинственном косом столпе света, из глубины вздымаются могучие колонны и причудливые шпили белёсого города, подобного древнему замку, со своими башнями, мостами и вереницами лестниц, соединявшими все постройки и галереи.

Поднимавшееся в бликах лунных богинь нечто величественное и поразительное, как тянущийся к небу проросший белоснежный цветок в лёгкой дымке морского тумана, эти колоссальные строения неведомых архитекторов своим величавым ансамблем восставали из гулкой темноты на свет.

Я представлял, кто же может жить в таком городе – обитатели вод или таинственные пришельцы с Луны, спускавшиеся по её хладным лучам, возвращающиеся на планету со своих обжитых новых территорий, находящихся где-то там, в вышине, за гранью нашего понимания. Любил размышлять, похожи ли мы чем-нибудь с ними, являемся родственниками, интересна ли им людская культура, искусство, достижения наук или такие расы во всём превосходят наш род, не замечая мелочных проблем, житейских трудностей и копошения в земле, видя в нас лишь неумелое и необучаемое зверьё, муравейники глупых уставов и порядков, не тружеников и созидателей, а паразитов, вредящих природе, вырубающих леса да загрязняющих реки. Быть может, они только и ждут, когда краткий миг человечества, наконец, потухнет, и мы исчезнем, а они смогут полноценно наслаждаться этой планетой…

Никогда и никому я не рассказывал о видневшемся по ночам лунном городе. Ни родным, ни друзьям, мне не требовалось кого-либо убеждать в его существовании. Я наслаждался тем, что это – моя личная тайна, моё персональное сокровище и грандиозное открытие, которое я однажды исследую и о котором ещё обязательно напишу.

Прославиться, стать уважаемым человеком в научных кругах, совершить помпезное открытие и познавать диковинки вместе с опытными археологами, изучая необыкновенные ценнейшие древности, дожившие до наших лет, быть может, вместе с представителями иной цивилизации… Я даже не умел плавать, купаясь всегда у берега и, впрочем, за все эти годы так и не было времени научиться.

Время неумолимо шло, детские мечты сменялись мирскими трудностями и типичными проблемами. Быт одолевал свинцовой серостью похожих друг на друга невзрачных будней. Жизнь текла своим чередом и я, взрослея, перестал заглядываться на луну и размышлять о сиянии звёзд, совсем разучился поднимать голову в светлых мечтаниях. Всё вокруг стало таким обыденным, словно деревья – лишь просто деревья, море, как море – ничего особенного, а небо – просто небо над головой, будто не бездна загадок мироздания с сотнями и тысячами разных миров, а жёсткий окрашенный купол с привычным Зодиаком, где уже не найти ничего интересного.

Но однажды, допоздна засидевшись на чердаке, разгребая старый хлам, скидывая вниз запасные доски, способные пригодиться в строительстве нашей пристройки-веранды, и вынося полдня осиные гнёзда, я, выглянув наружу, устало вздохнул и просто бросил взгляд вдаль на морскую гладь.

Там, в сиянии Селены, из воды неспешно поднимался аккуратный красивый город, манящий и невероятный, такой бледный и серебристый, из мрамора, известняка, доломита, алавастора, или будто выточен из того самого лунного камня, как если бы его громадный осколок однажды угодил с небосвода в это море, а неведомые умелые создания допотопных цивилизаций своими непостижимыми для скудного человеческого ума хитрыми приспособлениями выточили в нём все арки, лестницы и коридоры, обратив монолит в величественный замок со множеством пристроек, барельефов, фресок, башен и колонн.

В верхах над шпилями кружили тени чаек, вероятно, своими хищными клювами соскабливая с остова кладки карабкающихся ракообразных и зацепившихся за стены и выступы при подъёме из воды моллюсков, выдалбливая тех из раковин и панцирей, пируя вот так каждое полнолуние.

Глядя на лунный город, я вспомнил своё детство, фантазии юности, и не мог поверить собственным глазам, что вижу играющие в небесном отблеске настоящие каменные стены. Тот самый поднявшийся со дна комплекс построек, о котором я почти позабыл. Никому не сказав ни слова, взяв с собой только фонарь, и даже не проверив в нём запасы масла, я отправился на берег и, уместившись в лодке, начал спешно грести, опасаясь, что могу не успеть, что эти величественные изящные постройки поднимаются лишь на краткий период…

Что было сил, начиная уже задыхаться от усталости и истощения, будто это небольшое путешествие вытягивало из меня всю жизненную энергию, я плыл по спокойной воде в сторону волшебного замка, стремился туда, не сводя с него глаз и опасаясь, что он развеется, как мираж, растворится в дымке тумана и спрячется от меня, как остерегаются показываться людям на глаза все лесные сатиры и пикси, заметить которых могут лишь те, кто ещё не окончательно зачерствел изнутри, став подобием видневшихся статуй.

Громадные исполины придерживали белокаменные своды и карнизы узорчатых местных зданий. Одни были широкими, украшенными вереницей колоннад, другие высотными и цилиндрическими, с остроконечными крышами в узорах зазубрин. Там не виднелось каких-либо флагов, а надписи в орнаментах, если и были, то оказывались неподвластны для расшифровки, оказываясь узорами и иероглифами совершенно немыслимого и непонятного мне языка.

Руки гребли будто сами, я был столь очарован, столь шокирован, что детские грёзы вдруг сами по себе всплыли в реальности, оказавшись явью, что я просто двигался на зов лунного света, прямо туда, в посеребрённое мерцание торчащих над водой кипенных колоколен и минаретов. Но, чем ближе становился ко мне этот причудливый замок, тем тревожнее становилось мне от его вида.

Величественные столбы покрылись вековыми трещинами, опали глыбами по мере своего возвышения, зияя чёрными дырами остроконечных осколков, будто раскрытыми хищными пастями. Город казался мёртвым. Его пагоды и дома обратились в скверные седые склепы, а все величественные обелиски стали обшарпанными могильными плитами, надгробьем для всех лелеянных надежд и захороненных мечтаний, средь которых здесь действительно сновали твари, чем-то похожие на ракообразных, но столь тошнотворного и отталкивающего вида, воистину нескладные, корявые и противоестественные, что мне было дурно дышать, глядя на них.

Каменные титаны чуждого оформления зданий имели несколько голов и множество рук, представая несуразными андрогинами и хтоническими чудовищами, напрочь лишёнными торжества увековеченной грации, изящности и красоты, как шедевры античных мастеров. Пьедесталы колонн украшались дьявольскими отметинами и запретными колдовскими символами. И узорчатые макабрические змеи с наростами шипов и грозными перепончатыми гребнями оборачивались сохранившимся ещё декором вокруг них, вздымаясь ввысь зловещей порослью вьюнков безумия древних зодчих.

А там, под могучими антаблементами испещрённых человеческими черепами перекрытий, капители этих изваяний украшали столь отталкивающие, пугающие и неприятные людскому взору лики, превосходящие весь древний ужас горгон и химер, что облик их побуждал к бесконечным ночным кошмарам, воплощая те наяву. Рукотворные изваяния, словно живые, столь пронзительно глядели леденящей кровь свирепостью прямо в душу, что я остановил вёсла, едва не выронив те из задрожавших рук, и, сотрясаясь, глядел, как светлое величие обращалось при ближайшем рассмотрении в хаотическое безобразие первобытного грубого уродства.

В лицо ударило дыхание зловонное дыхание смерти – груды обглоданных костей украшали местные улицы, и их обсасывали бледные безглазые ползуны, чьи большие округлые рты были испещрены угольчатыми зубами, уходившими в сатанинскую глубь розоватой отвратительной глотки.

От стремительной панической хватки меня начинало трясти, виды немыслимых некромантических пейзажей вызывали слёзы боли, рвоту и слетавший с губ тихий стон, будто душа сама стремилась вырваться из тела, уносясь прочь под языческие барабанные перестукивания костей куда-то в безвременье, в недра изначального пространства, как можно дальше от всего того, что представало перед моим шокированным взглядом.

Как монструозные охранные шису и комаину, как грифоны и сфинксы, на своих громадных лапах с крючковатыми орлиными когтями, здесь сторожевыми псами восседали антропоморфные гули с зубастыми прожорливыми мордами, в которых от родства с людьми практически не оставалось ни следа – какая-то извращённая немыслимая помесь льва, собаки, крокодила и человека… Они хрустели костями, избирательно находя среди объедков что-то для себя интересное, и охотясь на морские звёзды и моллюсков, чтоб показывались где-нибудь неподалёку.

А в вышине над полуразрушенными шпилями летали вовсе не чайки, а ехидно канючащие, устрашающей наружности крылатые горгульи, планируя на перепончатых конечностях. Пронзительно стенающие и гомерически гогочущие, они, словно дозорные, высматривали вокруг корабли и таких наивных дурачков, как я, которые, увидев лунный город, тут же ринутся к нему, не поверив своим глазам, желая исследовать, прикоснуться к чему-то таинственному, не ожидая, что здесь под каждой лестницей и в каждой щели копошится гнусная тошнотворная мерзость.

Глыбы строений с нового ракурса казались асимметричным нагромождением безвкусицы, а сам город – какой-то искажённой потусторонней карикатурой на некрополь, в котором захоронённые стали закланной пищей неописуемых вопиющих существ, придающихся неистовому богопротивному каннибализму, обгладывая белёсые останки.

В свете луны я узрел бессчетное множество обглоданных скелетов таких бедолаг – рыбаки, пираты, путешественники, сколько за сотни или даже тысячи лет сюда попадало несчастных, обречённых пасть обречённой жертвой в мученических схватках, стать разодранной пищей глумливым обитателям здешних могильников и подношением немыслимым в своём извращённом безобразии богам.

Над всем этим плыли по воздуху жуткого вида вопящие призраки, напоминавшие обглоданные сгнившие трупы в изодранных лохмотьях, чей гипнотический звенящий гул потусторонних голосов отдавался раскатами гадкого сотрясающего эха в вышине, словно трубный глас, созывавший на пиршество всех неживых и не мёртвых созданий, порождённых сумеречными кошмарами и лихорадочным бредом вселенской бездны.

Царство адского кладбища, возведённого из скрепленных слюной здешнего богопротивного цирка уродцев, являло мне свою истинную сущность, но оставляло при этом столько глубинных нор и подземелий, где ползали глядящие на свет неописуемые бесформенные ужасы, столько ещё сокрытых морским туманом и крыльями бездонной хладной ночи уголков, где затаились клёкотавшие и скребущиеся твари, противоположные всему природному естеству, а потому боящиеся даже выйти на свет, поджидая забредшую добычу в тёмных закоулках и подворотнях паутины местных улиц и распластавшихся щупалец местных тоннелей.

Осознав, что меня заметили, вероятно, их привлёк свет моего фонаря, и что с этой части города всё больше раздаётся чудовищных воплей и до дрожи пугающего хлопанья крыльев, я насел на вёсла и, что было сил, начал двигаться обратно. Гули, големы, членистоногие – все, восторженно клацая пастями и восторженно улюлюкая, сползались на края скальных выступов богопротивного монолита, на котором и был выстроен этот языческий варварский курган из комплекса склепов, храмов и зиккуратов.

Я видел продольные чёрные глаза горгулий с взвинченными рогами и не закрывавшимися от кривизны зубов скрежетавшими звериными пастями. Они были уже совсем рядом, их многорукие трёхпалые туши с длинными саблями заострённых, наточенных об эти камни, когтей уже собирались поддеть меня, пронзив насквозь, дабы утащить в своё мрачное смрадное логово, но небо начинало светлеть в преддверии рассвета, что им, парящим в воздухе, было совсем не по нутру.

Лунный город в слабеющем сиянии циклопического сверкающего глаза отступающей израненной ночи начинал погружаться под воду, а жуткие порождения мрака, как и положено всяческой паскудной нечисти, ринулись обратно, не желая оставаться без укрытия в дневное время.

Они суматошно ринулись в свои лишённые всякого света убежища, чтобы затаиться в непроглядных недрах катакомб с въедливыми рачками и глубинными муренами, когтями выскабливая на костяных стенах нелепые демонические печати и дурные знаки проклятой чёрной магии, выжидая следующего полнолуния в леденящих снах и извечном томительном голоде, так как подобным существам, в отличие от жалких смертных, вовсе не нужно дышать.

Уносясь в бездну морской пучины, могильный замок поднимал крупный водоворот, и я ощущал, что меня начинает туда затягивать, что я потратил слишком много сил, дабы добраться сюда, что всех внутренних ресурсов уже не хватает, дабы выползти из этой вязкой водяной ловушки обратно…

Я грёб вёслами, на краткие мгновения, оттягивая неизбежное, с безумным взором, пронизанный ядовитыми иглами отравляющего и расползавшегося паникой по всем сосудам страха. Отказывался верить в злой рок нещадной судьбы, тщетно лелея слабые надежды спастись, повиснув на иллюзорной ниточке, хватаясь за лучи восходящего солнца, словно за последнюю соломинку, но, увы, удержать человеческие руки эти, изгнавшие тёмные силы, лучи были не в состоянии…

Идя ко дну, средь холодных переливающихся брызг, сквозь воцарявшуюся гробовую тишину морской толщи, выброшенный перевёрнутой лодкой в пучину и поглощённый неистовой глоткой безжалостной тянущей воронки, я надеялся лишь умереть как можно быстрее… Поскорей захлебнуться, дабы никогда не видеть снова этот воистину монструозный свирепый город с его людоедскими жителями и не знать, какие новые ужасы скрываются где-то на дне. Иногда тьма забвения и невежества гораздо лучше и безопаснее любого света знаний… Ибо есть в мире то, что не дано понять, что не должно быть увиденным иначе сведёт с ума и не оставит больше шанса на спокойное существование. Тот древний кошмар, что неподвластен времени, тлену и гниению, а потому своим чужеродным обликом несёт нам лишь горькую погибель и мучительную смерть.

Сторож

На Гиддлз-Стрит сегодня была знатная добыча. Потёртая, немного запачканная, но невероятно тяжёлая статуэтка Будды, наверняка, из золота! Подсвечник времён Первой Мировой, антикварная шкатулка из красного дерева с позолоченным кулоном в форме рыбы на тонкой цепочки, и нефритовый камень, напоминающий какого-то крылатого осьминога, забравшегося на камень из воды, сложив в примыкавшие горбы свои перепончатые крылья.

В доме же на Уэллш-Авеню, в трёх постройках от банка, где всегда было разбито окно старой мансарды, внутри ничего ценного не оказалось, зря потратил два часа своего времени, уже скоро начнёт вечереть, а впереди оставался последний по сегодняшнему списку особняк.

Здесь никто не жил с тридцатых или даже с двадцатых годов прошлого века, говорят. Могли уже всё давным-давно разворовать, но, думаю, в те времена отсюда могли не взять вещицы, которые теперь возросли в цене попросту из-за своей дряхлой старости.

Что-то коллекционерам, что-то любителям искусства, иное пристроит Гэри Челвиг из ломбарда, ему можно доверять, хороший старик. Не раз уже выручал, всегда держал слово. Некоторые безделушки скупал, конечно, процентов на двадцать-тридцать дешевле, чем мог бы взять, но я его прекрасно понимаю, ему же их ещё сбагрить надо за приемлемую цену, дабы самому заработать.

Так что я никогда не был на него в обиде, прекрасно понимая, что тот или иной мусор стоит на десятку больше, чем он предлагал. В последние годы даже не торговался, хотя раньше бывало дело. Нет, ну, если этот Будда стоит тысячу долларов, пусть возьмёт даже за восемь сотен, да даже за семь, чёрт бы с его жадностью! Пусть сам попробует за штуку втюхать, шатаясь по богатым восточным буддистам, или кто вообще нынче в коллекцию захочет такое купить.

Никогда не понимал. У меня дома на полках стоят разве что фотографии в рамках. Хранить там какие-то фигурки, какие-то статуэтки, всякие эти пирамидки, сувениры… Ну, ладно ещё, под праздники усадить какой-нибудь символ года, миниатюрную зверюшку из дерева, пластика или камня. Так, чисто символически, особенно, если будут гости, придут отметить праздник. А так, чтобы всегда что-то стояло на виду…

Вот изобразительное искусство – это я понимаю! Устлать комнаты квартиры или частного дома пейзажами, быть может, даже портретами великих людей, какими-то интересными вдохновляющими сценами, шедеврами живописи или попросту приглянувшимися работами разных мастеров, пусть даже современных.

Уверен, здесь будет что-то такое. Белёсое величавое здание в два этажа с явно столь просторным чердаком, что у меня в квартире все комнаты будут вдвое меньше, чем его площадь. Вы только посмотрите на это окно!

Все они здесь, целые и разбитые, поражают масштабом по сравнению с окошками современных бюджетных квартир. Ах, хотелось бы мне жить богатеем, живущим в подобном месте. Не заброшенным, конечно, а новым, уютным, ухоженным и желательно с дворецким и прочей прислугой.

Ах, почему среди всяческой антикварной мебели никогда не ценятся старинные оконные рамы? Далеко не все их них, знаете ли, кишат термитами или сгнили от старости и сырости. Мне попадались такие экземпляры, которые для богатеев смотрелись бы не архаичным украшением, а подтверждением их статности и величественности!

Здесь, конечно, не такие. Особняк небольшой, никогда не принадлежал какой-то знати, просто здесь жило богатое семейство. Уэмбли, кажется, или Уимбли. Историческую справку я с собой, естественно, не взял, все распечатки по наводкам и записи из библиотек остались дома.

Не хватало ещё быть случайно пойманным полицейскими за какой-нибудь дурацкий переход улицы перед носом автомобиля, чтобы сварливый и наглый тип в форме, которому попросту больше заняться нечем, меня обыскал и нашёл адреса с заметками о заброшенных домах этого района города, когда в рюкзаке за спиной позвякивает награбленное.

Интересно, сколько дадут? Года два-четыре? Если, конечно, всё дело свяжется. Надо бы раздобыть среди знакомых юристов и адвокатов, да такие в «Шесть старых сардин» никогда не захаживают. Откуда взяться новым друзьям, если не из числа добродушных пьянчуг и собутыльников?!

Странно видеть, что окна и двери здесь заколочены досками. Причём не то, чтобы наглухо, а как-то криво, будто в спешке. Обилие мелких щелей, но через них даже голову не просунуть. Я слышал, что это место в довоенный период пользовалось дурной славой, но, чтобы прям вот так…

Это мне только на руку! Я в истории с приведениями не верю, впрочем, эта была даже не о призраках. Просто нелепая сказка о сбежавшей невесте. Последний из рода Уэмбли устроил знатную пирушку по случаю своей свадьбы на Элизабет… Как же её звали? Пусть будет Мерси, кажется как-то так.

Это, право, не важно, не имеет ни малейшего значения. Она ведь уже вышла замуж, значит, фактически стала Уэмбли. Двадцатые годы, ни компьютеров, ни телевизоров дома, ни даже каких-нибудь проекторов со слайдами и диафильмами, мало всяких развлечений. И вот привычные свадебные пляски и конкурсы перерастали в различные игры.

Эти массовики-затейники среди всего прочего придумали играть в прятки. Ну, как дети малые, ей богу! У мужчины свадьба, а он вынужден искать свою невесту. Вот только, видимо, организовано это всё было для её побега. Он обыскал все комнаты, подвал, и чердак, за дверьми, под кроватями, но всё было тщетно.

Она попросту сбежала, видать, не хотела за него замуж. Всякое в жизни случается, может насильно родственники требовали брака по расчёту, может, узнала о какой измене накануне, если таковая имела место быть. С лучшей подругой, которая взяла и проболталась, например. Мне-то почём знать?

Суть-то одна. Невесту жених не нашёл, убился горем, вроде как, умер, так больше никого не полюбив, выл здесь, тосковал, шатался в депрессии… Самым страшным моментом истории здесь является якобы её конец, где, мол, говорится, что он одичал, обезумел, и когда его приехали навестить родители – из дома так никто не вышел.

Убил он их или даже съел, это всё для пугливых и впечатлительны. Я без труда могу обнаружить наиболее старые доски или те, где проржавевшие от сырости гвозди уже совершенно не держат основу деревяшек. Дом на окраине, с трёх сторон окружён лесом после небольшой территории сада, так что не удивительно, что здесь должен стелиться туман по ночам три сезона в году.

Где туман, там влага и сырость. Попасть во внутрь не стоило практически никаких трудов. Здесь темновато из-за забитых окон, но внутри много всяческой старинной утвари. Я-то всегда был воришкой мелким, нашёл шкатулки с драгоценностями – и наутёк, а вот, если бы удалось продать кому этот бильярдный стол или оленье чучело в стене!

Шкафы и тумбы, небось, ручной резной работы, настоящий антиквариат. Полазив по полкам, правда, обнаружились лишь различные предметы старой одежды, большинство которых изъедены молью или попросту уже даже на ощупь от здешней сырости слиплись и покрылись плесневелым грибком. Мерзость невероятная!

Да уж, каких-то дельных нарядов тут точно не сыскать, и вообще в гостиной при всём разнообразии интерьера на деле-то довольно мало интересного. Пепельницы, которые ничего не стоят, сервизы, которые едва ли из ценного хрусталя, так, стекляшки… Не разбираюсь в этом, чтобы выбрать оттуда что-нибудь.

Ну, тут есть перевёрнутые стеклянные рожки, какие-то полупрозрачные фигурки лебедей, красочные подставки и тяжеленные вазы для фруктов и сладостей, не попру же я их в ломбард, вот ещё! Надо раздобыть что-нибудь куда более востребованное и ценное.

Выцветшие, а скорее всего и изначально сделанные чёрно-белыми в виду своей старины, фотографии в истлевших резных рамках. Вот эта в металлической, мужчина лет тридцати с лысоватым лбом и бакенбардами, в военной форме с тростью или жокейским стэком, чёрт разберёт, что вот это такое. Скорее всего, и есть этот Уэмбли, когда-то бывший последним владельцем дома.

Можно смело двигаться дальше, да и, в конце концов, я могу приходить сюда день за днём выуживая предметы разной степени древности и, что куда важнее, ценности. Унося с собой или хотя бы фотографируя, чтобы предложить старьёвщику в ломбарде.

Лестница наверх почти рассыпалась, мне казалось, что половицы ступенек вот-вот рассыпятся в прах под ногами и провалюсь куда-нибудь в чулан, а то и в подвальное помещение, кишащее крысами, термитами и тараканами, или в какую-нибудь старинную котельную, вымазавшись в саже или рухнув в заплесневелую лужу от пробоины в трубах и нерабочей канализации.

Даже без всех этих кошмаром моего воображения, которые, надо признать, пугали куда больше, чем любые истории о привидениях, здесь повсюду довольно неприятно пахло. Причём эта вонь была сочетанием гнили, запаха плесени, будто бы псины, экскрементов и чего-то ещё, убивающим и удушливым букетом, способная заставить сделать отсюда ноги раньше, чем испугаешься в каком-нибудь затянутом паутиной зеркале собственного отражения, приняв его за неупокоенный мстительный дух.

Да уж, в дальнем доме на Беннетс-Лэйн атмосфера царила и вправду не из приятных. Но это ведь дело времени. Вот, взглянуть хотя бы на этот зал, где верхние петли двери уже не держат это массивное изделие столярного искусства! Когда-то она была воистину прекрасна! Охраняла покой сей библиотеки от наглых посягательств посторонних шумов и голосов.

Сколько ж книг в этих шкафах! Историки, писатели, философы! Вот за редкие антикварные экземпляры можно выручить хорошенькую сумму, только здесь почти у всего давно выцвела и попортилась бумага. Порой, нельзя даже открыть книженцию, как страницы попросту рушатся наружу, опадая к ногам, как увядшие и отжившие свой срок осенние листья.

Диккенс, Платон, Гермес Трисмегист, Агриппа, Скандинавские Мифы… Всё так небрежно уложено, без разбора, без классификации и системности, даже не по алфавиту. Художественная литература рядом с переводами античных великих трудов, а те в свою очередь рядом с томами какого-то богомерзкого оккультизма, только взгляните! «Молот Ведьм», «Тайна червя», «Обряды Кларкаш-Тона» в четырёх томах с обложками разных цветов, будто те должны символизировать, не знаю, какой-то особый ранг в духовном познании жреческого мастерства!

И в хорошем состоянии здесь только твёрдый переплёт. Остальное всё, даже если и не на латыни, а в нормальном и доступном переводе, то уже на такой, испорченной временем и старостью бумаге, что без специалистов толком всё это восстановить и просто прочесть будет непросто.

Есть даже закладки. Красный бархатный лоскуток, который пощадило неотступное время. Какие-то описания спиритических сеансов, общение с духами живыми и мёртвыми. Будто бы этот обезумевший хозяин дома желал таким странным способом разыскать свою пропавшую супругу.

Или сбежавшую невесту не следует напрямую так уж именовать этим термином? Едва ли, всё верно, думаю. Ведь они уже были женаты официально, свадьбу празднуют после заключения брака, а никак не до оного. Хотя, может есть какие-то особые древние традиции, где венчание происходило прямо в процессе гуляний, я в фольклоре не слишком-то большой знаток.

И сыщик из меня не очень, но что-то подсказывает, что этот мужчина искал невесту и здесь, и по городу, опрашивал вокзалы, порты, друзей и знакомых, нанимал детективов, которые также ничего разузнать не смогли. Тогда сам или по чьему-то навету увлёкся оккультизмом и спиритизмом, старался как-то заполучить ответ от девушки, почему та его бросила.

Был так убит горем, что верил во всю эту сумасбродную чепуху! Потому-то и стал затворником, начал быть нелюдимым, диким, бросаться на людей, совсем потерял разум из-за своей трагедии. Несчастный человек, но что мне его оплакивать? О! «Плакальщик», вспомнил, как его называли в том документе.

Стенающая воющая тень, неупокоенный монстр. Был даже небольшой стих народного сочинения, попавший в запрещённый ныне сборник Эдварда Пикмана Дерби. Прочесть такой нынче можно разве что в Интернете, к продаже и печати он не рекомендован в большинстве стран мира. Тоже мне нашли «Майн кампф», сейчас такое пишут всюду, а до сих пор есть вещи, которые урвать можно только в единственном экземпляре.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю