Текст книги "Страна вечного детства"

Автор книги: Влад Райбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Влад Райбер
Страна вечного детства

Я вам всё объясню…

Привет! Если вы меня знаете, то я хочу вам объяснить, что это за сборник такой, потому что я думаю, у моих давнишних читателей могут возникнуть вопросы.

В рассказах, вошедших в сборник, мало экспериментов. Почти все они написаны от первого лица, как на заре моего творчества. У них есть формат, есть заданный объём и есть структура: почти каждая история состоит из тринадцати эпизодов. Это не волшебное число, а так было удобно рассчитывать время для прочтения – примерно двадцать минут на историю.

Хотя в сборнике есть рассказы вполовину короче, и вы наверняка заметите, что они серьёзно отличаются от остальных своей лёгкостью: в них не будет чего-то особенно страшного, не будет крови, ужасных смертей и каннибализма… В других рассказах этого "добра" полным полно.

Так… И зачем всё это нужно?

Сейчас объясню. Видите ли, не так давно я начал работать с YouTube-каналами страшных историй, а ещё с литературными журналами. Для них я пишу эксклюзивные рассказы, которые идут на озвучку или в печать.

Многие из историй сборника вы можете послушать на YouTube-каналах NOSFERATU и DARK PHILL. Передайте им от меня лайк и комментарий!

Версии рассказов в озвучке и в этом сборнике могут немного отличаться, хотя бы потому что истории в озвучку уходили без редакторских правок, а над текстом для сборника старательно поработала Алёна Кулакова. За что я ей очень благодарен. Ещё в рассказах могут отличаться некоторые эпизоды, а у некоторых персонажей сменился пол… Почему? Истории писались под мужские голоса, а мне хотелось, чтобы в рассказах были не только главные герои, но и героини.

Действие рассказов часто происходит в квартирах, в подъездах, во дворах. Оказывается, именно такие истории нравятся многим любителям российских ужасов.

Больше не отвлекаю. Приятного прочтения! И напишите, пожалуйста, потом отзыв!

Кошмарные сны старого дома

Теперь я верю, что страшные ленинградские события помнят не только люди, помнят их и старые дома… Но расскажу обо всём по порядку.

Мой дед до глубокой старости сохранил ясный ум. Я не помню, чтобы он хотя бы раз средь бела дня говорил что-то бредовое или безумное. Дед принципиально не смотрел телевизор, но всегда очень много читал, я только и видел его с книжкой в руках.

Даже когда у него серьёзно испортилось зрение, он не смог отказаться от этой привычки и заказал себе очки с очень толстыми линзами, в которых у него глаза были смешными, как у лемура.

Дед всегда казался мне спокойным, он редко выдавал эмоции, но оказалось, что в его поведении есть особенность. Об этом я узнал только в студенческие годы. От дома бабушки с дедушкой до моего университета можно было дойти пешком за пять минут, поэтому я часто оставался у них ночевать. Они сами на этом настояли и выделили мне комнату.

Однажды ночью я проснулся от дикого вопля. Это кричал мой дед. Перепугавшись, я вскочил и вбежал к нему. Дед вскрикивал, зажимая уши дрожащими руками, глаза его были как стеклянные.

– Что случилось? – я тряс его за плечо. – Тебе плохо? Скажи, что случилось?

Дед обратил ко мне своё бледное лицо и сказал:

– Покойников та-тащат! Слышишь? На-на лестнице! Покойников та-тащат! Покойников та-тащат!

Слово «покойников» он каждый раз проговаривал чётко и всегда «спотыкался» на слове «тащат». Мой дед говорил с заиканием с самого детства…

В ту ночь, когда я сидел на его кровати, а он снова и снова повторял одну и ту же фразу «Покойников та-тащат!», я не знал, что и сказать, подумал, что у старика поехала крыша. Но тут в комнату пришла бабушка и сказала мне, что ничего страшного, случается такое у деда. Прошлое его беспокоит, детство было тяжёлое, страшное, кошмары снятся. Бабушка погладила мужа по голове, как ребёнка, сказала: «Не кричи, ложись спать, хорошо всё». Дед сразу успокоился, опустил голову на подушку и уснул.

Следующим днём бабушка рассказала мне, в чём причина ночных пробуждений старика. Он в этом доме родился и прожил всю жизнь. Его детство пришлось на Ленинградскую блокаду. В первую и самую страшную зиму отец умер от голода. Тогда моему деду было только одиннадцать лет. Он остался жить вдвоём с матерью. Они мёрзли, голодали, выживали как могли. Спасло их то, что мать всю блокаду работала на заводе и ей выдавали больше хлеба.

Как-то раз, ближе к новому году, одиннадцатилетний ребёнок услышал шум на лестнице. Тук-тук-тук по ступенькам и снова тихо. А потом опять тук-тук-тук.

Любопытный мальчик выглянул за дверь и увидел, как угрюмые люди в тулупах, волокут трупы вниз с верхних этажей. Тощие, замёрзшие тела тянули за ноги, и они ударялись головами о ступеньки с твёрдыми ледяными стуками. Тук-тук-тук…

Тут явилась мать, прогнала сына в комнату и отругала, что он открыл дверь. Она ему это строго запрещала. Мой будущий дед спросил, что происходит. Мать ответила:

– Покойных соседей уносят. Помёрзли они, от голода умерли.

– А зачем их так – головами по ступенькам? – спросил мальчик.

– Нет у людей сил, сынок, – сказала мама. – Теперь и ведро с водой дотащить трудно, а тут человека целого…

Тот день на всю жизнь врезался деду в память. Бабушка мне объяснила, что иногда по ночам чудится ему, что по ступенькам волокут покойников. Вот он и кричит в полусне. Но, как я позже узнал, то были вовсе не кошмарные сны моего деда.

Моих стариков нет уже больше года. Они заболели и умерли, можно сказать, в один день. Оба попали в больницу, пролежали неделю в тяжёлом состоянии, после чего ночью скончался дед, а утром, не приходя в сознание, умерла и бабушка. У меня нет сестёр или братьев, поэтому потеряв их, я потерял сразу половину своей семьи. Пережить такое непросто.

Однако не прошло и месяца, как родители «прогнали» меня в их квартиру. Я думал, что они сами станут там жить, говорил: куда мне одному трёхкомнатная? Мы-то с отцом и матерью жили в двушке. Мне дома было привычней и до имущества я не жадный.

Но родители настояли на том, что квартира стариков должна достаться мне. Мол, я человек молодой, женюсь, детей заведу. Семье нужно большое пространство. А я такого в ближайшее время не планировал и не думал об этом даже.

Но переехал. Жаловаться грех, наследство хорошее. Попробуй сейчас сам на жильё заработай. Однако на новом месте мне было так просторно, что я подумывал, а не взять ли мне кого себе в сожители, да и брать с них арендную плату. На это я так и не решился – мне трудно сходиться с людьми. Вот я и жил один, устроился в комнате деда. Она была самая светлая, там два больших окна.

Я купил себе новую кровать и было мне там комфортно, пока однажды ночью меня не разбудили странные звуки за стенкой. Шум был отчётливый и навязчивый.

«Тук-тук-тук»… Слышал я сквозь сон. Тишина… А потом опять «тук-тук-тук» по ступенькам. И шаги чьи-то шаркающие, тяжёлые вздохи.

Я очнулся, сел, прислушался. Тихо. В той комнате, прямо за стеной была лестничная площадка. Я прижался ухом к обоям – никакого шума.

Неужели показалось? Но ведь я не так крепко спал, и ясно слышал эти странные стуки! Будто что-то волокли по ступенькам…

Стояла глубокая ночь и теперь мне было не заснуть. Я ворочался в постели, невольно прислушивался к каждому шороху и мне в голову лезли воспоминания о том, как дед иногда просыпался по ночам от странных звуков. Дед и сам думал, что это всё ему снится. На то у него была причина. А почему меня побеспокоил «призрачный стук»? Неужели унаследовал дедову травму с тех пор, как узнал, что творилось в этом доме?

Не в силах заставить себя спать, я встал и решил выйти покурить. Обычно я всегда для этого выходил на улицу. За курение в парадной можно было нарваться на ругань с соседями. Не дай бог кому тут попадёшься с сигаретой. Однако в такой мороз, в такой ветер, да ещё и ночью, я решил этим правилом пренебречь. Все в доме спали, я надеялся, что никому не попадусь.

Взял с собой жестяную банку из-под оливок, спустился на первый этаж и стоял, курил втихаря, как мальчишка, разгоняя дым рукой. И вдруг на лестничной площадке погас свет. Я оказался в полной темноте. Стал шарить по карманам в поисках телефона – да забыл его дома.

Внезапно стало очень зябко. Меня обдало морозом, хотя минуту назад в парадной было тепло. У меня от холода стучали зубы. В темноте свистел ветер с улицы и гремели оконные рамы. Я удивился, почему и на улице такая темень? Неужели и уличные фонари погасли? Стало быть, крупная авария где-то!

Потушив окурок, я стал наощупь пробираться на свой этаж. Чуть не поскользнулся на первой же ступеньке. Вся лестница была покрыта коркой льда. Под ногами хрустел снег.

«Что за чёрт?», – думал я, неспешно поднимаясь наверх. Мне тогда ещё не было страшно, я лишь представлял, как нелепо бы выглядел при свете —одной рукой, я держался за перила, стараясь не упасть, а в другой сжимал баночку с окурком.

Когда ступеньки успели обледенеть? Я не мог найти этому разумного объяснения. Ведь я шёл курить и всё было нормально.

Я добрался, как мне показалось, до своего этажа, приблизился к двери и даже в темноте разглядел и понял, что дверь эта не моя. У меня металлическая современная, а эта была старая деревянная.

Я чиркнул зажигалкой, стал светить слабым пламенем, огляделся, а на площадке все двери такие. Какой же это этаж? Вижу и стены страшные, закопчённые, и счётчики старинные, сосули на них висят.

Вот теперь мне стало жутковато. Но я успокаивал себя, что просто прошёл свой этаж. Раньше-то выше я никогда не поднимался, не видел, что там всё осталось, как было в советские годы. Погасил зажигалку, пошёл вниз по скользким ступенькам. Всё ещё держал в руке баночку – боялся оставить соседям «улики».

Спустился на этаж ниже, снова посветил зажигалкой вокруг себя. И тут то же самое! Деревянные двери, у одной из-под порога какие-то грязные тряпки торчат, а ещё одна не заперта и ветер дует из тёмной квартиры.

Теперь мне стало ясно, что я не в своём доме. Планировка похожая, но это было какое-то мрачное гетто, а не наша «образцово-чистая парадная».

Только как я здесь оказался? Ведь даже не выходил на улицу! Я выронил банку с окурком. Чёрт с ним с окурком! Стал спускаться вниз, цепляясь за перила и держа перед собой зажигалку. Колёсико нагрелось и обжигало мне палец, а сам я продрог насквозь. Я в одной футболке, в домашних штанах и в тапочках на босую ногу. Какой был холод! Неумолимый холод! Хотя, возможно, дрожал я ещё и от страха.

Спустился на этаж ниже и слышу, как в одной из квартир нескончаемо кашляет какой-то мужчина. Всё кашляет и кашляет с хрипом… Надрывается и не может остановиться. А из-за другой двери доносится детский плачь. Какая-то девочка рыдает, говорит что-то, но слов не разобрать.

У меня от страха тряслись колени, я с трудом спускался по ступенькам, удерживая равновесие. Мне хотелось убраться поскорее из этого места. Уже в самом низу, я всё-таки поскользнулся и рухнул на ледяной пол. Хорошо, что не отбил себе ничего. Буквально на четвереньках, я пополз к выходу. Поднялся на ноги у дверей… Это был не домофон, а деревянные, покосившиеся двери.

В своей лёгкой домашней одежде я был готов выйти во двор, но замер на пороге. В ночных сумерках я узнал свою улицу, но она была другой. Вся заваленная снегом, между сугробами тянулась лишь узкая тропа. В белом снегу там и здесь чернели подозрительные силуэты, похожие на человеческие тела. Будто обессиленные люди шли домой, присели отдохнуть и больше не смогли встать…

– Эй! Скажите, что случилось? – крикнул я.

Никто и не повернулся в мою сторону. Я вглядывался, пытаясь понять люди ли это или мне только кажется. У того, что сидел ко мне ближе всех, от ветра трепыхались завязки ушанки, но сам он не двигался. Человек? Или снеговика обрядили в шапку и пальто?..

Крыши домов были покрыты огромными снежными шапками и ледяные глыбы свисали вниз на несколько этажей, даже заслоняя собой окна. Это были знакомые с детства дома. Но какой мрак, какая темень! Где фонари? Почему ни в одном окне нет света?

Я так и не решился переступить порог и шагнуть в этот замёрзший кошмар. Я закрыл двери, чтобы не видеть всего этого, и снова оказался во мраке.

Не знаю, сколько я так простоял. Может, всего минуту, но казалось, что прошла вечность. Озябший и напуганный, я понятия не имел, что делать. Желая хоть немного согреть руки, я стал чиркать зажигалкой. От холода пальцы двигались медленно и не могли сладить с колёсиком, пламя не загоралось, только ничтожные искры вспыхивали и гасли.

При очередной вспышке света от зажигалки мне на миг показалось, что кто-то под лестницей у подвальной двери. Будто чьё-то лицо смотрело на меня из темноты. Женское лицо.

– Помогите, – само собой вырвалось у меня, я почти кричал. – Что тут происходит? Помогите!

Мне никто не ответил. Я чиркал и чиркал зажигалкой, отчаянно пытаясь добыть хоть немного света. Я шагнул под лестницу. Неужели показалось, и нет там никого? Наконец зажигалка вспыхнула тусклым пламенем, и я увидел ту, что сидела под лестницей.

Это была молодая женщина. Мёртвая женщина. Её тело совсем без одежды застыло у стены. Голова свесилась на бок, чёрные волосы покрывал иней, безжизненные зрачки, почти неотличимые по цвету от белков, уставились на меня. Я в ужасе отшатнулся, пламя погасло, но в последнюю секунду, мне удалось рассмотреть её вытянутые вперёд ноги. Там до костей были срезаны все мягкие части…

Я не смог сдержать крика, стал метаться между лестницей и выходом, поскользнулся и упал лицом на пол. Расшиб нос до крови. И вдруг загорелся свет. Я зажмурился и снова открыл глаза. Я лежал на полу, он был холодный, но не покрытый льдом и даже не мокрый.

Я резко сел, огляделся. Под лестницей не было покойницы, а всё вокруг было привычным и знакомым: путаные интернет и ТВ кабели на стенах, домофонная дверь. Я снова был дома.

Тряхнув головой, я поднялся с пола и пошёл наверх. Сердце всё ещё бешено колотилось, разбитый нос болел, но было во мне и чувство облегчения.

Я не знал, что думать. Всё это мне лишь привиделось или я ненадолго оказался в прошлом – в периоде страшной блокады, среди темноты и голода?

Поднявшись на пару этажей, я увидел на полу свою жестяную банку из-под оливок. Из неё выкатился окурок и рассыпался пепел по кафелю. Но я ведь обронил её там – в далёком прошлом… Банка вернулась вместе со мной? Надо же.

Я прибрался на лестнице и убедил себя, что всё это мне только показалось. Свет на время в районе погас, а моё воображение нарисовало страшное. Бывает такое! Этой мыслью я себя успокаивал.

Несколько дней спустя ко мне в гости пришла мать, и я рассказал ей о своих ведениях. Только не стал уточнять, что видел всё наяву. Соврал, что рассказываю сон, чтобы она не подумала, будто я умом тронулся. И про мёртвую женщину под лестницей тоже рассказал. Приснится же такое!

А мама вдруг помрачнела и спросила меня серьёзно:

– Тебе дед про ту мёртвую женщину рассказывал? Откуда ты это знаешь?

Тут я уже и не знал, что соврать… Попросил маму рассказать подробнее. Оказалось, что зимой сорок первого года здесь под лестницей и вправду нашли женщину, с которой кто-то срезал мясо. В городе был страшный голод, ни для кого не секрет, что некоторые ради выживания не брезговали человечиной…

И одним из первых, кто увидел покойницу, был мой будущий дед. Это так напугало мальчишку, что после того случая он стал заикаться и заикался всю оставшуюся жизнь. Раньше мне об этом никто не рассказывал.

Так я и не признался матери, что увидел всё это не во сне, а собственными глазами.

Я и сейчас живу в этом старом доме, но в комнате деда больше не сплю и вообще стараюсь пореже туда заходить.

Что же это было? Почему мой дед слышал те пугающие стуки по ночам? Почему их услышал я? Как увидел произошедшее восемьдесят лет назад?

Можно предполагать, что время в нашем доме «сбоит», как часы на старой микроволновке. Выдерни из розетки и снова придётся их перенастраивать.

Может быть. Но я думаю не так!

Что если запоминать события могут не только люди или животные, но и дома. Есть такое выражение «стены помнят». А вдруг и в буквальном смысле помнят?! Старинные дома, будто корабли, плывут сквозь время, мы живём и умираем, а они плывут дальше. Дома спят ночами и видят дурные сны о своём прошлом. Являют самое страшное, что удалось пережить.

А я, перепугавшись и закричав, пробудил свой дом от кошмара, в котором и сам случайно оказался.

Ненастоящие люди

Представьте, сколько незнакомых людей вы видели на улице за всю свою жизнь. А как думаете, сколько из них не были настоящими людьми? Вот встречаете вы на улице человека, обычного, среднего человека. Ничем он из толпы не выделяется, идёт себе куда-то, и дела вам до него нет. Человек и человек. Но задумайтесь, настоящий ли он? В буквальном смысле, не в переносном. Он не думает и не чувствует, а только изображает. Да он даже не из плоти и крови! Сколько таких среди нас? И что им от нас надо?

Я тоже не верил в существование ненастоящих людей, считал, что их выдумал мой друг в пьяном бреду. Всё началось в тот день, когда мне позвонила мать моего друга и попросила прийти поговорить с сыном, мол, пьёт и пьёт, не может остановиться. Так и умереть не долго!

Мы с Илюхой раньше жили в одном доме, в соседних квартирах, провели вместе детство и юность. Думали так будет всегда. Но взрослея виделись всё реже. Переехали в разные районы города. Я женился, а Илюха начал пить и спивался всё сильнее и сильнее.

Я приехал после звонка его матери. Она не причитала, не жаловалась, в её голосе не было ничего кроме злобы. Намучилась она с сыном и почти смирилась, но тут уже сил терпеть не было – пошли четвёртые сутки. Илюха уже на ноги подняться не мог, а всё глотал разбавленный спирт.

– Скорую будем вызывать, – сказал я. – Откапать его надо!

Мой старый друг валялся на полу, бормотал что-то, меня не узнавал. Пока скорая помощь ехала, я искал в полках его страховой полис, перебирал бумаги и случайно наткнулся на толстую тетрадь с записями. Это были какие-то заметки и наблюдения о «ненастоящих людях».

Ожидая врачей, я взялся их читать и у меня волосы дыбом становились. Почерк Илюхин. И не в детстве он всю эту ахинею писал, у последних записей были проставлены даты за прошлый год. Это было что-то вроде дневника, читая который я понял, что Илюха увлекается слежкой за людьми. И верит он, что те, кого он преследует, вовсе не люди и вообще не живые существа, а только изображают подобие жизни.

Моего друга увезли в больницу, а я уходя посоветовал матери закодировать сына.

– Не надо! – ответила женщина. – Моя знакомая сына закодировала, а он наркоманом стал. Не дай бог ещё всё из дома вынесет… Ты к нему приходи иногда. Он тебя любит, часто вспоминает. Говорит, Лёха, друг мой лучший. Будет время – приходи, поговори с ним, может он образумится.

Я пообещал, что приду на днях, тетрадку забрал с собой, чтобы мать не увидела, если будет прибираться.

И я пришёл сразу, как Илюху выписали из больницы. Был он разбитый, страдал от головной боли, но трезвый.

Илья сделал вид, будто рад меня видеть, но я чувствовал, что не было у него настроения для задушевных бесед с другом детства. А я ещё и с нравоучениями пришёл, спасателем себя чувствовал. Стал рассказывать, как его пьяного помогал на носилки класть, как матери за него стыдно. А потом ещё добавил, что скоро допьётся он до полного сумасшествия, и в качестве подтверждения своих слов положил перед Илюхой его тетрадь.

Увидев её, мой друг не на шутку разозлился. Стал орать на меня за то, что рылся в его вещах и читал личные записи. Да кто я вообще такой после этого? Выгнал меня Илюха, сказал, чтобы я больше на пороге у него не показывался.

И он был прав. С чего это я вдруг посчитал, что могу такое делать? Чужое читать без спроса! Может быть, он роман писал!

Я ему позвонил на следующий день, попросил прощения. Илюха извинился тоже, сказал, что о скандале жалеет и, что я могу приходить к нему в любое время. Мы друг другу всё простили и помирились. Приехал к нему вечером после работы. Мы пили чай с домашним пирогом, который испекла его мать и вспоминали свои подростковые хулиганские проделки.

Про ту тетрадку я не спрашивал, но мой друг решил мне всё объяснить. Он рассказал, что сейчас уже бросил… но раньше увлекался наблюдениями за странными существами, что похожи на людей, но не люди. По его словам, я и сам их видел. Все их видят, просто не знают, что они неживые, искусственные, вроде големов из еврейской мифологии.

Илюха рассказал, что у него на этих существ природное чутьё, сколько бы они ни старались быть незаметными, он всегда видел их среди людей.

Крепко убедился он в этом после встретил с Попутчиком. Когда у Ильи ещё была работа и права, он по дороге домой, часто видел голосующего человека. Попутчик, как выразился Илья, оказался самым «сложным» из ненастоящих людей, каких он только встречал, потому что он был способен вести подобие обычного разговора и отвечать на вопросы о себе. Спроси то, что обычно люди спрашивают в дороге: как зовут, сколько лет, кем работает… и он ответит! Ответит сухо и не интересно: имя у него простое, возраста он среднего, работа заурядная, всё как у всех, он и выглядит обычно, посмотришь на его лицо, а потом и не вспомнишь, как выглядел. Человек, как человек. Но спроси его о чём-то конкретном и он начнёт «зависать»…

Попутчик не скажет какой его любимый фильм, какие книжки читал в детстве, он даже ответа на детскую загадку «зимой и летом одним цветом» не знает.

Илья подвозил Попутчика несколько раз. Он проезжал всего несколько километров: от старого кладбища в районе соседнего села до въезда в наш город. В конце поездки всегда говорил одну и ту же фразу с одинаковой интонацией: «Вот тут меня высади».

Я спросил с чего Илюха взял, что этот человек ненастоящий? Чудной просто, да и всё. Мало что ли таких? И тогда друг рассказал мне безумную историю.

Однажды Илье стало интересно, что делает Попутчик после того, как выходит из машины. Оказалось, что странный мужчина несколько минут стоит под дорожным знаком, а потом идёт пешком обратно на то место, где его подобрали и снова пытается поймать попутку!

Илья решил подвести его второй раз за вечер и в дороге спросить, что за шутки такие мужик устраивает. И вот он подъезжает, останавливает машину, открывает дверь, а человек идёт, как ни в чём не бывало, как будто Илью впервые видит.

Было уже темно. Вокруг никого, рядом кладбище… И этот собирается снова к нему в машину влезть… Мой друг вгляделся в это «мёртвое» лицо, в эти пустые глаза. Так ему стало страшно!

Илья прямо перед носом Попутчика захлопнул дверь и по газам. Едет, едет, видит город впереди, успокоился немного. Страх отступил. А потом смотрит Илюха, а на соседнем сиденье лежат три отрубленных пальца! И как же их так дверью отрезало?!

Мой друг остановил машину, стал думать, что ему теперь делать. Усомнился он в своих теориях, думал, что человека покалечил. Смотрел он на пальцы и удивлялся, почему нет с них ни капли крови? Поборов отвращение, Илья взял один палец, стал разглядывать и понял, что не человеческий он. На срезе нет кости, нет плоти и жил, а только тёмная влажная масса, как глина.

Он собрал пальцы, бросил их бардачок. Приехал к дому. Решил избавиться от них, выкинуть куда-нибудь в кусты. Открыл бардачок и увидел, что это уже и не пальцы, а три тёмных глиняных слепка.

Илья не стал их выкидывать, принёс домой, а они через пару дней высохли и рассыпались в пыль. С тех пор мой друг видел Попутчика на дороге ещё несколько раз, но больше никогда его не подбирал. Проезжая мимо, он смотрел на его правую руку, но так и не смог разглядеть всё ли у него было в порядке с пальцами.

Я слушал Илюху и не верил ему, строил скептичные догадки.

– Ты помнишь бабку? – спросил мой друг. – Которая у нас перед домом дорожки подметала?

– Какую бабку? – не понял я.

– Мы на Морозова жили, там бабка такая молчаливая по утрам мела дорожки, – пояснил Илья. – Помнишь её?

– Ну! – я пожал плечами. Вроде была там какая-то старушка.

– Так вот она тоже из этих… из ненастоящих, – уверял меня друг.

– С чего ты взял? – я всё больше сомневался в адекватности Ильи.

– Так я её недавно видел, – сказал он. – Она до сих пор там ходит с метлой своей. Бабка бабкой, но до сих пор не померла. А сколько лет прошло! Тридцать?

– Мы были маленькие, женщина была моложе, а нам она казалась бабушкой, – спорил я. – А сейчас она и вправду состарилась.

– Нет! – настаивал Илюха. – Она всегда была дряхлой старухой, я помню! Эти ненастоящие никогда не меняются! Есть ещё один мужик… У реки рядом с мостом стоит часто. Он тоже ненастоящий.

Не стал я больше с ним спорить, вспомнил, что дома меня ждёт жена и дочь. Попытался взять с друга обещание, что он не будет пить, сказал, что зайду ещё на недельке.

Рассказы Ильи я тогда всерьёз не воспринял, но всё-таки его слова заставили меня придаться воспоминаниям. Вспомнил бабку, что подметала во дворе. Ходила она с самодельной метлой. И зачем она это делала? Ведь на то были дворники. Странная одинокая старушка, мы с ней здоровались, а она только кивала головой, не произнося ни слова.

Жили мы тогда в старом доме, в перестроенной казарме, рядом с ткацкой фабрикой. И нашу улицу называли «улицей висельников».

Работа на фабрике была тяжёлая, местные мужчины от такой жизни спивались, и самоубийства не были редкостью. Помню, шёл домой из школы, а от подъезда дорожка из еловых веток тянется. Слышу соседи разговаривают:

– Кого хоронили?

– Да Шлыков повесился.

И это было в порядке вещей. Один повесился, другой повесился. Серая зима, серый дом, чёрные деревья, и старуха в старом пуховом платке и в телогрейке метёт тротуар. Скука и уныние. Таким мне запомнился наш тупиковый район. Хорошо, что мы оттуда переехали.

В следующий раз, когда я пришёл в гости к другу, он был в стельку пьян. Меня это сильно разочаровало. Я надеялся, что смогу убедить его взять себя в руки, а он опять за старое.

– Ты вообще собираешься завязывать? – спросил я с укором.

– Нет, – ответил Илья, тряхнув лохматой головой.

– Ты не понимаешь, что в конце концов сопьёшься и умрёшь? – я опять его стыдил за пьянство, будто стыдом можно кого-то вылечить.

– Эх, Лёха, – улыбнулся мне Илья. – Да, плевать мне. Я всегда такой был, и жить мне никогда не нравилось. Был у меня ты, друзья были школьные. Иногда было весело, но в остальное время сплошной мрак.

– Неужели тебе ничего в этой жизни не интересно? – не сдавался я.

– Девушки мне нравились симпатичные, а я им не нравился, – сказал Илюха с сожалением, а затем, сменив тон на торжественный, добавил. – Ну, и хорошо, что не нравился, а то бы ещё кому-нибудь жизнь испортил кроме матери! У тебя жена, ребёнок, ты муж и отец хороший… У меня бы так не получилось.

– Почему ты думаешь, что не получилось бы? – я пытался внушить ему веру в будущее, но понимал, что словами тут не поможешь. Похоже депрессия.

– Я тебе сейчас одну вещь расскажу, – Илья заговорил шёпотом, наверное, боялся, что мать в соседней комнате услышит. – Однажды я допился до белой горячки. Знаешь, что такое белая горячка? Это когда ты пьёшь несколько суток и толком не спишь, и тогда начинаешь видеть сны наяву. Так вот, лежу я на полу, голову поднимаю, а передо мной стоит маленький мальчик и говорит мне: «Папа, спасибо!». Представляешь себе? Это пьяный мозг нарисовал образ моего не родившегося сына, и он благодарил меня за то, что не появился на свет у такого вот отца… Я лежу, смотрю на недопитую бутылку в дальней части комнаты и думаю, что если я сейчас до неё доползу и ещё хоть чуть-чуть выпью, тогда точно умру. И я пополз! Очень хотел доползти, но не смог, сил не хватило. Понимаю ли я, что умру от пьянства? Лёха, да я на это надеюсь! Оставь ты меня в покое. Я другим уже не стану.

– Мальчики тебе в горячке кажутся, люди ненастоящие мерещатся, – сказал я. – Лечиться тебе надо, Илюха. Серьёзно лечиться.

– Я реальность от бреда отличаю, – обиделся пьяница. – Ненастоящие люди существуют! Жаль, я доказать ничего не могу, а то бы такое открытие сделал!

– И откуда они взялись по-твоему? – спросил я издевательским тоном, хотя на самом деле мне действительно было интересно. Сумел он меня увлечь своими рассказами.

– Кто знает? – загадочно произнес Илья. – Может, это первые люди Земли, которых Бог из глины вылепил? Сначала – их, как прообраз, а потом нас. Так они и остались тут. Бессмертные, хотя и не совсем живые. Да, не знаю я откуда они! Но они есть! Есть!

Я махнул на него рукой и оставил одного в комнате. В тот вечер я ещё немного побеседовал с его матерью, сказал, что Илью снова надо в больницу.

– Да ну его, надоел, – сказала женщина. – Пусть пьёт.

Больше я не приходил, а неделю спустя узнал, что Илюха умер. Мне его мама позвонила и сказала про похороны. Хоть это было ожидаемо, я почувствовал горечь. А ещё меня терзала вина, потому что я знал в каком тяжёлом положении находился мой друг, но всё равно оставил его без поддержки. Я отпросился с работы. Не люблю бывать в церквях, но пришёл на отпевание. Мне дали в руки свечку, и она сразу погасла.

– Это ничего не значит! – сказала мне какая-то женщина.

Я никогда не был суеверным. Подумаешь, свеча погасла… Подошёл к одной из икон, чтобы зажечь свечу снова, и остановился возле мужичка с бородкой. Тот смотрел на образ, что-то нашёптывал.

Я машинально прислушался и понял, что он не молитву читает и не слова произносит, а просто лепечет что-то бессвязное, как годовалый ребёнок.

– Вы Илюшку знали? – спросил я.

Мужичок с бородкой только посмотрел на меня пустыми глазами, не прекращая нашёптывать несуществующие слова. Тут у меня промелькнула мысль: а вдруг он ненастоящий?!

После похорон Илюхи, я взял привычку смотреть на людей на улицах. Искал глазами самых тихих, одиноких, незаметных. Вот пожилая женщина сидит одна на скамейке, смотрит в пустоту, а вон сквозь пыльное окно заброшенного здания на меня глядит бледное лицо. Кто все эти люди, что бродят по улицам, словно тени? Настоящие ли они?

Так я увлёкся этими мыслями, что стал ездить в тупиковый район своего детства. Мне хотелось узнать, правда ли, что старуха там до сих пор метёт тротуары.

Я её встретил не сразу. Оказалось, что она появляется на улице как по часам – в семь утра, когда все идут на работу и в пять вечера, когда люди возвращаются домой.

Увидев её впервые, я подошёл и поздоровался. Сказал, что раньше жил в этом доме и помню её с детства. Старушка от меня отворачивалась, торопливо отступала и бормотала что-то себе под нос.

Мне стало любопытно, где она живёт? Куда уходит, когда заканчивает свою добровольную работу?