Текст книги "Медовый месяц для Реликта (СИ)"

Автор книги: Влад Тепеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Медовый месяц для Реликта

Медовый месяц начинался идеально…

Я толкнул дверь и вошел внутрь.

Типичная такая придорожная забегаловка для дальнобойщиков. В США, в отличие от России, грузоперевозки в большей степени полагаются на фуры с прицепами и в меньшей – на грузовые поезда. Так что дальнобойщиков много, времени вдали от дома они проводят много – а питаться им надо. Потому в определенных местах есть придорожный общепит, ориентированный на дальнобойщиков и байкеров.

Вот и эта забегаловка – типичная. Я к таким привык еще в шестидесятые годы прошлого века, и за добрых восемьдесят лет тут хрен что поменялось. И потому я люблю такие места, в которых гребаный технический прогресс немного приостановился.

Впрочем, прямо сейчас меня интересует не атмосфера, а еда.

Я подошел к прилавку и плюхнулся на барный стул.

Мое появление не прошло незамеченным: четверо дальнобойщиков, которые резались в карты за одним столом, сразу обратили на меня внимание.

– Парень, ты выглядишь так, словно за тобой волки гнались, – сказал один.

– Наоборот, это я за ними гнался, – ответил я и повернулся к хозяину заведения, немолодому мужику за пятьдесят: – мне пожрать. Барбекю, если есть, котлеты, яичницу с беконом, да побольше, побольше!!! Потому что волков-то я не догнал…

Водилы заржали, и другой заметил:

– Только, по правде говоря, волков тут давно нет. Вот вендиго – да, водятся. Мой кузен, который тут живет, их регулярно видит. Когда напьется.

И снова все ржут.

Ну да, я их понимаю. Я весь в листьях и земле, одежда местами рваная: восемь километров по ночному лесу это восемь километров. Причем не прогулки, а неистового забега во всю прыть. И теперь я просто безумно голоден, а они еще и ржут. Меня сложно вывести из себя, но сейчас я и так в крайне неважном расположении духа.

– Так ты, приятель, над кузеном зря смеешься, – сказал я. – Путаешь причины и следствия. Думаешь, твой кузен вначале напивается, потом видит вендиго? Не-а, наоборот. Вначале он встречает вендиго – потом напивается, чтобы испуг залить.

Они снова ржут.

Тут из кухни выглядывает деваха такая, лет под тридцать, то ли жена хозяина, то ли взрослая дочь, и говорит мне:

– У нас сейчас как раз есть спагетти с ростбифом.

– Траву и злаки к черту, а вот ростбиф тоже годится.

Она скрывается на кухне.

– Эй, парень, – говорит тот, у которого кузен, – а ты тоже веришь в вендиго?

– Верить можно в то, чего нет. Например, в бога. А вендиго существуют.

– Ну это я и называю верой. Так ты в них веришь постоянно или только после приема каких-то веществ? – и посмеивается, зараза.

– Могу сделать так, что и ты поверишь. Давай мы отсюда выйдем и я тебе организую встречу с вендиго?

– Нет-нет, спасибо, у меня не получится, потому что я веществ не принимаю и на работе не пью, – засмеялся он, тасуя колоду. – Да и занятие у меня тут поинтересней, чем шататься ночью хрен знает где и с кем.

Тут подоспела яичница с беконом и ростбиф, и я набросился на еду почти как голодный зверь. Сожрал все, потребовал добавки и стрескал еще столько же. А потом еще раз.

– А ничего так у парня аппетит, – заметил водила, до того молчавший. – Вендиго, типа, это духи голода, да?

– Вижу, ты немного приблизился к пониманию сути происходящего, – хмыкнул я.

Расплатившись и выйдя из забегаловки, я заметил в темноте фары. Оп-па, кажется, это машина шерифа.

Скрываюсь в темноте, на стоянке между двух грузовиков – те самые, на которых приехала эта четверка, других машин нет вообще – и наблюдаю. Да, точно, шериф, и прямо в забегаловку. Покушать решил или уже знает, что тут ночью в лесу случилось, и ищет свидетелей?

Уходя, я внезапно снова почувствовал злость. Ну, семь бед – один ответ.

И я распорол когтями брезент на обоих грузовиках, оставив на каждом «автограф» из четырех длинных распоротых прорех.

Пожалуй, теперь они поверят в вендиго.

* * *

Звоню в дверь.

Войс открыла мне так быстро, словно не могла дождаться моего возвращения. Мы целуемся, я снимаю обувь и верхнюю одежду, прохожу в гостиную и сажусь в кресло.

Ну вот, я снова дома.

– Умаялся, котик саблезубый? – спросила Войс.

– Не то чтоб очень.

– Выглядишь уставшим, на тебя это не похоже, Владди.

Я вздохнул.

– Просто старею.

– М-м-м… Интересное откровение от типа, которому за сорок тысяч лет, – хихикнула Войс. – Ты только сейчас заметил?

– Увы.

Она уселась вначале на подлокотник, затем перебросила ноги через мои и оказалась у меня на коленях.

– И что же заставило тебя так думать?

Я немного помолчал, прежде чем заговорить.

– Понимаешь… То дело, которое я упоминал по телефону – это был сэндвич якобы с ветчиной, но без ветчины. Я купил в автомате сэндвич из почти одного хлеба. А когда тебе сорок тысяч лет – ты уже не можешь поступиться принципами. Если я когда-то и был способен идти поперек принципа – то уже забыл, как это делается.

– Вот же ж блинский, – ужаснулась Войс. – Ты выследил того, чей это автомат, и…

– Я влез к нему в дом ночью, усыпил хлороформом его семью, а его самого вывез в лес в багажнике, детально расписал, зачем я это делаю, дал фору в сто секунд и отпустил. А потом бросился в погоню.

– И?..

– Ты не поверишь, но… я его не догнал. Я гнался за ним восемь километров по ночному лесу. Сам все еще отказываюсь в это верить, ведь я сильнее, быстрее и выносливее. Я много лучше вижу в темноте… но я его не догнал. Вот просто взял и не догнал. Впервые за всю мою жизнь такое случилось. Старею.

Войс нахмурилась и с некоторым скепсисом спросила:

– Ты хочешь сказать, что ни разу за сорок тысяч лет не упускал добычу? Знаешь, такое случается даже с лучшими охотниками…

Я притянул Войс к себе и закрыл глаза.

– Упускал, конечно же. Бывало всякое. Твои доисторические предки были много жестче нынешних людей, много опаснее. Я не то что упускал добычу – порой сам от нее отхватывал сказочных люлей и даже спасался бегством. Бывало и такое. Но убежать от меня было невозможно до этого момента. То есть, если совсем точно, то этого жулика я все-таки настиг, когда мы пробежали через весь лес и добежали до города. Но я догнал его на мосту через реку, мы оба были на последнем издыхании, и он просто бросился в воду. От меня и раньше спасались таким образом, я не люблю преследовать жертву в воде или болоте. От меня спасались даже совсем невероятными способами, один неандерталец как-то забежал в пещеру со львом-одиночкой внутри, хотя не мог не знать, что там лев. Не знаю, как он рассчитывал пропетлять меж двух хищников, но получилось идеально, потому что я сразу же сцепился со своим извечным врагом, неандертальцу я был даже благодарен за то, что он навел меня на логово льва… Но, в общем, до этого момента никому не удавалось спастись от меня, пробежав восемь километров так, чтобы я не смог догнать. Да что восемь – не бывало такого, чтобы я кого-то преследовал даже четыре километра. Я быстро бегаю, и либо жертва находит способ спастись в самом начале погони, либо она обречена. Но этого типа я догнать не смог. Наверное, это и есть старость.

Войс поерзала, устраиваясь поудобнее, и заметила.

– Ты знаешь, тут дело в другом, мне кажется. Был один человек, которого во время прогулки дважды в жизни била молния.

– Хренасе он живучий, если первого раза не хватило… – пробормотал я.

– О, на самом деле молния не настолько смертоносна, как кажется. Люди часто выживают после этого. Так вот, этот тип выжил и после второго удара. Много лет спустя, уже после его смерти, молния в третий раз ударила – в его надгробие.

– Если бы я верил в бога – подумал бы, что бог крепко прогневался на этого человека.

Войс хихикнула:

– В том-то и дело. Нам интуитивно кажется, что три удара в одного человека – это ну как-то уж больно невероятное совпадение. При этом мы забываем, что людей очень много, молнии регулярно бьют в людей. А человек, который занимается спортивной ходьбой по расписанию, невзирая на погодные условия, и в мороз, и в жару, и в грозу, имеет повышенные шансы получить удар молнии. Если мы добавим сюда фактор времени – то на самом деле, нет ничего удивительного, что за много сотен лет нашелся хотя бы один человек, которого молния била дважды. Таких было больше одного, на самом деле, и это закономерно, было бы удивительно, если б таких случаев не было вообще. А что потом третий удар в надгробие – ну, так в надгробия молнии тоже бьют часто. Три удара в одного человека – это не суперневероятное совпадение. Это закономерность, рано или поздно такое должно было случиться. Вот так и с тобой. Есть люди, которые, подстегнутые ужасом, совершают невероятные вещи. Бортмеханик одного полярного летчика, когда к нему сзади подошел белый медведь, просто запрыгнул на крыло самолета без рук, сразу в полный рост. Потом другие пытались достать до крыла в прыжке хотя бы кончиком пальцев – и не могли, там было три метра. Старушка, встретившись с медведем, забралась на верхушку сосны в несколько секунд, а туристка – опять же, встретившись с медведем – перепрыгнула расщелину с рюкзаком на спине.

– Надо же, на что медведи людей сподвигают…

– Ага. Так вот, такие люди, способные на невероятное от испуга, есть. И было бы страннее, если б ты такого никогда не встречал. А то, что наконец-то ты с таким встретился – это не старость. Это просто закономерность.

Я вздохнул.

– Ну ладно, почти утешила.

О том, что четверым водилам в закусочной удалось меня спровоцировать на небольшую месть, я говорить не стал. Но это тоже странный признак: я ведь хищник, у меня нет в генах инстинкта враждовать с моей едой. Удав не может мстить кроликам, ему просто не дано. Меня практически невозможно оскорбить и спровоцировать – а поди ж ты. Недаром говорится – с кем поведешься, от того и наберешься.

Затем Войс пошла на кухню жарить мне отбивные котлеты, а я – в душ.

Освежившись, иду в свою комнату, включаю ноутбук. Все-таки, прогресс, к которому приложили руку умные люди вроде Войс и Зеродиса, терпеть можно. Вот тут мне всего лишь нужно тыкнуть по иконке – и умная программа сама запускает все протоколы шифрования и через три плетеня и туеву хучу вещей, выходящих за рамки моего понимания, отсылает вызов Зеродису, причем так, что другие умные люди, имеющие туеву хучу других сложных штук, отследить этот вызов не смогут.

– «Фагоцит» на связи, – сказал я. – Операция прошла успешно.

– О да, – отозвался Зеродис. – Я уже в курсе. Забить подонку глотку его же дурью было гениальным ходом, мы все тут просто аплодировали стоя.

– Не моя заслуга, ты же знаешь, воображение у меня так себе. Просто когда я ему сказал, что он плохой человек и мир будет лучше без него – он принялся оправдываться. Мол, и дурь его не такая дурь, и в медицине используется, и многих произведений искусства без нее не было бы… А потом он обронил, мол, а что некоторые слабые дурачки от дури делают плохие вещи или умирают – ну, у всего есть своя цена… А меня выбешивает, когда вы, люди, ради денег и прочей хероты делаете друг с другом ужасные вещи, в то время как мы тяготились вас есть даже ради чистого пропитания… В общем, накормил урода его же собственным дерьмом.

– Хм… И знаешь, это прекрасно. Не хватило только надписи на стене. «Вы все еще барыжите наркотой? Тогда мы уже идем к вам!». Отличная работа, так-то его десять лет пытались посадить и не смогли. А что с его людьми? Он один был?

– Там были сообщники помельче, но их я просто перестрелял.

– То есть, свою природу ты не засветил?

– Нет.

– Идеально. В общем, очень красивая точка в долгих разработках, мир стал немного лучше и чище. У нас следующий на очереди, но его мы пока не нашли, займет время. Но он в Европе.

– Блджад!!! Опять мне на Аляску и через Сибирь переть за одним уродом?!!

– Лучше. Я зафрахтовал для вас с Войс самолет.

– Ну уж хрен.

– Я все продумал. Самолет спортивный, четырехместный, с катапультируемыми креслами и парашютами, есть самонадувной спасательный плот. Полет строго вдоль береговой линии. С Аляски в Японию, а там уже над сушей. Повидаешь с небес места, где никогда не бывал. Круто же. Да, забыл сказать. Наш фигурант не просто в Европе, он возле Альп где-то. Тебе же будет приятно увидеть родные края.

Я вздохнул.

– По правде, я не уверен, что у Альп родился. Я там много раз бывал, но те горы, которые я видел из материнской пещеры, могли быть и Карпатами. Ну, я подумаю. Но все же вряд ли я сяду в самолет.

– Ладно, вот тебе еще один довод: Мастерс завершил свои исследования и сумел на практике осуществить пересадку Х-хромосомы на место Y-хромосомы. Но на эти эксперименты у него ушел весь твой материал, ему надо взять у тебя новые пробы и сделать еще несколько анализов. Если ты двинешься своим классическим путем – в работе возникнет пауза на пару месяцев. Напоминаю, Мастерс и так уже не молод, он не вечный, как ты. Если он не успеет довести дело до конца – где мы найдем нового такого спеца?

– Этот «спец» угробил уже сколько потенциальных эмбрионов? – разозлился я. – Может, прежде чем возиться с женской версией меня, пусть хотя бы близнец мой родится, нет?

– Клонировать тебя – задача еще та, и ты это понимаешь. Но вообще, я тебе не говорил, но… два последних эмбриона погибли не напрасно. Мастерс установил, на каком именно этапе процесс дает сбой и что именно приводит к неудаче. Это значит, что мы близки к успеху, как никогда. Именно Мастерс настоял, чтобы новая попытка уже была с женским эмбрионом, потому что копия того же пола, что и ты – еще не решение проблемы. А Мастерс, ты уж его пойми, очень хочет успеть сделать величайшее достижение своей жизни и получить результат. Проще говоря, он хочет вырастить тебе пару и посмотреть, получится ли у вас произвести жизнеспособное потомство. И если да – тогда он сможет умереть спокойно, зная, что все-таки совершил невозможное и посмертно станет в один ряд с Ньютоном, Эйнштейном и Хокингом.

Я хмыкнул.

– Так тут даже в идеальном случае есть проблема. Мы взрослеем даже дольше вас. Это у вас девочки становятся половозрелыми в тринадцать, а у неандертальцев так даже в восемь… А у нас – примерно в девятнадцать-двадцать лет.

– Вот-вот, – согласился Зеродис. – Это значит, что до успеха даже в лучшем случае двадцать лет. Двадцать лет Мастерс протянет, но всякая заминка сильно увеличивает вероятность, что он не доживет до результата. И потому Мастерс очень просит тебя поторопиться. И мне кажется, что этот человек – последний в мире, кому ты можешь отказать в просьбе, если учесть, что он делает для тебя.

Я вздохнул.

– Справедливо.

После разговора я пошел на кухню, привлеченный запахом отбивных.

– Что там? – спросила Войс. – Зеродис уламывал тебя лететь самолетом в Италию?

– Угу. И уломал, зараза.

Передо мною оказалась тарелка с толстой сочной отбивной, в румяной корочке омлета. Ням-ням.

– Давно мечтала покататься на лыжах в горах, – протянула Войс. – В Альпах как раз сезон, если забраться повыше…

– Ну как всегда. Кому лыжи, кому разгребать всякое дерьмо…

– Хи-хи. Ну после того как разгребешь, никто не заставляет сразу же уезжать. Сделаем вид, что мы пара на медовом месяце, и отдохнем как следует. Не каждый же день в горах бываем.

* * *

Полет на самолете – такая романтика, скажут многие. Тем более на маленьком – только ты и небеса…

Все это полная херня. Мне первый в жизни полет напомнил примитивный, глупый и очень детский русский анекдот про то, как Иван-дурак писал книгу о своем походе против Кащея. В самом начале Иван садится на коня и едет к Кащею: тыдык-тыдык конь копытами по земле, тыдык-тыдык… И вся книга состояла практически только из этого «тыдык-тыдык», путь-то неблизкий был…

Если б я писал книгу о своем первом полете, там была бы такая же структура: в начале я сажусь в самолет, в конце из него выползаю, а вся середина была бы заполнена одним словом – «буэ-буэ, буэ-буэ, буэ-буэ»…

К счастью, самолет пропеллерный, типа крылатого такси, скорее для туризма, чем для прагматичного перемещения, и в нем даже окошко в стеклянной кабине имеется. Вот из этого-то окошка я первую часть полета блевал безостановочно. Как взлетели – так я голову в окошко. Летели поначалу над городом, так что если на кого попало – я не виноват. А поскольку перед полетом я имел неосторожность хорошо покушать, то попало, наверное, на многих.

– Ужас какой, – сокрушалась Войс, глядя на мои страдания.

Летчики в передней части кабины – ноль внимания. Видимо, не первый раз такой пассажир попался.

* * *

Несмотря на то, что самолет был с пропеллерами, а не реактивный, летал он довольно шустро, так что путь из США на Аляску, оттуда в Японию, а из Японии в Прагу занял у нас два дня, с ночевкой в Японии. Главным неудобством стал голод: я еще в самом начале понял, что полет может быть вполне терпимым, но при условии, что блевать нечем.

Так что от японской кухни я отказался: будет неудобно, если я при первом же визите в эту страну облюю ее из самолета.

Потом мы летели из Японии в Прагу – тоже два дня всего.

Паспортный контроль у нас проблем не вызвал нигде: Зеродис обеспечил меня паспортом на мое же лицо, но с возрастом в восемнадцать лет. В точке назначения, то бишь в Праге, мы прошли «границу» вообще без задержек, поскольку из багажа у нас только по небольшой сумке с личными вещами и ноутбуками.

Сразу на выходе Войс сделала звонок и через минуту мы заметили идущую навстречу Стеллу.

– Надо же, кого я вижу, – сказал я. – Ты тут какими судьбами?

– Вас вот встречаю, – улыбнулась Стелла. – Отвезу вас в лабораторию, а потом в Италию. Зеродис полагает, что ты, Владислав, дальше предпочтешь по земле. Как вообще оно – летать?

– Ну, я испытываю некоторую гордость от того, что стал первым «стригоем», поднявшимся в небо и совершившим два полета.

– Два? – удивилась Войс. – Ты имеешь в виду – в Японию первый, сюда второй?

– Нет. Я совершил первый полет и последний.

Стелла заржала, затем снова стала серьезной.

– В общем, Владислав, я твоя связная на эту операцию. Ну чтоб вы внимания не привлекали. Войс же по итальянски ни гу-гу, а тебе нужна неделька-другая, чтобы выучить.

– Sì, dove sarei senza un interprete… [1]

– Вау… Когда ты успел? – удивилась она. – Ты же забываешь языки за пару лет неиспользования?

– Конечно, забываю, – ухмыльнулся я, – только вот итальянский в Америке мне необходим, потому как основной источник моего дохода – мафия, а среди них полно итальянцев, неожиданно, да?

– Да уж, – вздохнула Стелла, – и правда внезапно.

Ее отец был мафиози в пятом поколении как минимум: ее прадед упоминал, что его собственный дед торговал спиртным еще во времена Аль Капоне.

Стелла приехала на машине, уже не той, что была у нее раньше, но снова на красной.

– Надеюсь, у тебя в багажнике нет автоматического дробовика, – сказал я.

– Увы. Я по Организации не скучаю, но вот возможности легально иметь большие пушки мне теперь не хватает.

Я вздохнул.

– Да уж. А теперь поскорее вези нас куда-нибудь в шашлычную или еще куда, потому что я безумно голоден!

* * *

Визит в подпольную лабораторию Мастерса прошел в штатном режиме. Доктор Мастерс взял у меня нужные ему образцы тканей, оставил ассистентку готовить из образцов что ему там нужно, а сам повел меня в инкубаторную комнату, показал фотографии и заспиртованные эмбрионы и даже попытался объяснить, в чем была причина гибели клонов на втором месяце.

– Не тратьте силы, – сказал я ему, – я смогу повторить все, что вы мне скажете, но все равно не пойму смысла слов. Науки мне понятны только в общих чертах, глубже начинается китайская грамота. Главное, чтобы вы были правы, а правы вы или нет, мы узнаем через два месяца, верно?

– Верно. У меня на этот раз особый оптимизм, потому что я не только нашел проблемный этап. В этот раз мы попытаемся клонировать девочку. У людей так, что женщины хоть и слабее мужчин, но в среднем более стойки к неблагоприятным обстоятельствам внешней среды. Если у вас так же – это повышает шансы эмбриона выжить.

Я почесал затылок.

– Не могу пролить свет на этот вопрос. У нас самки были много сильнее ваших, в частности, они не нуждались в помощи самца в плане заботы о потомстве, и обычно мы не знали наших отцов. Многие, включая и меня, проявляли заботу о живущих на соседних участках самках, но она сводилась к недопуску на ее территорию опасных хищников и «чужих», «непригодных людей». И отсюда еще не следует, что хищник или «непригодный», пробравшись на ее участок через мой, мог вздохнуть спокойно. Скорее наоборот, самое страшное для него только начиналось.

– Непригодные люди? Это как? – спросил Мастерс с явным научным интересом.

– Мы внедрялись только в те человеческие стада, которые вели себя… по-человечески. В которых практикуется взаимопомощь и не практикуется людоедство на постоянной основе, особенно в отношении своего же племени. А также нет чрезмерно воинственных замашек по отношению к соседям. Для нас была неприемлема такая картина, что мое стадо воюет со стадом моего соседа и мы с ним вынуждены убивать соседский… соседских людей. Если провести параллель с овцами – нам подходили для разведения только травоядные овцы. Овцы-хищники представляли опасность и были вредителями. Непригодные овцы, понимаете?

Мастерс удивленно приподнял брови:

– А что, были такие племена, которые не практиковали взаимопомощь и могли жрать друг друга?

– Да, были. Ну не то чтоб жрали друг друга на постоянной основе, но были перегибы, ныне вам неизвестные, например, все женщины могли принадлежать только одному мужчине. Вождю, самому сильному из мужчин. Совместные действия диктовались в значительной мере принуждением, а не родственными чувствами, и распределение благ внутри племени происходило отнюдь не путем братского дележа. Естественно, что если вождь оказывался лицом к лицу с медведем или, допустим, со мной – он, разумеется, не мог рассчитывать на помощь соплеменников.

– Невероятно, – пробормотал Мастерс, – науке неизвестны подобные племена и сообщества, так устроенные… Это совершенно противно человеческой природе.

Я усмехнулся.

– Скажите спасибо за это мне и мне подобным. Мы тоже приложили руку к тому, что такие вот человеческие популяции не дожили до появления науки. Но, если по правде, то наша роль была второстепенной. Эволюция бы и без нас расставила все по местам. Читал я, что когда-то, четыреста миллионов лет, назад были муравьи-одиночки. Хищные муравьи, которые охотились сами по себе, вместе собирались только ночью и не являлись слаженной общиной, в которой любой без колебаний умирает за свой муравейник. Они были каждый за себя. Где они теперь? Только в янтаре. Так вот, с людьми произошло то же самое. Менее социальные из вас вымерли на моих глазах, можно сказать. Причем давно, еще до вымирания мамонтов.

* * *

После Праги Стелла повезла нас в Италию. Сам путь был довольно долгим, потому что вертеть баранку в одну пару рук – занятие утомительное. Войс сама только-только получила права и особых навыков вождения еще не имеет, а я, кое-как обученный водителем, который сам водит кое-как, вообще никуда не гожусь.

Так что ехали мы часа по три-четыре до обеда, останавливались в каком-нибудь городке, обедали, отдыхали, а потом еще ехали три-четыре часа и останавливались на ночлег в первом попавшемся мотеле.

– На поезде или автобусе дальнего следования было бы быстрее, – заметил я.

– А куда мы спешим? – пожала плечами Стелла. – Все равно того типа Зеродис и его Легион не нашли еще. Знаем, где примерно, выслеживаем, есть много следов и зацепок, но пока еще точно не установили.

– Ну и ладно, хоть посмотрю, что тут и как, а то в последний раз был здесь во времена второй мировой.

– Ага, – кивнула Стелла. – Вы радуйтесь, что у вас курорт, отдыхайте, ну и я вместе с вами развлекусь. Работать на Легион как-то повеселей, чем на Организацию, но вообще я не то чтоб большая любительница работать. Альпы, лыжи, альпинизм – все это куда приятней.

К тому моменту, как мы прибыли в Италию, фигуранта все еще не разыскали, так что за неимением важных дел я поехал вместе с Войс поближе к горам.

Да, как там в песне поется, «лучше гор могут быть только горы». Но если тот бард больше всего любил горы, на которых еще не бывал, то я наоборот. Все-таки, любовь к родным краям – это инстинкт. И мне приятно вновь оказаться в местах, где я вырос. Правда, я не помню точно, были то Альпы или все-таки Карпаты, но и там, и там я прожил громадные отрезки времени, исчисляющиеся тысячами лет. Паспортов и картотек тогда не было, и я мог просто перебираться с места на место, порой дистанция переселения составляла пару десятков километров. Пожил в одном племени лет пятнадцать – перебрался в другое. Потом в третье. А через тридцать лет вернулся в первое, и там меня уже никто не узнает. Я даже лицо тогда менять не умел – а зачем? Фотоаппаратов, которые могли бы выдать меня, не было, и если я возвращался в первое племя спустя тридцать лет – даже старики, которые еще помнили, принимали меня за моего сына, что, опять же, обеспечивало мне теплый прием с самого начала.

И – вот они, Альпы. Последний раз я видел их двести лет назад, если не больше, и за этот срок они изменились сильнее, чем за предыдущие десятки тысяч лет. То есть, на самом деле, почти не изменились, только снежные шапки стали поменьше: злогребучий прогресс с его глобальным потеплением, блджад. Но в целом – те же горы, те же вершины. И я узнаю и Большой Вигвам, и Длинную Хижину, и Шалаш Каменного Хозяина – они все там же, на тех же местах. Только Шалаш уже не дымит, Каменный Хозяин давно потушил свой очаг…

Мы прибыли в небольшой городок у подножия гор вечером, хорошенько поужинали в ресторане, двинулись в горнолыжный курортный поселок на некоторой высоте над уровнем моря. Стелла взяла себе отдельный номер, а мы с Войс – номер на двоих, и вечер закончился у нас очень даже замечательно.

А наутро мы первым делом поперли кататься на лыжах. Верней, поперлись Войс и Стелла, а я так, за компанию. Правда, тоже с лыжами: надо же немного повыдрючиваться. Верней, вроде как и не надо, но привычка – вторая натура. Девушек, небось, будет полно, и не будь со мной Войс – уже вторую ночь я провел бы в постели какой-то милашки. В этот раз все будет труднее, но если очень постараться – можно и новую девочку трахнуть, и Войс не потерять. Как говорится, нет ничего плохого в измене партнеру, плохо только, если партнер узнает.

И да, я прокатился на слаломе, с выпендрежем и кувырками, да так, что внизу, на финише трассы, мне аплодировали другие туристы.

– Вау, ну ты и даешь, – сказала Войс. – Никогда бы не подумала, что ты такой мастак и на лыжах…

– Пф-ф-ф… Понимаешь, я катался на лыжах по этим склонам за тысячи лет до того, как это стало мэйнстримом. И надо признать, нынче это более скучное занятие, чем тогда.

– Почему?

– Волков немного не хватает.

– Каких волков? – спросила Стелла.

– Ну таких, которые с воем бегут следом за лыжником. Вот там был адреналин, не то, что нынче.

Остаток дня я занимался тем, что наблюдал за катаниями девушек, сидя у бара и наяривая шашлыки и барбекю. Периодически и сам гонял, что помогло мне познакомиться с кучей новых людей. В основном, правда, это были парни, которых интересовало, где я научился и не спортсмен ли я. Были и девушки, но я обнаружил, что почти все женщины тут с партнером: обычно мужчина берет свою жену или подругу покататься на лыжах, девушки, приехавшие сами по себе – единичны, хотя попалась даже женская группа.

По этой же причине Стелла быстро «обросла» целой группой поклонников: на лыжах она так себе, но внешние данные вполне недурственны, так что интерес мужского контингента к «ничейной» девушке закономерен.

– Ужас, какие же они все никчемные, – вечером посетовала на них Стелла, – ни ума, ни привлекательности, ни физической формы, ни приличного состояния. Самые лучшие из них имеют максимум два из четырех этих критериев, какая печаль.

– Я это знал еще в самом начале, – хмыкнул я. – Просто потому, что привлекательные парни сюда ездят с подругами. Кто приехал один – стало быть, у него не все замечательно.

– Бывают девушки, которые не любят лыжи, – заметила Войс.

– Если у парня есть девушка, которая просто не захотела поехать с ним в горы – ну, тогда парень, у которого все хорошо в личной жизни, должен интересоваться лыжами, а не девушками. А если он так падок на женщин – тогда его девушке точно не следовало отпускать его одного, без присмотра. Логично?

– Хм… Да.

– Вот. Отсюда следует, что классный парень, приехавший на курорт без подруги – исключение из правила, и основная масса парней без девушки – весьма так себе.

Стелла отхлебнула из чашки горячего кофе и сменила тему:

– Завтра чем займемся? Снова сюда?

– Ну, в принципе можно, – согласилась Войс, – но тут есть другие занятия? Может, нам в горы двинуться? Хоть одну вершину покорю. Владди, а ты знаешь здешние горы хорошо?

– Знал хорошо. Но то было много тысяч лет назад. А вообще мне нравится идея пройтись по знакомым местам…

– Нет, я снова на лыжи, – сказала Стелла. – Все-таки, вдруг я тут встречу классного парня, который будет исключением из правила.

* * *

На следующее утро мы с Войс поперли на горную базу. Сама база – перевалочный пункт, где желающие совершить восхождение акклиматизируются и отдыхают, заодно там же выявляются люди, склонные к высотному отеку головного мозга. В целом, такой себе поселок, где уже как бы не равнина, но еще и не экстремальная высота, тысячи три, не больше. Имеется отель, ресторанчик, а также магазин горного снаряжения, где его можно взять напрокат, и своего рода штаб, где тусуются инструкторы, спасатели и прочий персонал, чья задача – обеспечить туристу подъем и спуск.

Наверх мы поперлись пешком: Войс захотела оценить физические сложности задачи. И, в общем, оценила по достоинству, потому что последний отрезок я ее практически тащил «на буксире».

– Знаешь, – сказала она мне, когда мы сидели в ресторанчике, грелись кофе и поправляли силы шницелями, – это только внизу казалось, что взойти на вершину будет клево. Что-то у меня возникли сомнения в том, что я еще хочу этого. Мне кажется, слишком тяжелая затея для развлечения, хоть это и относительно невысокий пик.

– И правильно, – кивнул головой я. – Там, наверху, я бывал. Ничего интересного, честно. Обзор – это да, но единственная фишка обзора с вершины – возможность обозревать в любую сторону. В остальном же не очень важно, смотришь ты на долину у подножия с трех километров или с четырех, разница невелика. Вообще, чтоб ты лучше поняла – это атавистический инстинкт. Человек всегда стремится занять более высокий наблюдательный пункт, чтобы своевременно обнаружить опасность вроде идущего по следу хищника. У меня его нет, потому что я сам как раз и есть тот хищник. Я не испытываю иррациональной любви стоять в самой высокой точке чего-либо. Если ты вычеркнешь из своего списка пункт про формальное покорение вершины – то просто погулять в горах на безопасных обустроенных маршрутах и полюбоваться панорамой без риска схватить отек мозга можно и чуть пониже. Вот прямо тут мне вполне себе комфортно и уютно. Как в старые добрые времена, только лучше, потому что здесь уже не осталось ни волков, ни враждебных племен. Захотели погулять – пошли, устали – вернулись в отель. И гулять по горизонталям куда романтичнее, ибо на вертикальном маршруте ты будешь постоянно думать не про романтику и красоту, а про то, на что бы поскорее усадить свою уставшую задницу.